fandom Miry Strugatskih 2014
04.08.2014 в 21:10
Пишет fandom Miry Strugatskih 2014:fandom Miry Strugatskih 2014: level 2 - мини (часть 1)
Название: Молодецкие забавы
Автор:
fandom Miry Strugatskih 2014
Бета:fandom Miry Strugatskih 2014
Размер: мини (1244 слов)
Часть канона: "Трудно быть богом"
Пейринг/Персонажи: барон Пампа, его родня, слуги и соседи
Категория: джен
Жанр: проза
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В роду баронов Бау всегда любили охоту.
Предупреждения: присутствуют откровенные выражения.
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Молодецкие забавы"
В роду баронов Бау всегда любили охоту. Нет, разумеется, не для пропитания. Доходов от поместья, хвала небесам, хватало на безбедную жизнь. Охота была удовольствием. Молодецкой забавой. Поводом покрасоваться.
И вот однажды ранним холодным осенним утром ворота старого замка распахнулись, и охотничья кавалькада, возглавляемая баронским егермейстером со сворой собак, выехала на дорогу. В первом ряду охотников ехал сам барон со старшим сыном. Пятнадцатилетний наследник изо всех сил старался казаться взрослее. Как же – будущий хозяин! Надо и в седле хорошо держаться, и по зверю не промазать. А вдруг отец после охоты решит заехать в трактир старого Рино и возьмёт его с собой? Там же такое вкусное пиво! И рыженькая подавальщица в прошлый раз так на него смотрела! А если все будет хорошо и батюшка будет доволен, то можно будет и еще кое-что! И маменька ругаться не будут.
Охота была прекрасна! По-осеннему прохладный, какой-то звенящий лес сразу наполнился конским фырканьем, собачьим лаем, голосами охотников. Парень летел над дорожками и полянами, ловя ртом холодный и поющий воздух. Летел, стрелял, свистел собакам. И даже, кажется, подстрелил пару зайцев. Во всяком случае, отец смотрел на сына с одобрением, а его похвала дорогого стоила.
Солнце уже клонилось к закату. Отец, усмехнувшись, глянул на наследника:
– Что, сынок? Домой? Или съездим в дальний трактир? И сами развеемся, и нашим дамам от нас отдохнуть дадим?
Парень сглотнул слюну, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Отец, заметив это, расхохотался.
– Эй, Орми! – крикнул он егермейстеру. – Мы ночуем в трактире у Рино. Пошли кого-нибудь домой предупредить госпожу. И пусть собак заберут, — и повернул коня.
– Виноват, господин барон, – замялся егермейстер. – Вчера, когда вы… в башне уединились, приезжали от господина наместника. На той дороге опять разбойники какие-то шалят. Может, в обход лучше, а?
Барон ухмыльнулся.
– С какой стати двум благородным донам… Сынок, ведь мы же с тобой благородные доны, а? – обернулся он через плечо к сыну. Парень кивнул и вытер нос рукавом, предвкушая приключение.
– Так, батюшка.
– Так вот с какой стати двум благородным донам бояться каких-то ублюдков? Поехали!
Кавалькада понеслась по дороге.
Когда они подъехали к одному известному в округе и очень нехорошему повороту, сумерки уже почти овладели миром. Барон жестом приказал слугам придержать коней. Несмотря на известную по всей округе удаль, безрассудным дураком он не был.
Но, как назло, в лесу разыгрался ветер, и услышать, что происходит за крутым изгибом дороги, было невозможно. Барон, постояв с минуту, взмахнул рукавицей, приказывая слугам трогаться. Они свернули за поворот.
Так и есть! У дороги стоял небольшой уже распряжённый возок. Вокруг возка радостно суетились, сгружая багаж и уводя лошадей, с десяток крепких мужчин. Ещё один, судя по всему – главарь, с победным видом сидел на снятом с возка сундуке и повелительно смотрел на стоящих перед ним мужчину и женщину. За шумом леса и собственной суетой грабители не услышали, как подъехали охотники.
– И что же это происходит в полудне езды от моего замка? – спокойным властным голосом спросил дон Бау. Главарь и пленники резко обернулись. В глазах пострадавших засветилась надежда. Остальные разбойники дернулись к лесу.
– Ребята, окружай! – рявкнул барон. – Чтоб ни одна задница не ушла! Пардон, сударыня.
Всё было кончено спокойно и быстро. В охотничью команду в замке Бау абы кого не брали, — а уж если взяли, то баронский егермейстер спуску не давал. Через пять минут девятеро разбойников и главарь были связаны, а вещи и лошади возвращены хозяевам. Барон, наследник и егермейстер спешились и подошли к спасённым.
– Батюшка, – спросил юноша, не отрывая глаз от молоденькой и весьма симпатичной девушки, – может, их сразу к наместнику?
– Много чести, – хмыкнул отец. – Мы решили ехать в трактир, и мы едем туда. Пошлем гонца. А судить будем у себя. Если, разумеется, благородной госпоже не нужно куда-нибудь ещё. Тогда мы её проводим и пошлем гонца оттуда. Позвольте представиться, сударыня. Барон Рагни дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара. Это – мой старший сын и наследник Пампа, а это – моя охотничья команда. Рады, что смогли вам помочь.
– Спасибо вам, господин барон, – уже спокойно сказала девушка. – Вы действительно нам помогли. Я – Лиса, дочь Инора дон Кайма. Это – мой дворецкий.
– Так вы дочь дона Кайма? Того, который недавно разбился на турнире? Сочувствую вам, донна Лиса. Так куда же вы направляетесь?
– Нас вполне устроит тот трактир, куда собирались вы, – с достоинством ответила девушка. – Нам в ту же сторону.
– В трактир? Вы уверены? – барон удивленно приподнял бровь. Этот трактир, конечно, не был притоном, наоборот даже, был он не из дешёвых, — но точно не был и монастырской гостиницей, которая больше пристала бы девушке из хоть и небогатой, но дворянской семьи.
– Благодарю вас, сударь, – спокойно ответила девушка. – Я не знаю, за честь вы мою беспокоитесь или за кошелек, но все равно благодарю. Уже вечер, и до других гостиниц далеко. А постоять за себя я смогу, поверьте.
Барон кивнул, и через минуту кавалькада тронулась. Наследник рода Бау тут же пристроился охранять окошко возка донны Лисы. Сейчас бы Пампа очень удивился, если бы кто-то напомнил ему, ради чего он еще пару часов назад рвался в трактир. Девушка заметила его порыв и не возразила.
Подъехали они уже в темноте. Хозяин, увидев «благородного господина барона», всплеснул руками и побежал торопить поваров. Правда, перед этим задержался у возка донны Кайма:
– Сударыня, вы уверены, что вам по карману ночлег в нашем трактире?
Девушка вспыхнула. Будущий дон Бау красноречиво выдвинулся вперёд.
– Донна Лиса – мой гость, Рино, – барон крепко взял трактирщика за локоть. – Учти это. И пошли кого–нибудь за стражей. Вот эту компанию надо доставить в мою темницу, — и кивнул в сторону связанных разбойников. Трактирщик снова всплеснул руками:
– Господин барон! Это те самые? Так у вас в долгу теперь не только я! Милости, милости прошу всех! И забудьте о деньгах!
– Батюшка, разве мы можем уйти, не заплатив? – шепотом, чтобы не слышала новая знакомая, спросил Пампа.
– Вообще-то ты прав, сынок, – так же тихо ответил отец. – Благородным донам так делать не следует, но сегодня, думаю, можно заплатить поменьше. Эти выблядки, которых мы повязали, наверняка лишали части выручк и и трактирщика, и всех окрестных лавочников – тоже. Мы сегодня сделали работу за нашего наместника. Хотел бы я знать, на какую блядь он потратил подати, которые исправно собирает с верных подданных нашего государя. На эти деньги можно было бы нанять сотню объезжих — или спрямить наконец эту чёртову дорогу. И куда же вы направляетесь, сударыня, если не секрет? – уже громко спросил он новую знакомую. – Да ещё в одиночестве?
– Не секрет, – вздохнула девушка. – К тётке, Майде дон Кара. Она моя ближайшая родственница. Мамы уже несколько лет нет в живых, а теперь – и отца… Пока я не замужем, мне и имению нужен опекун.
– Ну, имение-то, я вижу, не великое, – вздохнул барон.
– Какое есть! – вскинула подбородок Лиса.
Остаток вечера прошёл в молчании. Пампа поглядывал на новую знакомую, но заговорить не решался. Девушка отвечала, но тоже – только взглядами. Наконец она встала и, кивнув слуге, ушла наверх в спальню. Барон с сыном остались за столом.
– Батюшка, ведь ограбят её, – провожая Лису взглядом, сказал Пампа. – Я помню, маменька говорила, что у этих дон Кара долгов как…
– Как блох на собаке у плохого хозяина, – грустно усмехнулся отец. – Мать права. Этот Кара жить не умеет. Сидеть в углу, как снулой рыбине, не надо, но и проматывать имение – тоже не дело. Достойно надо жить, сынок. Иначе дети по миру пойдут. Этот гнилозубый хрыч непременно промотает и её приданое. Но таков закон: у женщины должен быть либо муж, либо опекун. Так что выход у неё, если, конечно, самое себя и все имение какому–нибудь монастырю отдать не захочет, только один: поскорее замуж.
