Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Сегодняшним постом мы обязаны Л.Рудману, который дал ссылку на эту страницу - fit4brain.com/7488
Собственно, сабж.
Борис и Аркадий Стругацкие, самые популярные «литературные» братья, не просто писатели-фантасты. В своих романах о будущем, о мире в целом и человеке в отдельности, они отвечают на вечные вопросы — как сделать верный выбор, найти себя и не потерять в огромном мире. читать дальше Братья Стругацкие в течение многих лет оставались ведущими представителями советской фантастики. Каждая новая книга становилась событием, вызывала яркие и противоречивые дискуссии.
Борис Стругацкий шутил о себе: «Я только половина писателя», имея в виду, что только вместе с братом, Аркадием Натановичем, они составляли целую творческую единицу. А их романы полны глубоких и философских размышлений:
1. 83% всех дней в году начинаются одинаково: звенит будильник.
2. Целыми неделями тратишь душу на пошлую болтовню, а когда встречаешь настоящего человека, поговорить нет времени.
3. Детей бить нельзя. Их и без тебя будут всю жизнь колотить кому не лень, а если тебе хочется его ударить, дай лучше по морде самому себе, это будет полезней.
4. Все правильно: деньги нужны человеку для того, чтобы никогда о них не думать.
5. Мухи-то воображают, что они летят, когда бьются в стекло. А я воображаю, что я иду. Только потому, что передвигаю ногами.
6. Просто удивительно, как быстро проходят волны восторга. Грызть себя, уязвлять себя, нудить и зудеть можно часами и сутками, а восторг приходит и тут же уходит.
7. Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу — дерьмо.
8. Волчица говорит своим волчатам: «Кусайте, как я», и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте, как я», и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: «Думай, как я», а это уже преступление.
9. Почему не помолчать, когда все ясно без слов?
10. Лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому.
11. А какой смысл покупать машину, чтобы разъезжать по асфальту? Там, где асфальт, ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта.
12. Фантазия — бесценная вещь, но нельзя ей давать дорогу внутрь. Только вовне, только вовне.
13. Скептицизм и цинизм в жизни стоят дешево, потому что это много легче и скучнее, нежели удивляться и радоваться жизни.
14. Среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чём именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что счастье — в непрерывном познании неизвестного, и смысл жизни в том же.
15. Что это такое — нужен? Это когда нельзя обойтись без. Это когда все время думаешь о. Это когда всю жизнь стремишься к.
16. Это что-то вроде демократических выборов: большинство всегда за сволочь.
17. Какой смысл говорить о будущем? О будущем не говорят, его делают!
18. Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные.
19. Но ведь не может быть так, чтобы среди тысячи дорог не нашлось верной!
20. Не в громе космической катастрофы, не в пламени атомной войны и даже не в тисках перенаселения, а в сытой, спокойной тишине кончается история человечества.
21. Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить.
22. Не каждому дано быть добрым. Это такой же талант, как музыкальный слух или ясновидение, только более редкий.
23. Счастье — это когда ты хочешь то, что можешь, и можешь то, что хочешь.
24. Иногда я спрашиваю себя: какого черта мы так крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги, если мы только и делаем, что крутимся?
25. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!
А моей любимой цитаты, про "Из всех возможных решений...", нет...
Радиопостановка, дата записи: 1992 Хронометраж: 00:34:20 _______
В ролях
Суховерко Рогволд Зозулин Виктор Мараш Алла Степанов Вячеслав Любецкий Лев Дугин Вячеслав Федоров Сергей Сатановский Леонид
Редактор передачи: С Карлов Автор: Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий Режиссер: Владимир Малков _______
Аннотация ГТРФ
В результате вертолетной катастрофы биолог Кандид попал в незнакомый лес, далеко от биостанции, где работал. Для него началась совсем другая жизнь, подчиненная загадочным, ирреальным законам, которые герой пытается постичь. _______
на прошлой неделе запущен в работу четвертый выпуск бумажного "Полдня"
Содержание:
Идеи и фантазии Антон Тимофеев «Пиратские делишки». Повесть Андрей Измайлов «Алтын Аскер». Неснятое кино Мила Коротич «Светляки уходят первыми». Рассказ Елена Кушнир «Перевал». Повесть Злата Линник «Те, которые ждут». Рассказ Тимур Максютов «Теплая кровь». Рассказ Сергей Алхутов «Владыкой мира будет труд». Рассказ Елена Щетинина «Бремя автора». Рассказ
Личности и размышления Станислав Бескаравайный «О прерывании эпопей». Константин Фрумкин «Тысяча и одна грань тоталитаризма».
Печататься будет, как и предыдущие, по предварительным заказам ("принт-он-деманд"). Выход в свет - 1 июня.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Знаете, есть такие картинки, "Найди спрятавшегося тигра" и т.д. И вот когда его находишь - уже не сможешь перестать его видеть... Говорят, некоторые умеют, но я - нет.
