И снова - цурэновский сонет.

[silent-gluk]

Отсюда: morreth.livejournal.com/106007.html

Как лист увядший падает на душу -
Свобода, коей больше я не внемлю.
Как кит в тоске бросается на сушу,
Так я сегодня покидаю землю.

Как дряхлый сокол, чуя смерти стужу,
Взлетает, крылья тяжкие подъемля,
Чтоб с криком на скалу себя обрушить,
Так я сегодня покидаю землю.

Пустынный берег, ветер в соснах рыщет.
Волна уходит, остается пена,
И не найти огня на пепелище.

Лишь дурень плачет, вырвавшись из плена,
Безумец лишь от счастья горя ищет.
Пусти, земля, мятежника Цурэна.

@темы: Трудно быть богом, Вторичное творчество, Сонет Цурэна, Ссылки

---

Очередной традиционно воскресный пост.

[silent-gluk]

Сегодня с нами - журнал. Немецкоязычный вариант "Советской литературы". Номер, целиком посвященный фантастике.



Обложка.




Вторая стр. обложки, с некоторыми выходными данными.




Третья страница обложки.




Титульный лист.




Оглавление.




От редактора.




Стр. 107 - собственно, почему мы на это смотрим.

Кроме того, в номере имеются статьи, где так или иначе упоминаются Стругацкие и их произведения:

Gopman W. Das Reale des Phantastischen: Novitaten den sowjetische SF 1988 // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.146-149.



Стр. 146, соответственно. (Остальные страницы тоже есть, и если кому-то хочется, я охотно их покажу).


Balabucha A. Lebe und kampfe!: Anmerkangen zu Wladislaw Krapiwins Phantastik // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.150-156.



Стр. 150.


Lyndina E. Science-Fiction in der Filmkunst // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.157-162.



Стр. 157.


Fjodorow A. Zusammenkunf in Budapest // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.163-167.



Стр. 163.


Gakow W. Nach America - allein und unbewaffen: Reisenoten // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.168-176.



Стр. 168.


Auf dem SF-meridian. 1988 // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.179-181.






Unsere Autoren // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.182-185.



Стр. 185.


Итак, основное произведение, на которое мы смотрели, это следующее:

Strugazki A. Von wahrer und falscher Freunschaft: Ein Marchen / Strugazki A., Strugazki B.; Ubers. von H.Gutsche // Sowjetliteratur (Moskau). - 1988. - № 12. - S.107-144. - Нем. яз. - Загл. ориг.: Повесть о дружбе и недружбе.

Кстати, вопрос к знатокам немецкого: слово UEDDE как-нибудь воспринимается?.. (В оригинале ВЭДРО, помимо того, что оно "Всемогущий Электронный Думатель, Решатель и Отгадыватель", еще и явно перекликается с "ведром"...).

@темы: Картинки, Переводы, Критика, Повесть о дружбе и недружбе, Библиофильское, Библиография, Книги

---

Еще старая критика

[silent-gluk]

Есть теория, что читатели "привыкли" к образу будущего, изображенному в "Туманности Андромеды". То есть возвышенному и т.д. А Стругацкие писали свои произведения, в частности, и полемизируя с Ефремовым: и будущее - не _настолько_ отдаленное, и персонажи - приближены к современникам писателей. И не всем это нравилось.

Щелоков А. Со смаком! // Литература и жизнь (М.). - 1961. - 14 мая. - С.3.

Я не раз пытался представить себе Человека Будущего. В воображении возникали образы высококультурных людей - влюбленных в науку и одновременно любящих и знающих искусство.
Счастливый случай помог мне избавиться от заблуждений. Я прочитал книгу А. и Б. Стругацких «Путь на Амальтею» и теперь доподлинно знаю, какой он - герой грядущих веков. Уж он-то не будет колебаться на золотой середине между физиками и лириками. Не то время! В кармане у человека XXI века технический справочник и словарь питекантропа. Вот как, например, разговаривает с персоналом звездолета его капитан Алексей Петрович Быков: «Знаете что, планетологи... Подите вы к черту!», «Вон! Лоботрясы!», «Кабак! Бедлам!».
И вообще слово «черт» - самое распространенное в будущем. Им пользуются почти все грамотные люди. Смачно чертыхаются бортинженер Жилин и планетолог Дауге. Но обоих их, конечно, перещеголял курсант Высшей Школы Космогации Гургенидзе.
«- Ни черта, ребята, - сипло сказал Гургенидзе и встал. - Ни черта. - Он страшно зашевелил лицом (!), разминая затекшие мускулы щек. - Ни черта...»
В самой школе царят нравы бурсы. Старшекурсники именуют младших «мальками» и блистают знанием бранных слов. Правда, и о боге космонавты не забывают. «Слава богу», - говорит штурман звездолета, «Боже мой!» - восклицает планетолог Дауге, «Слава аллаху», - заключает курсант Высшей Школы Космогации Ермаков и тут же добавляет, обращаясь к товарищу: «Шел бы ты...»
Хочется искренне поблагодарить редактора издательства «Молодая гвардия» Б. Клюеву, которая не коснулась своим требовательным пером этих и других самородных слов, позволив авторам донести до нас живое дыхание будущего...
А. ЩЕЛОКОВ,
журналист

@темы: Критика, «Путь на Амальтею»

---

О первом переиздании «Страны багровых туч»

[silent-gluk]

Сегодняшняя статья принадлежит перу знаменитого bvi и утащена отсюда: fantlab.ru/blogarticle30529

Как известно, в 1960 году Детгиз переиздал «Страну багровых туч» в «рамочке». Долгое время «людены» считали, что переиздание это полностью повторяет первое издание. Но вот читая переписку братьев, в письме Аркадия брату от 27 ноября 1959 года обнаружили такое:

«А теперь слушай, ты, великий знаток французского языка. В Детгиз пришло письмо из «Крокодила» – оказалось, что в названии книги Данже и в самом имени Данже в «СБТ» сделано тринадцать ошибок. С чем я тебя от души поздравляю. Будет тебе наука – даже когда делаешь черновики, делай добросовестно, проверяй каждое слово. А пока жди в «Крокодиле» заметочку».

Братья в это время работают над «С грузом прибыл» («Путь на Амальтею»), где тоже встречаются всяческие французские слова, поэтому Борис в ответ пишет 30 ноября 1959 года:

«Французские слова в тексте проверены в смысле правописания, но! Учитывая великую Срамотищу с СБТ, молю проверить заново правописание и смысловую лингвистическую корректность. Неужели И.М. [Илья Михайлович Ошанин – тесть Аркадия Натановича, синолог. – БВИ.] не знает французского?! Я же был убежден и потому даже толком не обсасывал эту «Планетографикь дю Фобос». Ох, и срам же! Ох, и ликуют враги наши! Я хожу красный, как мороженое».

Видимо, заметка об этой ошибке в «Крокодиле» не была опубликована, во всяком случае, мы не знаем такой публикации. Тем не менее, авторы об этом не забыли. И 12 февраля 1960 года Аркадий пишет брату:

«Последняя новость: «СБТ» будут доиздавать в этом году тиражом в сто тысяч экземпляров. Можешь ликовать. Книготорг затереблен заявками на нашу повесть. Об этом мне изволила сообщить сама заведующая редакции. Не забыть бы исправить французскую надпись, гм-гм».

В результате в издании 1960 года как минимум одно место было исправлено.

Издание 1959 года:


Издание 1960 года:


Что не помешало издателю написать в выходных данных: «Подписано к печати с матриц 11/II 1960 г.». Что как бы подразумевало, что набор никак не менялся. Но в наших планах всё-таки остаётся проверка полного текста второго издания на совпадение с первым. Вот только когда это будет сделано?..

@темы: «Страна багровых туч», Ссылки

---

И еще цурэновский сонет

[silent-gluk]

Утащено отсюда: hetman53.livejournal.com/3236.html

Сонет Цурэна
Перевод с арканарского

Как лист увядший падает на душу,
Полощет черный парус на ветру.
Шепнул, что на чужбине я умру,
Покоя здешних кладбищ не нарушу.

Не всем мои сонеты по нутру.
Земля моя! С тобою я недужу,
И рвется эта боль сейчас наружу,
И я, как ты, тоскую по добру.

Страдаю и вино без меры пью,
Вези, мой друг, меня в страну твою!
Смогу я там оттаять и согреться.

Живут поэты вольно в том краю,
Но что я новой родине спою,
Где песню слышат уши, а не сердце?

Цурэн Правдивый, изобличенный в преступной двусмысленности и потакании вкусам низших сословий, был лишен чести и имущества пытался спорить, читал в кабаках теперь уже откровенно разрушительные баллады, дважды был смертельно бит патриотическими личностями и только тогда поддался уговорам своего большого друга и ценителя дона Руматы и уехал в метрополию. Румата навсегда запомнил его, иссиня-бледного от пьянства, как он стоит, вцепившись тонкими руками в ванты, на палубе уходящего корабля и звонким, молодым голосом выкрикивает свой прощальный сонет "Как лист увядший падает на душу".
(c)А. и Б. Стругацкие, "Трудно быть богом".

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Перепост, Ссылки

---

Шорт-лист "АБС-премии" по итогам 2013 года

[silent-gluk]

Оригинал взят у ЖЖ-юзера svet_smoroda в Шорт-лист "АБС-премии" по итогам 2013 года

По итогам голосования жюри определен состав шорт-листа "АБС-премии" 2014 года

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Галина М. Красивые молодые люди // Русские дети. – СПб.: Азбука, 2013.
Дяченко М., Дяченко С. Темный мир. Равновесие. – М.: Эксмо, 2013.

Весь список

Етоев А. Акуака // Русские дети. – СПб.: Азбука, 2013.
Колганов А. Жернова истории; Жернова истории. Ветер перемен. – М.: Альфа-книга, 2012-2013. (два тома).
Мелихов А. Подручный Орфея. – Дружба народов – 2013. – № 4.
Столяров А. Обратная перспектива. – Иваново: Фаворит, 2013.
Успенский М. Богатыристика Кости Жихарева. – М.: Эксмо, 2013.
Хаецкая Е. Лисипп, или Песнь козлов. // В одноим. авт. сб. – Луганск: Максим. Шико. М.: Снежный Ком М, 2013.




КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Балабуха А. Наброски к портретам. – СПб.: Группа МИД, 2013.
Бар-Селла З. Александр Беляев. – М.: Молодая гвардия, 2013.
Бондаренко С., Курильский В. Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1967-1971. – Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2013.
Первушин А. 10 мифов о советской фантастике. – М.: Индивидуальный предприниматель Ройфе А.М., 2013.
Прашкевич Г. Жюль Верн. – М.: Молодая гвардия, 2013.



Имена финалистов станут известны в третьей декаде мая.

@темы: АБС-премия, Перепост, Ссылки

---

Солнечный ветер: Памяти Бориса Натановича Стругацкого

[silent-gluk]

Вы помните, какой сегодня день?..

К этому дню я прикопала данный перепост. ispace.ru/barros/2013/11/18/3697

Солнечный ветер: Памяти Бориса Натановича Стругацкого

Posted on 18.11.2013 by Сергей Бережной

Это эссе написано в ноябре 2012 года специально для журнала «Мир фантастики» и опубликовано в январском номере за 2013 год (с добавлением биографических и прочих справок). Здесь воспроизводится в авторской версии.

Аркадий и Борис Стругацкие

...Его портреты повсюду. На одних он улыбается, на других хмурится, на этих озадачен, на тех удивлён, везде и всегда в привычных очках. На многих фотографиях – с братом.

На календарях был октябрь девяносто первого года. Интернет пока оставался будущим (хотя и во всех смыслах недалёким), а портреты Аркадия Натановича смотрели на меня со страниц ежедневных и еженедельных газет, разворотов немногочисленных тогда глянцевых журналов, на его портретах открывались снимаемые с полки книги...

Так повторилось и двадцать один год спустя, в ноябре двенадцатого года – сегодня. Изменилось совсем немного: я совершенно перестал выписывать и ежедневно покупать периодику, газеты перебираются в социальные сети, бумажные журналы вытесняются виртуальными. И всюду в них – портреты Бориса Натановича…

На одних он улыбается, на других хмурится, на этих озадачен, на тех удивлён, везде и всегда в привычных очках. На многих фотографиях – с братом…


Мгновения перехода

Некоторые события врастают в тебя, как кардиостимулятор – без них уже никак, и сердце без них не стукнет.

1991 год. Совсем недавно прокатился по стране тот самый август. Мироздание в пределах Отечества ворочалось, кряхтело, искало способ уложить новое содержание в старую форму. Получалось это у него, скажем прямо, неубедительно.

А потом как будто щёлкнуло.

Просто зазвонил междугородним звонком телефон в прихожей и голос Лёши Керзина в трубке сказал: “Арктаныч умер”.

Ничего не могу (и не хочу) поделать с нынешней своей внутренней уверенностью, что именно в это мгновение не стало СССР. Не во время августовского путча, не в декабре на сходке в Беловежской, не после парада суверенитетов, а в тот самый момент, когда гамлетовские четыре капитана внесли в меня эти два слова. Именно тогда мироздание громко хрустнуло суставами, вздохнуло и улеглось. Но в нём уже не было страны, в которой я родился.

Так видится мне это сейчас, задним числом. Тогда, в девяносто первом, такая мысль появиться просто не могла. Но она есть сейчас, порождённая опытом прошедших двух десятилетий.

За это время очень многое решительно изменилось – и во мне, и вне меня. Не рискну сказать, какие изменения заметнее. Существенно, что скорость информационного обмена выросла на порядки, мгновенный доступ к инфосфере стал привычным и почти обязательным. Мобильники, планшеты, коммуникаторы… Больше не нужно бежать в прихожую к телефону – он теперь всегда с тобой и может зазвонить в любой момент.

Правда, мобильник, зазвонивший в поезде метро на глубоком – под Невой – перегоне метрополитена всё-таки способен удивить.


Я взглянул на экран – определился номер Лина, главреда “Мира Фантастики”. Я принял звонок.

- Привет, Лин, – сказал я быстро (связь могла пропасть в любой момент). – Я в метро, из дома перезвоню.

- Когда примерно? – спросил Лин сурово.

- Через полчаса, – ответил я, дав себе поблажку минут в десять.

- Ладно, – сказал Лин и отключился.

Не успел я отудивляться, что не только звонок так глубоко под землю прошёл, но даже поговорить удалось, как телефон зазвонил снова. На этот раз связь была плохая, звонок “зацепить” не удалось, но номер определился: Лена Бойцова из оргкомитета “Петербургской фантастической ассамблеи”.

За оставшиеся до подхода к станции минуты пришли еще два немых звонка. Что происходит?

Следующая остановка была моя, я вышел из поезда и сразу набрал номер Лены.

И – услышал…

Потом позвонил Лину. Потом еще нескольким друзьям.

Все уже знали.


Инициатор


Аркадий Натанович Стругацкий

С Аркадием Натановичем я встречался всего несколько раз. Весной 1988-го, к восторгу активистов тогдашнего фэндома, он приехал в Киев на первый “официальный” (под эгидой аж ЦК ВЛКСМ) съезд представителей клубов любителей фантастики. А на СоцКоне в Коблево осенью в 1989-го мне удалось с ним несколько раз побеседовать. Я делал доклад, довольно наивный и поверхностный сравнительный анализ текстов журнальной и первой книжной публикаций “Града обреченного”, и воспользовался случаем помучить классика вопросами (“А какое значение вы вкладывали в цепочку символических зданий?” – “Символических чего?” – “Символических зданий – ну, Красное здание, Хрустальный дворец…” – “Это вы мне скажите, какой вы находите в них смысл, вы же эту цепочку заметили, а не я!”). А в одну из ночей на наш прибрежный пансионат налетел черноморский шторм, оставив фэнов и писателей без электричества и водопровода, и в то утро АНС с пластиковым ведром ходил с нами к колонке за водой.

Кроме того, однажды, приехав летом в Москву, я напросился к нему в гости. Впрочем, это уже совсем другая история…

Возможно, если бы я в то время был человеком, мне было бы труднее описать моё тогдашнее отношение к этим встречам. А так, к сожалению, всё просто: я тогда был человекообразным воздушным шариком, легким на подъем и более-менее податливым на нажим. Наверняка я был забавен для наблюдения, хотя сам воспринимал себя, насколько я помню, довольно серьёзно – что, конечно, только добавляло комизма. Общаться с таким персонажем Аркадию Натановичу, человеку с громаднейшим чувством юмора, было нетрудно, но и совсем не интересно – примерно как людену общаться с первоклашкой.

Возможно, пребывание в моём тогдашнем состоянии можно даже считать привилегией (молодость!), но если дать себе труд самооценки, неизбежно приходишь к представлению о себе, образца конца восьмидесятых – начала девяностых, как о читательской “личинке”. Она уже что-то может воспринимать, на что-то реагировать, выражать удовольствие или неприятие, но, к сожалению, без какого бы то ни было глубокого понимания и осмысления воспринятого. Понимание это придёт, когда и если “личинка” почувствует неудовлетворенность своим состоянием, захочет расти, захочет большего, а затем – может быть, даже захочет странного.

Одним из великих достоинств книг Стругацких было то, что книги эти инициировали таких “личинок”, как я, заставляли их искать новые слова, строить между ними мосты, давали новый опыт, пробуждали способность и желание понимать.

И как же обидно было осознавать – с опозданием на день, год, эпоху, – что ты встречался с автором этих книг слишком рано, когда у тебя не было ни малейшего шанса хотя бы приблизиться к озвученным им смыслам. Что-то можно понять и потом, с приходом опыта, но что-нибудь важное непременно останется упущенным – навсегда.

Потому что ты даже теперь, через двадцать лет, ещё не “куколка”, а он – он уже улетел…


Катализатор

К знакомству с Борисом Натановичем, как я теперь понимаю, меня принесло естественным течением событий – с той же неуклонностью, с какой река приносит в затон не успевшее окончательно намокнуть полено. Сравнение вполне уместно, потому что был я тогда не более чем потенциальным полуфабрикатом для какого-нибудь типичного Буратино. Пять лет занятий любительским литературоведением и провинциальной журналистикой – опыт по любым меркам весьма скромный, но кое-что мне временами, видимо, удавалось. А еще у меня изначально было (и осталось до сих пор) осознание того, что мне очень даже есть куда расти. И желание расти тоже было.


На семинаре Бориса Стругацкого (Фото Павла Маркина)

Поэтому когда добрые люди, спасибо им, привели меня на семинар Бориса Стругацкого, представили классику и разрешили для начала полежать за тумбочкой, я был вчерне готов к грядущей обработке.

Которой, однако, не последовало. Борис Натанович не проявлял интереса к тому, чтобы кого-то обтёсывать, хотя бы до состояния Буратино. “Полено”, мирно ждущее, что его культурной полировкой кто-то на семинаре займётся, обречено было бы ждать этого вечно. Идея была в другом: создать такие условия, чтобы “полено” захотело очеловечиться и предприняло для этого усилия. Желание такого рода семинар стимулировал, а усилия – поддерживал, но первоначальный импульс должен был возникнуть, естественно, внутри самого “исходного материала”.

Борис Натанович не был учителем или наставником в обычном смысле этого слова (хотя это и рискованный оборот – что это еще за “обычный смысл” слова “учитель”?), зато он был сильнейшим катализатором творческого рывка. Для него было совершенно естественно предположение, что писатель (равно как и читатель) хочет прежде всего развиваться, открывать новые грани себя, испытывать сотворённые модели реальности, проверять практикой свежие теории, порождать уникальные парадоксы.

Этот стимул к развитию был настолько органичен и для самих Стругацких, и для написанных ими книг, и был он настолько силён, что порождал временами неприятные побочные эффекты. Деградация и стагнация, две антитезы идее развития, трактовались Стругацкими как концептуальные поражения, а самоуспокоившийся человек и, скажем, полностью довольный собой писатель представали в этом контексте персонажами весьма неприятными. Как говорил на сходную тему Марк Твен, “Не читающий человек ничем не лучше неграмотного”. Точно так же для Стругацких писатель, не считающий нужным развиваться, полностью терял моральное право называться творцом. Литературный подёнщик, раз за разом повторяющий себя (и хорошо, если себя), был им фундаментально неинтересен. Между тем, реальность полна именно такими типажами, которые побудительный стимул к развитию вполне могли воспринять как объявление войны лично им и их спокойствию. В интернете довольно часто можно обнаружить следы ожесточённых сражений со Стругацкими, которые ведут такие деятели (да не будут их имена возвышены упоминанием) – сражений, в которых сами Стругацкие никогда никакого сознательного участия не принимали.