– Батюшка, – сын покраснел, – а как ты думаешь, Лиса понравится маменьке?
Отец несколько секунд молчал, потом досадливо хмыкнул.
– Зря я тебя, сынок, пять лет назад к бабке на целый месяц отпустил. Испортила тебя тёща–матушка. Я вот не спрашивал. Понравилась – взял и увёз.
– Понял, батюшка! – донеслось уже с лестницы.
Название: Отель "У погибшего героя"
Автор:fandom Miry Strugatskih 2014
Бета:fandom Miry Strugatskih 2014
Размер: мини, 1575 слов
Часть канона: "Стажёры"
Пейринг/Персонажи: Владимир Юрковский, Северус Снейп
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Куда попадают те, кто уполз?
Примечание/Предупреждения:Кроссовер с "Гарри Поттером". Упоминаются "Звездные войны", "Три мушкетера", "Трудно быть богом".
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Отель "У погибшего героя""
«Уползище» – прочитал Юрковский, досадливо морщась. Указатель был не очень старый, но – Владимир Сергеевич задумался, подбирая определение, – довольно потрепанный жизнью, если тут вообще уместно это слово. Почему-то казалось, что табличка не просто стоит здесь, указывая направление, а вкладывает в это дело всю себя, понемногу раздаривая свои краски и яркость тем, кто оказался на этой дороге. Все еще ничего не понимая, генеральный инспектор пожал плечами и уверенно зашагал туда, куда настойчиво отправляла его означенная стрелка – впрочем, никакой другой дороги тут и не было.
Загадочное Уползище оказалось милым двухэтажным особнячком, буколически увитым плющом и розами. Юрковский скривился как от зубной боли, но, за неимением выбора, поднялся на крылечко и вошел в дом, искренне надеясь, что там его ждет тишь, спокойствие и, возможно, бокал хорошего алкоголя. Впрочем, едва дверь распахнулась, стало понятно, что одиночество планетологу не светит и после смерти: в просторном холле находилось несколько мужчин. Кто-то рассеянно листал книгу, кто-то смотрел в окно, а кто-то смаковал золотистое нечто, налитое в тяжелые бокалы – вероятно, тот самый хороший алкоголь. Компания была самая что ни на есть разношерстная: возраст и социальное положение ее членов сильно отличались между собой, общим был лишь антропоморфный облик. Вещи же типа светового меча или наглухо застегнутого на все пуговицы черного сюртука Юрковского удивить не могли: за время своих межпланетных путешествий он и не такого насмотрелся.
Осознавая, что надо как-то обозначить своё присутствие, намерения и вообще проявить инициативу, Владимир Сергеевич приветственно вскинул было руку, чтобы изобразить жест, отдаленно напоминавший виденные некогда в хрониках приветствия с трибуны Мавзолея, но вовремя остановился. Он вдруг понял, что его появление ровным счетом ничего не меняет в этом месте, так что пафосные приветствия можно было опустить, сменив их на простое человеческое любопытство. Словно скинув вместе с бременем статуса «генеральный инспектор» добрый десяток лет (насколько, конечно, уместно было говорить о возрасте в условиях столь явно посмертного существования), Юрковский перестал топтаться на пороге, решительно пересек холл, предварительно отыскав глазами бар у окна, и исполнил одно из ранее высказанных желаний: щедро плеснул себе в стакан коньяку, который, если судить по этикетке, стоил целого состояния. Огляделся вокруг, символически отсалютовал стаканом и отошел в тень тяжелых портьер, намереваясь издалека и исподтишка рассмотреть своих новых соседей, но вместо этого почему-то отвернулся к окну и задумался.
Владимир Сергеевич не был дураком, а потому прекрасно понимал, что он мёртв. Мёртв просто потому, что иначе и быть не может: он отлично помнил, что произошло. Однако теперь он (причем один, а не с Крутиковым, с которым, по всей логике, должен был оказаться тут вместе) находится здесь, в этом странном местечке с не менее странным названием, при этом чувствуя себя на удивление бодрым и даже, как бы странно это ни звучало, совершенно живым. При этом всё тело побаливало и ныло, как после страшных ударов о скалы, например. Рассеянно глядя в окно, генеральный инспектор Владимир Сергеевич Юрковский торопливо, но обстоятельно прокручивал в мозгу все известные ему факты и делал возможные выводы.
Однако довольно скоро ему пришлось признать, что тех фактов, которыми он располагает, совершенно недостаточно для любых выводов, кроме самых очевидных: он оказался где-то, куда перенесла его какая-то неведомая сила, но при этом совершенно не понимает, где он сейчас находится, а главное, почему. Подумав, что он уже уделил достаточно внимания внутреннему двору странного здания, Юрковский решил обернуться, тем более что сзади послышались размеренные шаги: кто-то из обитателей дома решил почтить нового гостя своим приветствием.
Владимиру Сергеевичу повезло и не повезло одновременно. С одной стороны, должность генерального инспектора приучила его ко всякому, но с другой, глухая маска-шлем с черными впадинами глазниц, длинный черный же плащ и, мягко говоря, не самые мелодичные звуки, издаваемые подошедшим существом, могло бы заставить растеряться любого.
– Юрковский, – стараясь говорить как можно ровнее, без проявляющейся при любом незнакомом и неприятном человеке презрительной неприязни в голосе, произнес генеральный инспектор, – Владимир Юрковский.
– Это Дарт Вейдер, Владимир Сергеевич, – раздался справа глухой и сиплый каркающий голос. Юрковский повернулся, чтобы посмотреть на говорившего, которым оказался уже замеченный им ранее мужчина с неопрятными черными волосами и в глухом сюртуке, тщательно застегнутом на добрую пару десятков пуговиц. Окинул оценивающим взглядом и открыл было рот, чтобы задать очевидный вопрос, но собеседник его опередил:
– Вы в Уползище, мистер Юрковский. Тут все старожилы знают всё про новоприбывших. Такая вот, понимаете ли, штука. И, если вы позволите, я больше не буду ломать язык, стараясь выговорить эту вашу смешную конструкцию, которую вы называете отчеством.
– То есть, если сейчас появится кто-то новый, я уже буду автоматически всё про него знать? – изогнул бровь Юрковский, взмахом руки подтвердив свое согласие на обращение без отчества.
– Именно так.
– Интересно.
– Первые несколько раз.
– Пожалуй, понимаю. А что же…
– Нет. Никак. Пробовали, не получается. Максимум – можно прогуляться в окрестном лесу, потом все равно окажетесь у ворот. Зато внутри всё к вашим услугам: бар, ресторан, библиотека, комнаты отдыха, тихий спокойный двор. Всё, что нужно, чтобы достойно встретить старость.
– Которая никогда не наступит.
– Поразительно приятно с вами беседовать, мистер Юрковский, всё схватываете на лету.
– Только вот одного я пока не понял, – задумчиво ответил Владимир Сергеевич, – что же это вообще за место такое?
На этих словах так и не проронивший толком ни единого слова Дарт Вейдер как-то очень презрительно фыркнул и, развернувшись на каблуках, удалился чеканной походкой (Юрковский готов был поклясться, что ему слышатся сквозь эти шаги стройные звуки марша), а словоохотливый новый знакомец доверительно взял генерального инспектора под руку и произнес:
– А это, друг мой, Уползище. Нет-нет, не перебивайте, я понимаю, что вы и так в курсе названия места и спрашиваете про его суть. Сейчас попытаюсь объяснить. Видите ли, в чем дело. Никто толком не понимает, как это происходит и по какому принципу люди отбираются, но определенный контингент героев вместо смерти попадает сюда. Под героем я имею в виду не столько субъекта, совершившего нечто героическое (хотя не без того, пусть и не обязательно с положительным знаком оценочной характеристики), сколько просто обозначение антропоморфного существа, подошедшего в силу тех или иных обстоятельств к той точке своего жизненного пути, когда на него из-за угла набрасывается смерть, к которой никто не был готов.
– Но почему Миша… – начал было Юрковский, но осекся. Сказал же его собеседник – никто толком не понимает.
– Есть версия, – продолжил рассказчик, тактично выждав несколько мгновений, – что сюда попадают те, о ком кто-то помнит и даже, вероятно, ждет. Но мы с мистером Вейдером скептически относимся к этому утверждению. Впрочем, – тут говоривший скривился в презрительной усмешке, – некоторые из наших товарищей по несчастью считают, что речь идет о каком-то высшем разуме или незнакомой и неизвестной нам силе, способной влиять на наше состояние смерти и возвращение из него. Это объяснение, с одной стороны, не выдерживает никакой критики, но, с другой, вполне логично укладывается в рамки вопросов порядка «почему я – тут, а мой погибший вместе со мной товарищ – нет». Есть, кстати, некоторая вероятность, что он может появиться позже, такие случаи бывали. И, конечно, не могу не признать, что такие внезапность и неопределенность очень укладываются в концепцию высшей неведомой силы. Знать бы только точно, чего она хочет, а что совершает.
– А… – тут Юрковский замялся, столько вопросов сразу ему хотелось задать, при этом, по возможности, ничем не обидев своего добровольного Вергилия.