Так вот это я к чему?..
К тому, что если _знать_, что послужило основой "Далекой Радуги", то в финале можно увидеть довольно явную, на мой взгляд, перекличку с финалом "На берегу". Точнее говоря, с проводами подлодки (фильма я не видела и, надеюсь, не увижу, но, говорят, он достаточно близок к книге).
А вот пока я не прочитала "На берегу" - никакой параллели и не чувствовала...
Но вообще, если знать, "откуда есть пошла" "Далекая Радуга", вся история, и без того не слишком радостная (особенно сама по себе, вне контекста будущих произведений о Мире Полудня), обретает совсем уже мрачный характер...
Японское слово "акутагуй" уже кто-то комментил, нет?
На первый взгляд - от фамилии Акутагавы Рюноскэ, и, может, с ней понятие и связано. Но буквальное значение - другое. Фамилия Акутагавы, 芥川, переводится как "мусорная река". Иер 芥 - это "мусор", у него два чтения - "гоми" и "акута" (в современном языке "мусор" - это "гоми", пишется иером 塵, тем же, что и слово "тири", "грязь, пыль", но есть прекрасное слово 塵芥, "гомиакута" - видимо, такой мусор, который ну вот совсем).
"Гуи" ("гуй") - это озвонченное "куи", "жрущий" или "едящий", от глагола 食う, "куу" (знакомого нашим читателям по фильму "Статский советник", где в конце Фандорин шепчет себе: "Аку-ва аку-о куу... Зло пожирает зло..."). Как в слове 立ち食い, "татигуи", "жрущий стоя" (не отходя от киоска, перекусывающий второпях). Итого: акутагуй - мусорожор.
Интересно, что культ garbage eaters существует с 1970-х, хотя вряд ли АБС имели в виду именно его.
Три года назад я, помнится, довольно скептически отнёсся к неумирающей идее фанфикописания по мирам АБС. Но в этом сезоне "Стоптанных кирзачей" вновь не удержался и сам. В оправдание могу лишь сказать, что замысел рассказа зрел давно. И - да - это снова мир "Обитаемого острова". Своего рода развитие событий, описанных когда-то в "Массаракше". Тот рассказ был затеян как антитеза параллели "Страна Отцов - СССР". Мне хотелось оспорить эту идею, одно время продвигаемую самим БНС, и я попробовал "вывернуть" представления о мире ОО, по-своему экстраполировав развитие событий. Новый рассказ наследует ту же парадигму, но оспаривает другие идеи. В частности - а правы ли были земляне, взаимодействуя с "иными человечествами", стоящими на более низкой ступени социальной организации почти исключительно в формате прогрессорства? Ведь даже в логике мира АБС видно, что эта стратегия по большому счёту проигрышна - Румата терпит фиаско в Арканаре, Саракш поставлен на грань новой мировой войны, и совершенно безысходен мир Саулы. А ведь в реальной истории СССР зачастую не стеснялся открыто "протягивать руку помощи братским народам", благодаря чему, в общем, и была создана мировая система социализма. А замысливался СССР и вовсе как средство переустройства мира, страна держащая курс на мировую революцию. Отчего же "улучшенный СССР" в образе Полудня "клеит отмазки" о необходимости терпеливо ждать, пока медлительный "крот истории" проделает свою работу в иных мирах? Ведь Арканар - это всего лишь какой-нибудь Йемен, Саракш - Западная Европа после войны, а Саула - Монголия. Конечно, тут у нас "целая планета средневекового варварства", но ведь и с другой стороны - целая планета коммунаров, которым, однако, почему-то интереснее штурмовать Слепое Пятно, а не вытягивать из трясины этого самого варварства своих братьев не только по разуму, но и генетических братьев. Мне вдруг подумалось, что хотя АБС вроде бы фрондировали по отношению к официальной идеологии СССР, но на самом деле довольно точно ложились в её позднейший извод, с отказом от мировой революции, с официальной доктриной мирного сосуществования, и с подготовкой реставрации капитализма де-факто. Коммунары Стругацких ещё более инфантильны, чем советские люди. Эдакое общество "вечных детей". Не случайно тот же ТББ словно бы закольцован картинками детских воспоминаний. Ну не мечта ли для властей предержащих? С новым рассказом и конкурсом оказался связан один любопытный эпизод. Уже после окончания СК-4 на меня вышел его организатор с предложением включить рассказ в состав предполагаемого сборника, но при условии доработки. Дорабатывать там в самом деле было чего, потому я поначалу не удивился. А удивился позднее, когда выяснилось, что суть требуемых доработок лежит отнюдь не в литературной плоскости. Этот человек, "либерал" по воззрениям, требовал исключить из текста фразы о коммунизме, аргументируя, что "поздние АБС" сами, дескать, от него отошли. Я ответил, что это выглядит как цензура, и мой собеседник выступает в данном случае практически в роли тех "товарищей", к которым он никак не может испытывать симпатии. Ну и наконец, после столь долгого предисловия, сам рассказ:
Прочитав заголовок, вы, дорогой читатель, решили, что это рецензия на новый фильм Алексея Юрьевича Германа "Трудно быть Богом" по роману Стругацких? Нет, нет и нет. Просто сейчас очень хорошее время про картину поговорить. С одной стороны, фильм вышел несколько дней назад, и уже первые отклики есть. С другой, картину не посмотрело явно больше людей, нежели посмотрело, и с непосмотревшими, но желающими поглядеть хочется как раз и поговорить. читать дальше
О том, например, что никоим образом не стоит идти на этот фильм как на экранизацию романа Стругацких. Наверное, здесь подойдет такое интеллигентное и мало к чему обязывающее "по мотивам". Поверять Германа Стругацкими - занятие зряшное. Так же как проверять Тарковского теми же Стругацкими или Станиславом Лемом.