Стругацкие вообще очень спокойно относились к тому, как оценивали их книги. Каждый читатель, говорил на семинаре Борис Натанович, способен прочитать ваш текст по-своему, его восприятие не просто может не совпадать с авторским, но может быть диаметрально ему противоположным. Это совершенно нормально. Кроме того, на каждый десяток читателей, которым понравится ваш текст, придется сотня таких, которым он не понравится, и миллионы таких, которые никогда не узнают о его существовании…

Именно возможность по-разному воспринимать текст создаёт вокруг него движение и столкновение мнений, оценок и трактовок. И в этом движении как раз и заключается шанс произведения на долгую жизнь. А значит – шанс автора на успех.

С другой стороны, если автору не удастся с безупречной внятностью передать читателю через текст свою мысль или чувство, то о каком же понимании книги читателем можно говорить? “Конструктивное сотрудничество” автора с читателем возможно только при “проявленности” переданных автором и воспринятых читателем смыслов. Соглашаться или спорить можно только с более-менее чётко выраженной идеей.

Проза самих Стругацких в этой части была близка к эталону внятности (способность автора выразить любую, даже самую сложную мысль, они считали одним из главных навыков профессионального писателя). Оставляя читателю максимальную свободу восприятия, они в то же время никогда не отказывались от ясного обозначения собственных взглядов.

Их проза – как солнечный ветер: звездолёт под зеркальным парусом может идти любым галсом, но наиболее естественным для него курсом всегда будет фордевинд.


Борис Стругацкий в 1960 году (Фото Лидии Камионко)


Соавторы реальности

Но если каким-то идеям, взглядам или стремлениям начнут сочувствовать, они действительно могут стать материальной силой.

Скажем, не имеет значения, религиозен историк или нет, но исследуя эпоху господства религии он неизбежно должен будет принимать во внимание, что верования и боги являются вполне действенными факторами, которые практически напрямую влияют на реальность своего времени. Религиозные запреты и побуждения встроены в жизнь людей, они часто определяют решения, которые люди принимают, и поступки, которые люди совершают. Текст заповедей становится матрицей, формирующей мир.

Но предлагать (или даже диктовать) поведенческую модель может не только религия, но и литература (ибо они не так уж далеки друг от друга по способу воздействия на человека), да и вообще любое направление искусства. Укоренившийся в массовом сознании обобщенный образ персонажа провоцирует подражание (будь таким) или отторжение (не будь таким), явно или неявно участвует в общении между людьми, рассыпается на цитаты или даже развивается в нечто большее, чем он был изначально. Шерлок Холмс поначалу был для Конан Дойла всего лишь удобным персонажем для цикла заказных рассказов, но публика оценила его иначе и практически подарила великому сыщику власть над своим создателем. Остап Бендер был задуман Ильфом и Петровым как второстепенный герой, но сразу взял сюжетную инициативу в свои руки, да так с тех пор её и не выпустил. Маленький Бродяга проделал у Чарли Чаплина путь от бабника и развесистого хама до настоящего гуманистического символа всего XX века. А с каким эффектом брались в оборот вполне исторические персонажи! Например, масскультный Ленин за полвека практически полностью вытеснил из русской революции реального Владимира Ульянова…

Оценить вклад братьев Стругацких в расширение нашего списка “культурных икон” не взялся пока никто (работа активистов из группы “Людены” даёт для такой оценки лишь начальный материал). Но даже беглая прикидка этого вклада даёт представление о его грандиозных масштабах. Расхожие цитаты (“Народу не нужны нездоровые сенсации”), влёт узнаваемые по именам персонажи (Румата), хронотопы (Зона), сообщества (Флора), организации (НИИЧАВО), концепции (гомеостатическое мироздание), этические и мировоззренческие ориентиры (“Из всех возможных решений… самое доброе”), неологизмы, вышедшие далеко за пределы фантастической субкультуры и давно используемые без ссылки на первоисточник – сталкеры, прогрессоры, контрамоция… Каждое использование в газетном заголовке цитаты из Стругацких, каждая цитата из них, использованная как эпиграф, каждое упоминание о профессоре Выбегалло или “Втором нашествии марсиан” работает как смысловой фокус, отсылающий читателя к огромному массиву связанных с этим фокусом сущностей, идей, образов, моделей поведения…

Реальность, в которой мы существуем, не просто описывается языком Стругацких, она этим языком в значительной степени сформирована. Стругацкие не создали “высокую теорию воспитания”, они лишь настаивали на необходимости её создания, но в гуманитарной сфере простое появление понятия вполне может обернуться фактическим началом работы над тем, к чему оно может быть отнесено – тем более, что смысловые границы этого понятия можно считать интуитивно осознанными. “Теория вертикального прогресса” тоже была обозначена Стругацкими лишь вчерне, но выглядит настолько внятной, что её можно использовать как аргумент в дискуссиях – с высокой степенью уверенности, что этот аргумент будет оппонентом понят и принят. Заполняя профиль в социальной сети, можно указать в графе “Ваши жизненные установки” слово “Прогрессорство” и при этом не сомневаться, что большинство поймёт вас правильно, даже несмотря на то, что “смысловая оболочка” этого термина достаточно противоречива. Зато императив “Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным!” настолько всеобъемлющ, что вмещает в себя чуть ли не всю утопическую этику XX века…

И, конечно, Полдень.

Создание Мира Полдня стало одним из высших достижений советской культуры. Гуманистическая утопия Стругацких, освобождённая от родового проклятия реальной истории, не теряет актуальности даже несмотря на то, что сами авторы со временем потеряли к ней интерес (хотя и сохранили ностальгический пиетет). Практическое крушение коммунизма в финале XX века не уничтожило привлекательности формально коммунистического XXII века мира Полдня для читателей, косметика оказалась не в силах испортить впечатление от “мира, в котором хочется жить”. Более того, Стругацким своей картиной мира будущего удалось отобрать у изолгавшихся партийных догматиков образ коммунизма, освободить его от острого лагерного запаха крови и страха.

Читатели этот подарок оценили очень высоко – и продолжают ценить до сих пор.

Стругацкие создали для своих читателей мир-ориентир, принципиально недостижимый образ идеального общества, дао социального устройства. И хотя задача воплотить это дао в действительность решения не имеет по определению, приближение к нему вполне возможно. Тем более, что поведенческие модели обитателей Мира Полдня чаще всего просты и понятны и очень часто применимы даже в отрыве от самого Мира Полдня. А поступая в соответствии с принципами Горбовского, мы тем самым делаем идеал значительно ближе – и к себе, и к окружающим, работает на его воплощение…

На решение этой задачи работает даже намеренная деконструкция дао: она, например, даёт представление о том, какими путями не следует идти, если надеешься приблизиться к идеалу.

Стругацкие сами начали работу по деконструкции Мира Полдня в “каммереровской” трилогии, размечая тем самым запретные для утопии “кривые глухие окольные тропы”, но воображаемое будущее к тому моменту интересовало их уже гораздо меньше, чем не внушавшее почти никакого оптимизма настоящее.

Вопреки всему, Мир Полдня легко пережил удушение породившей его “оттепели”, пережил застой и перестройку, демократизацию страны и её последующее перепрофанирование.

Прошедшая такие испытания идея достойна того, чтобы признать её победу в столкновении с реальностью.


Борис Натанович Стругацкий (Фото Леонида Рыжика)


Фордевинд

После крушения СССР и ухода Аркадия Натановича наступило “время учеников”. Время сеять, время пожинать урожай и прочие екклезиастические времена сменяют друг друга естественным круговоротом, всё идёт своим чередом.

За прошедшие с тех пор два десятилетия отечественная фантастика достигла таких успехов, что исчисленные суммарные достижения всех предшествующих её эпох заметно побледнели. Примечательно, однако, что ни один автор, дуэт или творческий коллектив так и не сумел приблизиться к тому ошеломляюще наглядному результату, которого уже в первое десятилетие своей писательской карьеры добились Стругацкие. Популярность и читательский успех у многих современных авторов, безусловно, есть, но их доступное наблюдению влияние на реальность крайне невелико – по крайней мере, по сравнению с тем влиянием, которое было – и которое по-прежнему осталось – у братьев Стругацких.

При немыслимом для советских времен разнообразии издаваемой литературной фантастики, многократно изданные и переизданные произведения Стругацких почти не испытывают творческой конкуренции. Взятый ими уровень влияния на реальность не превзойдён, а Мир Полдня, несмотря на многочисленные и зачастую вполне профессиональные попытки его деконструкции, так и не был скомпрометирован.

Двойная звезда Аркадия и Бориса Стругацких по-прежнему излучает сильный и уверенный солнечный ветер. Им волен воспользоваться каждый, кто решится поставить зеркальный парус и взять курс – каков бы он ни был.

Как далеко нам придётся уйти в пространстве и времени, чтобы солнечный ветер Стругацких перестал наполнять парус?

Я почему-то уверен, что в мою вахту этого точно не произойдёт.<



Борис и Аркадий Стругацкие

И напоследок – парочка личных записей.

Дорогой Аркадий Натанович! Помните меня? Лохматый очкарик в джинсах, свитере и шарфе, на Сашу Привалова издали похож. Я тут немного повзрослел по случаю, хотя и сам в это до сих пор не верю. Работаю, пишу понемногу, вырастил дочь. Продолжаю учиться жить. Стараюсь не умничать, хотя получается не всегда.
Уважаемый Борис Натанович! Я тут Вас назвал “катализатором” – извините, не смог найти более подходящего слова. Это, по крайней мере, без чрезмерного пафоса. Хотя, может быть, пафос как раз был бы уместен – я так многому у Вас научился в прошлом и настоящем, и могу только гадать, чему научусь у Вас в будущем. Безумно интересно. Правда.
До свидания, Аркадий Натанович. До свидания, Борис Натанович.
Любящий Вас – я.

Чувствую солнечный ветер.