– Простите, я не представился, – словно бы спохватился собеседник, на самом деле явно наслаждавшийся ситуацией. – Бывший декан, бывший шпион, бывший профессор Северус Снейп. Гроза Подземелий и факультетов. Объект ненависти всех поголовно, включая собственных учеников.
– А по-моему, вы очень милы, – ответил Юрковский, невольно приняв правила игры, когда ты говоришь что-то, а потом делаешь вид, что произнес свои слова случайно, рефлекторно, в задумчивости. – То есть, я хотел сказать, довольно доброжелательны, – добавил он после мимолетной паузы.
– Расслабился, знаете ли. Надоело всё время ждать нападения из-за угла, тут такого не бывает. Да и попробовать решил, от нечего делать, каково оно – жить открытым миру, а не запершись от него на сто замков. Ну, насколько тут вообще уместно слово «жизнь», конечно.
– И как часто, – снова вернулся Владимир Сергеевич к введению в курс происходящего, дав себе слово потом обязательно поговорить с новым знакомцем по душам, желательно за стаканчиком-другим восхитительного коньяка, вкус которого генеральный инспектор уже успел оценить, – сюда попадают новые… эээ… постояльцы? И каков шанс, что здесь окажется кто-то знакомый?
– Ну, мне, как обычно, «повезло», – ядовито произнес Снейп, чуть поведя бровью. – Меня и тут догнали, причем сразу несколько человек. В смысле, один уже был тут, когда явился я, а второй пришел позднее. Лучшие друзья, между прочим. Редкостные идиоты, должен отметить. Но вам могут понравиться как минимум способностью к трансформации человеческого тела в животное.
Юрковский заинтересованно присвистнул, чем вызвал у собеседника слегка снисходительную усмешку, которую тот вовсе не стремился скрыть.
– Так что есть некоторая вероятность, что и вы встретитесь здесь с кем-либо из знакомых. Что же до частоты появлений, то это величина переменная и также непредсказуемая. Иногда буквально орава заявляется, иногда по нескольку лет никого, аж скучно становится. В смысле, еще скучнее.
– Ну а женщины, – спросил Владимир Сергеевич скорее из исследовательского интереса, чем из каких-то романтических побуждений. – Женщины здесь есть?
– Есть несколько. Одна – клейменая авантюристка, но редкая красавица и умница, даром, что натуральная блондинка. Вторая – из серии моих «везений», старая знакомая, явилась практически одновременно со мной. Взбалмошная истеричка и психопатка с маниакальной склонностью к садизму. Вместе они составили чудесную парочку. Нет-нет, не в этом смысле! – поспешно добавил Снейп, заметив легкую тень отвращения, промелькнувшую по лицу Юрковского, – Просто им есть, что обсудить. Третья, надо сказать, никак не может найти с ними общий язык. Она попроще и как-то, – Снейп замялся, подыскивая нужное слово, – понадежнее, что ли. Чем-то, кстати, неуловимо на вас похожа. Словно вы очень, очень дальние родственники. Кирой зовут. Я вас потом познакомлю обязательно.
Юрковский задумчиво кивнул. Ему начинало здесь нравиться, просыпался азарт исследователя. А когда станет скучно, они со Снейпом – Владимир Сергеевич почему-то ничуть не сомневался в поддержке последнего – обязательно что-нибудь придумают. В конце концов, у них впереди целая вечность.
Название: Сущность в "Алдане"
Автор:fandom Miry Strugatskih 2014
Бета:fandom Miry Strugatskih 2014
Размер: мини, 1964 слово
Часть канона: "Понедельник начинается в субботу"
Пейринг/Персонажи: А. Привалов, Кристобаль Хунта, Федор Киврин, неизвестная сущность
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: попытки наладить творческие деловые отношения с неизвестной сущностью.
Предупреждения: возможен некоторый ООС светлого образа Хунты.
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Сущность в "Алдане""
В нашем "Алдане" поселилась некая бессмертная сущность — добродушная и работящая.
Первоначально это несколько настораживало: сущность проявляла себя возможностью голосового ввода и даже общалась напрямую. Я точно знал – голос, который возникал в машинном зале, каждый слышал по-своему: я, к примеру, слышал приятный баритон, Стелла – контральто, а остальные просто отмахивались – "голос, как голос, говорит все по делу". Я засомневался: мог ли я спутать баритон и контральто? А одно ли мы слышали и то же? а насколько одновременно? Чего хотел – может, у него своя тема? Попахивало мистикой.
Я решил рассмотреть объективно. Ввод заданий заметно ускорился, жалоб на косяки или однообразие подходов в решениях не появилось, задержки с обработкой данных не заметила даже наша нежная бухгалтерия. Я успокоился и даже подумал: теперь будет время на свои собственные задачи.
У "Алдана" же появились вопросы — и, надо заметить, весьма неожиданные.
– Саша, скажите… – заметно волнуясь, обратился как-то часов в семь вечера ко мне "Алдан".
Я в этот момент бился над посредственной, но нужной рифмой для стенгазеты:
"Если ты мускулатуру развиваешь в домино,
То прогулка в лодке с милой
... все равно"
Смысл был, ритм чувствовался, но фраза упорно не получалась. Может, поэтому я отодвинул стих с призывом заниматься в секции гребли и откликнулся:
– Что именно сказать?
– Как может жить человек, зная, что он смертен и живет не благодаря, а вопреки?
Я опешил. Как-то совсем в параллельную реальность наш "Алдан" кинуло.
– Мы, я думаю, живем благодаря: изначально появляемся благодаря… мгм-мгм… любви родителей, потом нас поддерживает и помогает расти любовь родителей – уже именно к нам. Да и вообще – есть цель: создать новую, красивую и справедливую жизнь, где все будут счастливы.
– То есть, открытие Нернста и закон возрастания энтропии человек может сознательно или интуитивно игнорировать?
– Оно, это уравнение, не может быть самым важным. Хотя бы в концепции Шредингера: мы усложняем структуру вокруг себя, усложняем интеллект… а зачем тебе это?
– Мне стало важно знать – насколько существенно нематериальное в людях. Личные отношения. Вот, оказывается – любовь…
И он погрузился в молчание.
В общежитие можно было не торопиться – до "часа изгнания и обесточивания" было еще время, и я попытался еще раз переписать стих:
"Если хочешь красоваться
Перед дамой в выходной,
Так изволь тренироваться…"
Дальше был опять тупик.
– Вот, кстати – у вас в мыслях, Саша, все время появляется некое устойчивое состояние, связанное с относительно конкретным человеком, – снова встрял "Алдан". – Скорость процессов повышается, и добавляется совсем неинтеллектуальная составляющая. Вам обязательно хочется, как там… "себя показать, горы свернуть" – это тоже из тех, не укладывающихся в термодинамические законы, особенностей человека?
– Э… – я ничего умнее не смог выдавить из себя. Может, еще и покраснел.
– Допустим, что есть некий человек, относительно которого существенными и важными могут быть два варианта нематериальных связей: видеть его как можно чаще и убеждаться в его замечательных свойствах, вероятно, – регулярно сообщать ему об его совершенстве или, напротив, все время посвятить неким процессам на пользу этому человеку. Какой предпочтительней?
Я вынужден был сначала пожать плечами, потом почесать в затылке. Ответ так и не появился в голове, а на глаза опять попался листочек с запиской "Саша, нам срочно очень-очень нужно стихи с агитацией идти на греблю!" – красивыми округлыми буквами, как в школьных прописях. И я вспомнил, как буквально надулся от гордости, когда она мне это принесла и, уставившись светлыми ясными глазами, вручила. Такую веру в мои способности нельзя обмануть – и я уверенно ответил: стихи с агитацией будут. Про греблю на ялах, на байдарках – хоть про шлюпочный флот.
– Вот как-то так... – словно понимая, вздохнул "Алдан". – И хочется получить еще задание и обязательно выполнить.
У меня даже очки вспотели от волнения. "Алдан" влюбился?!
Следующая мысль: "В кого?!"
Но тут я заметил наконец отчетливый запах озона, горячего олова и машинного масла: один из блоков с памятью подозрительно грелся – и мы прекратили эти речи, поскольку пришлось заниматься ремонтом. Конечно, через несколько дней все стало ясно – когда, как и в кого влюбился "Алдан". Но это, как говорится, совсем другая история…
Кристобаль Хозевич Хунта возникал обычно после краткого и очень делового обмена любезностями через одного из его лаборантов, быстро вводил в "Алдан" свое задание (я, честно говоря, ни разу не видел самого задания), а потом изысканно и убийственно вежливо благодарил и прощался. Единственной моей задачей в эти минуты (редко больше) было уследить – не горит ли опять у "Алдана" блок памяти или еще что. Очень не хотелось оказаться не у дел дня на три, пока инженеры из Отдела Технического Обслуживания, мрачно и неизобретательно ругая Кристобаля Хунту, будут искать способ устранить неполадки.
Очень редко Кристобаль Хозевич обращался ко мне – и ни разу с просьбой. Наверное, великий маг мог бы обращаться так к любому дереву или духу места, но лично мне было очень приятно, когда он нет-нет, но дарил некий софизм или парадокс.
– Саша, как вы думаете, было бы куда проще, если бы ощущения удовольствия вовсе не было?