Как у Тарковского не было задачи точно воспроизвести "Солярис", так и Герман, уверен, не хотел просто оживить персонажей Стругацких. И когда я читаю в первых откликах, что, мол, я так люблю роман Стругацких, а тут совсем иная история, в спор вступать не хочется. Хочется посоветовать автору отклика взять с полки книгу - Стругацкие там.
Алексей Герман не экранизировал чужие выводы. Он пытался донести до нас свои. И это самое интересное Слишком Алексей Юрьевич был мощной фигурой для решения столь очевидно ремесленной задачи. Он не экранизировал чужие выводы. Он пытался донести до нас свои. И это самое интересное.
Задумывались ли вы когда-нибудь, дорогой читатель, что сюжет любого произведения, которое нас трогает - будь то книга, спектакль или фильм - разворачивается внутри нас? Не снаружи, а внутри?
Если внутри человека происходит постоянная борьба любви с ненавистью, то ему близка "Ромео и Джульетта", если не происходит, то эта книга воспринимается как памятник литературы.
В двадцать три года я посмотрел поразительный фильм Сергея Соловьева "Избранные" и понял, что история немецкого эмигранта, который во время войны сбежал в Латинскую Америку, где легко и играючи предал свою возлюбленную, творится у меня внутри. Дело не в том, что я похож (или не похож) на героя картины барона Б. К. Дело в том, что все его страдания, метания, невозможность найти себя - все это происходит (тогда, в двадцать три года) в моем сердце и моей душе.
Многие увидели в "Трудно быть Богом" некую социальную драму. Может быть... С ехидной улыбкой они произносят фразу Стругацких из картины: "Там, где правят серые, к власти приходят черные". Красивая фраза... Вам хочется и в этой картине (как и во всей окружающей жизни) видеть политику? Тогда я иду от вас.
Мне же кажется, что "Трудно быть Богом" - о том Средневековье, о том ужасе, грязи, абсолютном и радостном антигуманизме, которые творятся в душе каждого человека. В каждом из нас, в той или иной степени, живет это Средневековье. И в каждом из нас живет дон Румата, который пытается наладить эту жизнь по собственным законам. И у него очень тяжело получается. Опустит он руки или нет?
Смотреть фильм Германа под таким углом трудно. Видеть в нем социально-политические аллюзии куда легче. Мы вообще построили такой мир, в котором размышлять о действиях президента или оппозиции нам куда легче, а главное, приятнее, нежели смотреть в зеркало.
Смотреть в зеркало тяжело. А если в нем еще отражается не твое лицо, а твоя душа, твоя суть - невыносимо. Мы отвыкли честно анализировать свою жизнь и свои поступки.
Многие убеждены, что начальники разного рода - от самых главных до непосредственных - они, и только они виноваты в том, что наша жизнь идет не так, как нам бы хотелось. Многим людям искренно кажется, причем во все времена, что если к власти придет другой, хороший начальник, то немедленно начнется другая, хорошая жизнь.
Мы искренно считаем, что если дом плох, то потому только, что строят неверно. А может, кирпичи не те? Так кирпичам очень трудно признаться самим себе в этом.
Когда я вышел после картины Германа, я подумал, что самая главная проблема сегодняшнего дня в том, что люди не хотят брать ответственность за собственную жизнь на себя. Они готовы сбрасывать эту ответственность на кого угодно: на президента, на правительство, на своих родителей, на обстоятельства... А сами за нее отвечать не хотят.
Это фильм о том, Средневековье, о том ужасе, грязи, абсолютном и радостном антигуманизме, которые творятся в душе каждого человека Не "не могут", а именно не хотят. Потому что так проще. Потому что если ты ругаешь власть, ты в фаворе, а если самого себя, то ты в трудных и мучительных поисках. Что проще? То-то же...