@темы: Картинки, Фотографии, Б.Стругацкий, История, Ссылки

---

Повесть "Улитка на склоне" Стругацких глазами липецких художников

[silent-gluk]

Оригинал взят у ЖЖ-юзера velobos в Повесть "Улитка на склоне" Стругацких глазами липецких художников

Сегодня, 11 апреля 2014г., на выставке кафедры дизайна художественно-графического факультета липецкого педагогического университета, приуроченной к десятилетию означенной кафедры, показали народу три проекта по "Улитке на склоне" Аркадия и Бориса Стругацких. Две совершенно разные иллюстрированные книги, настенный перекидной календарь на 2014 год по этой повести, набор открыток с иллюстрациями, и какие-то рекламные плакаты по продвижению оного произведения.
Книжки представлены уже у нас в базе данных Фантлаба:

fantlab.ru/edition122748

fantlab.ru/edition122749

Первая книжка выдержана в строгом черно-белом тоне.
Вторая книжка, работы Кристины Вешкиной, просто великолепна. Это коллекционное подарочное изделие: книга в твердом переплете на меловке с цветным иллюстрациями, блокнот для записей, набор открыток с иллюстрациями из книги, набор карандашей для записей, всё это помещается в картонный футляр с магнитным клапаном.
Размер футляра примерно 40х50 см, размер книги и блокнота примерно 25х25 см. (в карточках книг фотоснимки, тут не стал дублировать).
Выставка проходит в Липецке, в Центре изобразительных искусств (ТД «Ноябрьский», ул. Космонавтов 98, ост. "9 микрорайон", вход где-то сбоку, далее на 3й этаж под стеклянную крышу). Примечательно что по плакату можно только строить догадки о чем собственно выставка, и о том что там будет фантастика - узнаешь только на местности.

Фото под катом

Если кому интересно, где бы и как бы такое добыть - то мне тоже очень интересно, увы...

@темы: Картинки, Улитка на склоне, Библиофильское, Книги, Перепост, Ссылки

---

[Amberqueen]

Искала тексты книг Стругацких, нашла сайт с хорошим собранием и аудиокнигами
svoy.ru/book/author/3682/

@темы: Ссылки

---

Традиционно воскресный пост

[silent-gluk]

Традиционно - воскресенье с нами встречает очередная книжка.



Обложка.




Авантитул.




Контртитул, он же "минута рекламы".




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




И на закуску - выходные данные.

Итак, с нами издание:

Strugackij A. Vabalas skruzdelyne / Strugackij A., Strugackij B.; Is rusu kalbos verte I.Domeikiene. - Kaunas: Eridanas, 2006. - (Pasaulines fantastikos Aukso fondas). - 240 s. - ISBN 9986-97-117-9. - Лит. яз. - Загл. ориг.: Жук в муравейнике.
Содерж.: Vabalas skruzdelyne [Жук в муравейнике]. - S.5-179.
Penki sauksteliai eliksyro [Пять ложек эликсира]. - S.180-239.

@темы: Картинки, «Жук в муравейнике», Переводы, Пять ложек эликсира, Библиофильское, Библиография, Книги

---

Соколов А. Космическая фантазия (1963)

[silent-gluk]

Оригинал взят у ЖЖ-юзера magnus_z в Соколов А. Космическая фантазия (1963)

Это предисловие мы уже видели, зато вот сами открытки - нет. Ну и, опять же, к дате...

 

          Этот набор открыток А. Соколова я отсканировал несколько лет назад. В Интернете его не видел. Изображения очень интересные, зачастую это ранние варианты более поздних картин А. Соколова. И очень интересное предисловие А. и Б. Стругацких.

          К сожалению, одна открытка отсутствует. Если у кого-то она есть - отсканируйте её, пожалуйста с разрешением 600 dpi и, если не сложно, пришлите мне. Заранее спасибо.

          UPD 02.03.2009: magister_ любезно предоставил скан недостающей открытки. Большое спасибо!

          UPD 16.12.2009: Сканы лучшего качества и немного большего размера я разместил на «Истории Фэндома» - «Космическая фантазия».

Читать дальше предисловие А. и Б. Стругацких и смотреть 16 рисунков А. Соколова"

 

          ИЗОГИЗ

          16 открытых писем. Цена 32 коп.

          Художник А. Соколов.

          Редактор Ю. Алексеев.

          Подп. к печ. 15/X–63 г. За–289. Т. 90 000

          Калининский полиграфкомбинат

          Главполиграфпрома. Зак. 700.

 

 

          В последнее десятилетие в Советском Союзе, как и в других высокоразвитых странах мира, большую популярность завоевала научно-фантастическая литература, описывающая полеты на Луну, на другие планеты и даже к другим галактикам. Никогда еще небо с его чудесами не приближалось к Земле так, как в наше время. Человек уже побывал в космосе, человеческие глаза уже видели нашу планету с космических расстояний. Приборы, созданные человеческими руками, бороздят просторы солнечной системы. Опираясь на гигантское развитие социалистической индустрии, советские ракетостроители – ученые, инженеры, рабочие – построили первые космические корабли, и человечество приступило к осуществлению своей вековой мечты – к штурму Вселенной. Сделаны первые, может быть, самые трудные шаги. Началось выполнение грандиозной программы освоения космоса, намеченной замечательным основателем науки о звездоплавании К. Э. Циолковским. Это ему принадлежат слова: «Человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». Он предсказывал, что люди запустят искусственные спутники, совершат облет Луны, высадятся на далеких планетах, устремятся к звездам. Мечта всегда опережает действительность. На то она и мечта. Герои нашего времени, первые космонавты, снова и снова облетают Землю, готовясь к следующему прыжку, еще более грандиозному, а фантазия писателей уже уносит читателя под черное небо Луны, в пески марсианских пустынь, в таинственные недра Юпитера, к мирам под иными солнцами, к центру Млечного пути. Воображение читателя поражено настоящим, но он жаждет и нового. Стоит только читателю поднять голову ясной ночью, и перед его глазами встает необъятная, даже пугающая сокровищница тайн, удивительных и невообразимых. Что там? Кто там? Ученые спорят между собой, остроумно и внимательно перебирая немногие наблюденные данные. Слишком велики расстояния, слишком ничтожны видимые размеры объектов наблюдения, мешает непрерывно волнующийся океан земной атмосферы... Ученые скажут вам, какова масса Венеры и чему равен диаметр Марса, они знают толщину колец Сатурна и расстояние до Сириуса... Но спросите их: каков восход Солнца на Венере? Какими красками блещут неведомые скалы Меркурия? Что за следы заметает ветер в марсианских песках? Большинство ученых в ответ пожмут плечами: «Мы слишком мало знаем, чтобы отвечать на такие вопросы».

          Другое дело – писатель-фантаст. Не то, чтобы он считал себя не связанным фактами. Нет. Но современный писатель-фантаст, будучи во всеоружии научных фактов, считает себя не связанным отсутствием фактов. Он дополняет своим воображением недостаточные сведения о других мирах, восполняет полетом фантазии пробелы в фактическом материале, его воображение вооружено научным методом, и вот перед читателем предстают волнующие сцены на мрачной Железной звезде в «Туманности Андромеды» Ефремова, странные события на исследовательской станции над океаном мыслящей материи в «Солярисе» Станислава Лема, будни космических строителей в произведениях Гуревича. Разумеется, никто из писателей-фантастов не претендует на предсказание фактов, которые будут открыты наукой. Задача их совсем в другом. Дать в художественных образах впечатление бесконечного разнообразия миров во Вселенной, возбудить воображение читателя до уровня нестерпимого стремления к знанию. Другими словами, содействовать воспитанию человека разностороннего, знающего, обладающего фантазией, этим «качеством величайшей ценности», как говорил В. И. Ленин.

          Одной из важнейших задач искусства вообще является отображение окружающего мира во всей его удивительной многогранности. Внешняя Вселенная несомненно одна из самых ярких граней этого мира. И поэтому естественно появление фантастики, как жанра литературы, поэтому естественно появление фантастики и в живописи. Художник – счастливец. Он способен подарить окружающим мир таким, каким он видит его. Художник-фантаст – счастливец вдвойне. Его мысленный взор видит то, что недоступно никому на свете, видит таким реальным и вещным, что может показать его всем. Его фантазия открывает необычайные миры – яркие и грозные, страшные и радостные, недоступные, но уже покоренные человеческим воображением. Характерно, что одним из первых значительных мастеров в этом жанре является советский художник Андрей Соколов, гражданин страны – родины звездоплавания. Первые же его картины, опубликованные в различных журналах, обратили на себя внимание как у нас, так и за рубежом. Его работы висят в кабинетах крупных советских ученых. Выставки его произведений в Москве и Ленинграде пользовались большим успехом.

          Как и писатели-фантасты, Андрей Соколов не ставит перед собой задачу создавать картины-предсказания, изобразить то, что увидят космонавты в ближайшем и отдаленном будущем. Создать свой мир, увидеть хотя бы в воображении гигантское многообразие Вселенной, расширить представление о ней, возбудить воображение, заставить человека задуматься, поразиться, заспорить, представить себя в Мире, как частицу его, но частицу разумную, покоряющую и познающую – вот задача художника. Его картины вызывают самые разнообразные чувства и мысли. Вот он какой космос – грозный, величественный, слепящий и – наш! Наш! Наши корабли висят над дикими, нечеловеческими пейзажами, наши машины оставляют следы в кристаллической сверкающей пыли непостижимых планет, мы, люди, стоим на этих скалах и смотрим в зеленоватое марево, таящее загадки.

          Чем привлекает нас Соколов, как художник? У него великолепно развито пространственное воображение. Взгляните на диковинные, фантастические конструкции – творения наших потомков. Мы не знаем, что это за сооружения, мы можем только догадываться, каким целям они служат, но как превосходно чувствуется в их странных поворотах, неожиданных формах скрытая целесообразность, мощь, скрытая разумность их создателей. Цветовые контрасты, непривычные и кажущиеся неправдоподобными, подчеркивают странность изображаемых пейзажей, и в их бросающейся в глаза чуждости опять-таки чувствуется богатая фантазия. Соколов широко пользуется цветом, чтобы создать у зрителя впечатление незнакомости материалов естественных и искусственных объектов, которые он изображает. Красноватый отблеск Марса на поверхности его древнего искусственного спутника, зеленый блеск Сатурна, озаряющий скафандры космонавтов, жуткие желто-багровые трещины в коре остывающей звезды, яркий фиолетовый рассвет над неведомой планетой с ее кристаллической растительностью – разве это не будоражит воображение? Не зовет человека туда, «на место»?

          Представленная здесь серия репродукций очень характерна для Андрея Соколова. Она как бы утверждает его уверенность в том, что придет время и коммунистическое человечество будет хозяином во Вселенной. Серия охватывает основные вообразимые этапы освоения космоса: от первых следов человека в лунной пыли до старта экспедиции к соседней галактике.

 

          А. Стругацкий

          Б. Стругацкий

 

 

          [На каждой открытке]

          А08935–63 г. 3а–289. Т. 90 000. Ц. 2 к.

          Калининский полиграфкомбинат Главполиграфпрома. З. 700.