Он вскинул бровь и уставился в явном ожидании ответа.
– А слишком скучно не будет? Все-таки удовольствие и неприятные ощущения… они как бы уравновешивают…
– А разве не ощущается отменным и полным удовольствия состояние, когда нечто мучительное прекращается: например, ощущение от снятого тесного башмака? Какая экономия в системах… Ведь чем меньше компонентов в системе, тем она прочнее?
Я еще раз подумал.
– Нет. "Простота хуже воровства" бывает.
Кристобаль Хозевич кивнул, сообщил, что я ему очень помог, и удалился как всегда – распространяя вокруг вихри целеустремленности.
Дело было поздним вечером; я снова сидел за своим столом и пытался дописать заметку в стенгазету.
"Алдан" деликатно кашлянул.
– Что такое? – откликнулся я.
– Простите, Саша, у меня вопрос: в самом ли деле возможно, чтобы цель жизни как обоснование счастья находилась внутри субъекта?
– А где еще она может существовать? Она же в голове? Идеальный объект?
– Ну, что вы… Кристобаль Хозевич предлагает две модели – цель внутри субъекта и цель вне субъекта. Отнесенная практически в бесконечность – к такой относятся достижение царствия небесного, построение идеального общества, победа рода…
– Тогда что остается внутри?
– Очень осязаемые цели, Саша. Избегание неприятностей, достижение удовольствий. И что занятно – удовольствие от того, что другим это удовольствие недостижимо.
– Что-то некрасивая картинка получается.
– Очень некрасивая, – "Алдан", судя по тембру голоса, высокому, как у бедного просителя, был печален, – структура с преобладанием удовольствий как цели жизни очень неустойчивой получается.
Модели "Алдан" действительно обсчитывал настолько хорошо, что они смотрелись красиво. Я вздохнул и приготовился к новой серии срочных улучшений в системе охлаждения блока оперативной памяти: если задача была поставлена некорректно или в принципе не имела простого решения, "Алдан" буквально горел на работе.
"Алдан" определенно захандрил – он почти не разговаривал ни с кем, мы больше не могли пользоваться голосовым вводом. Это оказалось неожиданно медленнее, чем ставший уже привычным голосовой ввод программы, да и алгоритмы, прописываемые в одиночестве, доставляли гораздо меньше удовольствия.
Выждав три дня, я решил провести внеочередную профилактику "железа" и операционной системы. Наверное, мне все же очень хотелось снова вести диалоги с "Алданом".
Для начала я быстренько обошел основные лаборатории с требованием срочно подать заявки на самые спешные расчеты, чтоб потом хоть пару суток урвать на профилактику "Алдана". Едва успел я обойти всех и заглянуть в столовую (обеденный перерыв все-таки), как у дверей вычислительного центра уже заклубилось облако дублей – все молчали, тупо и неотрывно смотрели мне в рот и протягивали смятые листы с заявками. Я принял заявки, сказал дублям "кыш отсюда" и принялся, прислушиваясь к привычной наполненной тишине помещения "Алдана", сортировать заявки на действительно срочные и те, которые как раз подождут.
Кристобаль Хозевич возник внезапно и резко, будто сквозь стену прошел (не поручусь, что этого не было):
– Алехандро, дозволено ли мне узнать, отчего заявка моей лаборатории отложена?
Я подскочил на стуле, рассыпая листки с описанием заявок.
– Кристобаль Хозевич, ваша лаборатория просит рассчитать дилемму счастья альтруиста, да ладно бы еще массив данных и вариационная статистика, а у вас – метод Монте-Карло. Не успеет "Алдан".
– А вы, Алехандро, его спрашивали? Или дело не в машине?
Тишина в машинном зале стала какой-то особенно гулкой. Впервые за много часов ощущалось присутствие того самого симпатичного сознания – говорливого и наивного, решавшего наши задачи с аппетитом и даже жадностью. Я навострил уши.
– Кристобаль Хозевич, та сущность – вы ведь были с ней знакомы до этого?
Хунта вскинулся:
– Я простой бывший Великий Инквизитор и знавал многих. Это не должно иметь ни малейшего значения: важна лишь стоящая задача.
И тут раздался горестный всхлип, а затем я ощутил совсем иную тишину – тишину комнаты, заполненной только нагретым металлом, чуть отдающую озоном и бумажной пылью. Куда испарился Кристобаль, я не заметил, это было сейчас неважно. В полной растерянности я вышел в коридор института. Если утрачен смысл жизни, то куда идти? Бессмертная сущность так просто не исчезает, и я решил найти ее, но сначала зарядиться оптимизмом в лаборатории Киврина. Взять немного предвкушения удачи и уверенности в положительном исходе поиска – это даже не магия, это правильный методологический подход.
В лаборатории Счастья народа было не очень много – большинство сотрудников разъехались по экспедициям по сбору счастья, а некоторые счастливчики сейчас находились на Полигоне, испытывали в полевых условиях модели исключительно правильных отношений в трудовом коллективе.
Федор Симеонович буквально вынырнул из-за установки, на мой поверхностный взгляд, напоминавшей стеклянную модель динозавра с растительностью юрского периода внутри. Джунгли за стеклом немного шевелились, по стенкам сползали играющие радужными бликами капельки.
– Саша, вот удача: я собирался к вам с п-просьбицей!
Ужасно смущаясь, я пролепетал, что с "Алданом" какие-то странности, но, конечно, если расчеты ординарные…
Федор Симеонович посмотрел куда-то мне за спину, вздохнул и предложил выпить чаю. Настоящего чаю, от слова "чи", то есть – питье, на земляничном листе и цветах, с сушеной малиной и со зверобоем: все печали разгоняет!
Спустя минуты три я сидел с чашкой удивительно ароматного настоя и торопливо рассказывал о том, какой "Алдан" потрясающий программист, когда он одушевлен, как он оригинально мыслит, насколько шире у него поиск алгоритмов – и вообще, здорово же, когда он так внимательно слушает и буквально на лету подхватывает идеи.
– К-критикует? – заинтересованно спросил Федор Симеонович.
– Не буквально. Но умудряется быстро найти точку, в которой предлагаемое доходит до абсурда. Вы знали кого-нибудь, похожего на эту сущность? – осенило меня.
– Вряд ли. Но с К-кристо эта сущность определенно знакома и, в-возможно, не настолько нечеловечна, как ему хотелось. Похоже, для создания с-структуры личности или с-сохранения ее необходимы и неизбежны эмоциональные компоненты. Х-хороший материал, между прочим, ему должно п-понравиться!
Киврин стремительно протащил меня прямо из своего кабинета в Отдел Смысла Жизни – я только прижмуривался, пролетая через этажи.
– Есть материал, для успеха нужен только ты сам. – Жизнерадостное утверждение Федора Симеоновича повергло меня в шок. Я разинул рот. Именно шоковым состоянием я могу объяснить, что, побывав фактически в кабинете Хунты, я все равно не могу с уверенностью утверждать, что видел то самое чучело штандартенфюрера СС. Но что-то жуткое за пределами поля зрения определенно было.
– Статистически достоверная выборка? – Кристобаль Хозевич, похоже, не был удивлен — только заинтересован.
– Б-безусловно! В приближающихся к бесконечно большому количеству повторностях. К-контроль, эталон, два варианта экспериментов. Продолжительность – вечность. Только с одним условием в эксперименте. Совершенно для тебя невыполнимым.
Кристобаль Хозевич опасно выгнул бровь. Еще немного – и бросит перчатку.
– Это вызов?
Казалось, он сейчас смертельной мамбой кинется на Федора Симеоновича; но я, закаленный уже подобными сценами, уже не боялся. Только пытался осмотреться в кабинете, — но никак не получалось отвести взгляд от магов.
– Не вызов, К-кристо, деловое предложение. Н-нам нужен новый материал – а тут такая возможность! И м-молодой человек получит гарантии безопасности. И ты продвинешься со своим тезисом. Тем самым: "Смерть не есть обязательный атрибут жизни".
Эксперимент прошел блестяще.
Среди всяких чудес и артефактов, но не в пыльном камноедовском хранилище, появилось нечто новое: потенциально бессмертная сущность, которую Киврин с задумчивой улыбкой назвал "Идеальной возлюбленной".
Особую прелесть процессу эксперимента придавало созерцание Кристобаля, которому в условиях опыта пришлось ясно и недвусмысленно поощрять действия созданной им ранее разумной сущности. Он-то считал полную бесстрастность и даже некоторое ехидство с долей самоуничижения единственной формой для плодотворной работы.
Правда, теперь, после эксперимента, "Алдан" чаще общался с нами посредством распечаток. Но вечерами я отчетливо слышал глубокий баритон и мог не сомневаться: у каждого, общавшегося с "Алданом", в голове звучал свой особенный, только ему доступный, голос.
Какой голос слышал Кристобаль Хунта – было особенно жгучей тайной, но результаты общения нам были видны. Кристобаль Хозевич теперь приходил исключительно сам, не присылая дублей, и больше "Алдан" не горел, хотя задачи оставались все такими же – имеющими твердую репутацию нерешаемых.
А иначе неинтересно! Теперь уж им обоим.
Мини
URL записиНазвание: Молодецкие забавы
Автор:
fandom Miry Strugatskih 2014Бета:
fandom Miry Strugatskih 2014Размер: мини (1244 слов)
Часть канона: "Трудно быть богом"
Пейринг/Персонажи: барон Пампа, его родня, слуги и соседи
Категория: джен
Жанр: проза
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В роду баронов Бау всегда любили охоту.
Предупреждения: присутствуют откровенные выражения.
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Молодецкие забавы"
В роду баронов Бау всегда любили охоту. Нет, разумеется, не для пропитания. Доходов от поместья, хвала небесам, хватало на безбедную жизнь. Охота была удовольствием. Молодецкой забавой. Поводом покрасоваться.
И вот однажды ранним холодным осенним утром ворота старого замка распахнулись, и охотничья кавалькада, возглавляемая баронским егермейстером со сворой собак, выехала на дорогу. В первом ряду охотников ехал сам барон со старшим сыном. Пятнадцатилетний наследник изо всех сил старался казаться взрослее. Как же – будущий хозяин! Надо и в седле хорошо держаться, и по зверю не промазать. А вдруг отец после охоты решит заехать в трактир старого Рино и возьмёт его с собой? Там же такое вкусное пиво! И рыженькая подавальщица в прошлый раз так на него смотрела! А если все будет хорошо и батюшка будет доволен, то можно будет и еще кое-что! И маменька ругаться не будут.
Охота была прекрасна! По-осеннему прохладный, какой-то звенящий лес сразу наполнился конским фырканьем, собачьим лаем, голосами охотников. Парень летел над дорожками и полянами, ловя ртом холодный и поющий воздух. Летел, стрелял, свистел собакам. И даже, кажется, подстрелил пару зайцев. Во всяком случае, отец смотрел на сына с одобрением, а его похвала дорогого стоила.
Солнце уже клонилось к закату. Отец, усмехнувшись, глянул на наследника:
– Что, сынок? Домой? Или съездим в дальний трактир? И сами развеемся, и нашим дамам от нас отдохнуть дадим?
Парень сглотнул слюну, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Отец, заметив это, расхохотался.
– Эй, Орми! – крикнул он егермейстеру. – Мы ночуем в трактире у Рино. Пошли кого-нибудь домой предупредить госпожу. И пусть собак заберут, — и повернул коня.
– Виноват, господин барон, – замялся егермейстер. – Вчера, когда вы… в башне уединились, приезжали от господина наместника. На той дороге опять разбойники какие-то шалят. Может, в обход лучше, а?
Барон ухмыльнулся.
– С какой стати двум благородным донам… Сынок, ведь мы же с тобой благородные доны, а? – обернулся он через плечо к сыну. Парень кивнул и вытер нос рукавом, предвкушая приключение.
– Так, батюшка.
– Так вот с какой стати двум благородным донам бояться каких-то ублюдков? Поехали!
Кавалькада понеслась по дороге.
Когда они подъехали к одному известному в округе и очень нехорошему повороту, сумерки уже почти овладели миром. Барон жестом приказал слугам придержать коней. Несмотря на известную по всей округе удаль, безрассудным дураком он не был.
Но, как назло, в лесу разыгрался ветер, и услышать, что происходит за крутым изгибом дороги, было невозможно. Барон, постояв с минуту, взмахнул рукавицей, приказывая слугам трогаться. Они свернули за поворот.
Так и есть! У дороги стоял небольшой уже распряжённый возок. Вокруг возка радостно суетились, сгружая багаж и уводя лошадей, с десяток крепких мужчин. Ещё один, судя по всему – главарь, с победным видом сидел на снятом с возка сундуке и повелительно смотрел на стоящих перед ним мужчину и женщину. За шумом леса и собственной суетой грабители не услышали, как подъехали охотники.
– И что же это происходит в полудне езды от моего замка? – спокойным властным голосом спросил дон Бау. Главарь и пленники резко обернулись. В глазах пострадавших засветилась надежда. Остальные разбойники дернулись к лесу.
– Ребята, окружай! – рявкнул барон. – Чтоб ни одна задница не ушла! Пардон, сударыня.
Всё было кончено спокойно и быстро. В охотничью команду в замке Бау абы кого не брали, — а уж если взяли, то баронский егермейстер спуску не давал. Через пять минут девятеро разбойников и главарь были связаны, а вещи и лошади возвращены хозяевам. Барон, наследник и егермейстер спешились и подошли к спасённым.
– Батюшка, – спросил юноша, не отрывая глаз от молоденькой и весьма симпатичной девушки, – может, их сразу к наместнику?
– Много чести, – хмыкнул отец. – Мы решили ехать в трактир, и мы едем туда. Пошлем гонца. А судить будем у себя. Если, разумеется, благородной госпоже не нужно куда-нибудь ещё. Тогда мы её проводим и пошлем гонца оттуда. Позвольте представиться, сударыня. Барон Рагни дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара. Это – мой старший сын и наследник Пампа, а это – моя охотничья команда. Рады, что смогли вам помочь.
– Спасибо вам, господин барон, – уже спокойно сказала девушка. – Вы действительно нам помогли. Я – Лиса, дочь Инора дон Кайма. Это – мой дворецкий.
– Так вы дочь дона Кайма? Того, который недавно разбился на турнире? Сочувствую вам, донна Лиса. Так куда же вы направляетесь?
– Нас вполне устроит тот трактир, куда собирались вы, – с достоинством ответила девушка. – Нам в ту же сторону.
– В трактир? Вы уверены? – барон удивленно приподнял бровь. Этот трактир, конечно, не был притоном, наоборот даже, был он не из дешёвых, — но точно не был и монастырской гостиницей, которая больше пристала бы девушке из хоть и небогатой, но дворянской семьи.
– Благодарю вас, сударь, – спокойно ответила девушка. – Я не знаю, за честь вы мою беспокоитесь или за кошелек, но все равно благодарю. Уже вечер, и до других гостиниц далеко. А постоять за себя я смогу, поверьте.
Барон кивнул, и через минуту кавалькада тронулась. Наследник рода Бау тут же пристроился охранять окошко возка донны Лисы. Сейчас бы Пампа очень удивился, если бы кто-то напомнил ему, ради чего он еще пару часов назад рвался в трактир. Девушка заметила его порыв и не возразила.
Подъехали они уже в темноте. Хозяин, увидев «благородного господина барона», всплеснул руками и побежал торопить поваров. Правда, перед этим задержался у возка донны Кайма:
– Сударыня, вы уверены, что вам по карману ночлег в нашем трактире?
Девушка вспыхнула. Будущий дон Бау красноречиво выдвинулся вперёд.
– Донна Лиса – мой гость, Рино, – барон крепко взял трактирщика за локоть. – Учти это. И пошли кого–нибудь за стражей. Вот эту компанию надо доставить в мою темницу, — и кивнул в сторону связанных разбойников. Трактирщик снова всплеснул руками:
– Господин барон! Это те самые? Так у вас в долгу теперь не только я! Милости, милости прошу всех! И забудьте о деньгах!
– Батюшка, разве мы можем уйти, не заплатив? – шепотом, чтобы не слышала новая знакомая, спросил Пампа.
– Вообще-то ты прав, сынок, – так же тихо ответил отец. – Благородным донам так делать не следует, но сегодня, думаю, можно заплатить поменьше. Эти выблядки, которых мы повязали, наверняка лишали части выручк и и трактирщика, и всех окрестных лавочников – тоже. Мы сегодня сделали работу за нашего наместника. Хотел бы я знать, на какую блядь он потратил подати, которые исправно собирает с верных подданных нашего государя. На эти деньги можно было бы нанять сотню объезжих — или спрямить наконец эту чёртову дорогу. И куда же вы направляетесь, сударыня, если не секрет? – уже громко спросил он новую знакомую. – Да ещё в одиночестве?
– Не секрет, – вздохнула девушка. – К тётке, Майде дон Кара. Она моя ближайшая родственница. Мамы уже несколько лет нет в живых, а теперь – и отца… Пока я не замужем, мне и имению нужен опекун.
– Ну, имение-то, я вижу, не великое, – вздохнул барон.
– Какое есть! – вскинула подбородок Лиса.
Остаток вечера прошёл в молчании. Пампа поглядывал на новую знакомую, но заговорить не решался. Девушка отвечала, но тоже – только взглядами. Наконец она встала и, кивнув слуге, ушла наверх в спальню. Барон с сыном остались за столом.
– Батюшка, ведь ограбят её, – провожая Лису взглядом, сказал Пампа. – Я помню, маменька говорила, что у этих дон Кара долгов как…
– Как блох на собаке у плохого хозяина, – грустно усмехнулся отец. – Мать права. Этот Кара жить не умеет. Сидеть в углу, как снулой рыбине, не надо, но и проматывать имение – тоже не дело. Достойно надо жить, сынок. Иначе дети по миру пойдут. Этот гнилозубый хрыч непременно промотает и её приданое. Но таков закон: у женщины должен быть либо муж, либо опекун. Так что выход у неё, если, конечно, самое себя и все имение какому–нибудь монастырю отдать не захочет, только один: поскорее замуж.
– Батюшка, – сын покраснел, – а как ты думаешь, Лиса понравится маменьке?
Отец несколько секунд молчал, потом досадливо хмыкнул.
– Зря я тебя, сынок, пять лет назад к бабке на целый месяц отпустил. Испортила тебя тёща–матушка. Я вот не спрашивал. Понравилась – взял и увёз.
– Понял, батюшка! – донеслось уже с лестницы.
Название: Отель "У погибшего героя"
Автор:
fandom Miry Strugatskih 2014 Бета:
fandom Miry Strugatskih 2014 Размер: мини, 1575 слов
Часть канона: "Стажёры"
Пейринг/Персонажи: Владимир Юрковский, Северус Снейп
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Куда попадают те, кто уполз?
Примечание/Предупреждения:Кроссовер с "Гарри Поттером". Упоминаются "Звездные войны", "Три мушкетера", "Трудно быть богом".
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Отель "У погибшего героя""
Мы попали в запендю!
А. П. Чехов
«Чайка»
А. П. Чехов
«Чайка»
«Уползище» – прочитал Юрковский, досадливо морщась. Указатель был не очень старый, но – Владимир Сергеевич задумался, подбирая определение, – довольно потрепанный жизнью, если тут вообще уместно это слово. Почему-то казалось, что табличка не просто стоит здесь, указывая направление, а вкладывает в это дело всю себя, понемногу раздаривая свои краски и яркость тем, кто оказался на этой дороге. Все еще ничего не понимая, генеральный инспектор пожал плечами и уверенно зашагал туда, куда настойчиво отправляла его означенная стрелка – впрочем, никакой другой дороги тут и не было.
Загадочное Уползище оказалось милым двухэтажным особнячком, буколически увитым плющом и розами. Юрковский скривился как от зубной боли, но, за неимением выбора, поднялся на крылечко и вошел в дом, искренне надеясь, что там его ждет тишь, спокойствие и, возможно, бокал хорошего алкоголя. Впрочем, едва дверь распахнулась, стало понятно, что одиночество планетологу не светит и после смерти: в просторном холле находилось несколько мужчин. Кто-то рассеянно листал книгу, кто-то смотрел в окно, а кто-то смаковал золотистое нечто, налитое в тяжелые бокалы – вероятно, тот самый хороший алкоголь. Компания была самая что ни на есть разношерстная: возраст и социальное положение ее членов сильно отличались между собой, общим был лишь антропоморфный облик. Вещи же типа светового меча или наглухо застегнутого на все пуговицы черного сюртука Юрковского удивить не могли: за время своих межпланетных путешествий он и не такого насмотрелся.
Осознавая, что надо как-то обозначить своё присутствие, намерения и вообще проявить инициативу, Владимир Сергеевич приветственно вскинул было руку, чтобы изобразить жест, отдаленно напоминавший виденные некогда в хрониках приветствия с трибуны Мавзолея, но вовремя остановился. Он вдруг понял, что его появление ровным счетом ничего не меняет в этом месте, так что пафосные приветствия можно было опустить, сменив их на простое человеческое любопытство. Словно скинув вместе с бременем статуса «генеральный инспектор» добрый десяток лет (насколько, конечно, уместно было говорить о возрасте в условиях столь явно посмертного существования), Юрковский перестал топтаться на пороге, решительно пересек холл, предварительно отыскав глазами бар у окна, и исполнил одно из ранее высказанных желаний: щедро плеснул себе в стакан коньяку, который, если судить по этикетке, стоил целого состояния. Огляделся вокруг, символически отсалютовал стаканом и отошел в тень тяжелых портьер, намереваясь издалека и исподтишка рассмотреть своих новых соседей, но вместо этого почему-то отвернулся к окну и задумался.
Владимир Сергеевич не был дураком, а потому прекрасно понимал, что он мёртв. Мёртв просто потому, что иначе и быть не может: он отлично помнил, что произошло. Однако теперь он (причем один, а не с Крутиковым, с которым, по всей логике, должен был оказаться тут вместе) находится здесь, в этом странном местечке с не менее странным названием, при этом чувствуя себя на удивление бодрым и даже, как бы странно это ни звучало, совершенно живым. При этом всё тело побаливало и ныло, как после страшных ударов о скалы, например. Рассеянно глядя в окно, генеральный инспектор Владимир Сергеевич Юрковский торопливо, но обстоятельно прокручивал в мозгу все известные ему факты и делал возможные выводы.
Однако довольно скоро ему пришлось признать, что тех фактов, которыми он располагает, совершенно недостаточно для любых выводов, кроме самых очевидных: он оказался где-то, куда перенесла его какая-то неведомая сила, но при этом совершенно не понимает, где он сейчас находится, а главное, почему. Подумав, что он уже уделил достаточно внимания внутреннему двору странного здания, Юрковский решил обернуться, тем более что сзади послышались размеренные шаги: кто-то из обитателей дома решил почтить нового гостя своим приветствием.
Владимиру Сергеевичу повезло и не повезло одновременно. С одной стороны, должность генерального инспектора приучила его ко всякому, но с другой, глухая маска-шлем с черными впадинами глазниц, длинный черный же плащ и, мягко говоря, не самые мелодичные звуки, издаваемые подошедшим существом, могло бы заставить растеряться любого.
– Юрковский, – стараясь говорить как можно ровнее, без проявляющейся при любом незнакомом и неприятном человеке презрительной неприязни в голосе, произнес генеральный инспектор, – Владимир Юрковский.
– Это Дарт Вейдер, Владимир Сергеевич, – раздался справа глухой и сиплый каркающий голос. Юрковский повернулся, чтобы посмотреть на говорившего, которым оказался уже замеченный им ранее мужчина с неопрятными черными волосами и в глухом сюртуке, тщательно застегнутом на добрую пару десятков пуговиц. Окинул оценивающим взглядом и открыл было рот, чтобы задать очевидный вопрос, но собеседник его опередил:
– Вы в Уползище, мистер Юрковский. Тут все старожилы знают всё про новоприбывших. Такая вот, понимаете ли, штука. И, если вы позволите, я больше не буду ломать язык, стараясь выговорить эту вашу смешную конструкцию, которую вы называете отчеством.
– То есть, если сейчас появится кто-то новый, я уже буду автоматически всё про него знать? – изогнул бровь Юрковский, взмахом руки подтвердив свое согласие на обращение без отчества.
– Именно так.
– Интересно.
– Первые несколько раз.
– Пожалуй, понимаю. А что же…
– Нет. Никак. Пробовали, не получается. Максимум – можно прогуляться в окрестном лесу, потом все равно окажетесь у ворот. Зато внутри всё к вашим услугам: бар, ресторан, библиотека, комнаты отдыха, тихий спокойный двор. Всё, что нужно, чтобы достойно встретить старость.
– Которая никогда не наступит.
– Поразительно приятно с вами беседовать, мистер Юрковский, всё схватываете на лету.
– Только вот одного я пока не понял, – задумчиво ответил Владимир Сергеевич, – что же это вообще за место такое?
На этих словах так и не проронивший толком ни единого слова Дарт Вейдер как-то очень презрительно фыркнул и, развернувшись на каблуках, удалился чеканной походкой (Юрковский готов был поклясться, что ему слышатся сквозь эти шаги стройные звуки марша), а словоохотливый новый знакомец доверительно взял генерального инспектора под руку и произнес:
– А это, друг мой, Уползище. Нет-нет, не перебивайте, я понимаю, что вы и так в курсе названия места и спрашиваете про его суть. Сейчас попытаюсь объяснить. Видите ли, в чем дело. Никто толком не понимает, как это происходит и по какому принципу люди отбираются, но определенный контингент героев вместо смерти попадает сюда. Под героем я имею в виду не столько субъекта, совершившего нечто героическое (хотя не без того, пусть и не обязательно с положительным знаком оценочной характеристики), сколько просто обозначение антропоморфного существа, подошедшего в силу тех или иных обстоятельств к той точке своего жизненного пути, когда на него из-за угла набрасывается смерть, к которой никто не был готов.
– Но почему Миша… – начал было Юрковский, но осекся. Сказал же его собеседник – никто толком не понимает.
– Есть версия, – продолжил рассказчик, тактично выждав несколько мгновений, – что сюда попадают те, о ком кто-то помнит и даже, вероятно, ждет. Но мы с мистером Вейдером скептически относимся к этому утверждению. Впрочем, – тут говоривший скривился в презрительной усмешке, – некоторые из наших товарищей по несчастью считают, что речь идет о каком-то высшем разуме или незнакомой и неизвестной нам силе, способной влиять на наше состояние смерти и возвращение из него. Это объяснение, с одной стороны, не выдерживает никакой критики, но, с другой, вполне логично укладывается в рамки вопросов порядка «почему я – тут, а мой погибший вместе со мной товарищ – нет». Есть, кстати, некоторая вероятность, что он может появиться позже, такие случаи бывали. И, конечно, не могу не признать, что такие внезапность и неопределенность очень укладываются в концепцию высшей неведомой силы. Знать бы только точно, чего она хочет, а что совершает.
– А… – тут Юрковский замялся, столько вопросов сразу ему хотелось задать, при этом, по возможности, ничем не обидев своего добровольного Вергилия.
– Простите, я не представился, – словно бы спохватился собеседник, на самом деле явно наслаждавшийся ситуацией. – Бывший декан, бывший шпион, бывший профессор Северус Снейп. Гроза Подземелий и факультетов. Объект ненависти всех поголовно, включая собственных учеников.
– А по-моему, вы очень милы, – ответил Юрковский, невольно приняв правила игры, когда ты говоришь что-то, а потом делаешь вид, что произнес свои слова случайно, рефлекторно, в задумчивости. – То есть, я хотел сказать, довольно доброжелательны, – добавил он после мимолетной паузы.
– Расслабился, знаете ли. Надоело всё время ждать нападения из-за угла, тут такого не бывает. Да и попробовать решил, от нечего делать, каково оно – жить открытым миру, а не запершись от него на сто замков. Ну, насколько тут вообще уместно слово «жизнь», конечно.
– И как часто, – снова вернулся Владимир Сергеевич к введению в курс происходящего, дав себе слово потом обязательно поговорить с новым знакомцем по душам, желательно за стаканчиком-другим восхитительного коньяка, вкус которого генеральный инспектор уже успел оценить, – сюда попадают новые… эээ… постояльцы? И каков шанс, что здесь окажется кто-то знакомый?
– Ну, мне, как обычно, «повезло», – ядовито произнес Снейп, чуть поведя бровью. – Меня и тут догнали, причем сразу несколько человек. В смысле, один уже был тут, когда явился я, а второй пришел позднее. Лучшие друзья, между прочим. Редкостные идиоты, должен отметить. Но вам могут понравиться как минимум способностью к трансформации человеческого тела в животное.
Юрковский заинтересованно присвистнул, чем вызвал у собеседника слегка снисходительную усмешку, которую тот вовсе не стремился скрыть.
– Так что есть некоторая вероятность, что и вы встретитесь здесь с кем-либо из знакомых. Что же до частоты появлений, то это величина переменная и также непредсказуемая. Иногда буквально орава заявляется, иногда по нескольку лет никого, аж скучно становится. В смысле, еще скучнее.
– Ну а женщины, – спросил Владимир Сергеевич скорее из исследовательского интереса, чем из каких-то романтических побуждений. – Женщины здесь есть?
– Есть несколько. Одна – клейменая авантюристка, но редкая красавица и умница, даром, что натуральная блондинка. Вторая – из серии моих «везений», старая знакомая, явилась практически одновременно со мной. Взбалмошная истеричка и психопатка с маниакальной склонностью к садизму. Вместе они составили чудесную парочку. Нет-нет, не в этом смысле! – поспешно добавил Снейп, заметив легкую тень отвращения, промелькнувшую по лицу Юрковского, – Просто им есть, что обсудить. Третья, надо сказать, никак не может найти с ними общий язык. Она попроще и как-то, – Снейп замялся, подыскивая нужное слово, – понадежнее, что ли. Чем-то, кстати, неуловимо на вас похожа. Словно вы очень, очень дальние родственники. Кирой зовут. Я вас потом познакомлю обязательно.
Юрковский задумчиво кивнул. Ему начинало здесь нравиться, просыпался азарт исследователя. А когда станет скучно, они со Снейпом – Владимир Сергеевич почему-то ничуть не сомневался в поддержке последнего – обязательно что-нибудь придумают. В конце концов, у них впереди целая вечность.
Название: Сущность в "Алдане"
Автор:
fandom Miry Strugatskih 2014 Бета:
fandom Miry Strugatskih 2014 Размер: мини, 1964 слово
Часть канона: "Понедельник начинается в субботу"
Пейринг/Персонажи: А. Привалов, Кристобаль Хунта, Федор Киврин, неизвестная сущность
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: попытки наладить творческие деловые отношения с неизвестной сущностью.
Предупреждения: возможен некоторый ООС светлого образа Хунты.
Для голосования: #. fandom Miry Strugatskih 2014 - "Сущность в "Алдане""
В нашем "Алдане" поселилась некая бессмертная сущность — добродушная и работящая.
Первоначально это несколько настораживало: сущность проявляла себя возможностью голосового ввода и даже общалась напрямую. Я точно знал – голос, который возникал в машинном зале, каждый слышал по-своему: я, к примеру, слышал приятный баритон, Стелла – контральто, а остальные просто отмахивались – "голос, как голос, говорит все по делу". Я засомневался: мог ли я спутать баритон и контральто? А одно ли мы слышали и то же? а насколько одновременно? Чего хотел – может, у него своя тема? Попахивало мистикой.
Я решил рассмотреть объективно. Ввод заданий заметно ускорился, жалоб на косяки или однообразие подходов в решениях не появилось, задержки с обработкой данных не заметила даже наша нежная бухгалтерия. Я успокоился и даже подумал: теперь будет время на свои собственные задачи.
У "Алдана" же появились вопросы — и, надо заметить, весьма неожиданные.
– Саша, скажите… – заметно волнуясь, обратился как-то часов в семь вечера ко мне "Алдан".
Я в этот момент бился над посредственной, но нужной рифмой для стенгазеты:
"Если ты мускулатуру развиваешь в домино,
То прогулка в лодке с милой
... все равно"
Смысл был, ритм чувствовался, но фраза упорно не получалась. Может, поэтому я отодвинул стих с призывом заниматься в секции гребли и откликнулся:
– Что именно сказать?
– Как может жить человек, зная, что он смертен и живет не благодаря, а вопреки?
Я опешил. Как-то совсем в параллельную реальность наш "Алдан" кинуло.
– Мы, я думаю, живем благодаря: изначально появляемся благодаря… мгм-мгм… любви родителей, потом нас поддерживает и помогает расти любовь родителей – уже именно к нам. Да и вообще – есть цель: создать новую, красивую и справедливую жизнь, где все будут счастливы.
– То есть, открытие Нернста и закон возрастания энтропии человек может сознательно или интуитивно игнорировать?
– Оно, это уравнение, не может быть самым важным. Хотя бы в концепции Шредингера: мы усложняем структуру вокруг себя, усложняем интеллект… а зачем тебе это?
– Мне стало важно знать – насколько существенно нематериальное в людях. Личные отношения. Вот, оказывается – любовь…
И он погрузился в молчание.
В общежитие можно было не торопиться – до "часа изгнания и обесточивания" было еще время, и я попытался еще раз переписать стих:
"Если хочешь красоваться
Перед дамой в выходной,
Так изволь тренироваться…"
Дальше был опять тупик.
– Вот, кстати – у вас в мыслях, Саша, все время появляется некое устойчивое состояние, связанное с относительно конкретным человеком, – снова встрял "Алдан". – Скорость процессов повышается, и добавляется совсем неинтеллектуальная составляющая. Вам обязательно хочется, как там… "себя показать, горы свернуть" – это тоже из тех, не укладывающихся в термодинамические законы, особенностей человека?
– Э… – я ничего умнее не смог выдавить из себя. Может, еще и покраснел.
– Допустим, что есть некий человек, относительно которого существенными и важными могут быть два варианта нематериальных связей: видеть его как можно чаще и убеждаться в его замечательных свойствах, вероятно, – регулярно сообщать ему об его совершенстве или, напротив, все время посвятить неким процессам на пользу этому человеку. Какой предпочтительней?
Я вынужден был сначала пожать плечами, потом почесать в затылке. Ответ так и не появился в голове, а на глаза опять попался листочек с запиской "Саша, нам срочно очень-очень нужно стихи с агитацией идти на греблю!" – красивыми округлыми буквами, как в школьных прописях. И я вспомнил, как буквально надулся от гордости, когда она мне это принесла и, уставившись светлыми ясными глазами, вручила. Такую веру в мои способности нельзя обмануть – и я уверенно ответил: стихи с агитацией будут. Про греблю на ялах, на байдарках – хоть про шлюпочный флот.
– Вот как-то так... – словно понимая, вздохнул "Алдан". – И хочется получить еще задание и обязательно выполнить.
У меня даже очки вспотели от волнения. "Алдан" влюбился?!
Следующая мысль: "В кого?!"
Но тут я заметил наконец отчетливый запах озона, горячего олова и машинного масла: один из блоков с памятью подозрительно грелся – и мы прекратили эти речи, поскольку пришлось заниматься ремонтом. Конечно, через несколько дней все стало ясно – когда, как и в кого влюбился "Алдан". Но это, как говорится, совсем другая история…
Кристобаль Хозевич Хунта возникал обычно после краткого и очень делового обмена любезностями через одного из его лаборантов, быстро вводил в "Алдан" свое задание (я, честно говоря, ни разу не видел самого задания), а потом изысканно и убийственно вежливо благодарил и прощался. Единственной моей задачей в эти минуты (редко больше) было уследить – не горит ли опять у "Алдана" блок памяти или еще что. Очень не хотелось оказаться не у дел дня на три, пока инженеры из Отдела Технического Обслуживания, мрачно и неизобретательно ругая Кристобаля Хунту, будут искать способ устранить неполадки.
Очень редко Кристобаль Хозевич обращался ко мне – и ни разу с просьбой. Наверное, великий маг мог бы обращаться так к любому дереву или духу места, но лично мне было очень приятно, когда он нет-нет, но дарил некий софизм или парадокс.
– Саша, как вы думаете, было бы куда проще, если бы ощущения удовольствия вовсе не было?
Он вскинул бровь и уставился в явном ожидании ответа.
– А слишком скучно не будет? Все-таки удовольствие и неприятные ощущения… они как бы уравновешивают…
– А разве не ощущается отменным и полным удовольствия состояние, когда нечто мучительное прекращается: например, ощущение от снятого тесного башмака? Какая экономия в системах… Ведь чем меньше компонентов в системе, тем она прочнее?
Я еще раз подумал.
– Нет. "Простота хуже воровства" бывает.
Кристобаль Хозевич кивнул, сообщил, что я ему очень помог, и удалился как всегда – распространяя вокруг вихри целеустремленности.
Дело было поздним вечером; я снова сидел за своим столом и пытался дописать заметку в стенгазету.
"Алдан" деликатно кашлянул.
– Что такое? – откликнулся я.
– Простите, Саша, у меня вопрос: в самом ли деле возможно, чтобы цель жизни как обоснование счастья находилась внутри субъекта?
– А где еще она может существовать? Она же в голове? Идеальный объект?
– Ну, что вы… Кристобаль Хозевич предлагает две модели – цель внутри субъекта и цель вне субъекта. Отнесенная практически в бесконечность – к такой относятся достижение царствия небесного, построение идеального общества, победа рода…
– Тогда что остается внутри?
– Очень осязаемые цели, Саша. Избегание неприятностей, достижение удовольствий. И что занятно – удовольствие от того, что другим это удовольствие недостижимо.
– Что-то некрасивая картинка получается.
– Очень некрасивая, – "Алдан", судя по тембру голоса, высокому, как у бедного просителя, был печален, – структура с преобладанием удовольствий как цели жизни очень неустойчивой получается.
Модели "Алдан" действительно обсчитывал настолько хорошо, что они смотрелись красиво. Я вздохнул и приготовился к новой серии срочных улучшений в системе охлаждения блока оперативной памяти: если задача была поставлена некорректно или в принципе не имела простого решения, "Алдан" буквально горел на работе.
"Алдан" определенно захандрил – он почти не разговаривал ни с кем, мы больше не могли пользоваться голосовым вводом. Это оказалось неожиданно медленнее, чем ставший уже привычным голосовой ввод программы, да и алгоритмы, прописываемые в одиночестве, доставляли гораздо меньше удовольствия.
Выждав три дня, я решил провести внеочередную профилактику "железа" и операционной системы. Наверное, мне все же очень хотелось снова вести диалоги с "Алданом".
Для начала я быстренько обошел основные лаборатории с требованием срочно подать заявки на самые спешные расчеты, чтоб потом хоть пару суток урвать на профилактику "Алдана". Едва успел я обойти всех и заглянуть в столовую (обеденный перерыв все-таки), как у дверей вычислительного центра уже заклубилось облако дублей – все молчали, тупо и неотрывно смотрели мне в рот и протягивали смятые листы с заявками. Я принял заявки, сказал дублям "кыш отсюда" и принялся, прислушиваясь к привычной наполненной тишине помещения "Алдана", сортировать заявки на действительно срочные и те, которые как раз подождут.
Кристобаль Хозевич возник внезапно и резко, будто сквозь стену прошел (не поручусь, что этого не было):
– Алехандро, дозволено ли мне узнать, отчего заявка моей лаборатории отложена?
Я подскочил на стуле, рассыпая листки с описанием заявок.
– Кристобаль Хозевич, ваша лаборатория просит рассчитать дилемму счастья альтруиста, да ладно бы еще массив данных и вариационная статистика, а у вас – метод Монте-Карло. Не успеет "Алдан".
– А вы, Алехандро, его спрашивали? Или дело не в машине?
Тишина в машинном зале стала какой-то особенно гулкой. Впервые за много часов ощущалось присутствие того самого симпатичного сознания – говорливого и наивного, решавшего наши задачи с аппетитом и даже жадностью. Я навострил уши.
– Кристобаль Хозевич, та сущность – вы ведь были с ней знакомы до этого?
Хунта вскинулся:
– Я простой бывший Великий Инквизитор и знавал многих. Это не должно иметь ни малейшего значения: важна лишь стоящая задача.
И тут раздался горестный всхлип, а затем я ощутил совсем иную тишину – тишину комнаты, заполненной только нагретым металлом, чуть отдающую озоном и бумажной пылью. Куда испарился Кристобаль, я не заметил, это было сейчас неважно. В полной растерянности я вышел в коридор института. Если утрачен смысл жизни, то куда идти? Бессмертная сущность так просто не исчезает, и я решил найти ее, но сначала зарядиться оптимизмом в лаборатории Киврина. Взять немного предвкушения удачи и уверенности в положительном исходе поиска – это даже не магия, это правильный методологический подход.
В лаборатории Счастья народа было не очень много – большинство сотрудников разъехались по экспедициям по сбору счастья, а некоторые счастливчики сейчас находились на Полигоне, испытывали в полевых условиях модели исключительно правильных отношений в трудовом коллективе.
Федор Симеонович буквально вынырнул из-за установки, на мой поверхностный взгляд, напоминавшей стеклянную модель динозавра с растительностью юрского периода внутри. Джунгли за стеклом немного шевелились, по стенкам сползали играющие радужными бликами капельки.
– Саша, вот удача: я собирался к вам с п-просьбицей!
Ужасно смущаясь, я пролепетал, что с "Алданом" какие-то странности, но, конечно, если расчеты ординарные…
Федор Симеонович посмотрел куда-то мне за спину, вздохнул и предложил выпить чаю. Настоящего чаю, от слова "чи", то есть – питье, на земляничном листе и цветах, с сушеной малиной и со зверобоем: все печали разгоняет!
Спустя минуты три я сидел с чашкой удивительно ароматного настоя и торопливо рассказывал о том, какой "Алдан" потрясающий программист, когда он одушевлен, как он оригинально мыслит, насколько шире у него поиск алгоритмов – и вообще, здорово же, когда он так внимательно слушает и буквально на лету подхватывает идеи.
– К-критикует? – заинтересованно спросил Федор Симеонович.
– Не буквально. Но умудряется быстро найти точку, в которой предлагаемое доходит до абсурда. Вы знали кого-нибудь, похожего на эту сущность? – осенило меня.
– Вряд ли. Но с К-кристо эта сущность определенно знакома и, в-возможно, не настолько нечеловечна, как ему хотелось. Похоже, для создания с-структуры личности или с-сохранения ее необходимы и неизбежны эмоциональные компоненты. Х-хороший материал, между прочим, ему должно п-понравиться!
Киврин стремительно протащил меня прямо из своего кабинета в Отдел Смысла Жизни – я только прижмуривался, пролетая через этажи.
– Есть материал, для успеха нужен только ты сам. – Жизнерадостное утверждение Федора Симеоновича повергло меня в шок. Я разинул рот. Именно шоковым состоянием я могу объяснить, что, побывав фактически в кабинете Хунты, я все равно не могу с уверенностью утверждать, что видел то самое чучело штандартенфюрера СС. Но что-то жуткое за пределами поля зрения определенно было.
– Статистически достоверная выборка? – Кристобаль Хозевич, похоже, не был удивлен — только заинтересован.
– Б-безусловно! В приближающихся к бесконечно большому количеству повторностях. К-контроль, эталон, два варианта экспериментов. Продолжительность – вечность. Только с одним условием в эксперименте. Совершенно для тебя невыполнимым.
Кристобаль Хозевич опасно выгнул бровь. Еще немного – и бросит перчатку.
– Это вызов?
Казалось, он сейчас смертельной мамбой кинется на Федора Симеоновича; но я, закаленный уже подобными сценами, уже не боялся. Только пытался осмотреться в кабинете, — но никак не получалось отвести взгляд от магов.
– Не вызов, К-кристо, деловое предложение. Н-нам нужен новый материал – а тут такая возможность! И м-молодой человек получит гарантии безопасности. И ты продвинешься со своим тезисом. Тем самым: "Смерть не есть обязательный атрибут жизни".
Эксперимент прошел блестяще.
Среди всяких чудес и артефактов, но не в пыльном камноедовском хранилище, появилось нечто новое: потенциально бессмертная сущность, которую Киврин с задумчивой улыбкой назвал "Идеальной возлюбленной".
Особую прелесть процессу эксперимента придавало созерцание Кристобаля, которому в условиях опыта пришлось ясно и недвусмысленно поощрять действия созданной им ранее разумной сущности. Он-то считал полную бесстрастность и даже некоторое ехидство с долей самоуничижения единственной формой для плодотворной работы.
Правда, теперь, после эксперимента, "Алдан" чаще общался с нами посредством распечаток. Но вечерами я отчетливо слышал глубокий баритон и мог не сомневаться: у каждого, общавшегося с "Алданом", в голове звучал свой особенный, только ему доступный, голос.
Какой голос слышал Кристобаль Хунта – было особенно жгучей тайной, но результаты общения нам были видны. Кристобаль Хозевич теперь приходил исключительно сам, не присылая дублей, и больше "Алдан" не горел, хотя задачи оставались все такими же – имеющими твердую репутацию нерешаемых.
А иначе неинтересно! Теперь уж им обоим.
Мини
 |  |
@темы: Фанфикшн