Многим кажется, что мир, который, словно живописец, выстроил Герман - это некий историческо-фантастический мир. Другими словами: это такое бытие, которое к каждому из нас не имеет никакого отношения. Ну, разве что можно разглядеть в нем некие политические аллюзии - это ведь так просто. Проще разве что сказать, что это кино - плохое, тяжелое, затянутое...
Для меня это мой мир, моя грязь, моя слабость и моя личная бесконечная, тяжелая борьба со всем этим. Дон Румата - мощный, сильный - то мощное, сильное, божественное, что есть во мне. Почему божественное то и дело проигрывает грязному, суетному и бессмысленному?
Вот для меня главный вопрос. А может быть, каждому из нас имеет смысл в наших бесконечных политических дискуссиях задумываться над этим? Это очень тяжело. И главное, совершенно не престижно. За это не платят. А если и платят, то не на Земле.
Для меня великий фильм Алексея Юрьевича Германа об этом.
Это не фантастика. Это зеркало. Зеркало для души.
Опубликовано в РГ (Федеральный выпуск) N6321 от 3 марта 2014 г.
«Михаил Ефремов представил фильм "Трудно быть Богом" в стихах, где были такие строки: "Были богами, но стало трудно, сбросили крылья - стали людьми"... "Главное - мучит страшная память: память - о слове, сон - о крыле".
Именно фильм "Трудно быть Богом" стал триумфатором церемонии в этом году. Можно пошутить, что богиня Победы не смогла обойти вниманием фильм с таким названием, а можно сказать серьезно - картина заслуживала такого признания, учитывая и то, как она снималась, и то, кто ее снимал, и многое другое. И ни одна другая премия, кроме "Ники", не смогла бы так подчеркнуть значение этой работы. "Трудно быть Богом" получил семь статуэток. В том числе и самую главную - как лучший фильм года. Награду как лучший звукорежиссер получил за работу в картине "Трудно быть Богом" Николай Астахов. На сцену первый раз получать приз поднялись Алексей Герман-младший и Светлана Кармалита. Алексей Герман-младший сказал, что именно Астахов "вытащил фильм, когда папы не стало". Светлана Кармалита также призналась в том, что озвучание картины далось непросто. Фильм "Трудно быть Богом" стал лауреатом и в номинациях "Лучшая режиссерская работа", "Лучшая мужская роль" (Леонид Ярмольник), "Лучшая операторская работа" (Владимир Ильин и Юрий Клименко), "Лучшая работа художника" (Сергей Коковкин, Георгий Кропачев и Елена Жукова), "Лучшая работа художника по костюмам" (Екатерина Шапкайц).
Эта картина - наше любимейшее время жизни. Благодарность судьбе, что я смолоду попала в эту группу Алексея Германа и Светланы Кармалиты - от этого у меня сложилась счастливая жизнь, - сказала Екатерина Шапкайц. А Светлана Кармалита призналась, еще раз поднявшись на сцену, что "не думала, что на вручении премии можно так волноваться".»
«Единственное, что занимало его мысли, — это Россия. Я не могла с ней тягаться»Мария Стругацкая о своем муже Егоре Гайдаре
Мария Стругацкая рассказала о своем муже Егоре Гайдаре, об их знакомстве в детстве в поселке Дунино, о сыновьях Петре, Иване и Павле, о том, каково было быть женой автора экономических реформ девяностых, о том, сколько книг Гайдар брал с собой в отпуск, и о любви.
Стругацкая: У меня была бабушка, дедушка, мама, папа, сестра, все жили в одной квартире на Бережковской набережной в городе Москве. Это рядом с Киевским вокзалом. Папа же из Питера, и он, правда, уже уехал из Питера во время Ленинградской блокады, в общем-то, туда уже не возвращался жить. Потому что сначала был военный институт, потом он уже женился на маме. Ну, сначала там Камчатка, Канск, в общем, помотало его по районам. А потом он женился на маме и оказался в этой квартире.
— А как они работали? Я вот вдруг впервые задал себе вопрос, с братом я имею в виду.
Стругацкая: Сначала дядя Боря приезжал в Москву, и они там работали, в этой комнате, где мама с папой. Я не знаю, но, по-моему, дяде Боре раскладушку ставили, наверное. Жил-то он у нас, это точно. Все неприхотливые, Господи. Бралась идея, и каждый о ней думал, долго. Были наброски, переписки, письма шли практически каждый день. Как мне казалось, дядя Боря был критик, а папа был вырабатыватель всяких идей. Может быть, потому что так уверенно разбрасывал сюжеты, скорее, идеи. Дядя Боря морщился и говорил: «Вот это — да, вот это — нет, но это может быть». Работающая лошадка была одна — это дед, который работал, он преподавал в Дипакадемии. То есть у него две-три работы, это было обязательно. Меньше он не брался, чтобы кормить все это. Действительно, большая семья — и один кормилец. Потом папа появился, и тоже с него сначала кормилец был сомнительный. Потом он уже начал кормить. Но сначала это был лейтенант с неопределенным будущим. Так что вот у нас очень патриархальная семья, на самом деле. читать дальше. Но про Стругацких там почти нет — Как вы оказались в Дулино?
Стругацкая: Тоже из-за бабушки и дедушки. От этой деревеньки, чуть выше по течению, ближе к Звенигороду, выше по течению Москва-реки, есть санаторий Академии наук. И туда как-то приехали бабушка с дедушкой отдохнуть после трудов праведных. И, гуляючи, они спустились по реке, и пришли в эту деревню, очень такую Богом забытую, я бы сказала. Знаете, ни церкви, ни школы, ни магазина, правда, музей есть, музей Пришвина. И они в нее влюбились.
— И сколько вам лет было, когда вы…?
Стругацкая: Ой, я думаю, я перешла в класс третий.
— И как встретились с Егором, когда это было?
Стругацкая: Деревенька-то маленькая, но я живу в центре деревни, а он вот тут, на окраине, недалеко совсем, он рядом с музеем жил. А колодец один в деревне. Другой колодец ну совсем неудобный. Мы пошли за водой, я — с большим ведром, а он — с маленьким. Даже бабушка говорила: «Что нам много воды, а Егор после болезни, ему маленькой пластмассовое». А я думала: «Вот так вот, я — с большим ведром, а он, мальчик — с маленьким».
— А до этого не были знакомы?
Стругацкая: Было такое ощущение — но может где-то. Да нет, конечно, а где же мы могли познакомиться? Мы познакомились в доме, у него тоже тут бабушка снимала дачу.
— Это имеется в виду Лия Лазаревна?
Стругацкая: Да, Лия Лазаревна снимала здесь дачу. Ей на лето подкинули внучка. Я со своей бабушкой, он — со своей. Тут все такие были.
— А когда вы подружились?
Стругацкая: А сразу и подружились, у нас компания здесь была. Много детишек приблизительно нашего возраста.
— Кто входил в эту компанию?
Стругацкая: Ой, много народу. В разные года по-разному, поскольку это были не местные детишки. Потому что тут местных детей-то было два человека, в моем доме один парнишка жил где-то такого же возраста. Сколько ровесников снимет — бабушки — дома, вот столько у нас и компания. Там даже потом родственник Егора Миша Решетников с нами в одну компанию ходил. Девочек было много: Олечка Белавина, Галя Титова, Катя Щипакова, Ирочка Мишина. Первая жена Егора — Ирочка.
— И как вы сдружились?
Стругацкая: Ну как? Одна компания, вместе играем, эти казаки-разбойники, все эти прятки, вся эта картошка на костре. Как дети играют, Боже мой. В Москве, конечно, виделись нечасто, у каждого своя школа.
— То есть, по сути, у вас получалась, такая…
Стругацкая: Да, на три месяца. Меня брали на юг, Егора брали куда-то еще. Все время это было из года в год. Так продолжалось буквально лет 10, может быть, 7.
— До окончания школы?
Стругацкая: Да, да.
— Когда вы стали взрослеть, появлялась какая-то общность интересов? Я имею в виду с Егором обменивались, какие книжки любили читать? Кто диктовал эти вкусы? Или просто шел такой обмен? Или вообще на эти темы не разговаривали?
Стругацкая: Да не очень-то. Мы обменивались книжками, потому что библиотека была в Поречье, можно было взять. Конечно, между собой тоже. Так я не помню, чтобы это составляло значительную часть. Шалопайствовали мы тут, по деревьям лазали, в речке купались.
—Я где-то это прочел, не знаю, насколько это правда или неправда, о том, что Егор, с пиететом относился к папе, то есть он его очень уважал, в восторге был от романов.
Стругацкая: Вы имеете в виду моего, да?
— Да.
Стругацкая: Честно говоря, я на эту тему пыталась не разговаривать, вообще не поддерживала. Вы понимаете, здесь чем хорошо — дача, здесь все только по именам, никто не знает фамилий. Никто же не заставляет тебя представляться, что ты — Стругацкая, никто. Естественно, я так не представлялась: Маш, Маш — все. А потом, когда я выяснила, что они с Мишкой Решетниковым зачитываются, я так глазки потупила.
— Вот вы потом закончили школу. Потом, Егор женился.
Стругацкая: Да, женился на Ирочке, действительно так и было.
— И вы же вышли замуж?
Стругацкая: Ой, ну я позже, позже. Я где-то на курсе четвертом. Егор-то чуть ли не на первом. Я на курсе четвертом вышла. Это у нас дети, разница старших детей в три недели, ребята, не поверите. У одного — 2 июня, у другого — 26 июня. Когда я говорю, что у меня два сына с разницей в три недели, некоторые удивляются — как так бывает. Бывает, если разные мамы и папы.
— А когда вы уезжали на лето, вы обменялись какими-то телефонами? Как-то контакты поддерживали?
Стругацкая: С Иркой я поддерживала очень плотный контакт.
— Тогда расскажите, она же наверняка как подруга поделилась, что выходит замуж.
Стругацкая: Конечно, это я ей посоветовала. Это моими руками было сделано. Я как для себя выбирала.
— Хорошо, а потом?
Стругацкая: А потом, говоря откровенно, брак не состоялся. Дети есть, а брака нет. Ну что тут сделаешь? Развелись. Ирочка попросила, чтобы я его утешила — я утешила.
— А как она потом относилась?
Стругацкая: Ревниво, это было.
— Ревниво все-таки.
Стругацкая: Конечно, наверное, тяжело было.
— А как вас воспринимали дети? Вообще ситуация была довольна сложная.
Стругацкая: Довольно сложная, да. Действительно, было довольно сложно. Надо все-таки детей соединять. На какой площади? На площади Лии Лазаревны. Не на какой почве — на датской, а на площади — на площади Лии Лазаревны. Квартира на Кировской, большая квартира была. Но, потом Лия Лазаревна умерла, и тогда мы уже стали жить такой семьей: Егор, я, двое детей.
— А вот каким он был подростком? Я имею в виду Егора Тимуровича. Вот как он вспоминается в качестве подростка?
Стругацкая: Вспоминается, конечно, он был очень необычным. Он был все-таки человек в себе. У него все время были мысли, и он их думал. Нет, он бегал, играл: «колечко на колечко, выйди на крылечко», все, пожалуйста. Но то, что у него все время были мысли о чем-то совершенно недоступном для нормального подростка, это точно. Я его использовала в качестве словаря, просто для шутки: скажи, пожалуйста, какой урожай риса в Китае в 1956 году? Бабах — цифра. Это не выдумаешь, он просто читал статистические справочники, и у него была гиперюношеская память. Он просто это запоминал. А какая длина реки Оби? С притоком или без?
— А когда вы почувствовали, что у вас возникает симпатия?
Стругацкая: Да у меня всегда была к нему симпатия.
— Я имею в виду другая симпатия.
Стругацкая: Это мне надо было сильно вырасти.
— Я про это и спрашиваю.
Стругацкая: Это было после первого замужества.
— Когда это случилось? Как вы встретились? Каким образом пересеклись?
Стругацкая: Он просто ко мне пришел после развода, был очень несчастен. Он же человек долга, двое детей, для него это просто было невозможно, в принципе невозможно. Так я ему сочувствовала, так сочувствовала.
— И как у вас начали складываться вот уже на этой ноте отношения? Когда вы поняли, что уже?
Стругацкая: Это был 1985 год. Они там работали над очередной концепцией реформирования, и в очередной раз зарубили, пришли расстроенные. В общем, вот потом мне было, о чем с ним поговорить. Ирочке было скучно все это слушать. Она мне кричала: «Ты нарочно такие вопросы ему задаешь?». А меня, во-первых, папа наставлял, говорил: «Маш, спроси его то-то и то-то», когда я туда ехала. «Обязательно спрошу, пап». Потом приходила, докладывала.
— Это когда вы ездили в Архангельск?
Стругацкая: Нет, это когда он еще мальчиком был, диплом только писал.
— Ничего себе. Это уже тогда папа спрашивал?
Стругацкая: Да, да.
— А почему?
Стругацкая: А откуда я знаю? Вот откуда я знаю?
— А как он ухаживал?
Стругацкая: Трогательно, очень традиционно, очень сосредоточенно. Цветы — так цветы. Значит, вошел, кепочку снял, ножкой сделал, цветы подарил.
— Вот когда он стал ухаживать, внимательным был?
Стругацкая: Конечно, конечно. У него всегда был комплекс вины, когда он уже муж был, всегда был безумный комплекс вины, что он все семье не додаёт, а отдается весь работе. И поэтому когда выдавалось хоть что-то сделать для семьи, он это делал с таким энтузиазмом. Непередаваемый энтузиазм, что он может что-то сделать, что он решает какой-то вопрос, у него вызывало это большой восторг.
— Ариадна Павловна рассказала о случае, от вас это будет интересней услышать, когда он уже был в правительстве, и то ли прорвало трубу, то ли канализацию, когда вы жили на Кирова.
Стругацкая: Да, это было ужасно. Это была Кировская.
— Вот расскажите, пожалуйста.
Стругацкая: Это было ужасно, это ужасно. Вот на Кировской квартира была на первом этаже, и засорилась канализация, и это 1991 год, соответственно, службы все работают соответственно как. И, в общем, все 7 этажей оказались у нас в квартире. Мама не горюй. Прибирали все, слава Богу, детей не было, детей мы куда-то распихали.
— А вы звонили Егору в тот момент?
Стругацкая: Конечно, звонила, а куда же мне деваться.
— Вот расскажите просто.
Стругацкая: Я не помню, понимаете, вот этот ужас я вычеркнула из жизни.
— Потому что, как Ариадна Павловна мне рассказала, она рассказала, что в связи с этим, что это произошло прямо на заседании правительства, в этот момент раздался звонок.
Стругацкая: Я не помню уже, в какой момент.
— Егору поэтому дали квартиру. В смысле, одна из инициатив: дайте, наконец, председателю правительства квартиру.
Стругацкая: Да, но там было главным образом то, что его было неудобно охранять. Знаете, когда там попадаешь в эту систему охраняемых лиц, там же куча народу без твоего желания, от тебя ничего не зависит. Ты не можешь сказать: «Спасибо всем, все свободны». Ты не имеешь права. То есть, сказать ты можешь, но они ничего не сделают. Они будут, как топтуны, ходить у тебя, это безумно неудобно. И поэтому Борис Николаевич решил нас всех согнать в один дом, чтобы службе безопасности было удобней работать. Получилось сомнительное удовольствие, но ничего.
— А вот как вы переживали? Это, в принципе, настолько необычно, я имею в виду, вот эта вот ситуация с охраной.
Стругацкая: По сути, отсутствие личной жизни, я так понимаю. Личной жизни и так не было, потому что личная жизнь предполагает наличие мужа все-таки, во всяком случае, мужчины, который рядом с тобой. Тут его нет.
— С какого момента его совсем не стало?
Стругацкая: Он стал выпадать из моего поля зрения, я уже смеялась: я уже вышла замуж за Петю. Потому что Петя есть, а Егора нет. Еще при Горбачеве его уже взяли в оборот очень плотный. Он пропадал там неделями. Я говорю: «Ну приди, дорогой, я скучаю, дети без тебя плачут». А он не может.
— А как он оправдывался?
Стругацкая: А как тут оправдаешься?
— Я связываю с вашими же словами, что он все время, с первого класса, испытывал чувство вины. Что он говорил вообще?
Стругацкая: Ну что тут скажешь? За то все время, которое он в семье — он в семье. Ему не приходит в голову лечь на диван и почитать книгу.
— А почему он оказался с Ельциным, а не с Горбачевым, хотя, насколько я понимаю, он ему больше симпатизировал?
Стругацкая: Это, в общем, довольно простая история, с моей точки зрения, может быть, это кому-то непонятно. Мне-то он предельно ясно объяснил, что действительно все его дачные посиделки, все статьи, все речи, все это было для Горбачева. Но когда случилось ГКЧП, и Горбачев оказался отстранен от власти, с ним уже было бесполезно сотрудничать. Надо уже было сотрудничать с Ельциным. Это единственная власть, которая осталась. Бессмысленно было спасть страну, работать с кем-то, кто не во власти. Знаете, можно между собой посидеть поговорить, а для того, чтобы эта машинка завертелась, тебе нужна все-таки власть какая-то, а не просто так.
— Когда Егор сделал вам предложение и как оно выглядело?
Стругацкая: Выглядело оно предельно банально. Бабушка умерла, надо было оформлять квартиру на Егора. Оформлять на одного, даже с Петей — мало, надо было оформлять на Егора, меня, Петю и Ваню, тогда проходило, это ведь Ельцин сделал. Поэтому срочно мы бежали в ЗАГС, просто задрав хвосты, чтобы нас расписали, чтобы у нас в документах было, что мы уже муж и жена, а не неизвестно кто.
— А в ЗАГС как ходили?
Стругацкая: Бегом.
— Вдвоем пошли?
Стругацкая: Нет, нас Тимур Аркадьевич привез в ЗАГС, в районе Сокола, что ли, около аэропорта. Привез, мы там очень рано расписались, там было немыслимо теплое 15 ноября 1986 года. Я была даже в платье, просто. ЗАГС открылся, мы расписались, выпили по фужеру шампанского — и мы с Егором уехали на юго-запад, где мои родители отдыхали, по-моему, на Рижском море. Мы жили там, у нас был медовый месяц на юго-западе.
— Вот есть такая история, что когда вы ездили с детьми куда-либо в отпуск отдыхать, то вы брали несколько баулов с книгами.
Стругацкая: Это верно, это всегда так. У нас был крошечный чемодан. Он брал себе материалы читать, он отдыхать в принципе не умел. А вот брать профессиональные книжки, все максимально компактное... Конечно, книжки всегда быстро кончались, он все-таки быстро читал, и тогда это начиналась маята.
— Когда нечем заняться?
Стругацкая: Если книжек слишком мало, чтобы начитать и чтобы сесть писать, вот это тяжелый момент. Но он обычно рассчитывал правильно, то есть успеть начитать достаточное количество материала, чтобы сесть, начать писать. Это он же не из воздуха берет мысли, он же их начитывает.
— А как он вообще, говорите, не умел отдыхать? Совсем не умел?
Стругацкая: В общем-то, ему просто тяжело это давалось.
— Не хотел ехать?
Стругацкая: Нет, ехал он с удовольствием, потому что он ехал работать.
— А куда любили ездить?
Стругацкая: Последнее время, мы вели очень замкнутый образ жизни. Мы на две недельки выбирались в Словению. Там были удобные условия для работы, туда можно было привезти много книг.
— А так, чтобы пляжный отдых?
Стругацкая: Пляжный отдых, там вот мы выходили, очень удобно было, потому что там пляж был газон. Газон тенистый, под деревьями, а там к морю лесенка, спускаешься — и уже пляж. Ныряешь, купаешься и опять поднимаешься в эту виллу. Но это в последнее время, лет 5, наверное, ездили.
— А не помните, может, были свидетелем или нет, как Егор Тимурович познакомился с Бурбулисом, когда все произошло?
Стругацкая: Нет, конечно, меня не было. Как я понимаю, это было в августе 1991 где-то. Я знаю, что у него был такой друг близкий, единомышленник Алеша Головков, покойный, он даже первый ушел. И он работал даже еще до этих событий, Алеша говорил, что надо обязательно с Бурбулисом встретиться, потому что есть, о чем поговорить, что делать с экономикой тогда. Бурбулис вообще не поэтому вопросу, а все больше по политике. С экономикой-то вообще катастрофа. И они даже задумали, буквально была назначена встреча на следующей неделе. И тут случилось ГКЧП, и встреча произошла раньше. То есть, там уже шел такой разговор, что надо знакомиться с Бурбулисом, выходить на ельцинских ребят.
— А скажите, на каком этапе вы поехали к нему в Архангельск?
Стругацкая: Ну практически сразу они поехали в Архангельск, просто выработать хоть что-то, чтобы понять, что ты делаешь. Так что это катастрофа полная. Считайте, 15 республик, связанные единой валютой, налоги не собираются, армия здоровенная. Значит, социальные пособия никакие, в общем, инфляция, продуктов нет. Москва, вот-вот заголодает, там все крупные города, это просто катастрофа. И они вырабатывали программу, что надо делать в ближайший месяц, в ближайшую неделю, писали, слепили программу. В общем, у них не было широких возможностей: я хочу так, а я хочу эдак. Жизнь вела, она уже заставляла делать, там свободы маневра уже не было никакой, еще и денег не было никаких, никаких. Казна пуста, банкрот, долги есть, больше ничего нет. Границы тоже нет, таможни тоже нет, ничего нет. А так есть великая Россия.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Помните, в "Отягощенных злом..."?
"4. Вечером первого, как сейчас помню, августа (дело было еще в Ташлинске) меня остановил на терренкуре наш шофер Гриня. Отведя меня в сторонку, он с небрежностью, показавшейся мне несколько нарочитой, спросил: - Как там у вас сейчас насчет субстанции? - Где это - у нас? - осведомился я, пребывая в настроении злобно-ироническом. - Ну, в Ленинграде, в Москве… - Да как везде, - сказал я, продолжая оставаться в том же настроении. - Семнадцать тридцать пять. А повезет - так десять с маленьким. - Ну да, ну да… - промямлил Гриня неопределенно. - Ну, а если, скажем, она особая? - «Особая»?… Да ее, по-моему, давно уж не выпускают. - Да нет, я не про эту «Особую» тебя… - сказал Гриня нетерпеливо. - Я тебя спрашиваю: особая субстанция - как? Нематериальная, независимая от моего тела!"
И задали мне вопрос: а что именно мог Манохин понять под "субстанцией"?.. Я немедленно ответила, что водку, естественно, а потом вдруг засомневалась. _Особые_ сомнения у меня вызвала стоимость, потому что я ж помню про 3.62 и про "будет пять и будет восемь...".
После рассмотрения очередных номинаций в списках для выбора потенциальных имён на карту Плутона (я про них писал) появились имена братьев Стругацких. Только им теперь придётся догонять стартовавших раньше. Для желающих: голосовать можно тут (это прямая ссылка на литературный раздел, на сайте есть и другие!). Внизу под открывшимся списком (сначала предъявят героев произведений) будет окошечко "продолжить". После третьего нажатия как раз и откроется список писателей. Стругацкие сейчас вторые сверху. Поставить галочку (можно несколько, можно ставить и раньше), потом пройти раздел до конца, указать свою часть света и нажать "готово". Назавтра вернуться и повторить .
Итак, с нами: Strugatsky A. Roadside Picnic / Strugatsky A., Strugatsky B.; Transl. by A.W.Bouis; Introduction by Th.Sturgeon; Cover ill. by A.Chesterman. - Harmondsworth: Penguin Books, 1979. - 160 p. - (Penguin Science Fiction). - ISBN 0 14 00.5135 X. - Англ. яз. - Загл. ориг: Пикник на обочине.
Имена: Redrick Schuhart, Pilman, Noonan. И "Borscht". И so-so.