 

 

 

          1. Луна. Следы космонавтов в лунной пыли

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          2. Луна

          Автоматический танк-вездеход перебирается через бездонную трещину в скалистой лунной почве. Над Луной огромным шаром висит наша родная планета – Земля

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          3. Луна. Над горизонтом – Земля

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          4. Марс. На Фобосе

          Один из спутников Марса оказался искусственным, запущенным на орбиту вокруг нашего соседа десятки миллионов лет назад. Космонавты с интересом осматривают его, но он покинут и пуст

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          5. Венера. Черные скалы

          Температура – сотни градусов, небо покрыто вечной мглой. Среди столбообразных диких скал остановились космонавты со своим вездеходом и тревожно следят за полетом шаровых молний, возникших внезапно у них на пути

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          6. Венера. Лавовое поле

          Здесь не пройти человеку. На раскаленное поле застывшей лавы выехала автоматическая танкетка космонавтов, и вдруг несущиеся тучи на секунду разошлись. Показалось солнце – непривычное, огромное, не похожее на наше, земное

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          7. Сатурн. На Титане

          Передвижная космическая станция землян на Титане, крупнейшей «луне» Сатурна. Космонавты готовят к старту исследовательскую ракету для изучения колец диковинной планеты

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          8. В кольцах Сатурна

          Одну за другой забрасывают люди в кольца Сатурна автоматические исследовательские станции. Эти станции медленно передвигаются среди потоков каменного щебня, из которого состоят кольца

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          9. Мир голубого солнца

          Мир голубой звезды, голубого солнца. Странен и непривычен мир, возникший в лучах голубого светила. Вершины причудливых скал, выступающих над гладкой, словно ледяной поверхностью, светятся загадочным синеватым пламенем. Люди наблюдают это явление из «Везделета», защищенного от всяких случайностей мощным силовым полем.

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          10. Мир двойной звезды

          Фотонный звездолет приблизился к системе двойной звезды. Одна из них – красный гигант. Другая – яростно полыхающее, горячее синее солнце

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          11. Мир двойной звезды. В лучах голубого солнца

          Исследовательская ракета обследует одну из планет двойной системы. Красное солнце еще за горизонтом, и лишь голубые лучи озаряют странные пейзажи. Оранжевым светом мерцают туманообразные скопления – колонии бактерий

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          12. Мир двойной звезды. Красное солнце

          Пейзаж другой планеты, населенной невиданной кристаллической жизнью, озарен зловещим блеском красной звезды. Причудливыми голубыми туманами проплывают колонии бактерий

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          13. Мир двойной звезды. В лучах двух солнц

          Сразу оба солнца системы – голубое и красное – взошли над неведомой планетой, в плотной атмосфере их объединенный свет кажется зеленым, Что это за странные формации возникли на ее поверхности? Продукты какой-нибудь химической реакции? Геологические образования неизвестного на Земле типа? А может быть это искусственные сооружения?

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          14. Искусственный спутник иной цивилизации

          Подлетая к планете одной из отдаленных звезд, земляне обнаружили в пространстве странное сооружение – чужой искусственный спутник, удивительное творение рук и разума, не менее мощных, чем человеческие. Люди, наконец, встретились с братьями по разуму!

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          15. Искусственный мозг

          Цивилизация обретенных «братьев по разуму» достаточно высока. В исследовании космического пространства им помогают сложнейшие электронные машины, установленные на полюсах планеты

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

 

 

          16. Галактика со стороны

          Все глубже и глубже в просторы Вселенной уходят космические корабли землян. На очереди – поход к соседним галактикам. Но в этом походе земляне уже не одни. Первая экспедиция за пределы нашего Млечного Пути совершается в содружестве с космолетчиками других миров. И вот ослепительные вспышки стартов прорезали космическую бездну.

          Из подборки открыток «Космическая фантазия»

          Рисунок художника А. Соколова

 

@темы: Картинки, Критика, Перепост, Ссылки

---

Стругацкие о Шекли

[silent-gluk]

Стругацкий А., Стругацкий Б. [Предисловие к фантаст. рассказам Р.Шекли] // Иностр. лит. (М.). - 1965. - № 5. - С.168-170.

Если правда, что настоящий писатель является рупором общественной совести, то такое определение приложимо и к современному западному писателю-фантасту.
Сразу оговоримся, что речь здесь пойдет именно о настоящей литературе, об уровне Брэдбери, Абэ, Пристли, а не о романах, описывающих похождения межпланетных тарзанов или войны мятежных наместников Магеллановых Облаков против галактических императоров.

До последнего времени некоторые критики утверждали, будто американские, английские, японские фантасты видят своё назначение в выполнении социальных заказов империализма, ставят перед собой задачу разложить душу читателя, напугать его до полусмерти, демобилизовать перед силами социального зла "и вообще лить воду на мельницу". При этом, как правило, ссылаются на то обстоятельство, что действие фантастического произведения происходит в будущем, а будущее это столь неприглядно, что жить не хочется. "Для чего страдать, для чего бороться, - восклицает, по мнению указанных критиков, читатель, - если в будущем вся наша планета погибнет в пламени ядерной войны или, в лучшем случае, правительство запретит книги, узаконит убийства из-за угла и ввяжется в бессмысленную свару с марсианами?" Если этот гипотетический читатель хоть в какой-то мере сходен с читателем реальным, то писатели-фантасты действительно оказываются в двусмысленном положении.
Главное, нельзя не признать, что соображения указанных критиков не лишены некоторых оснований. Когда речь идёт о псевдолитературе, которую мы с самого начала условились исключить из рассмотрения, эти соображения протеста вызвать не могут. Действительно, литературная серость и скудоумие опасны уже сами по себе, а когда вдобавок в ход идёт безграмотный антисоветский бред, детальное описание патологических гнусностей, порнография, опасность возрастает стократно. Hо, как это часто случается, упомянутые критики норовят выплеснуть вместе с очень грязной водой и ребёнка, ведь нельзя же отказываться от англо-американской фантастики только потому, что некоторые известные писатели оглушены антикоммунистической пропагандой.
Между тем, как правило, настоящие писатели-фантасты за рубежом являются нашими союзниками в идеологической борьбе. Кингсли Эмис, большой знаток западной фантастики, заметил в своей превосходной книге "Hовые карты ада", что фантастическая литература несёт на себе яркий отпечаток радикализма. И это ещё, пожалуй, мягко сказано. Объективно - а зачастую и по убеждениям - многие зарубежные фантасты воюют против тех, против кого воюем мы. И отлично воюют! Как остро высмеял американскую военщину автор "Пана Сатируса", какую едкую сатиру на современную Америку представляет собой повесть "Странствия Джона", и недаром же американские фашисты в разгар предвыборной борьбы, когда Голдуотер рвался к власти, сожгли дом Рэя Брэдбери! Западная фантастика в лучших своих книгах неустанно борется за изменение действительности, она снова и снова атакует то, что называется западным образом жизни, самые скверные и опасные его проявления, начиная с военных и политических институтов и кончая индивидуализмом, эгоизмом, пошлостью, одним словом - мещанством. Перенесение действия в будущее, которое так смущает осторожных критиков, является для фантастики лишь приёмом, позволяющим автору выделить объект атаки в чистом и созревшем виде, своего рода увеличительным стеклом - для рассматривания едва ещё наметившихся, но могущих иметь грозные последствия тенденций. Современное фантастическое произведение - это зеркало настоящего, а не взгляд в будущее.
Что же до способности этого зеркала правильно отражать действительность, то тот же Кингсли Эмис рекомендовал марсианским разведгруппам, высадившимся на нашей планете, не приниматься за составление отчётного доклада, не познакомившись предварительно с хорошими фантастическими произведениями.
Каждый, кто знаком с зарубежной фантастикой, согласится, что для писателей-фантастов перенос действия в будущее является лишь удобным приёмом для выполнения задач, никак не связанных с попытками прорицания или предвидения. Исключение составляет разве что англичанин Артур Кларк, который сознательно поставил перед собой задачу добросовестно, ни на йоту не отклоняясь от духа и буквы современных научных знаний, нарисовать правдоподобные картины ближайшего будущего человечества. Но Рэй Брэдбери переносит действие своей повести в будущее, чтобы выразить ужас и ненависть, которые внушают ему антигуманизм современной американской цивилизации. Айзек Азимов (если озорная прихоть не толкает его на создание романов о космических ковбоях) исследует этим приёмом социально-психологические аспекты развития науки. Кобо Абэ демонстрирует растущий разрыв между ушедшей далеко вперёд организованной научной мыслью и косной, на века неподвижной мещанской психологией. А вот для Роберта Шекли, как это можно видеть хотя бы из публикуемой подборки его рассказов, перенос действия в будущее - приём для создания гротеска, сатиры, жуткой в своей убедительности карикатуры на ненавистные ему стороны жизни.
Шекли был замечен читателями и прессой после опубликования первых же рассказов. Как писала о нём "Нью-Йорк геральд трибюн", "за последние годы никому ещё не удавалось так стремительно ворваться в первые ряды литературы".
Этим возвышением он обязан своему яркому и живому воображению способностью создавать острые сюжеты, умением передать читателю свой гнев и свою боль. А главное, пожалуй, было в том, что самые неправдоподобные ситуации, в которые Шекли ставил своих героев, всегда - и порой совершенно неожиданно - ассоциировались у читателя с реальными, привычными до незаметности явлениями окружающего мира. Очень, очень знакомые вещи просвечивают сквозь подержанные ракеты, доставляющие переселенцев на необитаемые планетоиды; сквозь законы, легализирующие свободную охоту на людей; сквозь тир с живыми мишенями и проститутку с искусственно внушённой любовью; сквозь крошечную колонию на Забытой планете, где представление о цивилизации связано с тюрьмой, полицией, преступностью. И, перевернув последнюю страницу, читатель с новой, болезненной отчётливостью видит то, что уже примелькалось, притупилось, забылось.
Безработного, путешествующего по стране в стареньком "фордике". Гангстеров, торгующих наркотиками и смертью. И практических людей, деловых людей, крайне озабоченных тем, чтобы обеспечить молодёжи заморские прогулки с автоматом наперевес... Почти каждый рассказ Шекли - это воззвание к читателям, к соотечественникам: "Думай! Оглянись во гневе!"
Одна из последних его книг, повесть "Странствия Джона", представляет собой настоящую сатирическую энциклопедию американской жизни. Гротеск в ней обнажён, вещи называются своими именами, наследие Анатоля Франса и Акутагавы освоено полностью. Простак Джон, покинувший родной островок на южных морях, отправился путешествовать по Соединенным Штатам Америки. Обыкновенное дело: человек ищет истину. И вот - столкновение с тупым и кровожадным чином из комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Встреча с полицейским, бывшим бандитом, который расстреливает прохожих за нарушение правил уличного движения. Беседы с профессорами, воображающими, будто они стоят вне всякой политики. С вездесущими и глупыми агентами всевозможных американских разведок. С военными, поставившими свою страну и весь мир на край атомной катастрофы... Одного только не увидел простак Джон (и Роберт Шекли) ни в своей стране, ни во всём мире: силы, которая способна противостоять всем этим чудовищам, рождённым дремотой общественного разума, и вывести человечество в светлое завтра. Почему?
В прошлом году сотрудница японского журнала научной фантастики Оби навестила в Бостонском университете Айзека Азимова. В ходе беседы она задала Азимову вопрос: "Что вы думаете о советской фантастике?"
- Я читал всего несколько произведений, - ответил Азимов, - и то в переводах. Интересно то, что советская фантастика, в отличие от других фантастических литератур мира, не испытывает влияния американской фантастики.
Она описывает общество, совершенно отличное от нашего. Я родился в России, и мне кажется, я мог бы полюбить русскую фантастику. Но для человека, привыкшего смотреть на вещи с американской точки зрения, оптимистическое видение современного общества неприемлемо. Я использую фантастику для критики общества. Так же поступают в общем и все другие американские фантасты. Мы считаем, что поразительные достижения современной науки могут привести к уничтожению человечества. А вот советская фантастика оптимистична. Она полагает, будто прогресс науки рано или поздно приведёт человечество к огромному расцвету. Мы думали так пятьдесят лет назад. Я тоже раньше был таким же оптимистом. Но сейчас я познал ужас перед тем, что создаёт наука...
(Заметим тут же, что Азимов совершенно правильно определил оптимизм как отличительную черту советской фантастики. Но он ошибся в другом. Советская фантастика никогда не полагала, будто прогресс науки сам собой приведёт человечество к процветанию. Советская фантастика всегда утверждала, что всё дело в том, в чьих руках наука находится).
Затем Азимов добавил:
- Меня не покидает сложное ощущение, что, живи я в Советском Союзе, я бы тоже писал такие произведения. Это ощущение неотступно преследует меня всякий раз, когда я читаю советское фантастическое произведение...
Возможно, что тоска по оптимизму, испытываемая учёным и писателем Азимовым, свойственна и Шекли. А возможно, что и нет. Ясно одно: "Для человека, привыкшего смотреть на вещи с американской точки зрения, оптимистическое видение современного общества невозможно".

