Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Брандис Е., Дмитревский Вл. Дороги к звездам // Брандис Е., Дмитревский Вл. Через горы времени. - М.-Л.: Сов. писатель, 1963. - С.208-217.
Глава шестая ДОРОГИ К ЗВЕЗДАМ Вместо заключения «Туманность Андромеды» в оценках читателей. - Международная популярность и новаторское значение романа. - Коммунистические общество в произведениях Я. Вайсса и С. Лема. - Тема социального будущего в советской научной фантастике наших дней.- Романы Г. Мартынова „Каллистяне" и „Гость из бездны». - „Пик жизни" И. Забелина. - „Возвращение» А. и Б. Стругацких. - Коммунизм и предвидение.
После того как «Туманность Андромеды» была опубликована в журнале «Техника-молодежи», а затем вышла отдельными изданиями в «Молодой гвардии» и в серии «Роман-газета», в редакции на имя автора поступило огромное количество писем. Нам удалось познакомиться лишь с небольшой частью этих взволнованных и непосредственных откликов на роман. Прежде чем новая книга Ефремова привлекла внимание критики и вызвала горячие споры на страницах печати, тысячи читателей высказали о ней свое суждение. Письма поступали не только со всех концов Советского Союза. Многие из них были с иностранными штемпелями. читать дальше Писали студенты, инженеры, известные ученые, педагоги. рабочие, школьники... «Я - человек техники, прочел роман дважды с большим интересом и огромным удовольствием, - пишет известный авиаконструктор О.К.Антонов. - Нравится все: особенно отношение людей будущего к творческому труду, к обществу и друг к другу. Нравятся смелость, динамика и лиричность повествования. Книга окрыляет каждого человека, способного активно мечтать. Ради такого будущего стоит жить и работать». «Жизнь, которую Вы нарисовали силой своего творческого воображения, должна быть, - заявляет доцент Ленинградского университета Н. Д. Андреев. - И я положу свой кирпич в ее строящееся здание - таково мое твердое намерение после того, как я прочел Ваш роман». В письме студента Харьковского авиационного института В. Алфимова мы находим такие строки: «Сейчас с двумя своими друзьями я увлечен проблемой создания термоядерного ракетного двигателя. Конечно, ни втроем ни вдесятером нам этого не сделать. Но ведь на овладение термоядерной энергией в мирных целях брошены лучшие силы науки, и мы хотим биться в их рядах. И таких, как мы, мечтателей, много у нас в институте. У нас такое впечатление, что «Туманность Андромеды» адресована нам, молодым романтикам техники». В нашем распоряжении было несколько десятков подобных писем. Все они свидетельствуют о том, что роман Ефремова получил признание у людей самых разных национальностей, профессий, убеждений и вкусов, покорив равной степени воображение и советских и зарубежных читателей. Прав был ректор Ростовского университета Ю. А. Жданов, отметивший в своем письме в «Литературную газету», что «книга эта, пожалуй, одна из самых смелых и захватывающих фантазий во всей мировой литературе». Социальный оптимизм Ефремова и вера его в высокое назначение человека произвели поистине ошеломляющее впечатление на читателей из капиталистических стран «Ощущение от вещи в целом такое, - писал англичанин Э. Вудлей, - что она находится на много более гуманном уровне, чем какая-либо из западных научно-фантастических книг, которые я читал до сих пор. Это зависит от Вашего иного взгляда на будущее. . . Трудность чтения вызвана тем, что люди будущего будут более высокоразвитыми, чем мы, ныне живущие... Я предпочитаю ваш стиль писания цинизму многих английских и американских научно-фантастических писателей». С этими мыслями перекликается письмо молодой француженки Кадрели из департамента Жиронды: «... Я была приятно удивлена разницей между этой книгой и подобного рода американскими и французскими романами, героями которых являются гангстеры, перенесенные в космос. Почти все такие романы наполнены ужасами. Это наводит на мысль, что наши «западные» фантасты хотят видеть в будущем только катастрофы. Наоборот, герои произведения Ефремова - оптимисты». Приведем в заключение отзыв еще одного французского читателя-Даниеля Доре: «Автор рисует вполне правдивую картину будущей жизни человечества несколько веков спустя. Эволюция будущего мира осуществится по образу коммунистической эволюции в СССР. Я прочел много научно-фантастических книг, но никогда так не думал о реальности будущего, как во время чтения «Туманности Андромеды». В свете этих отзывов становится понятно, почему «Туманность Андромеды» так быстро завоевала международное признание. За короткое время роман был издан в Румынии, Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии (на чешском и словацком языках), Болгарии, Франции, Японии, Индии (в отрывках на английском языке). Кроме того, для Англии, США и латиноамериканских стран роман переведен Издательством литературы на иностранных языках. В 1960 году на ежегодном базаре советской книги в Париже, организованном Арагоном, «Туманность Андромеды» по числу распроданных экземпляров заняла первое место. Все растущая популярность книги и у нас и за рубежом в значительной степени объясняется тем, что Ефремову удалось построить свой роман на совершенно новых, непривычных конфликтах, идущих вразрез с литературной традицией - либо «нормальный» человек вступает в столкновения с «ненормальными» условиями, либо наоборот. А в «Туманности Андромеды», как уже говорилось выше, намечены качественно иные конфликты: нормальный человек, свободный от темных пятен прошлого, живет и действует в нормальных условиях, свободных от всех противоречий «предыстории человечества». Другая причина большого успеха «Туманности Андромеды» обусловлена, как нам кажется, масштабностью фантазии, далеким заглядом в будущее. Это позволяет автору нарисовать картину целого в широком плане, крупными мазками, по возможности отвлекаясь от более или менее случайных деталей и преходящих моментов, неизбежно отпадающих в процессе исторического развития, в ходе борьбы за достижение наиболее совершенного и целесообразного общественного устройства. Когда мы смотрим на героев романа и оцениваем их мысли и дела с большого расстояния, это дает нам своеобразный критерий для оценки и проверки, современной жизни с точки зрения ее движения к идеальному будущему. И наконец, еще одна причина, объясняющая столь широкое признание романа Ефремова, связана с повышенным интересом к достижениям и перспективам науки и техники, безоговорочно доказавшей свое могущество и необходимость в современном обществе - и у нас, и за рубежом. «Именно в науке человек нашего времени, отрешившийся от религиозных представлений о мире, - пишет Ефремов в статье «Наука и научная фантастика», - видит единственную опору как для построения нового, справедливого общества, так и для «души», для