@темы: Критика, Что сказали Стругацкие, Цитаты

---

И про другую игру

[silent-gluk]

А вот игра по "Пикнику на обочине" - vk.com/club58208836 - кажется, не состоится из-за нехватки желающих.

Ролевая игра по мотивам повести А. и Б. Стругацких "Пикник на обочине".
сроки: 12 - 14 апреля 2014 г.
формат: база «7 пятниц», за В.Пышмой.
глав мастер - Артин (Екатерина Мухачева),
мастер по науке - Владислав Григорьев,
игротех зоны - Владислав Кузнецов.

Прежде всего: в этой истории нет радиации, мутантов и перестрелок. Так же как и финальных квестов, счастья для всех даром и выполнения желаний, поскольку делать подобное для одного – несправедливо, а для всех желающих – нелепо.
Это история о том, что происходит, когда во встречу человека с неизвестным вмешиваются интересы государства. Это история режимного объекта, находящегося «под колпаком». Пусть под чьим именно – еще не определено, для людей, которые вынуждены там находиться это мало что меняет, так же как и для тех, кто там работает.
Это история о научных открытиях, двигающих прогресс, и о внутреннем выборе, задающем вектор движения.

Простой хармонтский (ну, не хармонтский... советский) житель... Но а) есть ли такие роли, б) интересно ли это изображать?.. Впрочем, игра то ли начинается послезавтра, то ли не состоится вообще, так что эти вопросы как-то уже неактуальны...

@темы: «Пикник на обочине», Вторичное творчество, Ролевые игры, Ссылки

---

И про игру...

[silent-gluk]

Оказывается, 1-6 августа 2014 года планируется игра по "Трудно быть богом". Где-то в Карелии.

К сожалению, в ЖЖ у нее сообщества нет - только во ВКонтакте. vk.com/tbb_2014 .

Я-то туда вряд ли поеду - пожалуй... я вижу себя в этом мире, нищенкой, скажем, или чем-то в этом духе, но, во-первых, у меня на этот период другие планы, во-вторых, мы с ролевыми играми не созданы друг для друга, пора это признать...

А вот что интересно для коллекции - так это имеющиеся там записи. Дымка(Охотник) – Румата, Тим Скоренко – Дон Румата, Wallace Band – Трудно Быть Богом, Пилигрим – Трудно быть богом, GeKap – Трудно быть богом, BANEV! – Дон Рэба - этих я вообще не знаю. Как бы их оттуда повытаскивать?..

@темы: Вторичное творчество, Ролевые игры, «Трудно быть богом», Песни, Ссылки

---

И еще в продолжение...

[silent-gluk]

Отсюда: www.facebook.com/photo.php?fbid=599369453474570...

Борис Вишневский пишет:



Исполнение последней воли БНС и его жены. Пулковская обсерватория, 5 апреля, 14.05. — с Андреем Измайловым и Сергеем Арно.

@темы: Картинки, Б.Стругацкий, История, Ссылки

---

Последняя воля Бориса Стругацкого исполнена

[silent-gluk]

Отсюда: www.echo.msk.ru/blog/boris_vis/1294246-echo/

Последняя воля Бориса Натановича Стругацкого исполнена: сегодня, 5 апреля 2014 года, в 14.05 мы развеяли его прах и прах его жены, Аделаиды Андреевны Стругацкой, над Пулковскими высотами.

Борис Натанович ушел 19 ноября 2012 года, Аделаида Андреевна — 20 декабря 2013 года.
БНС завещал развеять его прах над Пулковом, но после его ухода Аделаида Андреевна (она уже была тяжело больна) сказала «пусть подождет меня».

Ждать пришлось увы, недолго — один год, один месяц и один день.
В Пулковскую обсерваторию (где много лет работал БНС, и где он познакомился с Аделаидой Андреевной) мы приехали вместе с его сыном Андреем, его женой Светланой, друзьями семьи, и учениками БНС. Были Андрей Измайлов, Анастасия Монастырская, Юрий Флейшман, Сергей Арно, Николай Романецкий, Антон Молчанов (Ант Скаландис) и другие.

Прах БНС и его жены был перемешан — чтобы они воссоединились, — и развеян нами с Андреем Измайловым со смотровой площадки главного купола Пулковской обсерватории.

Потом мы поехали домой к БНС — немного посидели и вспомнили их с Аделаидой Андреевной.
Церемонии закончены. Осталась память. Остались книги. Остались ученики.

Уже приняты решения о том, чтобы назвать именем братьев Стругацких площадь на пересечении Московского проспекта, улицы Фрунзе и улицы Победы, рядом с его домом, и установить на доме мемориальную доску.

Вы всегда с нами, Учителя — Аркадий Натанович и Борис Натанович.
Мы помним, о чем вы предупреждали:
«Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные».

И помним, что вы завещали:
«Тысячелетия глядят на нас с надеждой, что мы не озвереем, не станем сволочью, рабами паханов и фюреров».

@темы: Б.Стругацкий, История, Ссылки

---

Грядущая летняя фандомная битва

[Fandom Miry Strugatskih 2015]

Здравствуйте, уважаемые коллеги!
Многие из вас наверняка знают, что на diary.ru периодически проходят фандомные битвы. Команды-участники рассказывают о своих любимых книгах, фильмах и т.д. и представляют своё творчество по любимым канонам.
Так вот.

Команда Миров Стругацких объявляет набор участников на летнюю Фандомную Битву!

Ищем всех: десантников, историков, ксенопсихологов, китовых пастухов и просто хороших коммунаров. (А разумные негуманоиды тут некоторым вообще нужны позарез). Добро пожаловать!
Приходите, если у вас есть желание что-то сказать, нарисовать, сделать клип или написать аналитику по любимым романам, просто сказать доброе слово читателям. Приходите, чтобы обсуждать идеи. Приходите поддержать команду. Нам нужны все!

Умейл командного сообщества для связи: тут.
Баннер, по клику на который откроется профиль сообщества:

Забрать баннер к себе

<a href="http://www.diary.ru/member/?3232642"><img src="http://static.diary.ru/userdir/1/9/8/2/1982464/80844687.jpg"></a>

@темы: Стругацкие

---

Традиционный воскресный пост.

[silent-gluk]

В прошлый раз мы говорили о пиратском издании "Хищных вещей века", и зашла у нас речь об оригинале...

Так сегодня мы таки посмотрим на оригинал. А заодно узнаем, как отличить издание 1980 года от издания 1981, если, по несчастливой случайности, у нас ни обложки, ни выходных данных нет.

Да, необходимое предуведомление: в парных картинках первым идет издание 1980 года, вторым - 1981, если не сказано обратного.



Это, значит, обложки - и мы с удивлением видим, что они немного различаются. На издании 1980 года она ярче. Хотя, может быть, это индивидуальная особенность экземпляров.





Титульный лист.




Обороты титульных листов. И почему мне это кажется, что "80" на "81" переправляли "вручную"?.. Не в каждом экземпляре, конечно, но в макете...




Страница 3, она же шмуцтитул, знакомая нам по альманаху "Букинист".




Страницы 16-17. Внимательно смотрим на служебную информацию.




Страницы 48-49. Смотрим туда же.




Страницы 144-145. На предыдущих страницах тоже была служебная информация, но там она у двух изданий была одинаковой. А вот тут...




Страница 159, она же шмуцтитул.




Страницы 176-177. Сами понимаете, куда смотреть.




Страницы 192-193. И тут тоже.




Страницы 208-209. И здесь...




Страницы 224-225. И здесь тоже.




Страницы 240-241. И тут тоже, как ни странно.







Выходные данные. Теоретически говоря, по ним тоже можно различать два издания, но если мы пытаемся опознать, какое именно издание стало источником пиратского, то вряд ли пираты будут так любезны, что оставят выходные данные... Остается надеяться только на то, что служебная информация на какой-то из вышеприведенных страниц уцелеет.


Итак, с нами были сразу два издания:

Стругацкий А. Трудно быть богом: Повести / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Худож. А.Дадашев. - Баку: Азернешр, 1980. - 350 с. - 50000 экз. - Подп. в печ. 04.09.1980. - Заказ № 322. - Цена 1 руб. 40 коп.
Содерж.: Хищные вещи века. С.3-158; Трудно быть богом. С.159-321.

Стругацкий А. Трудно быть богом: Повести / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Худож. А.Дадашев. - Баку: Азернешр, 1981. - 350 с. - 40000 экз. - Заказ № 687. - Цена 1 руб. 40 коп.
Содерж.: Хищные вещи века. С.3-158; Трудно быть богом. С.159-321.

@темы: Картинки, Библиофильское, «Трудно быть богом», «Хищные вещи века», Библиография, Книги

---

Давно мы критику не цитировали...

[silent-gluk]

Лобанов М. Человек или муляж?: По страницам журнала "Урал" // Литература и жизнь (М.). - 1961. - 4 окт. (№ 118). - C. 2-3.

В РАЗНОМ содержании может быть осмыслена почти полувековая история советского общества. Экономисты будут внушать хозяйственные истины, демонстрируя кривую роста промышленной продукции. Ученый скажет о необычайном взлете научного прогресса, достигшего своей высшей точки в полете космических кораблей. Но существует сфера, в которой нет видимого подсчета, статистического баланса. Это область человеческой психологии, нравственных ценностей. Что обозначил этот отрезок истории в духовном развитии людского рода, в желаемом совершенствовании человеческой природы? Ведь в сущности весь смысл работы цивилизации, мук интеллектуального анализа предназначенности бытия неотделим от этой вековой мечты о человеке, освобожденном от эгоизма, бессмысленной жестокости, от ига "красоты лжи" (Достоевский), от того внутреннего паучьего гнезда, которым так безвозмездно "обогащает" старый мир человеческую душу.
Истинность содержания каждого явления лежит не в декларативном "оформлении", а в его нравственном смысле. Литература и постигает этот высший смысл, уходя в его глубину. Даже ленивый выпад какого-нибудь ретивого деятеля не является величиной пассивной в нравственном "сцеплении" людей.


Что подумали бы вы, читатель, если бы увидели, как, скажем, директор завода, даже и не выслушав вошедшую к нему в кабинет женщину с грудным ребенком, раздраженно бы процедил: "Что у вас там? Насчет жилья ничего не обещаю. А мне какое дело, как вам быть, где жили, там и живите - хоть на вокзале".
Вы, вероятно, подумали бы, что упомянутый директор, может быть, как хозяйственник и дельная фигура, но как человек - безусловный хам, что с таким вы вряд ли пожелаете иметь дело. И что в том, что он ходит в "передовых" директорат, когда рабочие для него - просто "человеко-единицы", когда единственное внимание, коим он одаряет людей, - это его благосклонное рукопожатие в президиуме заводского собрания по случаю вручения почетных грамот, когда высшее свое достоинство полагает в том, что он - директор, стало быть, хозяин, который не потерпит стеснений своей гордыни.
Кажется, чего уж здесь симпатичного - в этом угрюмом самодовольстве, оживляемом тем административным восторгом, от которого не поздоровится и родному батюшке! Но, как это ни удивительно, подобные деятели нередко с почетом входили, да и сейчас еще заявляются, в нашу литературу. Авторов привлекла в них некая производственная решительность, показательная динамичность, даже самая их жесткость в обращении с людьми, выдававшаяся за самозабвенность в работе, когда не время щадить волос ближнего... Конечно же, деловой энтузиазм может вызвать разве лишь сочувствие, но в данном случае он превращался в добродетель бездушную, не соприкасавшуюся с сердцами людей. Герой "руководил", облеченный в не пробиваемые ничем человеческим административные латы.
Нередко такой работник выглядит в самом деле довольно празднично в цифровых списках. Но если мы боремся за доверительность людей друг к другу, за чистоту человеческих взаимоотношений, то можем ли почитать достойным уважения деятеля, не уважающего людей, начиненного спесью, чванливо отворачивающегося от мнения других?
Мы являемся очевидцами того, как в нашей жизни идет примечательный процесс все более активного закрепления социалистической морали. Народ, изумляющий мир своими свершениями, не может терпеть, чтобы в его доме гримасничали уродства. Честность человеческого общежития требует нетерпимости к фальши, двурушничеству, приспособленчеству, заклинанию высокими словами, за которыми скрываются своекорыстные побуждения и т. д. Можно видеть, как сбивается спесь с какого-нибудь зарвавшегося чиновника, в карьеристских целях пустившегося на обман государства.
Все-таки желательно, чтобы герой был преисполнен не только декларативно-деловых достоинств, но и собственно человеческих... В литературе заметно это усилившееся внимание к нравственным вопросам, к сфере морально-этической. Поэтому, просматривая номера журнала "Урал" за 1961 год, я искал возможность обзавестись какими-то новыми представлениями в упомянутой сфере.
Должен признаться, что я не испытываю особой скорби урона, предпочитая реальность поучительного факта резвости вымысла "средней" беллетристики. Мудрость и поэзия, заключенные в жизненном "первоисточнике", далеко не всегда безнаказанно выносят реакцию литературного "опосредствования". Иные документальные вещи захватывают из "атмосферы" времени... во всяком случае, не столь эфемерное, как конструкции схематичных романов.
Я не хочу преувеличивать достоинства фактического материала, помещенного в "Урале", хотя, на мой взгляд, это все-таки наиболее любопытная часть журнала. Здесь сами за себя говорят достоверность каких-то очень существенных наблюдений, действие причин, пусть и не влияющих на ход планет, но тем не менее обусловливающих порою весьма несимпатичные явления в нашем быту.
В своих записках "К новым рубежам" бывший директор завода В. Васильев передает историю о рабочем, которая сама по себе уже целая психологическая проблема. Этому рабочему, по фамилии Игнатьев, в войну пришлось пережить ужас вражеской неволи, а посла войны горечь отчужденности от своих же людей. Ему не доверяли, хотя в плен он попал раненым. Но, к счастью, в жизни все-таки немало людей, не меряющих ближнего, непременно подозрительным, вприщур, взглядом, а способных сердцем услышать внутренний клик чужой беды. Таким человеком оказался начальник цеха Корнилов, который принял душевное участие в судьбе Игнатьева.
Доверие, действительно, великое дело. Как приободрился Игнатьев, с каким азартом взялся за работу! Видно, Корнилов вообще был незауряден в своем таланте человеческой отзывчивости, если после того, как он умер, "его провожал весь завод".
Однако автор предлагает нам взглянуть и на иного склада деятелей - с запекшимся самомнением, не "опускающихся" до какого-то там любопытства к вопросам жизни, к нуждам подчиненных... Наблюдения автора здесь отмечены, я бы сказал, психологической остротой. Такова характеристика вопиюще "благородной" личности одного из инженеров - любителя "правильных" речей, в такой степени "приглаженных, что их до одури скучно слушать", "выучившего прописные истины и бубнящего их всю жизнь", готового щегольнуть тем, что учился на "медные гроши", способного маленько высечь себя за свои ставшие гласностью пакости, дабы под прикрытием "самокритики" пакостничать с еще большей агрессивностью, занимаясь, к примеру, приписками... Или вот меланхолическое административное усердие другого инженера, уверовавшего, как в фатум, в спасительную силу приказа, убежденного в том, что высшее благо для совершившего хотя бы малейший проступок - уволить его с работы.
Это очень хороший признак, когда руководитель предприятия не только, так сказать, "охает" под бременем хозяйственных забот, но и вникает в души людей, в сложные вопросы человеческой жизни. Мы и видим в "записках директора" наряду с напряженной творческой мыслью людей, уже не останавливающихся на вчерашних критериях, эти живые штрихи человеческих взаимоотношений. Автор предлагает девиз "к новым высотам" не в узко производственном плане, а в совокупности общественно-нравственных проблем.
Такие выступления интересны как документы времени, как выражение повысившихся в настоящее время нравственных требований наших людей. Авторы - люди рабочие, без особой склонности к красному словцу я риторическому треску - предпочитают говорить о конкретных вещах, тех самых, которые каждодневно задевают их. Мне хочется выделить выступление техника Н. Вергасова "Уметь видеть человека". Этот автор умеет смотреть по-рабочему в "корень" дела: он не обольщается такою, порою внешней добродетелью, как видимое трудолюбие, а старается дознаться, что же за душою у человека. И вот оказывается, что за трудолюбием может скрываться рвачество, эгоизм. Н. Вергасов стыдит старого токаря, тихого нрава человечка, почитавшегося долгое время работником показательным, можно сказать, заваленного всякого рода почетными грамотами, но особы дотошной по чести извлечения из всего собственной выгоды.
Но вот другой рабочий, товарищи выбрали его председателем цехового комитета профсоюза. Сам он нуждается в жилье, но в список себя не включил ("Я еще потерплю, другие хуже меня живут"), не решается подать заявление на повышение разряда, хотя имеет на это право ("если бы о ком-то другом, он похлопотал бы, а за себя - неудобно"). Одним словом, это один из тех достойных, честных людей, справедливо называемых автором "незаметными двигателями, которые ведут наше дело вперед".
Н. Вергасов, рассуждая о бескорыстных делах этих людей, говорит: "И когда узнают болтуны и скептики о подобных случаях, они смеются в глаза этим замечательным людям...". "Накладывают на твой воз груз потяжелее, ты из кожи лезешь, но везешь, а заработка нет, живешь в конуре. А я всю жизнь легонько, тихонько протопаю и больше тебя поимею...". "Я не верю, что плохое прививается быстрее, чем хорошее. Но и хорошему надо путь прокладывать".
Я потому так подробно остановился на этих двух выступлениях не "профессиональных" авторов, что здесь очевидны как бы выбродившие в самой жизни образы наших дней, тут не вещание отвлеченных понятий, а конкретное, пусть скромное, но все-таки исследование жизненных явлений. Стоит ли говорить, как важно это накопление всякого рода наблюдений о психологических чертах времени.
Приходится, к сожалению, признать, что зачастую в созданиях рук литераторов - очерках и статьях - преобладает не дух анализа, а наваждение репортерского "буйства". Когда автор не задается целью продекламировать очередной "приподнятый" монолог на ту или иную тему, а стремится серьезно разобраться в вопросе, что-то разгадать в людских судьбах, то и появляется не нечто напыщенно-пустое, а дельное и нужное (статья В. Старикова "Время, движение, люди").
Но литературные походы в заводские цеха, хотя и с полной выкладкой производственной амуниции, особой дани не приносят автору, когда, к примеру, описываемая им автоматика целиком, так сказать, выключает его внимание к человеку (очерк Н. Олесова "Рассвет под землей").
В "Страницах жизни Климента Кочанова" Н. Карташов заявляет, что жизнь его героя - крупного советского металлурга-строителя - "одна из чудесных биографий", в которых "сказались великие перемены последних десятилетий". Автор несколько своеобразно реализовал это свое лестное мнение о герое, выдав ему, в сущности, подробную производственную характеристику - с перечнем строек, где тот работал, с указанием его технических заслуг. Полагаем, что литератору незачем расширять свои полномочия вплоть до присвоения себе таких функций, как выдача производственных характеристик; резоннее направить усилия на дело, более подходящее для целей литературы.
Журнал деятелен в области наращивания "актуального" материала. Обойма из публицистических статей и очерков не пустеет из номера в номер. Видно желание "выстрелить" своевременно, даже и с риском холостого исхода. Нет ли здесь некоторой унылой важности формального соблюдения долга? Стоит ли журналу "командировать" к читателю такое "детище", которое держится единственно на авторских костылях?
Многие статьи удручают "мертвыми зонами" общих мест, ложной патетикой, риторическим, в сущности, равнодушным воздаянием стандартных похвал "нашему современнику". Нет здесь ощущения живого человеческого "материала", кажется, что выставлены муляжи условных лиц... А ведь те же упомянутые нами "записки" рабочих людей взывают не к этой выставке, а к выявлению реальных черт человеческого характера. Читатель ждет от автора не упражнения со складным метром, коим мерится величина наличной добродетели или вредоносности у человека; нет, надобны анализ, исследование!
Но часто ли литераторы томимы желанием привлечь внимание общественности к тем или иным нравственным проблемам, реальным, а не изобретенным? Конечно, легче сконструировать некую показательную модель, даже и придав ей подвижность человеческого существа... Однако от такого изобретения ни общество, ни его нравственное движение решительно ничего не приобретут.
Л. ТОЛСТОЙ как-то сказал, что некоторые книги заставляют его испытывать чувство эстетического стыда. Я всегда вспоминаю эти толстовские слова, когда читаю фальшивые книги и, не понимая принудительных мер говорить и даже думать чрезвычайно напыщенно, устанавливаемых автором для героев, начинаю поддаваться искусу, в подражание толстовской фразе, назвать свое читательское состояние психологическим стыдом. Мне стыдно за героя, а вернее, за автора, за нестерпимую фальшь во внутреннем "поведении". В том, что автор понуждает своего героя при самых неподходящих обстоятельствах декламировать высокопарные речи, произносить мысленно своего рода газетные "передовицы", есть простодушный расчет: этим самым как бы "разрешается" главная задача - показать идейность персонажа. Стоит ли говорить, какой урон наносит жизненности образа этот примитивизм. Подобная искусственность - не просто частность в художественной структуре вещи, а одна из тех мертвящих сил, которыми убивается самая внутренняя жизнь книги.
Здесь нет возможности подробно говорить о романе Б. Бурлака "Седьмой переход" - вещи небезынтересной по замыслу, содержащей удачные частности, отдельные любопытные наблюдения. Однако по прочтении романа остается непреоборимым все-таки то чувство психологической неловкости, о котором уже говорилось. Вот Анастасия, лежа в постели с догматиком мужем Сухаревым, думает о нем: "Ведь он бы мог еще кое-что сделать для партии, если бы не эта ржа компиляции, которая лишила его всякой чуткости к окружающем народной жизни. О, компиляция - тяжкая болезнь... компилятор, пугаясь новизны мысли, общественных проблем, мертвой хваткой цепляется за старое, - только бы уцелеть среди этой смелой логики устоявшихся понятий... Ты же в разладе с самим временем, которое умеет ценить только скорый шаг идущих вровень с ним".
Думается, что достаточно одного этого поразительно несуразного "художественного" выпада, дабы привести в совершеннейшее уныние читателя, отбить у него всякую охоту верить автору. Сухарева изобличают в своих речах и другие герои, соответственно квалифицируя его идейно-нравственные изъяны. Словно с трибуны, произносит свою филиппику перед Сухаревым его свояк Речка. Особо надо упомянуть об идейном сражении, которое ведет с зятем старик Никанор Ефимович. Старик дает, так сказать, предсмертный бой догматику, наседая на него фразами, как бы взятыми из скучнейшей статьи. Сражение с зятем стоило старику жизни: "Он умер, не успев оставить завещаний ни жене, ни дочерям, ни сыну, но успев дать бой Родиону Сухареву".
Риторическая активность героев должна как бы восполнить нехватку жизненной остроты в их конфликтных взаимоотношениях.
Герои рассуждают, "переживают", словно не забывая о том, что они не должны переступать границы принятого за стандарт "поведения". Такая осмотрительность чревата упрощением человеческой личности.
Соблюдение психологического такта особенно важно в решении нравственных вопросов, не терпящих по природе своей какого-либо "приспособленчества". Можно видеть, как порою хороший замысел компрометируется простоватостью "анализа". Герой рассказа В. Волоскова "Мишка Кайнозой" - молодой шофер - взял за правило "халтурить" в рейсе: за плату "подбирает" по дороге пассажиров. Его соседа по комнате - Федора Лыкова - возмущает рвачество парня. Но вот однажды на работе Мишка двое суток не вылезает из машины, спасает вездеход. Мишке выписывают за эту напряженную работу деньги. И вот тут-то герой взрывается. Он возмущен, от гнева вдребезги напивается и начинает громить тех, кто не оценил его поступка: "Кайнозой, по его, за идею поработать не может... Я кулак?.. Скажи, а за что-нибудь другое я поработать не могу?" Автор заключает рассказ так: "Нет. Федор не спит. Он медленно тянет под одеяло свои огромные мозолистые ступни. И в этом движении я странным образом предвижу, предчувствую очень важные для нас открытия, накануне которых мы находимся...".
Желание парня поработать за "идею" могло бы быть представлено не столь демонстративно плоско, точно так же, как и реакция Федоровых "огромных мозолистых ступней" не обязательно должна стать единственным знаком разумения надвигающихся открытий...
Так же откровенно дидактичен рассказ Г. Рыбакова "Пятно на солнце". Бригадир Иван Курченко пользуется славой дельного, толкового работника, его уважает начальство. Но вот однажды ему предлагают возглавить отстающую бригаду, и выясняется, что на этом "солнце" есть существенное "пятно" - Курченко соглашается, но требует, чтобы ему повысили зарплату. У начальства открываются на бригадира глаза: "Туш ему играть не станем".
Если судить по некоторым книгам, внешне как будто держащим курс на современность, то довольно серенько выглядит наше время. Однако в действительности-то люди, о которых пишутся книги, значительны и мудры, это мыслящие личности, конечно же, не вещающие самоуверенно к месту и не к месту азбучные истины. Это представители народа, своей историей обозначившего новую полосу в философском развитии человечества.