понимания своего места и значения в жизни». Ефремов с убеждающей силой сумел показать титанические свершения людей, поставивших науку на службу добру и справедливости и устранивших со своего пути все преграды для свободного развития творческого духа. В этих условиях наука достигла ослепительных высот, и в то же время все ее необыкновенные достижения, изображенные писателем, в сущности уже потенциально заложены в науке и технике нашего времени - в первых искусственных спутниках земли, в полетах первых космонавтов. В «Туманности Андромеды» мы видим словно уже реализованной мечту о приложении научных достижений к преобразованию природы, общества и самого человека. Это как раз и должно составлять сущность научной фантастики, ибо главный ее смысл - показать влияние науки на развитие общества и на развитие самого человека - на его сознание, психику, чувства. И потому научная фантастика не может выполнить свою задачу в отрыве от важнейших социальных вопросов современности. В «Туманности Андромеды» научная фантастика впервые и в наиболее полном выражении обрела эти новые качества, отвечающие ее основной воспитательной задаче. Литературные недостатки этого романа, написанного ученым, не должны и не могут заслонить главного, того, что читатели почувствовали раньше критиков, - принципиальной новизны «Туманности Андромеды» и ее этапного значения в истории советской и мировой научно-фантастической литературы. В том же направлении ведутся творческие искания и другими писателями, стремящимися нарисовать жизнь людей в эпоху мирового коммунизма. Почти одновременно с «Туманностью Андромеды» появились талантливые книги чешского писателя Яна Вайсса «В стране наших внуков» и известного польского фантаста Станислава Лема «Магелланово облако». Несмотря на то что каждая из этих трех книг написана в своем собственном художественном ключе, русского, чешского и польского писателей сближает общность идейных устремлений. Книга Я. Вайсса представляет собою сборник психологических рассказов, подчиненных одной теме - борьбе человека новой формации с укоренившимися пережитками старого мира: эгоизмом, тщеславием, равнодушием, завистью, ревностью и т. п. В лучшем рассказе сборника «Звезда и женщина» молодой астронавт Петр перед самым полетом встретил и полюбил Ольгу. Расставание с Землей показалось ему неимоверно трудным, и он отказался от участия в межпланетной экспедиции. Но все близкие, невеста, братья и даже мать, у которой космос уже отнял мужа, безмолвно осуждают Петра. После долгих и мучительных раздумий астронавт понимает, что сделал ложный, недостойный шаг, и снова просит включить его в число членов экипажа планетолета «Стрела». Ян Вайсс пытается раскрыть новые черты взаимоотношений людей завтрашнего дня и в других рассказах - «Капля яду», «Треснутая ваза», «Мастер долголетия», «От колыбели к симфонии», «Сон в воздушном корабле». Сюжетное повествование перемежается лирическими раздумьями - своеобразным писательским дневником, органически входящим в ткань повествования. «Я хочу показать, - пишет Я. Вайсс, - счастье человека грядущего, построенное на прочных товарищеских отношениях между людьми бесклассового общества; их борьбу с последними пережитками собственнических инстинктов; их отношение к творческому труду, который становится страстью; их героическую борьбу с природой - эту первую и последнюю, единую и вечную, величайшую борьбу человека, овладевающего самим собой и вселенной». Станислав Лем в романе «Магелланово облако», так же как и Я. Вайсс, обращаясь к теме будущего, имеет в виду прежде всего его создателя - человека. Действие романа переносит нас в XXXII век. Прекрасна Земля, щедро одаряющая своих хозяев - людей бесконечно разнообразными и целесообразно используемыми богатствами. Прекрасны города, в которых живут люди. Освоив солнечную систему, подчинив себе ресурсы сначала близких, а потом и далеких планет, вплоть до последней из них - Цербера и его спутников (гипотетическая планета, придуманная автором), человечество должно осуществить следующий шаг вперед - прыжок через океан пространства, отделяющий нас от ближайшей звезды. В десятках тысяч километров от Земли, на одном из ее искусственных спутников, сооружается титанический, достигающий почти километра в длину, межзвездный корабль «Гея». Он должен пронести отважных сквозь чудовищные пространства, к звезде Проксима Центавра, чтобы попытаться обнаружить там планеты с разумными существами и установить с ними связь. Но полет «Геи» и первая встреча с разумными обитателями Белой Планеты - всего лишь сюжетный ход. Лема интересует другое. Ему хочется раскрыть духовный облик людей далекого будущего, проникнуть в мир их чувств и мыслей и понять этот мир. Глубокую мысль высказал один из героев романа, конструктор Ирьола: «Некогда, в древности, людей объединяли общие традиции, обычаи, родовые и национальные связи, труды прошлых поколений и культ самых выдающихся событий. А нас сильнее всего связывает наша деятельность по завоеванию будущего. Мы смотрим далеко за пределы личной жизни одиночки. В этом наша сила, мы не ждем пассивно будущего, но сами творим его: наши требования вырастают на основе наших мечтаний, отсюда изменяется и обновляется все - как в нас самих, так и вокруг нас». Творить будущее на основе беспредельно расширяющихся мечтаний стало жизненной практикой людей XXXII века. И чем труднее замысел, тем энергичнее мобилизация духовных сил каждого члена общества во имя скорейшего и более полного осуществления замысла. Посылая «Гею» к Проксиме Центавра, Лем соединил на «маленькой Земле» людей разного возраста, различных характеров и специальностей. Как при микробиологическом исследовании одной капли воды можно составить верное представление о жизни микросуществ всей массы Океана, так и в данном случае, раскрывая характеры членов экипажа «Геи», Лем создает представление о грядущем коммунистическом обществе в целом. Много внимания писатель уделяет разработке норм поведения людей будущего. Когда тоска по оставленной Земле стала нестерпимой, некоторые из членов экипажа - люди с более слабой нервной организацией - готовы были выброситься из звездолета, чтобы мгновенно прекратить муки ностальгии. В самый критический момент историк Тер Хаар напоминает им о гибели одного из антифашистов в древние времена Земли. «Его смерть и молчание, на которое он сам себя обрек, ускорили приход коммунизма, может быть, на минуту, а может быть, на дни или недели - все равно! Мы находимся на пути к звездам, потому что Мартин умер ради этого. Мы живем при коммунизме... Но где же коммунисты?» И отчаявшиеся вновь обретают уверенность. Да, они коммунисты! Они - потомки героических борцов за будущее, ставшее для членов экипажа «Геи» величественным и прекрасным настоящим. Они должны быть достойны памяти Мартина, достойны его молчания и его подвига, ибо их полет к звездам - продолжение жизни и смерти Мартина... В последние годы тема социального будущего начинает все более отчетливо звучать в советской научно-фантастической литературе. В этой связи следует прежде всего упомянуть романы Георгия Мартынова. Если в первой книге дилогии - «Каллисто» - писатель дает только предварительное представление о нравах, моральных принципах и научных достижениях жителей одной из планет системы Сириуса, прибывших на Землю в качестве «посланцев доброй воли», то во второй книге - «Каллистяне» - он пытается увидеть наше будущее глазами представителей земного человечества, советских ученых Широкова и Синяева, отправившихся с «ответным визитом» на Каллисто. Могучая техника каллистян не заслоняет сущности новых человеческих отношений. Напротив, она становится средством для более полного их раскрытия. Каллистяне поразительно похожи на людей Земли. Г. Мартынов делает это умышленно, ибо для него каллистяне - не просто жители какого-то бесконечно далекого и чужого мира, а наши потомки, какими ему хотелось бы их видеть. Хотя писателю и не удались индивидуальные характеристики каллистян, все же он наметил некоторые черты нового человека, для которого прямодушие, мужество, благородство, необыкновенная деликатность - не прописные истины, а естественная норма поведения. Иначе каллистяне и не могут себя вести. Лучшие свойства души столь же органичны для них, как необходимость дышать пламенным воздухом своей планеты. В отступление от литературного шаблона, Г.Мартынов не создает непроходимой пропасти между высокой цивилизацией чужого мира и Земли. Автор заражает своей верой в стремительное восхождение человечества на высоты социального и научного прогресса. Несмотря на то что техника землян отстает от каллистянской на несколько столетий, люди быстро расшифровывают сообщение о новейшем изобретении каллистян - мгновенной связи по бесконечным нитям вэаимотяготения («тесси-лучи») - и, построив такую же установку на Земле, вступают в непосредственную связь с планетой, находящейся на расстоянии десяти световых лет. «Выяснилось, что быстрота ответа, так удивившая каллистян, получилась потому, что ученые Земли сразу, как только поняли принцип, увидели возможность упростить установку». Широков и Синяев возвращаются на Землю с новой группой каллистян, а навстречу белому шару мчится первый земной звездолет, держащий курс на Каллисто... Г. Мартынов пишет преимущественно для детей. Этим объясняются и специфические литературные приемы, облегчающие восприятие сложного материала. В своем новом романе о будущем - «Гость из бездны» - писатель пытается уже без «скидки на возраст» поставить некоторые философские и психологические проблемы, повествуя не о выдуманном чужом мире, а о Земле эпохи высшего расцвета коммунистических отношений. В это прекрасное грядущее, отделенное от нас двумя тысячелетиями, попадает Дмитрий Волгин - человек XX века. Он воскрешен из небытия усилиями ученых, рискнувших на грандиозный опыт оживления мумифицированного трупа. Несмотря на то что основное внимание автора сосредоточено на образе Волгина и его внутренней драме (непроходимая пропасть, отделяющая его сознание от могучего разума окружающих людей), Г. Мартынову удалось создать запоминающиеся индивидуализированные характеры наших далеких потомков. И хотя в этой книге можно встретить немало надуманных ситуаций, введенных лишь для обострения сюжета, и далеко не все научные прогнозы писателя достаточно мотивированы, роман «Гость из бездны» по сравнению с «Каллистянами» - произведение более зрелое, свидетельствующее об устойчивом интересе писателя к теме социального будущего. Сюжетным приемом Г. Уэллса («Когда спящий проснется») пользуются и авторы романа «Внуки наших внуков» Ю. и С. Сафронсдаы, заставившие своего героя, профессора Храмова, пробудиться от летаргического сна в 2107 году. Но в изображении Ю. и С. Сафроновых внуки наших внуков по своему интеллекту, направленности мышления, морально-этическим нормам ничем не отличаются от наших современников, и в этом мы видим самый большой недостаток романа. Более оригинален по замыслу роман «Пояс жизни» молодого литератора, географа И. Забелина, обосновавшего положения новой науки - астрогеографии и выступающего в качестве популяризатора своих же собственных научных идей. В этом смысле И. Забелин проявляет себя в советской научной фантастике как последователь И. А. Ефремова. Русские ученые (действие происходит в 80-х годах нашего века) переносят на Венеру земную растительность, чтобы преобразовать биогеносферу соседней планеты и ускорить на ней развитие жизни. Но писателя занимает не только будущее астрогеографии. Социальная тема - строительство коммунизма в Советском Союзе и воспитание нового поколения ученых, покорителей космоса, -неразрывно связана с научной. Здесь поднято много жизненно важных и еще не решенных проблем: искоренение из сознания людей потребительского отношения к коммунизму, постепенная ликвидация государства, усиление роли творческого соревнования и т. д. Последняя по времени книга на ту же тему - фантастическая повесть братьев Аркадия и Бориса Стругацких «Возвращение (Полдень. 22-й век)» - представляет собой цикл рассказов, связанных общими героями. Всем им приданы черты, которые, по мнению авторов, проявляются уже в полной мере в передовых людях нашего времени и будут обычной «средней нормой» для членов всепланетного коммунистического содружества. Достоинство повести - в стремлении раскрыть внутренний мир наших потомков и пробудить у читателей живую творческую мысль. Книга, правда, написана неровно и психологические портреты молодых людей 22-го века представляются нам нарочито упрощенными, но тем не менее она покоряет романтической страстностью и верой авторов в свою мечту. Несмотря на неравноценность упомянутых произведений, все они, как и «Туманность Андромеды» Ефремова, ставшая примером больших творческих дерзаний, вызваны к жизни действительностью нашего общественного строя в его неуклонном движении к коммунизму. Сейчас, в свете новой Программы партии, создание «комплексных» произведений о коммунистическом обществе представляется особенно важным. Поэтому творчество Ефремова и писателей, идущих по тому же пути, закономерно вызывает у читателей такой горячий интерес. Писатели-фантасты всегда должны помнить замечательные слова А. И. Герцена, как бы обращенные непосредственно к ним: «Вера в будущее - наше благороднейшее право, наше неотъемлемое благо. Веруя в него, мы полны любви к настоящему».
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Стругацкий А., Стругацкий Б. От авторов // Стругацкий А., Стругацкий Б. Полдень XXII век (Возвращение). - М.: Дет. литература, 1967. - С. 5-6.
Фантастику иногда называют литературой мечты. Мы не согласны с таким определением, мы считаем, что фантастика гораздо шире, и социальная либо научно-техническая мечта - это всего лишь одно из ее направлений. Главным предметом настоящей фантастики, как и всей художественной литературы, является человек в реальном мире. Настоящая фантастика не только и не столько мечтает, сколько утверждает, подвергает сомнению, предупреждает, ставит вопросы. читать дальше Тем не менее мы отлично понимаем тех писателей, для которых фантастика является средством выражения их мечты, их идеалов. Человеку вообще свойственно вырабатывать для себя идеалы, которые служат ему компасом в практической деятельности, которые дают ему возможность сравнивать и определять, что хорошо, а что плохо. Именно поэтому трудно переоценить значение правильно (и неправильно) выбранного или выработанного идеала. В этом отношении писатель ничем не отличается от других людей. Он тоже вырабатывает свои идеалы и тоже по мере своих сил и возможностей стремится к ним, но как писатель он стремится вдобавок увлечь своими идеями и читателей. Эту нашу повесть ни в коем случае не следует рассматривать как предсказание. Изображая в ней мир довольно отдаленного будущего, мы вовсе не хотели утверждать, что именно так все и будет. Мы изобразили мир, каким мечтаем его видеть, мир, в котором мы хотели бы жить и работать, мир, для которого мы стараемся жить и работать сейчас. Мы попытались изобразить мир, в котором человеку предоставлены неограниченные возможности творческого труда. Мы населили этот воображаемый мир людьми, которые существуют реально, сейчас, которых мы знаем и любим: таких людей еще не так много, как хотелось бы, но они есть, и с каждым годом их становится все больше. В нашем воображаемом мире их абсолютное большинство: рядовых работников, рядовых творцов, самых обыкновенных тружеников науки, производства, культуры. И именно наиболее характерные черты этих людей - страсть к познанию, нравственная чистота, интеллигентность - определяет всю атмосферу нашего воображаемого мира, атмосферу чистоты, дружбы, высокой радости творческого труда, атмосферу побед и поражений воинствующего разума. Эта наша повесть писалась в шестидесятом году. И до нее, и после мы написали довольно много рассказов, где тоже изображался мир будущего, каким мы хотели бы его видеть. Готовя повесть к переизданию, мы включили в нее некоторые из этих рассказов, органически входящие, как нам показалось, в "систему" нашей мечты. Если хотя бы часть наших читателей проникнется духом изображенного здесь мира, если мы сумеем убедить их в том, что о таком мире стоит мечтать и для такого мира стоит работать, мы будем считать свою задачу выполненной.
Контртитул и титульный лист? Или просто титульный лист?..
Оборот титульного листа.
Страница 5, шмуцтитул "Хищных вещей века".
Страница 165, шмуцтитул "За миллиард лет до конца света".
Оглавление.
Реклама.
Итак, с нами: Strugazki A. Die gierigen Dinge des Jahrhunderts: Phantastischer Roman / Aus dem Russ. von H.Kuebart; Milliarden Jahre vor dem Weltuntergang: Eine unter seltsamen Umstaenden aufgefundene Handschrift: Phantastische Erzaehlung / Aus dem Russ. von W.Ehlert / Strugazki A., Strugazki B.; Einbandentwurf: Schulz/Labowski. - Berlin: Volk und Welt, [1983]. - 288 S. - Нем. яз. - Загл. ориг.: Хищные вещи века; За миллиард лет до конца света. Содерж.: Die gierigen Dinge des Jahrhunderts. S.5-164; Milliarden Jahre vor dem Weltuntergang: Eine unter seltsamen Umstaenden aufgefundene Handschrift. S.165-279.
Что можно сказать о переводах?..
В "Хищных вещах века" часть имен затранслитерирована (Pek Senai, Iwan Shilin, Amad, Wusi и т.д.). Из хоть сколько-то интересного - Riemaier и Pablebridge. И как-то подозрителен мне Sjan Schikuj (который "Неизданный Сянь Ши-куй"). Ляпа - Mus. Рыбари - похоже, Fischern. Чушики - Quatschissimo. А вот "растопырочка" - sexy, что тоже удивительно. Bibberlein - дрожка.
В "За миллиард лет до конца света" перевод, похоже, какой-то гибридный: с одной стороны, Ирка находит лифчик, а не губную помаду (что указывает на не-журнальный вариант, т.е. рукопись, равно как и "тонтон-макуты"), с другой стороны, есть монолог Вечеровского ("Мы привыкли, что Мироздание предельно неантропоморфно. Что нет ничего менее похожего на человека, чем Мироздание. И мы не привыкли, чтобы законы природы проявлялись таким странным образом. Природа умеет бить током, сжигать огнем, заваливать камнями, морить чумой. Мироздание проявляет себя полями и силами, полями сил. Мы не привыкли видеть среди орудий природы рыжих карликов и одурманенных красавиц. Когда появляются рыжие карлики, нам сразу начинает казаться, что действуют уже не силы природы, а некий Разум, социум, цивилизация. И мы уже готовы усомниться в том, что бог природы коварен, но не злонамерен. И нам уже кажется, что скрытые тайны природы - это сокровища в сейфах банка, оборудованного по последнему слову ворозащитной техники, а не глубоко зарытые тихие клады, как мы думали всегда. И все это только потому, что мы никогда прежде не слыхивали о полях, имеющих своим квантом рыжего карлика в похоронном костюме. А такие поля, оказывается, существуют. Это придется принять и понять. Может быть, в том и причина, что мы, какие мы есть… Мы все искали «достаточно безумную теорию». Мы ее получили… - Он вздохнул и посмотрел на меня. - То, что происходит с нами, похоже на трагедию. Но это ведь не только трагедия, это - открытие. Это возможность взглянуть на Мироздание с совершенно новой точки зрения. Постарайся, пожалуйста, понять это." - что указывает на вариант журнальный).
Имена в основном затранскрибированы: Maljanow, Kaljam и т.д. А что еще с ними делать??? Waingarten опознан так. Варианты имен - Lida-Lidka-Lidotcshka и т.д. - опознаны, но даны без комментариев. Филипп (Вечеровский, естественно) стал Philipp.
То есть, в фотобумажном виде этот снимок уже много лет стоит у меня на видном месте на книжной полке, но вот исходный файл, с которого он был когда-то напечатан, я уже несколько лет никак не мог найти. И отсканировать фото не мог - сканера нет. А вот сегодня этот файлик вдруг попался мне наконец - причем в папочке, куда я и заглядывать даже не думал.
Снимок этот сделал мой старый товарищ по фэндом-фантастическим делам Владимир Ларионов как раз примерно-ровно 10 лет назад - 13 октября 2005 года (эта дата стоит на бумажном снимке), - сразу после очередного заседания Семинара. И когда я гляжу на этот снимок у себя на полке, я почти всегда сразу же вспоминаю, что он был сделан за 2 года до моего инсульта и за 7 лет до смерти Бориса Натановича.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Обязаны мы ею Которой мы обязаны, традиционно, polakow.
Обозреваемый роман читается на едином дыхании. Мир в нем описывается тот, о котором когда-то - в первой половине 60-х - мечтали братья Стругацкие, и где хочется жить, светлый, творческий, веселый. Автору удалось передать саму атмосфера того самого Полдня".
Кривощекова Е. Маугли наоборот: [О романе Е. Филенко "Бумеранг на один бросок".] // Коммерческие вести (Омск). - 2016. - 10 февраля (№ 5). - С. 20.
"Впервые в полном виде - когда обе части, "Лес" (Кандид) и "Управление" (Перец), переплетены между собой, - повесть "Улитка на склоне" была опубликована в СССР только в 1988 году в журнале "Смена". Итак, иллюстрации Олега Туркова к повести АБС "Улитка на склоне" - журнал "Смена", 1988". Андрей Чертков
Вынужден признать: так как хотелось закончить, не вышло. Но лучше, наверное, уже не будет. Начало здесь polakow.livejournal.com/285555.html , polakow.livejournal.com/286703.html, polakow.livejournal.com/287534.html, polakow.livejournal.com/288525.html, polakow.livejournal.com/289688.html, polakow.livejournal.com/290743.html, polakow.livejournal.com/291803.html, polakow.livejournal.com/292636.html, polakow.livejournal.com/294104.html, polakow.livejournal.com/295033.html, polakow.livejournal.com/296524.html, polakow.livejournal.com/297568.html, polakow.livejournal.com/298883.html и polakow.livejournal.com/299986.html и polakow.livejournal.com/301539.html. Смотрим текст еще раз. По особой связи Глебски и Згута почти ничего. Разве что... читать дальше /.../ Молодец, Згут, умница, Згут, спасибо тебе, Згут, хоть ты и лупишь, говорят, своих "медвежатников" по мордам во время допросов..." (с. 17) Одно из двух: либо Глебски не такой уж и друг Згуту (раз собирает о нем слухи и сплети), либо... специально собирает, чтобы помочь своему другу, найти его врагов (в том числе "кротов" в полиции). Впрочем, это может быть и случайно. Но другое, по-моему, точно не случайно. Глебски явно не доверяет полиции. "Вот что мне надо было сделать: /.../ добраться до Мюра и вернуться сюда с ребятами из отдела убийств. /.../ Хороший, конечно, это был выход, но уж больно плохой". (с. 80) Итак, от идеи вызвать полицию сразу после смерти Олафа Андварафорса инспектор отказывается. А почему, не говорит. Вернее, говорит, но больно неубедительно (врать, видимо, не умеет). Первое. "Дать убийце, время и разные возможности". Интересно, а как инспектор намерен (и может) хоть чему-то помешать? Второе. "Да и как я переберусь через завал?" Если не попытаться, то однозначно – никак. Впрочем, здесь есть хотя бы формальные трудности. Но это не первый отказ инспектора от помощи. Чуть раньше он получает анонимку об "опасном гангстере, маньяке и садисте". И что? Глебски не звонит в полицию, не просит проверить по описанию, по кличке, не вызывает специалистов, не снимает отпечатки пальцев (он же сам полицейский, так что есть серьезная возможность, что его с хода не пошлют). Он крадучись проникает в номер Хинкуса и устраивает совершенно бессмысленный обыск. (Даже если нашелся бы пистолет, разве из этого следовало, что Хинкус – гангстер? Может, частный детектив, или просто носит оружие для самообороны. Или коллекционер оружия) И почему же: "Но я чувствовал, что это необходимо сделать, иначе я не смогу спокойно спать и вообще жить в ближайшее время". (с. 52) Это что, объяснение такое? Не похоже. В другом дело. Не доверяет Глебски полиции. И не доверяет, кажется, не без основания. Полиции в целом не доверяет, а другу своему Згуту доверяет. И пользуется его доверием. Кажется, теперь все понятно. Инспектор не просто отдыхает, но и пытается присмотреться к обстановке, понять, какая тайна скрывается в отеле "У погибшего альпиниста". Но тайна эта – пришельцы – инспектору (и вряд ли только ему) не по зубам. Он часто ошибается, набивает шишки, получает множество благих, но почти бесполезных советов ("Надо быть разумным. Не одним законом жива совесть человеческая") и клеймо на всю жизнь ("дубина, убийца"). Но... Глебски, кажется, единственный из героев повести, думает. Спотыкается, ошибается, но все равно думает. Серьезно размышлять о контакте и его возможности (или невозможности). И при том меняет свою точку зрения, начинает верить в пришельцев. И мучается. Даже двадцать лет спустя у него болит совесть, а иногда инспектору (то есть старшему инспектору в отставке) "становится совсем уж плохо". Формально у Глебски, как и у почти всех героев повести, все хорошо. Но инспектор не теряет из виду звезд, не бросает мыслей о них. Мучается, но думает. И - единственный – оставляет слабую надежду, что когда-нибудь (пусть в очень далеком будущем) люди увидят "встречу двух миров".
Сборник иллюстрирован, иллюстрации - на вклейках. Поскольку трудно определить, какие именно относятся к "Второму нашествию марсиан", тут они все.
Стр.125.
Выходные данные.
Итак, с нами:
Sztrugackij A. A marslakok masodik invazioja / Sztrugackij A., Sztrugackij B.; Ford. A.Apostol // A marslakok masodik invazioja: Fantasztikus elbeszelek / Ill. J.Kass. - Budapest: Tancsics konyvkiado, 1974. - S.125-216. - ISBN 963-320-055-5. - 19700 ekz. - Венг. яз. - Загл. ориг.: Второе нашествие марсиан.
Что можно сказать об издании? Кроме того, что венгерский я таки не знаю абсолютно? Имена, похоже, опознаны правильно (а u-умляут, похоже же, читается как "и" - Poluphemosz - как раз через у-умляут). "Пятачок" перевели как "pentagon" - с одной стороны, это сочетается с именами, с другой - немедленно ассоциируется с Тем Самым Пентагоном и получается забавно (хотя не думаю, что переводчик это имел в виду).
И в той же папке, где я нашел фото, я нашел еще и текстовый файл с интервью, - которое я когда-то выкладывал на свой сайт vu.chertkov.ru, когда он у меня еще был. Теперь этого сайта у меня нет, зато есть фейсбук-мордодыр и полудохлый ЖЖ...)))
Это интервью было взято 17 июля 1995 года, вскоре после того, как издательство "Текст" выпустило в свет первое издание романа "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики". В то время лишь очень немногие знали, кто именно скрывается под псевдонимом С.Витицкий, и это обстоятельство не могло не наложить отпечаток на нашу беседу, опубликованную впоследствии в журнале "Если" (№ 11-12 за 1995 год, журнал в журнале "Интеркомъ") - правда, в несколько сокращенном и "уредактированном" виде. С другой стороны, это, насколько мне известно, единственное интервью с Борисом Натановичем Стругацким именно как с С.Витицким, "молодым писателем", у которого только-только вышла дебютная книга. Наверное, это потому, что подобный "секрет Полишинеля" просто не смог просуществовать сколько-нибудь продолжительное время. Так что теперь данное интервью может восприниматься как своего рода уникальный исторический документ.
Итак, на сайте проекта "Время учеников" это интервью публикуется в первоначальном авторском варианте (и в этом же варианте оно было затем опубликовано в 11 томе "чёрного" - донецко-сталкерского - собрания сочинений братьев Стругацких). читать дальше
РУКА СУДЬБЫ В ПОЛЕ СЛУЧАЙНОСТЕЙ
Роман С.Витицкого "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики" стал, несомненно, одним из основных событий 1995 года в отечественной фантастике. И потому, что автор его, с одной стороны, фигура в литературном мире более чем известная и уважаемая; а с другой -- это всего лишь первая его книга, так сказать, дебют. "Интеркомъ", если читатели помнят, неоднократно писал о романе С.Витицкого, начиная с самого первого своего выпуска на страницах "Если". Поэтому я и решил побеседовать с автором напрямую, дабы "закольцевать тему".
АЧ -- Господин Витицкий, я не хотел бы касаться некоторых сложных моментов, связанных с истинным именем автора, хотя это, конечно, сильно ограничивает мои возможности как интервьюера. И все же попробуем. В двух словах - не могли бы вы рассказать историю этого романа: как возник его замысел, как он создавался?
СВ -- Я попробую, хотя, по-моему, ничего особенно интересного в истории создания этой книги нет. Много лет тому назад мне пришла в голову мысль о том, что люди нашего поколения, так называемые "шестидесятники" и те, кто немного постарше, - люди, прошедшие, по сути дела, войну, - оказались живы по сей день по чистой случайности. Настолько часто и настолько разнообразно встречалась на нашем пути смерть, что поневоле задумаешься: нет ли здесь какой-то Руки Судьбы, которая протащила нас через все эти испытания и оставила в живых? Блокада, бомбежки, голод, эвакуация, повальная дизентерия, кровавый понос, чудовищные антисанитарные условия и очень голодная жизнь в той же самой эвакуации, послевоенные годы - голодные, полные болезней, блатняки на улицах, режут... Те, кто воображают, что сейчас какой-то особенный разгул преступности, очевидно, просто не помнят больших городов сорок пятого тире сорок седьмого годов. Да и в дальнейшем судьба нас тоже не жаловала и было множество случаев отправиться к праотцам задолго до, так скажем, среднестатистического срока. И поэтому как-то в разговорах, беседах появилась у меня мысль, что, наверное, любопытно было бы поискать какую-то закономерность в этом хаосе и представить себе ситуацию, когда человек вдруг четко осознает, что слишком много счастливых случайностей было на его пути, слишком часто он выигрывал в жизненной лотерее. Что-то тут не так, какие-то фальшивые кости выпадают. На пользу человеку, конечно, но - фальшивые кости. Постепенно из рассуждений такого рода и возникла... я даже не знаю, сюжет ли, фабула ли, - но, во всяком случае, скажем так: подоплека, идея этого романа. В дальнейшем, когда дело дошло до дела, замысел этот, конечно, был усложнен, добавились соображения совсем другого порядка, это естественно. Кроме того - очень большую роль сыграло желание написать о тех событиях из жизни автора и из жизни его друзей и близких, которые представляют, как мне кажется, общественный интерес. Из такого рода соображений и возникла эта книга.
АЧ -- А как она писалась - трудно или легко?
СВ -- Она писалась очень трудно. Я, начиная эту книгу, ставил на кон, если угодно, свою судьбу. Мне казалось, что если я ее не напишу, то смысл дальнейшей жизни в достаточной степени будет утрачен - если вообще можно говорить о таком понятии, как "смысл жизни". И каждый раз, когда работаешь в таких вот экстремальных установочных условиях, то не упрощаешь свою жизнь, а, естественно, усложняешь. Одно дело, когда пишешь, потому что получаешь удовольствие от работы, а другое дело - когда пишешь, пытаясь доказать что-то самому себе. Но, надо сказать, довольно быстро я понял, что я эту книгу сделаю. Первоначально она состояла из трех частей, а не из четырех. И когда я написал первую часть - историю блокадного мальчика, то понял, что я эту книгу закончу.
АЧ -- Когда роман публиковался в журнале "Звезда", он имел подзаголовок "фантастический роман". Выйдя книгой в издательстве "Текст", он этот подзаголовок утратил. Какое, на ваш взгляд, определение жанра правильнее?
СВ -- На мой взгляд, это безусловно фантастический роман. Но никакой необходимости ставить такое вот жанровое определение на титульной странице, вообще говоря, нет. И я использовал его в журнальном варианте исключительно из рекламных соображений. Чтобы привлечь как-то читателей журнала. А для книги, по-моему, это совсем не обязательно. Знающие люди и так поймут, с чем они имеют дело. А незнающему человеку все равно, что написано на титульной странице.
АЧ -- Любопытный момент: если доверять спискам бестселлеров в газете "Книжное обозрение", то это единственная книга из всей отечественной фантастики последнего времени, которая в них побывала - наряду с детективами, любовными романами и кое-какими вещами западной фантастики.
СВ -- Я думаю, что здесь прежде всего сыграли роль обстоятельства, связанные с истинным именем автора. Если бы я счел необходимым наглухо закрыть эту тему, то, думаю, книжка продавалась бы гораздо хуже.
АЧ -- Следовательно, ситуация с именем автора добавила этой книге даже некоторый дополнительный аромат?
СВ -- Видите ли, когда я пошел на псевдоним, я, собственно, не имел в виду никаких ароматов - я имел в виду некие старые договоренности, в нарушении которых я не видел никакого абсолютно смысла. Что же касается того, что вы называете ароматом, то, откровенно говоря, мне было даже интересно - что получится, если выйдет книжка совершенно неизвестного автора? Как это будет?
АЧ -- И как это будет не для узкого круга людей, которые очень быстро всё узнают, - а для широкого читателя, да? Хотя, скажем, книгопродавцы разобрались в ситуации очень быстро и продавали книгу, нацепив на обложку поверх псевдонима картонку с настоящим именем.
СВ -- Собственно говоря, это никогда особенно и не скрывалось. Я не учел того обстоятельства, что последовательно проводя политику псевдонимизации, я ставлю под удар прежде всего издательство. Почему издатель должен страдать из-за моих экспериментов? И я дал "добро" на то, чтобы подпольным образом распространялась информация об истинном имени автора.
АЧ -- Хорошо. Значит, если мы не будем плотно придерживаться тайны авторского имени, то не скажете ли вы, как эта книга связана с некоторыми другими, более ранними вещами в нашей тогда еще советской фантастике? Есть ли какая-то перекличка с вещами 70-х и 80-х годов, в которых поднималась сходная тема?
СВ -- Ну, во всяком случае, группа "Людены" немедленно обратила мое внимание на какое-то глубинное сходство этого романа со старой повестью братьев Стругацких "За миллиард лет до конца света". Называли также повесть "Дьявол среди людей" С.Ярославцева. По-видимому, эта книжка действительно уходит глубоко корнями в старые добрые времена, и в этом нет ничего удивительного: если автор до сих пор живет в атмосфере тех лет, ему очень трудно избавиться от этой атмосферы, он ее не забыл.
АЧ -- Если еще раз вернуться к жанровому определению, то в русле какого направления современной фантастики сделан этот роман? Ведь это во многом реалистическое произведение, где просто использован фантастический прием, или - точнее - просто усилена мера условности. Можно ли сказать, что роман написан в жанре "литературной фантастики"? Или лучше использовать термин "магический реализм"?
СВ -- В этом вопросе я присоединяюсь к точке зрения братьев Стругацких, которые в свое время ввели такое понятие, как "реалистическая фантастика". На мой взгляд, это реалистическая фантастика.
АЧ -- Однако к чему я хочу подвести? К тому, что является основным фантастическим сюжетообразующим элементом. Ведь есть вещи, которые имеют определенное рациональное, естественнонаучное объяснение, а есть вещи, которые основаны на некой иррациональной посылке. И этот роман явно принадлежит ко второму типу.
СВ -- Нет, это вам показалось.
АЧ -- Но вот, скажем, в повести "За миллиард лет до конца света" было использовано все-таки обоснование естественнонаучного типа...
СВ -- Различие между "Миллиардом лет" и этой книжкой заключается только в том, что в "Миллиарде лет" ПРИШЛОСЬ давать рациональное объяснение - не потому, что авторы хотели дать такое объяснение, а просто обстановка была такова, что эта чистая, по сути, притча должна была быть замаскирована под научную фантастику. В данном же случае автор в подобном маскировании не нуждался - хотя при желании достаточно было двух-трех абзацев для того, чтобы превратить эту опять-таки притчу в научно-фантастический роман. Для этого достаточно было провести аналогию между действиями Руки Судьбы, которая фигурирует в романе, и... Ну, скажем, превратить Руку Судьбы в процесс эволюции. Ведь эволюция тоже совершает очень странные, совершенно непредсказуемые, абсолютно непонятные действия с жизненным материалом. И если подумать, то для того, чтобы мы с вами могли сейчас сидеть на этой мягкой мебели и говорить в это странное микроскопическое устройство, называемое диктофоном, которое аккуратно записывает все издаваемые нами звуки, - ведь природе для этого пришлось пройти гигантский путь от первичной молекулы до чудовищных динозавров, затем уничтожить этих динозавров, потому что если бы она их не уничтожила, вряд ли бы мы сидели сейчас на этих мягких диванах, - короче, чтобы возникла сегодняшняя ситуация, должны были произойти тысячи совершенно неуправляемых, казалось бы, совершенно неучитываемых случайностей. И это полная аналогия с героем романа. Герой живет в поле случайностей, определяемых не им, определяемых - чем? Роком? Эволюцией?
АЧ -- Или сверхцивилизацией?
СВ -- Да, и сверхцивилизацией - в конце концов, можно припутать и ее, почему бы и нет? Понимаете? Так что это всё чистая условность... Почему? Что именно происходит с героем? А на самом деле то, что именно происходит - не суть важно. Важно то, как он сам относится к происходящему. Важна его человеческая реакция на происходящее. Важно то, как он сам строит свою судьбу в рамках данного поля случайностей. Вот ведь что важно. Мне кажется чрезвычайно важным вывод, который я боюсь сформулировать ясно, но который... Ведь по сути дела это роман о том, что человек не должен возноситься в гордыне, что человек должен сохранять скромность. Чётко понимать скромное положение своё при любом раскладе событий. И даже когда тебе кажется, что судьба вознесла тебя на неописуемую высоту, что ты король, что ты владеешь необычайными способностями - на самом деле ты не только Бог, но ты еще и червь. Ты не только царь, но ты еще и раб. И любая из этих граней твоего существа может в любой момент проявиться. И вот это вот итоговое в каком-то смысле ощущение от прожитой жизни - именно оно нашло отражение, по-видимому, в этом романе.
АЧ -- Что, кстати, подчеркивается финалом, который, с одной стороны, написан скорее в научно-фантастической манере, потому что описывается близкое будущее, а с другой - стал каким-то даже нарочито сюрреалистичным. Разумеется, по сравнению с предыдущими частями, которые сделаны более реалистичными...
СВ -- Ну, это понятно, потому что все-таки первые две части романа основаны на абсолютно реальных событиях, и описаны в них совершенно реальные человеческие характеры. Там произведено только одно очень маленькое смещение, необходимое для организации сюжета, однако практически всё, что там описано, было на самом деле. Третья часть - дневник кагэбэшника, - она написана тоже о совершенно реальном человеке, который занимается, быть может, немного фантастическим, но на самом деле не таким уж и фантастическим, если подумать, делом. А вот, конечно, четвертая часть - она должна была резко отличаться и от третьей и, в особенности, от первых двух просто потому, что там действие происходит в будущем. Четвертая часть условна по определению. Должен уверить вас: если бы мне захотелось перенести действие не в завтрашний день, а в сегодняшний, она получилась бы гораздо менее сюрреалистичной. Пришлось бы, конечно, пожертвовать какими-то элементами, но тем не менее... ведь те же самые события могли происходить и сегодня.
АЧ -- Вы не находите, что роман все-таки немного переусложнён во всех своих событийных и идейных слоях? Мы тут, помнится, беседовали о нём с Вячеславом Рыбаковым, и выяснилось, что я, когда я его прочел, дошёл максимум до второго слоя, а он дошел до третьего.
СВ -- Вы, наверное, правы. Потому что я разговаривал с самыми разнообразными читателями и, в общем, лишь очень немногие из них - скажем так: один из десяти, - сумели этот роман понять на том уровне, на котором понимает его автор. Для большинства людей энное количество нюансов - и смысловых, и эмоциональных, каких угодно - ускользает. Тут уж ничего не поделаешь. Но, видите ли, я не мог писать иначе - я хотел писать именно так. Понимаете, этого можно было бы избежать, разжёвывая, объясняя, растолковывая, умножая количество слов и эпизодов, но мне не хотелось ничего этого делать. Я знаю, что там происходит, и мне кажется, что этого достаточно. В этом смысле вспоминается повесть братьев Стругацких "Жук в муравейнике", которая написана по этому же принципу: читатель знает ровно столько же, сколько герой. То, чего не знают читатели - герои не знают. То, чего не знают герои - не знают читатели. Другое дело, что читательское восприятие устроено таким образом, что мы зачастую воспринимаем всё, что написано в романе, за чистую монету. Кто-то из героев врёт, а мы воспринимаем это как правду, - нам и в голову не приходит, что герои врут. Понимаете? А на самом деле это так. И когда ты начинаешь разбираться, то сталкиваешься вдруг с какими-то непонятными для тебя вещами - как это бывает и в жизни, к сожалению. Так что я согласен с вами: это, по-видимому, сложное чтение, рассчитанное, по крайней мере, на двухкратный подход к книге. Я думаю, что люди, которые прочтут эту книжку один раз - они получат, конечно, какое-то впечатление от нее, и я вполне допускаю, что им будет интересно читать, потому что все необходимые элементы хорошей фантастики: чудо, тайна, достоверность, - всё это там есть. Другое дело, что они снимут только верхний слой и не поймут сути этой вещи. Ну что ж, просто так устроена книга.
АЧ -- Тогда последний вопрос: есть ли какие-то планы у писателя Витицкого относительно его новых книг?
СВ -- Конечно, есть. У писателя Витицкого всегда полно всяких планов, другое дело - как их удастся реализовать? От того, что написана одна книжка... Всем хорошо известно: первая книга еще ничего не значит. Мы знаем огромное количество авторов, которые выпустили одну книгу и больше не сумели написать ничего. Риск такой ситуации остаётся и у писателя Витицкого. Но будем надеяться на лучшее. Конечно, будем стараться еще что-нибудь сделать.
Вёл беседу Андрей Чертков
Постскриптум (сегодняшний). Закончив интервью, я попросил Бориса Натановича расписаться на экземпляре романа, который был у меня с собой, - вот этого самого, первого "текстовского" издания. Но расписаться я попросил его не как БНС, а именно как С.Витицкий. Экселенц чуть-чуть подумал, а затем уверенно набросал дарственную надпись и подмахнул ее автографом, который он, несомненно, изобрёл тут же, на ходу. Вероятно, это был первый (а возможно и единственный) аутентичный автограф С.Витицкого. Но, увы, мне так и не удалось сохранить у себя книгу с этой росписью. Несколько месяцев спустя мой тогдашний шеф по издательству "Терра Фантастика" и по конгрессу фантастов "Странник" Николай Ютанов попросил у меня этот роман на время, - чтобы дать его прочитать членам жюри дружественной нам премии "Золотой Остап" - кстати, непонятно зачем, ведь роман был совсем не юморной и на "остаповскую" премию претендовать никак не мог. Но ладно, он попросил и клятвенно пообещал, что ребята книгу прочтут, обсудят между собой, а затем обязательно вернут. Ага, как же! Насколько я знаю, последний, кто держал этот томик в руках, был юморист Виктор Биллевич, президент фестиваля "Золотой Остап", чтоб он был здоров. В последующие месяцы и годы я несколько раз напоминал Коле о книге, но потом события так закрутили всех нас, что стало просто не до неё, а затем нас и вовсе разбросало в разные стороны.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В пятницу, 12 февраля, в Творческом центре «Москворечье» (Москва) Московский Театр «Варяги» покажет спектакль «Трудно Быть Богом» по роману Аркадия и Бориса Стругацких. Информация об этом появилась на сайте ТЦ «Москворечье».
Спектакль, который признан лучшей сценической версией романа «Трудно Быть Богом», начнется в 17:00. Напомним, что действие романа разворачивается на чужой планете, где экспедиция Землян попадает в мир похожий на земное средневековье – с пожарами, инквизицией, серостью и страхом.
В спектакле играют актеры московских театров: Алена Роля (Громова), Сергей Иволоци, Александр Огородов, Алексей Громов, Андрей Брагуца и другие.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Великое дело ПСС Стругацких потихоньку движется: представлен уже четвертый том.
В нем нашему вниманию предлагаются ранние варианты "Полдня", а также "реалистические" произведения Стругацких - "Год Тридцать Седьмой" и записки об экспедиции на Северный Кавказ.
Кроме того - традиционная публицистика, переписка, дневники и записные книжки, как и положено ПСС.
И интересные примечания!
К сожалению, от главного своего недостатка ПСС все еще не избавилось: оно выходит только в электронном виде.
Толстый голубь, напуганный криками человека-цыпленка, вспорхнул с гребня стены и плюхнулся на грязную, заляпанную по краям отпечатками подошв клеенку со старыми книгами и журналами. Брокгаузъ и Ефронъ. Том третий, восемнадцатый, шестьдесят девятый. Стругацкие. Обитаемый остров. Шестьдесят девятый год. Рамочка. Когда-то он обыскался, вот обида. Гайдар. Школа. Судьба барабанщика. Ян Флеминг. Операция «Гром». Шпионы, кругом одни шпионы.
"Как всегда, я в огромном долгу перед таким количеством писателей и художников, что перечислить здесь их всех нет никакой возможности, однако для этой книги наиболее существенными оказались влияния Джоан Айкен, Джона Антробуса, Одри старшей и младшей, Кэтрин Бестерман, Люси Лейн Клиффорд, Даниэля Дефо, Ф. Теннисона Джесса, Эриха Кастнера, Урсулы ле Гуин, Джона Лестера, Пенелопы Лайвли, Германа Мелвилла, Спайка Миллигана, Чарльза Платта, Роберта Льюиса Стивенсона и братьев Стругацких".
Ч. Мьевилль "Рельсы"
.
И в самом тексте нашлась крохотная пасхалка: "Иногда среди этого изобилия отводили прилавок- другой для утиля третьей категории. Например, физически непослушных опилок или стружек, которые вели себя так, как никакие стружки вести себя не могут. Шэм видел два таких объекта — а может, три? Трискель Стругацки, так называл его сальважир, размахивая им во все стороны. Три равноудаленных друг от друга черных прута образовывали нечто вроде рогатки. Сальважир взял один прут рукой и потянул вверх, другие два тут же подскочили и заняли место над ним, а между ними, там, где прутья должны были соприкасаться, было пусто".
Итак, с нами: Strugatzki A. Die gierigen Dinge des Jahrhunderts: Phantastischer Roman / Strugatzki A., Strugatzki B.; Aus dem Russ. von H.Kuebart; Umschlagzeichnung: T.Franke. - [Frankfurt am Maine]: Suhrkamp, 1982. - (Suhrkamp Taschenbuch 827; Phantastische Bibliotek Band 78). - 208 S. - ISBN 3-518-37327-7<800>. - Нем. яз. - Загл. ориг: Хищные вещи века.
Что можно сказать об издании... Помимо того, что в немецком _так_ плохо вычленяются имена собственные...
Часть имен затранслитерирована (Pek Senai, Iwan Shilin, Amad, Wusi и т.д.). Из хоть сколько-то интересного - Riemaier и Pablebridge. И как-то подозрителен мне Sjan Schikuj (который "Неизданный Сянь Ши-куй"). Ляпа - Mus. Рыбари - похоже, Fischern. Чушики - Quatschissimo. А вот "растопырочка" - sexy, что тоже удивительно. Bibberlein - дрожка.