Идея современности, как идея всеобъемлющая, требует от литературы не "общего выражения", а развития частностей содержания. В этом смысле очень важна, на мой взгляд, психологическая детализация, столь часто подменяемая в литературе психологической абстракцией.
Опубликованные в шестом номере журнала главы из научно-фантастической повести "Возвращение" А. Стругацкого и Б. Стругацкого посвящены будущему человечества. Время действия - XXII век! Что же это за будущее? Оказывается, произошли существенные изменения в обращении людей друг с другом. "Все зовут друг друга по профессии". Пьют вкусное вино ("Нектар, - подумал Кондратьев. - Боги пьют нектар"). Один из инженеров с гордостью говорит, что он ассенизатор.
Всякого рода бытовые удобства: УКМ (универсальная кухонная машина), УСМ (универсальная стиральная машина) и прочее - таковы атрибуты будущего человеческого общежития.
Сама интеллектуально-духовная атмосфера времени начисто отсутствует в повести. Здесь обилие рассуждений о технических вещах, космических полетах, но не ощущается ни малейшего признака психологии будущего общества. Каков характер человеческих взаимоотношений? Герои награждаются скудоумием, как своего рода почетной медалью... Интеллектуальный примитивизм людей "будущего" удручает. Это, в сущности, не люди, а придатки техники. Нельзя признать психологическим откровением такие явления, как то, что один герой множество раз чихнул, а другой - дважды поперхнулся и т. д., - а именно на таком уровне сделаны "детали".
Беспросветную скуку бытия людей "будущего" нисколько не способны рассеять и вводимые автором расчудесные межпланетные приключения. Даже как-то еще более не по себе становится за всю эту внутреннюю, интеллектуальную пустоту существования, когда читаешь отчаянные картины отчаянных путешествий землян на другие планеты: доставку ими меланхолических ящеров, сражение с отвратительными марсианскими пиявками, невольное убийство землянином на планете Крукса разумного существа - звездолетчика! На другой "благоустроенной планете" герои чуть было не поймали разумное существо. "Я держал его в руках! - возбужденно говорил Фокин. - Но он треснул меня по лбу и вырвался".
В этой статье не предполагалось дать обзор всего опубликованного в журнале "Урал" за год. Думается, что разговор об одной из насущнейших забот нашей литературы - ее интеллектуально-духовном обогащении - может быть небесполезен для журнала.

Интересно было бы узнать, что товарищ Лобанов думал о "Туманности Андромеды"... Но, к сожалению, это невозможно.

@темы: Возвращение, Критика, Полдень, XXII век, «Полдень, XXII век»

---

Еще сонет Цурэна

[silent-gluk]

Утащен отсюда: vk.com/wall3591645_7015

Автор - Александр Крупинин

Предыдущий сонет

Уже стоит под парусом фелука,
На память брошу мелкую монету.
Вино, краюха хлеба, связка лука, -
Совсем немного надобно поэту.

Что впереди? Что ждёт меня ? Разлука,
Чужой язык, скитания по свету,
В любых краях уныние и скука,
Там нет тебя, а значит, жизни нету.

Вздохнёт от облегчения дон Рэба,
Поедут на курорт его шпионы -
Отечество теперь я не разрушу.

А дождь шумит, о грустном шепчет небо,
И жалобная песня Алкионы,
Как лист увядший, падает на душу.

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки