А эта статья заняла...

[silent-gluk]

...третье место на том же конкурсе "Фанткритик-2018".

Отсюда: krupaspb.ru/zhurnal-piterbook/fenklub/konkursny...

32. И ТОГДА МАЙЯ ТОЙВОВНА ГЛУМОВА… НЕБОЛЬШОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ВЕСЬМА ЧАСТНОГО ВОПРОСА

С.Удалин

А вот скажите, никто из вас случайно не задавался вопросом, почему же, в самом-то деле, Майя Тойвовна и тогда, и до того, и после того? Почему она присутствует и в «Жуке в муравейнике», и в «Малыше», и в «Волны гасят ветер»?

Да, для творчества братьев Стругацких характерны сквозные персонажи, появляющиеся порой даже в не очень связанных между собой произведениях. Но объяснить этот факт довольно просто: и Комов, и Горбовский, и Атос-Сидоров – сильные личности, не боящиеся совершать поступки и принимать решения. Неудивительно, что со временем они заняли руководящие посты, и уже в силу своих служебных обязанностей неизбежно оказываются вовлечены практически во все важные, загадочные или опасные события.


Про Майю Глумову такого не скажешь. За исключением «Малыша», где она действительно приняла хоть и сомнительное, но смелое решение, повлиявшее на дальнейшие события, в остальных произведениях она пребывает, если можно так выразиться, в страдательном залоге, находясь поблизости от эпицентра трагических событий, но активного участия в них, на первый взгляд, не принимая. Тем не менее, и «Жук в муравейнике», и «Волны гасят ветер» заканчиваются упоминанием именно ее имени. Возможно, это просто случайность, но даже если и так, то случайность весьма показательная. Не исключено, что ее роль в этих произведениях глубже и значительней, чем нам представляется, и в тени так называемой «трилогии Каммерера» скрывается «трилогия Майи Глумовой».

Не исключено даже, что сами братья Стругацкие либо не замечали этой роли, либо намеренно старались не привлекать к ней внимания. Во всяком случае, Борис Натанович, в целом невысоко оценивая повесть «Малыш», все же с теплом вспоминал ее героев: «Нам нравился Малыш, у нас хорошо получился Вандерхузе с его бакенбардами и верблюжьим взглядом вдоль и поверх собственного носа, да и Комов был там на месте, не говоря уж о любимом нашем Горбовском…[1]», а вот о Майе Глумовой не обмолвился ни словом. Но ведь не потому же, что потерял к ней всякий интерес. Иначе она не появилась бы в других произведениях. Да, у «подкидыша» Льва Абалкина по сюжету должна быть подруга, а у людена поневоле Тойво – мать, но почему именно Майя Глумова, а не какая-то другая женщина, не какие-то разные женщины?

Причина должна быть. И возможно, Стругацкие хотели, чтобы читатели сами ее раскопали. В конце концов, разве Аркадий Натанович не сказал в одном из интервью, хоть и по другому поводу: «Я писал не для себя, а для вас. И не ждите, скажем, некоего издания "Жука в муравейнике", где бы мы в каком-то комментарии изложили свое отношение. Думайте![2]»

И читатели, а также исследователи творчества братьев Стругацких, думают, ищут ответ.

Некоторым, правда, все стало ясно буквально сразу. Художник Александр Павленко, например, считает, что Майя Глумова помешала установить контакт с загадочной цивилизацией Ковчега не из сочувствия к Малышу, не из-за обостренного чувства справедливости, а исключительно по бабьей стервозности: «Ясно, что молоденькая хорошенькая Майя прикололась к своему гениальному шефу, тот не устоял, но, сообразив, что девочка эгоистична, высокомерна и избыточно агрессивна, отодвинул её в сторону. Служебный роман не удался. Майя раздражена и ищет, как бы отомстить не оправдавшему надежд Комову[3]».

Нельзя сказать, что его выводы совсем лишены уж оснований, но они слишком брутальны и банальны, чтобы обсуждать их всерьез. Да, конечно же, «понять – значит, упростить». Но не до такой же степени. И упростить, а не опошлить.

Другие же, наоборот, усложняют. Чтобы понять масштабы этого усложнения, достаточно ознакомиться вот с таким пассажем из диссертации американского филолога Ивонны Хауэлл: «История Майи Глумовой противоречит ее характеристике как (незначащей) героини научно-фантастического сюжета, но объединяет ее с лежащей ниже философской темой романа, являясь отголоском литературы, наиболее подходящей к теме… Литература, которая является прообразом образности истории Майи, была связана с поисками равновесия (или синтеза) между "азиатским" и "европейским" аспектами судьбы России, чтобы выковать новое, утопическое будущее[4]».

Мало того, Хауэлл ссылается в своей работе на статью израильского филолога Майи Каганской «Роковые яйца (Раздумья о научной фантастике вообще и братьях Стругацких в особенности», доказывающую, что в биографии Льва Абалкина зашифрована история бедствий еврейского народа в XX веке. Над чем можно было бы и поиронизировать, если бы доказательства Каганской не были такими убедительными и даже изящными. Жаль только, что нашу задачу они ничуть не облегчают.

Однако у той же Хауэлл можно почерпнуть и более усвояемые идеи. Например, явные параллели между жизнеописанием Тойво Глумова и Евангелием. И там, среди прочего, сказано: «Иными словами, хотя многие события, составляющие биографию Тойво, "предсказаны" жизнью Иисуса, этическая и моральная позиция Тойво не всегда "Христоподобна". В некоторых случаях аллюзии на евангельские мотивы перемещаются с Тойво, главного героя, на периферических персонажей».

Последнее дополнение нам особенно важно, поскольку позволяет предположить связь между образами Майи Глумовой и Богородицы.

И вот здесь уже становится интересно. Другой исследователь – некто Константин Максимов – обнаружил пересечения с евангельским сюжетом и в истории Льва Абалкина:

«Здесь имеются и свои апостолы (остальные двенадцать "подкидышей"), и свой Иуда (голован Щекн), и даже своя Мария Магдалина (Майя Глумова). Роль Понтия Пилата и главы Синедриона "по совместительству" исполнил Сикорски, поскольку именно от него на тот момент зависела судьба "подкидыша"… После "страстной недели" метаний на Земле Абалкин также делает свой окончательный выбор. Он идет в Музей внеземных культур, уже понимая, что его там, скорее всего, убьют. И хотя сам Абалкин вряд ли бы согласился с такой трактовкой, но фактически это выглядело как добровольное принесение себя в жертву[5]».

Таким образом, Майя Глумова у нас отождествляется одновременно и с девой Марией, и с Марией Магдаленой, непорочной девой и блудницей, и в этом есть какая-то высокая, но пока неуловимая символика. Если бы удалось установить параллель между «Малышом» и Евангелием, то тогда все наверняка встало бы на свои места. К сожалению, приходится повторить слово «пока» и надеяться на то, что какой-нибудь прозорливый человек эту связь увидит. А до той поры информацию придется отложить в сторону как перспективную, но недостаточную.

Было бы, конечно, узнать мнение признанных авторитетов – писателей, критиков, но они, вслед за авторами, тоже предпочитают не замечать Майю Глумову. Только известный журналист, писатель, поэт и много кто еще Дмитрий Быков, в силу своей неоспоримой гениальности, чутко уловил важность этой героини:

«При всём при том "Малыш" — это как бы такой ключевой свод, ключевой камень в замке, который соединяет ранних Стругацких, Стругацких мира Полудня, с трилогией, потому что именно впервые в "Малыше" появляется Майя Тойвовна Глумова… Это люди, которые наиболее склонны к контактам в силу своей некоторой… ну, истеричности (назовём вещи своими именами), некоторой повышенной эмпатии… Конечно, с ней очень трудно. Да, она истеричка, да, она изломана, но в силу этого она чувствует Малыша гораздо лучше… И действительно эти женщины более склонны к контактам. Другое дело, что контакты с людьми им даются труднее, чем контакты, допустим, с природой[6]».

Примечательно, что известный футуролог и исследователь фантастики Сергей Переслегин, которого в произведениях братьев Стругацких традиционно интересуют совсем другие вопросы, тоже мимоходом обратил внимание на нашу героиню:

«Трудно сказать, кто на этом этапе может считаться "характерным представителем человечества". Может быть, Майя Тойовна Глумова, уставшая и изверившаяся, потерявшая в этой жизни всех, кто был ей дорог[7]».

С одной стороны, заявление странное – какая же она характерная? Очевидно же, что она пария, изгой, белая ворона. А с другой, характерный – это не совсем то же самое, что типичный, а скорее яркий, своеобразный, отличительный. А что есть в Майе Глумовой своеобразного и отличительного?

Именно то, о чем говорили выше: эмпатия и замкнутость, изломанность и способность принять решение, непорочность и греховность, в конце-то концов.

И еще одно, о чем не было сказано: мировосприятие Майи Глумовой сейчас назвали бы либеральным, индивидуальное для нее важней коллективного. Отсюда и эмпатия, и все остальное вышеперечисленное. И способность пойти против всех. Но откуда в ней взялось это качество, прямо скажем, нетипичное для коммунистического общества? Стась Попов, если помните, тоже переживал за Малыша, но, в конце концов, подчинялся примату общественного над личным:

«Ведь нельзя же ставить вопрос: будущее Малыша или вертикальный прогресс человечества. Тут какая-то логическая каверза, вроде апорий Зенона… Или не каверза? Или на самом деле вопрос так и следует ставить? Человечество все-таки…»

И Максим Каммерер, несгибаемый сотрудник КОМКОНА-2, тоже в решающий момент чуть было не нарушил приказ:

«Может же человеку стать дурно на улице, и в таких случаях должен же кто-то доставить потерявшего сознание человека к ближайшему врачу… Я доставлю его на наш ракетодром, это недалеко, он даже не успеет очухаться. Там всегда наготове два-три дежурных «призрака». Я вызову туда Глумову, и мы втроем высадимся на зеленой Ружене, в моем старом лагере. По дороге я ей все объясню, и провались она в тартарары – тайна личности Льва Абалкина…»

Но дело не в том, что Абалкин его опередил, а в том, что Каммерер и не смог бы это сделать. А вот Абалкин смог. И Глумова смогла бы.

Вот и ответ на вопрос, откуда взялась у Майи эта черта: в результате общения с другим нетипичным человеком. С не совсем человеком. Со Львом Абалкиным. Но когда и как она могла сформироваться?

Ответ еще более очевиден: эпизод, о котором не очень любят вспоминать читатели, эпизод, который, по их мнению, не красит ни саму Майю, ни Абалкина. Может, и не красит, но зачем-то он все-таки включен в повесть, что-то он должен объяснять. Или даже не так: ничто другое этого объяснить не может, и значит, вот оно, объяснение. Вот он, эпизод:

«…Он лупил ее — ого, еще как! Стоило ей поднять хвост, как он выдавал ей по первое число. Ему было наплевать, что она девчонка и младше его на три года — она принадлежала ему, и точка. Она была его вещью, его собственной вещью».

И вот:

«…Это было прекрасно — быть его вещью, потому что он любил ее. Он больше никого и никогда не любил. Только ее. Все остальные были ему безразличны. Они ничего не понимали и не умели понять… Он очень ценил ее, свою собственную вещь, и все время стремился быть достойным такой ценной вещи.

И дальше:

«…Дура, дура! Сначала все было так хорошо, а потом она подросла и вздумала освободиться. Она прямо объявила ему, что не желает больше быть его вещью. Он отлупил ее, но она была упряма, она стояла на своем, проклятая дура. Тогда он снова отлупил ее, жестоко и беспощадно, как лупил своих волков, пытавшихся вырваться у него из повиновения. Но она-то была не волк, она была упрямее всех его волков вместе взятых».

Вероятно, с этого все и началось. Побывав чьей-то вещью, Майя как никто другой понимала ценность личной свободы. И натерпевшись сама, научилась чувствовать чужую боль. Вспомним слова Быкова: «да, она изломана, но в силу этого она чувствует Малыша гораздо лучше». То есть, Майя Глумова была изломана уже тогда, к началу повести «Малыш», а не к концу повести «Жук в муравейнике».

Это означает, что мы нашли связь между этими двумя произведениями, нашли причину, по которой в них фигурирует одна и та же героиня. Вторая повесть объясняет особенности характера, проявившиеся в первой.

Ну, хорошо, допустим. Но чем тогда оправдано присутствие Майя Глумовой в повести «Волны гасят ветер»? Почему Тойво именно ее сын? Если бы, предположим, отцом Тойво действительно был Абалкин, тогда всё было бы понятно. Как справедливо рассудил Каммерер, совершенно невероятно, чтобы Майя Глумова рассказала Тойво страшную историю гибели Льва Абалкина. Хотя бы просто для того, чтобы не калечить судьбу еще и сыну. И получилась бы трагичная история о том, как сын, увлеченно и преданно работавший на убийц отца, получает, в конце концов, право быть другим, в котором, в свое время отказали Льву Абалкину, при том что это право Тойво совершенно не нужно, и он, в отличие от матери, поступается личным ради общественного, но его самоотречение не приносит пользы и радости никому: ни самому Тойво, ни Каммереру с его КОМКОНОМ-2, ни Майе.

Но нет, по-видимому, такое упрощение – слишком высокая цена за понимание.

А нам остается с отчаянием утопающего снова ухватиться за уже вроде бы нащупанный, но потом отброшенный в сторону символизм этих трех историй. Точнее говоря, пока двух. И честно говоря, почва эта слегка жидковата, поскольку аллюзии на Святое Писание можно при желании усмотреть в половине взятых наугад текстов. Или, в нашем случае, в двух третях. И в пору бы совсем отчаяться, но тут я (прошу прощения у многоуважаемой публики, на этот раз без яканья обойтись не удалось) натыкаюсь у все той же Ивонны Хауэлл на такую фразу: «разительный, архетипический образ таинственного лесного королевства, контролируемого инопланетным сиротой». И на минуточку выпав из контекста, делаю для себя вывод, что речь здесь идет о Малыше. Потом, разумеется, осознаю свою ошибку. Но важен сам факт, что этих двух персонажей можно перепутать. Можно дать им общее определение: инопланетный сирота.

И если слово «инопланетный» не совсем точно передает смысл: в одном случае – как раз земной, но живущий на иной планете и оставленный на ней, а во втором – инопланетный, но живший какое-то время на Земле, а потом вынужденный ее покинуть. А вот к определению «сирота» не подкопаешься. Действительно, оба сироты. Но один из этих сирот, как мы помним, называл Майю Глумову мамой. А второй… Здесь, конечно, все сложней, но любовь женщины к мужчине нередко принимает форму почти материнской. А кроме того, Майя, много лет не видевшая Абалкина, скорее всего, в глубине души продолжала считать его тем мальчиком, в которого была когда-то влюблена, которому когда-то «принадлежала».

А теперь добавим сюда Тойво. Он ведь тоже был наполовину сиротой. И уж точно стал сиротой после обращения и ухода. Третья комбинация тех же компонентов – земной мальчик, живший на Земле, но добровольно ее покинувший.

И Майя Тойвовна Глумова, так или иначе потерявшая всех троих.

Так что символика все же нашлась, и символика именно евангельская. Этакая многодетная Богоматерь, раз за разом жертвующая своими сыновьями, в попытках донести до Комовых и Горбовских, Сикорски и Каммереров нечто важное. Тоже Большое Откровение, только другое.

И последняя фраза Каммерера в повести «Волны гасят ветер»: «Как видите, я не молчу больше, Майя Тойвовна. Я сказал. Все, что мог, и все что сумел сказать», оставляет надежду, что хотя бы он что-то понял. Все, что мог, и все, что сумел понять.

Как, впрочем, и мы.

Но тут уж ничего не поделаешь. Остается только вспомнить одно из почти афористических высказываний Майи Каганской (а надо же ее хоть как-то использовать, раз уж все равно о ней упомянули):

«В советской литературе… в отличие от всех когда-либо существовавших и где-либо существующих литератур, тексты только на одну треть пишутся авторами, а на две – дописываются читателями[8]».


[1] Б. Стругацкий «Комментарии к пройденному» www.e-reading.club/book.php?book=55082

[2] «А вот еще записка...» Интервью с А. Стругацким www.rusf.ru/abs/int/ans-meet.htm

[3] chto-chitat.livejournal.com/10475710.html

[4] Ивонна Хауэлл «Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких» www.libfox.ru/22373-ivonna-hauell-apokaliptiche...

[5] К. Максимов «Блеск и нищета бриллиантовых дорог» samlib.ru/m/maksimow_k_p/brilliant.shtml

[6] echo.msk.ru/programs/odin/1932726-echo/

[7] С. Переслегин «Бриллиантовые дороги» www.rusf.ru/abs/rec/peresl01.htm

[8] М. Каганская «Роковые яйца (Раздумья о научной фантастике вообще и братьях Стругацких в особенности» imwerden.de/pdf/kaganskaya_tom1_shutovskoi_khor...

@темы: «Волны гасят ветер», «Жук в муравейнике», «Малыш», Ссылки

---

А эта статья...

[silent-gluk]

...заняла первое место на конкурсе "Фанткритик-2018".

Отсюда: krupaspb.ru/zhurnal-piterbook/fenklub/konkursny...

В.Шлыков

«УЛИТКА НА СКЛОНЕ»: ОПЫТ ВНИКАНИЯ. К 50-ЛЕТИЮ ПОВЕСТИ

Мир двойствен для человека...
двойственно также и Я человека
М. Бубер

Неужто никогда тебя не давит
тот факт, что ты и мир не суть одно?
Г. Бенн

Меж двумя огромными, солидными континентами литературной фантастики — научной и фэнтези — расположен куда более скромный архипелаг фантастики «гуманитарной», неопределённые очертания которого так никто толком на карту ещё не нанёс. Это и не наша задача. Но есть в том архипелаге весьма конкретный остров — и не просто остров, вулкан, всегда окутанный чёрными тучами. Грохот и огонь предупреждают читателя, что здесь идёт вечный бой, нерв оголён и вершится трагическое. Это фантастика абсурда и бунта. Бросим же поблизости якорь и поднимемся по склону — туда, где оставляет несмываемый след одна приметная улитка.

Есть некоторое недоразумение в том, что утопии и антиутопии часто рассматривают скопом. Утопия может быть упрощённой, небезупречной, но она по крайней мере не вызывает ощущения абсурда и желания бунтовать против. Собственно, наличие абсурда и бунта и разделяет эти два поджанра «гуманитарной» фантастики. По-хорошему утопичен «Хайнский цикл» Ле Гуин, описывающий общества, пусть не идеальные на века, но более человечные или стремящиеся к этому. Напротив, антиутопия вызывающе античеловечна; полагая человека не целью, а средством, она одинаково неприемлема и тогда, когда душит его цепями закона, и когда сметает вихрями хаоса. Но более всего она неприемлема своей ложью, неподлинностью и враждебностью к пониманию.

Любой вспомнит великие антиутопические романы XX века: «Мы», «О дивный новый мир», «1984», «451 по Фаренгейту». Все они в той или иной степени изображают абсурд, отчётливый уже на уровне лозунгов «Война это мир» и «Свобода это рабство». Но важно отметить, что в этих и многих других антиутопиях абсурдно и неприемлемо только общество, государство, социальный устрой. «За стеной» же, как у Замятина, непременно будет целительная природа, простая, честная жизнь, соратники и друзья. Лишь немногие произведения возвышаются до того, что Камю назвал «метафизическим бунтом» — неприятием порядка вещей как такового, «восстанием человека против своего удела и мироздания». Здесь нет выхода, разве что в смерть, нет надежды кроме иллюзии, а единственно возможная победа — это поражение. Впрочем, поражение — не капитуляция.

Яркими представителями этого направления были экзистенциалисты, к чьим текстам — художественным и философским — мы будем непрестанно обращаться. Но Камю и Сартр почти не писали фантастики — предвоенная и военная действительность позволяла ощущать абсурд и без дополнительных допущений; в более благополучные времена усилить эффект было, пожалуй, не лишне. Здесь можно назвать Кафку, Арто, в наши дни А. Володина. Особняком стоит не всё творчество, но отдельное произведение, которое, возможно, возникло в результате смутной интуиции и какого-то краткого влияния, но которое по праву занимает место рядом с «Замком» и «Тошнотой». Попытка разъяснения этого тезиса — перед вами. Она состоит из трёх частей. В первой столкнутся лбами два абсурдных универсума повести, во второй на передний план выйдут главные герои, в третьей улитка проползёт по литературному склону, раскрывая некоторые отсылки и параллели.



Управление и Лес



В случае с «Улиткой на склоне» мы имеем редкий пример прямой авторской рефлексии. В 1987 году, выступая в Ленинградском доме писателей, Борис Натанович Стругацкий подробно рассказал об истории и символике повести. По его словам, «Лес — это Будущее, символ всего необычайного и непредставимого», а «Управление — Настоящее, удивительным образом сочетающее хаос и безмозглость с многомудренностью». Это, безусловно, очень интересный взгляд, вдобавок неочевидный, поскольку многим (если не всем) критикам до 1987 года он оказался не по зубам. Но, как представляется, всё же недостаточный. Повесть ощутимо шире одного толкования. Попробуем же изложить другие, руководствуясь примечательными словами Камю: «Символ всегда возвышается над тем, кто к нему прибегает: автор неизбежно говорит больше, чем хотел».

Первую подсказку дают сами названия. Лес предстаёт запредельной пониманию природой (и шире, вселенной), управлять которой тщится человеческая цивилизация. Такой позиции неизменно придерживался С. Лем, герои которого терпят неудачу при встрече то с инопланетной цивилизацией («Эдем», «Фиаско»), то с жизнью, основанной на иных принципах («Непобедимый», «Солярис»), то с самим Космосом («Глас Господа»). Стругацкие усиливают драму контакта, показывая, что, в свою очередь, и цивилизация себя не вполне понимает, ибо устроена отнюдь не на рациональных началах и движима определённо не ими. Особенно характерна параллель равноценной по степени дикости деятельности, которую ведут как хозяева Леса (Одержание), так и руководство Управления (Искоренение). Таким образом, не только будущее непознаваемо и иррационально, но также и настоящее; абсурд не просто грядёт — он уже здесь, вокруг нас, во всём. Он тотален.

Это выводит нас на второй, более глубокий уровень интерпретации — экзистенциальный. Лес разрастается до совокупности всего существующего и существования как такового, до жизни и бытия вообще. Управление, напротив, сужается до одного человека, индивида, эвримена. Человек онтологически противостоит миру: как конечное бесконечному, смертное вечному, обусловленное безусловному, нуждающееся самодовлеющему, внутреннее внешнему. Стало быть, как человеческое — нечеловеческому. Человеку, чтобы жить, нужен смысл — бытие, напротив, бессмысленно. «Я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить мне, а может быть, и себе», тоскует герой повести Перец. «Бессмысленным» называет Лес и всё, что с ним связано, Кандид. Мир неизбежно абсурден, но не потому, что он сам таков, а потому что таким его видит и встречает человек. «Абсурд не в человеке и не в мире, а в их совместном присутствии», утверждает Камю.

Таким образом, фундаментальная ситуация человек/мир создаёт дуализм по всем фронтам. Какую бы человеческую характеристику ни взять, она укажет на неустранимую двойственность: свобода и необходимость, я и мы, душа и тело, субъективное и объективное, мыслящее и мыслимое… Во всех оппозициях человек — ни то и ни другое, тем более не механическая сумма компонентов. Он — между, в разрыве, в просвете, он сам — разрыв и просвет. Он создаёт зазор в тотальном бытии, в нём только и существуя, так что в каком-то смысле он уже не бытие, но нечто противоположное — ничто. В книге Сартра «Бытие и ничто» вторая часть названия отвечает именно за человека. «Человек — единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть», вторит Камю.

«Улитка» вся пронизана утверждением дуализма и бунтом против тотальности. Мы видим, что повесть состоит из двух переплетённых, но по сути не пересекающихся частей, которые даже печатались первоначально поодиночке (в 1966 году «Лес», в 1968-м — «Управление»). Оба её главных героя как могут противодействуют окружающему их абсурду (Перец — тотальной бюрократии Управления, Кандид — вездесущему Лесу и его непостижимым обитателям). Кто-то из читателей, возможно, сожалел, что они так и не встретились и не задали всем перцу, но это бы полностью противоречило экзистенциальным интонациям повести: мир должен быть разорван, чтобы нашлось место человеку. Пусть равно абсурдные, но должны существовать две половины бытия. Будь вообще только Лес, или только Управление, и ни у кого не нашлось бы силы устоять перед их тотальным, искореняющим любую инаковость монизмом. Познай Перец Лес, а Кандид — Управление (хотя сам Кандид вроде как из Управления, но ему «никогда раньше не приходило в голову посмотреть на Управление со стороны… а ведь это любопытное зрелище»), и потеряется та единственная надежда, которая ведёт их, захлопнутся те просветы, что приоткрылись благодаря двум чужакам и их неуёмному поиску смысла там, где его отродясь не бывало. И «мечта превратится в судьбу», как сказано в повести. Тогда исчезнет та хрупкая свобода, которая живёт только в бунте, а значит, исчезнет сам человек.

Но — ближе к тексту: поясним изложенное на конкретных примерах. Я не знаю, были ли знакомы Стругацкие на момент написания «Улитки» с программным романом Сартра «Тошнота» (впервые на русском он вышел только в 1992-м), но совпадения удивительные. Напомню, что для его героя Антуана Рокантена окружающий мир состоял не из отдельных вещей, а из «вязких и беспорядочных масс», «липких и густых как варенье» субстанций, чьё «омерзительное» шевеление вызывало лишь тошноту и «ярость при виде этого громадного абсурдного существа». Почти теми же словами характеризуют Лес оба героя «Улитки»: это «тяжелые бесформенные массы», «клейкая пена, зыбкое тесто», «тошнотворный кисель», от которого «мутит» и который «вызывает только омерзение и ненависть». Хотя (или поскольку) Рокантен жил в городе, чаще всего приступы тошноты случались на природе, в парке, среди цветущих деревьев, которые «зыбились существованием», заполняя всё вокруг, так что «человеку никуда не деться». Город осаждён, «взят в кольцо Растительностью» (Сартр так и пишет, с заглавной буквы!), её «вселенское почкование» ужасает Рокантена намного сильнее, чем что-либо ещё, например безобидные «минералы». «Жадная наглая зелень» Леса не только поглощает всё, с чем приходит к ней человек, она вторгается и в самого человека. «У меня весь мозг зарос лесом», жалуется Кандид. Разумеется, подобные отношения с миром не могут порождать ничего иного, кроме непонимания и тревоги. В полном соответствии с тезисом Сартра «человек это тревога» Перец говорит о «тревоге, которая уже давно стала смыслом его жизни».

Таким образом, Лес «Улитки» это точный аналог тошнотворного природного бытия Сартра, того самотождественного бытия-в-себе из его философского трактата, которое «находится повсюду, напротив меня, вокруг меня, давит меня, осаждает меня». Это бытие олицетворяет все внешние, чуждые, неведомые и неумолимые силы, действующие на человека, которые с античности принято именовать судьбой (фатумом). Кем же ещё мы назовём трёх женщин, встреченных Кандидом в финале его блужданий, женщин, воплощающих самое грозное и чудовищное, что есть в Лесу? Мойры, парки, норны — три женщины, одна из которых старуха, другая средних лет, третья юна — это они, богини судьбы, хозяйки мира, решающие, кому жить, а кому умирать. И, конечно, это не какие-нибудь сказочные ведьмы, к их услугам — не магия, а биология, а именно «мельчайшие строители» жизни, сиречь гены, контроль над которыми даёт власть над существами. Круг замкнулся: детерминизм, законы эволюции, эгоистичные гены научно подтверждены, петля бытия надёжно затянута… впрочем, «какая ещё гибель? Это просто жизнь».

Выше, расширив Лес до бытия, мы свели Управление к человеку. Это требует пояснений. Управление выделено, вынесено над окружающим его Лесом, как обособленный прыщик на гигантской плоти мира. Происходящее в нём напоминает, как уже говорилось, бюрократический абсурд Кафки, но есть более точный образ — человеческая голова. Разные персонажи Управления символизируют те или иные свойства нашего сознания и бессознательного. Тузик — это, конечно, либидо; Домарощинер — воинственное мещанство; директор, которого никто не видел (хотя каждый уверяет в обратном) и который отдаёт безумные приказы по телефону, — тот самый законодательный разум, на которого так надеялись в XVIII и XIX веках и которого низвели до иррационального потока сознания в веке двадцатом. Впрочем, какие-то нормативные принципы и рациональные способности остались, но они остроумно зашифрованы в… разумных машинах, которые сидят в ящиках и носа наружу не кажут. Если же всё-таки кто-то решит выйти на свет сознания, его ищут с закрытыми глазами (не дай бог увидеть!) и дистанционно уничтожают. — А что же мосье Перец? Ему досталась незавидная роль слабого и «бесполезного» морального Я.

Собственно, моральное Я (или голос совести) и является тем истинно человеческим началом, что пребывает в разрыве между природой внешней и природой внутренней, бытием и психикой. Это именно оно «выбирает не головой, а сердцем». Это оно одиноко и неприкаянно, «никогда ничего не знает», «всё время ошибается» и «не верит ни глазам, ни слуху, ни мыслям» (даже мыслям!). Это его зовут в Управлении — Перец, а в Лесу — Кандид.



Перец и Кандид



Два героя повести в чём-то похожи, но есть между ними и разница. Можно сказать, они дополняют друг друга, представляя две стороны двойственного образа человека.

Перец — «лингвист, филолог», человек слова и мысли, имеющий сильную потребность в рефлексии, осмыслению происходящего. В «Улитке» звучат не менее пяти больших внутренних монологов Переца, обращённых к Лесу, книгам, людям, себе самому. В них очень ярко проявляются экзистенциальные черты его личности. Перец называет себя «посторонним» (вспомним известное произведение Камю!), «лишним и чужим», сетует, что «ничего не понимает с людьми», и, однако, людей не чурается, хочет быть с ними, ищет контакта, понимания, человеческих отношений. «Хорошо бы где-нибудь отыскать людей… просто людей», мечтает он. Это гамлетовский, или романтический, тип героя — мятежный в душе, пассивный на деле, преисполненный переживаний и эмоций. «Эмоциональный материалист», отзывается Перец на вопрос о его мировоззрении. Не удивительно, что иногда он беспечно кидает камушки с обрыва, порой даже способен на поступок (пощёчина Тузику), но чаще предаётся депрессии и отчаянию: «Никакой свободы нет, заперты перед тобой двери или открыты, всё глупость и хаос, и есть только одно одиночество».

Давайте обратим внимание на его, без сомнений, «говорящее» имя. Сразу напрашивается сравнение с русским словом, обозначающим острую приправу; мол, метафорически с такими людьми наша жизнь менее пресна. Однако повесть ничем не намекает на то, что Перец — душа компании. Напротив, им все помыкают, упрекая в «непрактичности», пытаются найти ему хоть какое-то применение («вас необходимо включить в основную группу», «вы наконец-то примете участие в нашей работе»), а когда на завязшем в луже броневике собирается весёлая команда с кефиром и мандолиной, Перец «остаётся один». И вот это его полудобровольное-полувынужденное изгойство, эта деликатная интеллигентность и постоянный самоанализ совершенно определённо отсылают к архетипу еврейского интеллектуала-книжника, силами истории приговорённого к «внутренней эмиграции». Древнее еврейское имя Перец (Пэрэц) известно ещё из Торы (в синодальном переводе — Фарес). И так ли уж нас удивит, в свете нашего экзистенциального истолкования повести, что на иврите оно означает «разлом, прорыв»?

По-своему «прорывается» и Кандид. Но его меньше интересуют люди и отношения с ними. Ему важнее обрести себя прежнего, что невозможно без познания истины, которую мы бы назвали научной. Если Перец ждёт от Леса эмоционального контакта и чуть ли не мистической сопричастности, то Кандид хочет получить ответы на конкретные вопросы: откуда всё это, что значит, кто управляет, зачем и как. Кандид воплощает научный поиск, не зря по профессии он биолог. Французские смыслы его имени несомненны. Действительно, подобно герою Вольтера, Кандид ходит по нелепому, больному и откровенно враждебному миру, который никак не может быть «лучшим из возможных». Но в простодушии (а candide по-французски «простодушный») его не заподозришь. Как раз к вольтеровскому Кандиду ближе Перец, Кандид же Стругацких — человек твёрдых принципов и прямого действия, не позволяющий себе предаваться праздным мечтаниям. Его можно назвать фаустовским, или прагматическим, типом души, но ещё больше в нём от французских учёных-рационалистов: Декарта, Даламбера, Ламарка, Лавуазье и прочих. Отнюдь не случайно в его руках оказался столь чуждый Лесу скальпель, отсылающий одновременно и к остроте разума (бритва Оккама), и к подручному инструменту естествоиспытателя.

Тема скальпеля в «Улитке» — это тема бунта. Но бунтуют наши герои в начале и конце повести немного по-разному. Мир, в котором они себя обнаруживают, заполнен ложью, болтовнёй и бессмыслицей. «Здесь все врут» (даже арифмометры), делает открытие Перец. «Оказывается, всё это обман, всё опять переврали, никому нельзя верить», досадует Кандид. Управление имитирует бурную деятельность, сводящуюся едва ли не к одним разговорам. Только на время сна, похоже, закрываются рты обитателей Леса, среди которых Кандид прослыл Молчуном. У Хайдеггера, ещё одного гуру экзистенциализма, словечком «болтовня» обозначается неподлинный модус человеческого существования. Про абсурд уже было сказано достаточно. Таким образом, бунт начинается с того, что Камю в эссе «Миф о Сизифе» назвал «требованием прозрачности и ясности» — ради истины, понимания и подлинных отношений. Для Переца это означает попытку попасть в Лес, а прежде — к директору («я у него всё разнесу, пусть только попробует меня не пустить»), для Кандида — отыскать Город, который «знает всё».

Увы, цитируя того же Камю, «в этой войне человек обречён на поражение». Какими-то непостижимыми путями абсурда Перец сам становится директором, только так осознав страшную истину Управления: здесь чем большую роль ты играешь, чем сильнее вовлечён, чем выше стоишь, тем скуднее твоя свобода, тем обезличеннее действия и тем меньше в них хоть какой-то пользы. Когда-то именно словом филолог Перец сопротивлялся оглушающей зауми абсурда; теперь же любая его фраза будет истолкована как очередная безумная директива, извращена, выхолощена, подколота к предыдущим. Чужим, посторонним, бесполезным мог ещё Перец противостоять этому миру, «управляющим» — никогда.

На счастье Кандида «повелительницы Леса» не признали его достойным своего уровня. Кажется, он потерял всё: мечту о Городе, возможность хоть что-то понять и поменять, надежду вернуться к своим, неравнодушную к нему Наву; он снова оказался в деревне, откуда начинал путь, таким же молчуном, тугодумом, каждый день утешаясь давно перебродившей мыслью «Послезавтра уходим». Кажется, он проиграл, кажется, он ничего не может; «Индивид ничего не может, — соглашается Камю, — и тем не менее он способен на всё». Покуда бунтует. А Кандид продолжает бунтовать. В ясном сознании тщетности и неизбежной неудачи он встаёт на защиту «несчастных» обитателей деревни против Леса, который и наступает-то пока лишь мёртвыми, самыми примитивными силами. Что-то будет, когда он придёт всей живой и интеллектуальной мощью! Но это не важно. А важно то, что «упорный бунт против своего удела, настойчивость в бесплодных усилиях есть единственное достоинство человека», как утверждает Камю. Крайне существенно, что повесть заканчивается именно линией Кандида, а не Переца. Тем самым «Улитка на склоне» до последней страницы остаётся верна главным экзистенциальным идеям, взятым нами за основу её истолкования.



Улитка и Фудзи



Бесплодные, но возвышенные усилия героев повести приоткрывают смысл её названия. Из эпиграфа мы знаем, что эта фраза — аллюзия на хайку японского поэта Кобаяси Исса «Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!». В интервью 2000 года Борис Стругацкий объясняет её как «символ неторопливости прогресса и упорства человеческого в достижении цели». Опять-таки позволю себе свернуть с указанного мэтром направления. Возможно, его объяснение лучше подходит для первого варианта повести, названного «Беспокойство» и включающего, кроме аналогичной части «Лес», совсем другую тему «Базы». База, находящаяся на планете Пандора, занимается вполне осмысленной деятельностью по изучению феномена Леса. Таким образом, она олицетворяет собой привычный нам научный прогресс. Пускай Горбовский, один из учёных Базы, выражает «беспокойство» по поводу не столь очевидного морального прогресса, но в том, что он есть, текст сомневаться не даёт. Лес абсурден, «нездоров с точки зрения морали», но База-то достаточно здорова! Это вам не кафкианское Управление. Надо сказать, именно такой осторожный, но всё же оптимизм свойственен творчеству Стругацких в целом. Не зря они изобрели термин «прогрессоры». Как аналог приведу повесть «Трудно быть богом», где нравственно нормальные земляне противостоят гипертрофированному «средневековью» планеты Арканар. Но уже само сравнение с земным средневековьем наводит на мысль, что и здесь когда-нибудь обязательно наступит Возрождение, Просвещение и даже Полдень.

А вот «Улитка на склоне» стоит особняком. Во-первых, происходящее в ней принципиально нелокализуемо в пространстве и времени. На вопрос «где и когда» можно ответить лишь экзистенциально: везде и всегда, как только человек осознаёт себя заброшенным в мир и заключённым в бытии, как жук в янтаре. Во-вторых, как было уже сказано, два мира повести равно абсурдны, а герои терпят поражение и лишаются последних надежд. Это они — в качестве улитки на склоне, подобной знаменитому образу Сизифа из «Мифа о Сизифе». Улитка никогда не достигнет вершины, а если и достигнет, скатится назад, только чтобы начать заново. Да и что такое улитка перед целой горой, как не человек перед бескрайним и непостижимым Бытием? Кстати, если обратиться к первоисточнику, то скорее всего Исса именно этот смысл и вкладывал в своё хайку. Контраст улитки и горы отсылает к известнейшим (и цитируемым на Дальнем Востоке не меньше, чем библейские на Западе) притчам Чжуан-цзы, например: «С лягушкой, живущей в колодце, не поговоришь об океане» или «Летней мошке не объяснишь, что такое лёд». Так и с Перецом не поговоришь о делах Управления, Кандиду не объяснишь, что такое Лес. Однако двадцатый век качественно иначе прочитывает старые истории об обречённом Сизифе и ничтожной улитке. Теперь это трагические и бунтующие герои, которые «учат высшей верности». Пусть бесконечен склон бытия, но бесконечно и их упорство, их требование смысла и человечности.

Мы произнесли «двадцатый век», вспоминая, как много абсурда и бунта выпало в это время на долю нашей страны. Да что там, Камю на Руси жить хорошо было всегда. «Петербургские повести» Гоголя, «История одного города» Щедрина, «Котлован» Платонова, «Мастер и Маргарита» Булгакова, произведения обэриутов, ранние романы Сорокина и Пелевина, поэзия Б. Гребенщикова, «Кысь» Толстой… С каждым из них «Улитку» соединяют те или иные немаловажные смыслы. Но мне бы хотелось вновь вернуться во Францию, впрочем не теряя связи с русской литературой. Наш современник, писатель Антуан Володин, создал целое направление так называемого «постэкзотизма», в чьей, по его же словам, «поэтической вселенной предстаёт двадцатый век — в истерзанной, глубоко сокровенной форме, но также и в форме фантазийной и переиначенной». Володин прекрасно знает русский язык, в его переводах издавались многие российские авторы, в том числе братья Стругацкие (sic!), сам же он в автоинтервью любимым героем называет Сталкера из одноимённого фильма Тарковского. Не пытаясь доказать прямую зависимость Володина от повести Стругацких, я опишу его творчество в нескольких тезисах и цитатах, коих будет достаточно, чтобы увидеть глубинные и бесспорные пересечения.

В своих произведениях Володин выстраивает «причудливый, фантастический, сновидческий и подпольный» универсум, который не привязан к конкретным месту и времени. Действие обычно происходит «между двух войн», «во времена лагерей» или «в самом конце рода людского», после которого надвигается нечеловеческое будущее людей-пауков и прочих мутантов. Его герои часто пробираются через бесконечные тёмные пространства, которые на поверку оказываются шаманским междумирьем наподобие тибетского бардо. В этих путешествиях они испытывают «провалы памяти» и «отвращение к существованию». Их «одиночество безмерно», хотя они и взаимодействуют иногда через некую Организацию, смысл деятельности которой давно потерян. Они носят странные, «гибридные» имена (Дондог Бальбаян, Коминформ, Ирина Кобаяси (sic!)), будучи прежде всего «голосами» всех иных, униженных, репрессированных. Они — «монахи-солдаты» — без бога и армии. Сам автор характеризует их как «мечтателей и бойцов, проигравших все свои сражения и всё ещё находящих в себе смелость говорить». Таким образом, они воплощают «бунт против существующего мира, против человеческого удела в его политических и метафизических преломлениях».

Нет сомнений, что «Улитка на склоне» является предтечей постэкзотизма, а также промежуточным звеном между произведениями Кафки и Сартра и «наррацами» и «соклятиями» Володина. Так случилось, что в 1965 году в Советском Союзе, будучи по сути оторванными от мирового литературного процесса, Стругацкие пишут вещь, которая — поверх жанровых, национальных, идеологических барьеров — говорит нечто важное о человеке и мире вообще, о человеке-в-мире, о человеке-напротив-мира. Это гуманизм самого высокого толка. Сколько бы ни плевался огнём и пеплом вулкан истории, как бы ни совершенствовалось научно-техническое обрамление цивилизации, улитка будет упорно ползти по склону, покуда для человека остаются животрепещущими вопросы о смысле его жизни, его будущего и его человечности.





Литература

Стругацкие А. и Б. Улитка на склоне. Опыт академического издания. — М.: НЛО, 2006
Володихин Д. М., Прашкевич Г. М. Братья Стругацкие. — М.: Молодая гвардия, 2017
Камю А. Бунтующий человек. — М.: Политиздат, 1990
Сартр Ж.-П. Тошнота. Избранные произведения. — М.: Республика, 1994
Бассман Л. [Володин А.]. С монахами-солдатами. — СПб.: Амфора, 2013
Володин А. Дондог. — СПб.: Амфора, 2010

@темы: Беспокойство, Улитка на склоне, Ссылки

---

Узнала я тут...

[silent-gluk]

... из отзывов на Фантлабе (отзыв о совершенно ином произведении) о книге «Экзопланета. Эйномия», "по мотивам АБС, и там кабак за лесом над взморьем, и туда наведывались чужаки и пираты, там же заключались договора и сделки. А над морем в порталах прятались пиратские, гээспэшные и искательские звездолеты".

И стало мне интересно. Никто с этим текстом не встречался?..

@темы: Вторичное творчество

---

Сегодня - День военного переводчика

[silent-gluk]

И понятно, кого я в этой связи вспоминаю.

Вчера сидели с ребятами, обсуждали все переданное и услышанное от тех, кто уехал или побывал на настоящей «черной» работе. Ужасно! Но нужно быть готовым ко всему, и к гнусным пустынным местам на радиостанциях в Казахстане или в Монголии, и к одиноким безвестным заставам на границе с Китаем, и к строгой душащей дисциплине заграничных резиденций — нет, судьба наша изобилует темными пятнами, и «несть спасенья ниже спасешися» — останешься в Москве на постылой преподавательской работе или в глупой аспирантуре.

Письмо АНС матери от 29 марта 1948 года (цит. по 1 тому ПСС).

@темы: А.Стругацкий, Письма

---

В очередное воскресенье

[silent-gluk]

С нами очередной том Полного Собрания Сочинений Стругацких (от "Млечного Пути"). Уже третий.



Это обложка.






Авантитул.




Контртитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5, шмуцтитул первого раздела.




Страница 7, "Путь на Амальтею", пример оформления.




Страницы 8-9, "Путь на Амальтею", пример оформления.




Страницы 74-74, "Человек из Пасифиды".




Страница 98, "Спонтанный рефлекс".




Страница 115, "Шесть спичек".




Страница 132, "Испытание "СКИБР".




Страница 148, "Забытый эксперимент".




Страница 169, "Частные предположения".




Страница 188, "Чрезвычайное происшествие".




Страница 203, "Из архива" - "Страшная большая планета".




Страницы 204-205, пример оформления.




Страница 228, "Скатерть-самобранка".




Страница 235, "Трезвый ум".




Страница 237, "Варианты рукописей и изданий" - "Путь на Амальтею".




Страницы 238-239, пример оформления.




Страницы 262-263, пример оформления.




Страница 315, "Человек из Пасифиды".




Страница 317, "Спонтанный рефлекс".




Страница 334, "Шесть спичек".




Страница 352, "Испытание "СКИБР"".




Страницы 358-359, "Забытый эксперимент".




Страница 373, "Частные предположения".




Страница 391, "Чрезвычайное происшествие".




Страница 417, шмуцтитул раздела 2.




Страница 419, пример оформления.




Страницы 420-421, пример оформления.




Страница 423, шмуцтитул раздела 3.




Страница 425, пример оформления.




Страницы 426-427, пример оформления.




Страницы 528-529.




Страницы 536-537.




Страница 583.




Страницы 584-585.




Страницы 602-603.




Страница 605, шмуцтитул раздела 4.




Страница 607, "Необходимые пояснения".




Страницы 608-609, "Комментарии и примечания".




Страницы 610-611, то же.




Страницы 638-639, библиография.




Страницы 640-641, Указатель имен.




Страница 651, Указатель заглавий произведений и их аббревиатур.




Страницы 652-653, то же.




Содержание.




Выходные данные.




Вклейка, страница 1.




Вклейка, страницы 2-3.




Еще выходные данные.



Итак, это:

Стругацкий А. Полное собрание сочинений в тридцати трех томах: Том третий: 1959 / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Концепция издания - С.Бондаренко, А.Воронин; Сост. С.Бондаренко, В.Курильский, Ю.Флейшман; Подг. илл. мат-лов - А.Горбовский, П.Северцов; Дизайн обложки - А.Андреев. - Иерусалим: Млечный Путь, 2017. - 656,[4] с., 32 с. вкл. - ISBN 978-1-197-469700-7.

Содерж.:
1. Художественные произведения. С.5-416.

Путь на Амальтею / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.7-73.
Рассказы. С.74-202.
Человек из Пасифиды / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.74-97.
Спонтанный рефлекс / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.98-114.
Шесть спичек / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.115-131.
Испытание "СКИБР" / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.132-147.
Забытый эксперимент / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.148-168.
Частные предположения / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.169-187.
Чрезвычайное происшествие / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.188-202.
Из архива. С.203-236.
Страшная большая планета / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.203-227.
Скатерть-самобранка / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.228-234.
Трезвый ум / Стругацкий А. С.235-236.
Варианты рукописей и изданий / Подг. С.Бондаренко, В.Казаков. С.237-416.
Путь на Амальтею. С.237-314.
Глава первая. Выпускники. С.237-249.
Глава первая. Выпускники [Второй вариант]. С.249-262.
Гл.I. Товарищи межпланетники. С.263-275.
Гл.II. Шарль Моллар, радиооптик. С.275-287.
Глава третья. Спу-17. С.287-305.
Капитан Быков заступает на вахту, а академик Окада просит аудиенции. С.305-311.
[Планетолет "Тахмасиб" с грузом прибыл...]. С.311-312.
Объяснение некоторых научных и технических терминов, встречающихся в тексте. С.312-313.
Человек из Пасифиды. С.315-316.
Спонтанный рефлекс. С.317-333.
Спонтанный рефлекс: Научно-фантастический рассказ. С.317-320.
Спонтанный рефлекс: Научно-фантастический рассказ [Второй вариант]. С.320-325.
[Николай Петрович Востряков...]. С.325-328.
[Он был поражен...]. С.329.
[Последние слова Николай Петрович выкрикнул...]. С.329-330.
[В шесть часов утра...]. С.330-333.
Шесть спичек. С.334-351.
Восьмой за полгода. С.334-339.
[Инспектор наконец перестал копаться в бумагах...]. С.339-343.
[Собственно, о причинах несчастья...]. С.343-345.
[- Извольте, - прогудел он...]. С.345-346.
[- В вашем Институте...]. С.346.
[- Да, документы, - вспомнил Директор...]. С.347.
[Перед Директором лежали две пачки документов...]. С.347.
[Комлин начал с экспериментов над животными...]. С.347-348.
[Служитель вивария жаловался...]. С.348-351.
"Испытание "СКИБР"". С.352-357.
[Что-то звонко треснуло...]. С.352-353.
[- Фон, фитите, Нина Ифанофна?..]. С.353.
[Быков стоял лицом к прозрачной стене...]. С.354.
[- Быков будет лететь долгие годы...]. С.354.
[- Быков будет лететь долгие годы... [Второй вариант]]. С.355.
[- Дело, собственно, в том, что...]. С.355-356.
[- Дело, собственно, в том, что... [Второй вариант]]. С.356-357.
Забытый эксперимент. С.358-372.
[- Вылезем? - спросил Беркут...]. С.359.
[Биолог сказал...]. С.359-360.
[Беркут спросил...]. С.360-361.
[В кабине было совсем темно...]. С.361-365.
[- Черт побери, - сказал Беркут...]. С.365-366.
[- А ну-ка дайте координаты...]. С.366-367.
[Сначала он связался с кабинетом Леминга...]. С.367-368.
[Беркут пришел в себя...]. С.368-370.
[Вот что узнал Полесов...]. С.370-372.
Частные предположения. С.373-390.
Астролетчик Валентин Петров. С.373-382.
[Он совсем не был похож на межпланетника...]. С.382.
[Ружена слушала молча...]. С.382.
[За этот вечер они поцеловались...]. С.382-383.
[Из формулы (62.16) следует...]. С.383.
Артистка Ружена Томанова. С.385-388.
[Особенно хороша была улыбка...]. С.388-389.
[По-моему, я сходила с ума...]. С.389.
[- Значит, - сказал Ларри...]. С.389.
[Очень скоро мы поняли...]. С.390.
[Правда, меня больше никогда не пустят в Пространство...]. С.390.
Чрезвычайное происшествие. С.391-416.
Три часа. С.392-413.
[- У нас здесь была маленькая неприятность...]. С.413.
[- Я потом расскажу...]. С.414-415.
[...Исследователи сообщают о межзвездном планктоне...]. С.415-416.
2. Публицистика / Подг. Ю.Флейшман. С.417-422.
Исполнение мечты / Стругацкий А. С.419-422.
3. Письма. Дневники. Записные книжки / Подг.В.Курильский. С.423-604.
Аркадий Стругацкий. Борис Стругацкий. Переписка, 1959. С.425-527.
Борис - брату, 3 января 1959, Л. - М. С.425.
Аркадий - брату, 4 января 1959, М. - Л. С.425-426.
Аркадий - брату, 8 января 1959, М. - Л. С.426-428.
Борис - брату, 11 января 1959, Л. - М. С.428-429.
Аркадий - брату, 15 января 1959, М. - Л. С.429-430.
Борис - брату, 18 января 1959, Л. - М. С.430-432.
Аркадий - брату, 21 января 1959, М. - Л. С.432-433.
Борис - брату, 30 января 1959, Л. - М. С.433-434.
Аркадий - брату, 7 февраля 1959, М. - Л. С.434.
Борис - брату, 8 февраля 1959, Л. - М. С.434-435.
Аркадий - брату, 17 февраля 1959, М. - Л. С.436-437.
Аркадий - брату, 17 февраля 1959, М. - Л. С.437-438.
Аркадий - брату, 21 февраля 1959, М. - Л. С.438.
Борис - брату, 22 февраля 1959, Л. - М. С.438-440.
Аркадий - брату, 10 марта 1959, М. - Л. С.440-441.
Борис - брату, 14 марта 1959, Л. - М. С.441-443.
Аркадий - брату, 19 марта 1959, М. - Л. С.443-444.
Аркадий - брату, 23 марта 1959, М. - Л. С.444-445.
Аркадий - брату, 27 марта 1959, М. - Л. С.445.
Борис - брату, 29 марта 1959, Л. - М. С.445-446.
Аркадий - брату, 2 апреля 1959, М. - Л. С.446-448.
Борис - брату, 10 апреля 1959, Л. - М. С.448-449.
Борис - брату, 12 апреля 1959, Л. - М. С.449-452.
Аркадий - брату, 15 апреля 1959, М. - Л. С.452-454.
Борис - брату, 20 апреля 1959, Л. - М. С.454.
Аркадий - брату, 8 мая 1959, М. - Л. С.454-455.
Аркадий - брату, 20 мая 1959, М. - Л. С.455-456.
Борис - брату, 22 мая 1959, Л. - М. С.456-457.
Аркадий - брату, 23 мая 1959, М. - Л. С.457.
Борис - брату, 26 мая 1959, Л. - М. С.458-459.
Аркадий - брату, 29 мая 1959, М. - Л. С.459.
Аркадий - брату, 2 июня 1959, М. - Л. С.459-461.
Борис - брату, 4 июня 1959, Л. - М. С.462.
Борис - брату, 9 июня 1959, Л. - М. С.462.
Аркадий - брату, 13 июня 1959, М. - Л. С.462-464.
Аркадий - брату, 19 июня 1959, М. - Л. С.464-465.
Борис - брату, 21 июня 1959, Л. - М. С.465-466.
Аркадий - брату, 23 июня 1959, М. - Л. С.467.
Борис - брату, 25 июня 1959, Л. - М. С.467-469.
Аркадий - брату, 27 июня 1959, М. - Л. С.469-471.
Борис - брату, 1 июля 1959, Л. - М. С.471-473.
Аркадий - брату, 3 июля 1959, М. - Л. С.474.
Борис - брату, 7 июля 1959, Л. - М. С.475.
Аркадий - брату, 12 июля 1959, М. - Л. С.475-476.
Борис - матери, 13 июля 1959, Л. - Гурзуф. С.476-477.
Борис - брату, 18 июля 1959, Л. - М. С.477-478.
Аркадий - брату, 24 июля 1959, М. - Л. С.478-479.
Борис - брату, 1 августа 1959, Л. - Джубга. С.479-480.
Аркадий - брату, 7 августа 1959, Джубга - Л. С.480-481.
Борис - брату, 20 августа 1959, Л. - М. С.482-483.
Аркадий - брату, 25 августа 1959, М. - Л. С.483-484.
Борис - брату, 30 августа 1959, Л. - М. С.484-487.
Аркадий - брату, 1 сентября 1959, М. - Л. С.488-489.
Аркадий - брату, 5 сентября 1959, М. - Л. С.489.
Борис - брату, 8 сентября 1959, Л. - М. С.490-491.
Аркадий - брату, 10 сентября 1959, М. - Л. С.491-492.
Борис - брату, 12 сентября 1959, Л. - М. С.493.
Аркадий - брату, 15 сентября 1959, М. - Л. С.493-495.
Аркадий - брату, 16 сентября 1959, М. - Л. С.495.
Борис - брату, 18 сентября 1959, Л. - М. С.495-498.
Борис - брату, 21 сентября 1959, Л. - М. С.498.
Аркадий - брату, 24 сентября 1959, М. - Л. С.498-499.
Аркадий - брату, 1 октября 1959, М. - Л. С.499.
Борис - брату, 4 октября 1959, Л. - М. С.499.
Борис - брату, 9 октября 1959, Л. - М. С.500-501.
Аркадий - брату, 10 октября 1959, М. - Л. С.501-502.
Борис - брату, 14 октября 1959, Л. - М. С.502-503.
Аркадий - брату, 15 октября 1959, М. - Л. С.503-504.
Аркадий - брату, 20 ноября 1959, М. - Л. С.504-505.
Аркадий - брату, 27 ноября 1959, М. - Л. С.505-506.
Борис - брату, 27 ноября 1959, Л. - М. С.506-507.
Борис - брату, 30 ноября 1959, Л. - М. С.507-509.
Аркадий - брату, 2 декабря 1959, М. - Л. С.509.
Борис - брату, 4 декабря 1959, Л. - М. С.510-511.
Аркадий - брату, 9 декабря 1959, М. - Л. С.511-512.
Борис - брату, 12 декабря 1959, Л. - М. С.512-513.
Аркадий - брату, 15 декабря 1959, М. - Л. С.513-514.
Аркадий - брату, 16 декабря 1959, М. - Л. С.514.
Аркадий - брату, 18 декабря 1959, М. - Л. С.515.
Борис - брату, 18 декабря 1959, Л. - М. С.515-520.
Аркадий - брату, 23 декабря 1959, М. - Л. С.520-524.
Аркадий - брату, 24 декабря 1959, М. - Л. С.524.
Борис - брату, 29 декабря 1959, Л. - М. С.524-527.
Борис Стругацкий. Письма супруге, 1959. С.528-535.
Борис - супруге, 18 июня 1959, Л. С.528.
Борис - супруге, 18 июня 1959, Л. С.528.
Борис - супруге, 19 июня 1959, Л. С.528-529.
Борис - супруге, 21 июня 1959, Л. С.529-531.
Борис - супруге, 21 июня 1959, Л. С.531.
Борис - супруге, 25 июня 1959, Л. С.532.
Борис - супруге, 29 июня 1959, Л. С.532-534.
Борис - супруге, 30 июня 1959, Л. С.534-535.
Аркадий Стругацкий. Дневник, 1958–1959. С.536-582.
1959. С.536-582.
1 января, чт. С.537.
2 января, пт. С.537.
3 января, сб. С.537.
4 января, вс. С.537.
5 января, пн. С.537-538.
6 января, вт. С.538.
7 января, ср. С.538.
8 января, чт. С.538.
9 января, пт. С.538.
10 января, сб. С.539.
11 января, вс. С.539.
12, 13 января, пн, вт. С.539-540.
14 января, ср. С.540.
15 января, чт. С.540.
16 января, пт. С.540-541.
17 января, сб. С.541.
18 января, вс. С.541.
19 января, пн. С.541.
20 января, вт. С.541.
21 января, ср. С.541-542.
22 января, чт. С.542.
23 января, пт. С.542.
24 января, сб. С.542.
25 января, вс. С.542.
26 января, пн. С.542-543.
27 января, вт. С.543.
28 января, ср. С.543.
29 января, чт. С.543.
30 января, пт. С.544.
31 января, сб. С.544.
1 февраля, вс. С.544.
2 февраля, пн. С.544.
3 февраля, вт. С.545.
4 февраля, ср. С.545.
5 февраля, чт. С.545.
6 февраля, пт. С.545.
7 февраля, сб. С.546.
8 февраля, вс. С.546.
9 февраля, пн. С.546.
10 февраля, вт. С.546.
11 февраля, ср. С.546.
12 февраля, чт. С.547.
13 февраля, пт. С.547.
14–15 февраля, сб–вс. С.547.
16 февраля, пн. С.547.
17 февраля, вт. С.547-548.
18 февраля, ср. С.548.
19 февраля, чт. С.548.
20 февраля, пт. С.549-549.
21 февраля, сб. С.549.
22 февраля, вс. С.549.
23 февраля, пн. С.549.
24 февраля, вт. С.549-550.
25–28 февраля, ср-сб. С.550.
1 марта, вс. С.550.
2 марта, пн. С.550.
3 марта, вт. С.551.
4 марта, ср. С.551-552.
5 марта, чт. С.552.
6 марта, пт. С.552.
7 марта, сб. С.552-553.
8 марта, вс. С.553.
9 марта, пн. С.553.
10 марта, вт. С.553.
11 марта, ср. С.553-554.
12 марта, чт. С.554.
13 марта, пт. С.554.
14 марта, сб. С.554.
15 марта, вс. С.554-555.
16 марта, пн. С.555.
17 марта, вт. С.555.
18 марта, ср. С.556
19 марта, чт. С.556
20 марта, пт. С.556-557.
21 марта, сб. С.557.
22 марта, вс. С.557.
23 марта, пн. С.557.
24 марта, вт. С.557.
25 марта, ср. С.558.
26 марта, чт. С.558.
27 марта, пт. С.558.
28 марта, сб. С.558.
29 марта, вс. С.559.
30 марта, пн. С.559.
31 марта, вт. С.559-560.
1 апреля, ср. С.560.
2 апреля, чт. С.560.
3 апреля, пт. С.560-561.
4 апреля, сб. С.561.
5 апреля, вс. С.561.
6 апреля, пн. С.562.
7 апреля, вт. С.562-563.
8 апреля, ср. С.563.
9 апреля, чт. С.563.
10 апреля, пт. С.564.
11 апреля, сб. С.564.
12 апреля, вс. С.564-565.
13 апреля, пн. С.565.
14 апреля, вт. С.565.
15 апреля, ср. С.565.
16 апреля, чт. С.565-566.
17 апреля, пт. С.566.
18 апреля, сб. С.566.
19 апреля, вс. С.566.
20 апреля, пн. С.566-567.
21 апреля, вт. С.567.
22 апреля, ср. С.567.
23 апреля, чт. С.567-568.
24 апреля, пт. С.568.
25 апреля, сб. С.568.
26 апреля, вс. С.568.
27 апреля, пн. С.569.
28 апреля, вт. С.569.
29 апреля, ср. С.569.
1–3 мая. С.569.
4 мая, пн. С.570.
5 мая, вт. С.570.
6 мая, ср. С.570.
7 мая, чт. С.570-571.
8 мая, пт. С.571.
9 мая, сб. С.571.
10 мая, вс. С.571.
16 мая, сб. С.571-572.
21 мая, чт. С.572.
22 мая, пт. С.572-573.
23 мая, сб. С.573.
24 мая, вс. С.573.
25 мая, пн. С.574.
26 мая, вт. С.574.
27 мая, ср. С.574.
28 мая, чт. С.574-575.
29 мая, пт. С.575.
30 мая, сб. С.575.
31 мая, вс. С.575.
1 июня, пн. С.576.
2 июня, вт. С.576.
3 июня, ср. С.576.
4 июня, чт. С.576.
5 июня, пт. С.576-577.
6 июня, сб. С.577.
7 июня, вс. С.577.
8 июня, пн. С.577.
9 июня, вт. С.577.
10 июня, ср. С.578.
11 июня, чт. С.578.
12 июня, пт. С.578.
13 июня, сб. С.578.
14 июня, вс. С.578.
15 июня, пн. С.579.
16 июня, вт. С.579.
17 июня, ср. С.579.
18 июня, чт. С.579.
19 июня, пт. С.579-580.
20 июня, сб. С.580.
21 июня, вс. С.580.
22 июня, пн. С.580.
23 июня, вт. С.580-581.
24 июня, ср. С.581.
25 июня, чт. С.581.
26 июня, пт. С.581.
27 июня, сб. С.581.
28 июня, вс. С.582.
29 июня, пн. С.582.
30 июня, вт. С.582.
1 июля, ср. С.582.
3 июля 1959 г. С.582.
Аркадий Стругацкий. Записная книжка, 1959–1960. С.583.
Аркадий Стругацкий. Рабочие записи, 1958–1959. С.584-601.
Аркадий Стругацкий. Рабочие записи, 1959–1961. С.602-604.
«Забытый эксперимент», «Частные предположения». С.602.
«Страна багровых туч». С.602.
«Дети» («Следы на тропинке», «Дедал»). С.602.
«Десантники», «Странные люди». С.602.
«Яйцо». С.602-603.
«Страшная большая планета». С.603.
«С грузом прибыл». С.603.
Сборник рассказов «Частные предположения». С.603-604.
Статья «Исполнение мечты» в «Литературу и Жизнь». С.604.
«Маленькая неприятность» («Мухи»). С.604.
«Скатерть-самобранка». С.604.
«Следопыты». С.604.
4. Приложения. С.605-653.
Необходимые пояснения. С.607-608.
Комментарии и примечания / В.Курильский, Р.Муринский, Л.Рудман. С.609-637.
Библиография. 1959 г. / Ю.Флейшман. С.638-639.
Указатель имен / В.Курильский. С.640-650.
Указатель заглавий произведений и их аббревиатур / В.Курильский. С.651-653.
Рисунки из стенгазеты Восточной редакции Гослитиздата "13 стульев", которую выпускал Аркадий Стругацкий в 1958 г. С.1-32 вклейки.

@темы: Яйцо, Публицистика, Странные люди, Дневники, Записные книжки, Картинки, Скатерть-самобранка, А.Стругацкий, Письма, Рабочие записи, Собрание сочинений, Чрезвычайное происшествие, Десантники, Б.Стругацкий, Письма и дневники, Человек из Пасифиды, Шесть спичек, Библиофильское, Частные предположения, Страшная большая планета, Спонтанный рефлекс, Забытый эксперимент, Испытание "СКИБР", Рассказы, Полное собрание сочинений<

---

Юбилейный, 10 том!..

[silent-gluk]

В славном издательстве "Млечный путь" вышел уже 10 том Полного Собрания Сочинений Стругацких (всего планируется 33, плюс дополнительные). Имеется в виду бумажный том.

Посвящен он 1966 году.

В нем опубликованы "Второе нашествие марсиан" и "Полдень, 22 век" (рассмотрены их варианты), отрывки из киносценария "Трудно быть богом", различные статьи, интервью и рецензии (в т.ч. ранее не публиковавшиеся), переписка, дневники, записные книжки и т.д. А также примечания и комментарии, указатель имен и заглавий произведений, библиография. И фотографии.

Надо отметить, что из-за объема материала том пришлось разбить на две части (530 и 324 страницы), и оценены они по отдельности: 18 и 13 долларов, плюс пересылка. Так мы еще раз узнаем, что у всего есть оборотная сторона... Но, с очередной стороны, две части ведь лучше, чем ни одной...

Да, чуть не забыла: купить тома можно здесь: litgraf.com/shop.html?shop=1 , а там видно.

@темы: Публицистика, Дневники, Записные книжки, Сценарии, Письма, Собрание сочинений, Письма и дневники, Второе нашествие марсиан, «Трудно быть богом», «Полдень, XXII век», Полное собрание сочинений, Книги, Ссылки

---

Опять цурэновский сонет

[silent-gluk]

Отсюда: samlib.ru/k/kleandrowa_i_a/zuran-farewell.shtml

Автор - Клеандрова Ирина Александровна

Как лист увядший падает на душу
Былая жизнь: искания, мечты.
Мои слова - во власти пустоты,
Но я творец, и сам свой мир разрушу.

Смешаю воды, небеса и сушу,
Развею прах, сожгу в Эдем мосты...
Бессмертный дух! Быть может, только ты,
Плывя сквозь ночь, увидишь: я не струшу.

Пусть в чьём-то сне, на миг - но я король.
Нам всем отмерен холод, страх и боль,
Но чтобы петь - нужна печаль и сила.

Судьбой талант даётся, как аванс.
И если б всё исправить выпал шанс -
Я б и тогда оставил всё, как было.

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

Еще цурэновский сонет

[silent-gluk]

Отсюда: poembook.ru/poem/1835556--sonet-pomudrevshego-t...

Автор - Артемьевна

Сонет помудревшего Цурэна
Как лист увядший падает на душу,
Срывается сгоревшая звезда -
Ей в небо не вернуться никогда.
Нарциссу не цвести в седую стужу.

Ход времени я тоже не нарушу -
Сбегает в вечность юности река.
Зачем держусь за эти берега,
Когда безбрежность скоро смоет сушу?

Прощу себя, не осудив другого;
Приму как данность выбор несвобод;
Не возгоржусь, покинув свой народ;

Но эту ценность – сказанное слово –
Дарить теперь не стану всем подряд.
Мне мудрость будет высшей из наград!

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

А вот музыка

[silent-gluk]

Кирилл Weltfremd — Памяти братьев Стругацких

vk.com/wall-1236161_1988

Интересно, почему называется композиция "Памяти братьев Стругацких"? Вполне себе по "Пикнику на обочине" текст...

(А как оттуда перетащить запись сюда - я не знаю. И как скачать - тоже. И где бы найти текст - тоже.)

Информация отсюда: fantlab.ru/forum/forum8page1/topic10323page2#ms...

@темы: «Пикник на обочине», Вторичное творчество, Музыка, Ссылки

---

Еще фото БНС

[silent-gluk]

Отсюда - fantlab.ru/forum/forum14page1/topic2448page1292... , а где нашел фото - автор поста и сам не помнит.

@темы: Фотографии, Б.Стругацкий, Ссылки

---

Фото БНС

[silent-gluk]

Отсюда: fantlab.ru/forum/forum14page1/topic2448page1292... , а где фото было найдено - автор поста и сам не помнит...

@темы: Фотографии, Б.Стругацкий, Ссылки

---

А сегодня с нами...

[silent-gluk]

...издание а) миниатюрное, б) чешское (или наоборот).




Это обложка.





Аванавантитул (или как назвать то, что перед авантитулом?).




Авантитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 9.







Содержание.




Реклама.




Выходные данные.


Итак, это:

Jaroslavcev S. Podrobnosti o zivote Nikity Voroncova / Prel. K.Sindelar. - Praha: Triton, 2004. - 128 s. - ISBN 80-7254-573-6. - Чешск.яз. - Загл. ориг.: Подробности жизни Никиты Воронцова.

О переводе я сказать ничего не могу, поскольку чешского так и не знаю, а с именами там развлекаться было негде... Зато знаю формат издания: 8,5 на 9,5 см.

@темы: Картинки, Переводы, Библиофильское, Подробности жизни Никиты Воронцова, С.Ярославцев, Библиография, Книги

---

Необычный цурэновский стих

[silent-gluk]

Отсюда: www.stihi.ru/2018/04/22/5619

Автор - Елена Картунова

Как лебедь с подбитым крылом... Рондель

"Как лебедь с подбитым крылом
взывает тоскливо к звезде"
Цурэн Правдивый


«Как лебедь с подбитым крылом
взывает тоскливо к звезде»,
так наши слова о былом –
кругами по темной воде.

И снова весна за стеклом
с обилием звонких дождей.
Но «лебедь с подбитым крылом
взывает тоскливо к звезде».

Прошедшего выжженный слой.
Вчерашнего слабая тень.
Забытого брошенный лом.
А каждый сгорающий день,
«как лебедь с подбитым крылом».

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Как лебедь с подбитым крылом..., Ссылки

---

Еще повод для зависти

[silent-gluk]

Отсюда: www.instagram.com/p/BiePonHFfn0/?utm_source=ig_...

Автограф Б.Н.Стругацкого В.Ларионову.

@темы: Б.Стругацкий, Автографы, Ссылки

---

Кстати, итоги Интерпресскона

[silent-gluk]

Премия "Интерпресскон":
Крупная форма (роман): Андрей Лазарчук, Михаил Успенский "Весь этот джакч". (трилогия)
Средняя форма (повесть): Леонид Каганов "Депрессант"
Малая форма (рассказ): Евгений Лукин "Великая депрессия"
Сверхкороткий рассказ: Светлана Тулина "Потому что так правильно"
Дебютная книга: К.А. Терина "Фарбрика"
Критика / публицистика: Михаил Шавшин "Перекрёстки мысли"
Художник (иллюстрация): Максим Поповский
Художник (обложка): К.А.Терина

Премия "Малая улитка":
Владимир Ноздрин. За оформление серии футболок, посвященных Интерпресскону

Премия "Одиссей" (Премия им. Звягинцева за альтернативную историю):
Роман Злотников "Генерал-адмирал"

Премия "Полдень":
Повесть: Марианна Алфёрова "Восемьдесят четвёртый 2.0"
Рассказ: Евгений Лукин "Подсознательная история"
Нон-фикшн: Михаил Шавшин "Перекрёстки мысли"

Отсюда: www.fantlab.ru/news4883

Поздравляем победителей!..

@темы: Интерпресскон, Бронзовая Улитка, Премии, Ссылки

---

73 года назад...

[silent-gluk]

Здравствуйте, родные мои, и прежде всего разрешите расцеловать вас и поздравить с Праздником Великой Победы (чего, откровенно говоря, совершенно не было времени сделать раньше — почта и телеграф были забиты до отказа). Здесь у нас праздник прошел очень весело — давно я не видал у людей таких сияющих от счастья рож. Все перепились (и сынок твой тоже — в меру) и вышли на улицы. Военных качали. Толкались, целовались кто с кем попало, хохотали. А потом грянул салют. Сотни разноцветных прожекторов превратили небо в переливающуюся синим, белым, фиолетовым цветом сетку. С аэростатов и аэропланов пускали ракеты. Затем, когда прожектора погасли, в небе возник портрет Сталина (наверное, не без помощи аэростатов — я так думаю) и огненное красное знамя. Вернулся домой и прилег вздремнуть я часа в 4. Так прошли праздники. Вчера мы ходили хоронить генерал-полковника Шапошникова. Лил проливной дождь, и мы промокли как черти, стоя на Красной Площади, но зато еще раз видели всех наших вождей. Мамочка, получил я еще 300 руб., большое спасибо, балуешь ты меня, но я не обижаюсь. О сапогах не беспокойся, у меня все в порядке. Жизнь я веду более или менее праведную, занимаюсь и пр<очее>. К родичам хожу изредка и ненадолго. Вообще совсем самостоятелен. В общем, жизнь наладилась. 7 июня — экзамены.
Крепко-крепко целую, твой любящий Арка.
P. S. Пусть Боря сядет и напишет мне о празднике в Ленинграде.

Письмо АНС от 15.05.1945 (цитируется по первому тому ПСС).

@темы: Даты, А.Стругацкий, Письма

---

"Завидовать будем..."

[silent-gluk]

Отсюда: www.instagram.com/p/BieNT_PgkbP/?utm_source=ig_...

Автограф В.Ларионову. Я даже узнала издание...

@темы: Картинки, Б.Стругацкий, Автографы, Ссылки

---

И с небольшим опозданием...

[silent-gluk]

...мы посмотрим на очередное не очень интересное издание.



Это обложка.





Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страницы 4-5, пример оформления.




Страницы 212-213, тоже пример оформления.




Содержание.




Реклама.




Выходные данные.


Итак, с нами:
Стругацкий А. Попытка к бегству / Стругацкий А., Стругацкий Б.; [Илл. на обложке М.Уэлана]. - Донецк: Изд-во Сталкер, 2004. - 220,[4] с. - (Миры братьев Стругацких). - ISBN 966-696-624-7. - 10.000 экз. - Подп. в печ. 2004.08.27. - Заказ 1324.

Содержание:
Попытка к бегству / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.3-211.
Комментарии к пройденному / Стругацкий Б. С.212-221.

Что можно сказать об издании? Текст стандартный восстановленный (печатается по "сталкеровскому" собранию сочинений), картинка на обложке загадочна (и даже не успела намозолить глаза, поскольку "Попытка к бегству" редко встречается одиночным изданием, по сути дела, на русском языке это, похоже, единственный случай, если не считать "Беглеца", а сборникам доставались стандартные обложки других произведений).

@темы: Беглец, Картинки, Попытка к бегству, Б.Стругацкий, Комментарии к пройденному, Библиофильское, Миры братьев Стругацких, Библиография, Книги

---

А вот старая критика...

[silent-gluk]

Нашумевшая в свое время статья...

Котляр Ю. Фантастика и подросток / Рис. В.Житникова // Молодой коммунист (М.). - 1964. - № 6. - С.114-120.

Паренек сидел, чуть сгорбившись, глядя прямо перед собой невидящим, сосредоточенным взором. Пальцы рассеянно поглаживали корешок книги. Я осторожно присел рядом, наклонил голову и прочел:
А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Путь на Амальтею». Знакомая вещь.
- Как, понравилась книга?
- Ничего. Местами здорово закручено, только разговоров многовато, - серьезно ответил он и снова наморщил лоб.
Обыкновенное мальчишеское лицо, живое, открытое, вдумчивое.
Наверное, много читает, заключил было я, но тут же вспомнил его ответ. «Здорово закручено» не очень гармонировало с представлением о начитанности. Впрочем, зачем гадать? Сам скажет. Он словно подслушал мое желание:
- Вчистую забыл... Никак не припомню...
- О чем ты?
- Да вот об этой книжке. Уже читал похожее, а где, не знаю...
- Может, просто показалось? Мне такой сюжет не встречался.
- Я не о том, что написано, а как в ней говорят герои...

Завязалась беседа. Паренек говорил о фантастике с горячностью завзятого любителя. Он внимательно следил за новинками научно-фантастической литературы. Ему было с чем сравнивать, у него уже выработался свой критерий оценки. Правда, иные его высказывания могли показаться резковатыми и самоуверенными, но никак не пустыми или поверхностными. Это были плоды самостоятельных размышлений о прочитанном.
- «Туманность Андромеды»? Ну, еще бы! Конечно, читал, и не раз. Такие люди, как Эрг Hoop, будут жить еще не скоро. Не в смелости дело, даже и не в уме. Он весь особенный... космический. А пространство как дано! Прямо дух захватывает... Нет, Лема не люблю. В «Магеллановом облаке» одни разговоры, сплошная тянучка. «Вторжение с Альдебарана» веселей, только не может того быть, чтобы польские крестьяне были настолько тупыми и жадными. И вообще у Лема как-то так выходит, что все люди плохие. Вот «Солярис» прочитал, и весь день тоскливо было.
Немного смущаясь, собеседник признался, что раз пять перечитывал «Человека-амфибию» А. Беляева.
- Ихтиандр, ну, просто живой. Так и стоит перед глазами. Немножко завидно - очень здорово плавать как рыба. Куда там акваланг! Но и жалко его. Он уходит от людей, чтобы жить в океане. Ни людей, ни земли - тоска смертная... А «Гиперболоид инженера Гарина» уже почти и не фантастика, лазер очень близок к гиперболоиду...

Паренек помолчал и вдруг воскликнул:
- А все же вспомнил! У Остапа Бендера говорят, как здесь. Правда?
Я понял его - он имел в виду языковую аналогию героев Стругацких с персонажами Ильфа и Петрова - и ответил вопросом:
- А «здорово закручено» откуда ты взял?
Он посмотрел, улыбнулся и сказал:
- Наверное, из «Амальтеи», «Теленка» я давно читал...

Этот разговор и заставил меня задуматься о взаимоотношениях подростков и фантастики. Я вспомнил свое детство. Нетерпеливое ожидание журнала «Вокруг света», где печатались тогда научно-фантастические повести А. Беляева: «Продавец воздуха», «Человек-амфибия», «Подводные земледельцы» и другие. На журнальных страницах оживал удивительный мир смелой фантазии, мир настолько живой, что я часто терялся - выдумка это или настоящее? Герои Беляева были идеалом и образцом, их взгляды, реакция на события и поведение в различных ситуациях в значительной мере определяли и мое четырнадцатилетнее жизненное кредо. Необычайно живучи остались мера и оценка, навеянные чтением произведений Беляева и А. Толстого. Они стали как бы незримым эталоном, помогавшим разобраться в сложном мире...
Еще не сформировавшееся сознание подростка крайне податливо, оно легко воспринимает, но цепко держит. И от того, что именно воспримет и удержит сознание подрастающего человека, во многом зависит его будущее мировоззрение, отношение к окружающему. Душа подростка, его восприятие прямолинейны. Он очень верит печатному слову.
Научная фантастика - любимый жанр подростков. Ее воспитывающее влияние огромно, и это влияние, мне кажется, мы пока недооцениваем.
Уже давно все и каждый знают, что литература - важнейшее средство идеологического воспитания. И что тут особенно опасен даже самый маленький брак, самая незначительная снисходительность к недоброкачественной продукции. Тем более что книги издаются у нас огромными тиражами.
У научной фантастики обширная и разнообразная читательская аудитория: от рабочего до академика и от школьника до ветерана революции. И это порой приводит к тому, что некоторым авторам научно-фантастических произведений сходит с рук и малая художественность (а иногда анти-художествениость) рассказа или повести и сомнительная четкость идейной нагрузки. «За титром сойдет» - так, вероятно, рассуждают редакторы и издатели. Тем более что в общем-то произведений научно-фантастического жанра у нас не так уж много.
Подобная скидка на жанр опасна и вредна. Поступаться самым главным - идейным содержанием книги - значит вносить путаницу в мировоззрение читателя (особенно молодого), сбивать его с материалистических позиций.
На Западе, особенно в США, фантастике придается большое значение как средству идеологического воздействия. Само собой разумеется, что идеологическая обработка ведется там в духе, не имеющем ничего общего с нашим мировоззрением. В США и Англии издается целый ряд специальных научно-фантастических журналов и немалыми тиражами. Американский журнал «Наука и фантастика» имеет ряд параллельных изданий на других языках, помимо английского, в Европе и Азии, К сожалению, мы не можем сказать, что уделяем этому виду литературы достойное внимание.
Интерес к научно-фантастической литературе растет из года в год. Иначе и быть не может в наш атомно-космический век. И дело тут не в том, в каком русле будет развиваться этот вид литературы - будут ли это книги, популяризирующие достижения науки, или это будет философская фантастика, за которую так ратует писательница А. Громова. «Все дальше в прошлое отодвигается «юношеская» популяризаторско-приключенческая фантастика. Передовые позиции уже заняла философская фантастика, которая стремится решать коренные проблемы эпохи, то проецируя их в будущее, то изменяя какие-то компоненты настоящего», - утверждает А. Громова. Мне кажется, это напрасное утверждение. Толстой и Беляев нисколько не чурались популяризации, их книги базируются на новейших (для того времени, разумеется) научных идеях и открытиях. Ну и что же, разве они проигрывают от популяризаторско-приключенческого «уклона»? Наоборот. И как бледны по сравнению с произведениями А. Беляева и А. Толстого сочинения некоторых современных писателей, беспомощно и вяло решающих «коренные проблемы эпохи».
Но главное, в любом случае научно-фантастическое произведение должно быть высокохудожественным, нести четкое идейное содержание. И, конечно же, такие произведения должны популяризировать новейшие достижения науки, говорить об открытиях, которые «носятся в воздухе» и скоро станут достоянием человечества. Кстати, «философское» направление отнюдь не избавляет писателя от этих требований.
Конечно, если считать «философское направление» удобной отдушиной для проникновения в научную фантастику без соответствующего научного багажа, то дело другое. Но тогда и разговор совсем другой. Как бы то ни было, а притязания разрешать коренные философские проблемы современности в рамках короткого рассказика или наспех сделанной повести ничего, кроме разочарования, принести не могут. И писателю и читателю! К сожалению, такие попытки встречаются. Причем особенно участились они в последнее время, когда под видом философии втихомолку преподносится заурядная околесица или, что гораздо хуже, плохо замаскированная мистика в духе графа Салиаса. Тлетворный туман мистики, хоть и в небольшом количестве, но просочившийся на журнальные и книжные страницы, слишком опасное и тревожное явление, чтобы им снисходительно пренебрегать.
Бедный подросток! Чем только не забиваются его мозги, когда он читает произведения, в которых и взрослый ногу сломит. Материалистическая платформа некоторых повестей и рассказов (идущих под тем же титром «научно-фантастические»!) более чем сомнительная.
Вот «рассказ» «Падение сверхновой» молодых писателей Е. Парнова и М, Емцева (альманах «Мир приключений», 1963 г.). Его художественные достоинства, к сожалению, крайне невысоки: канцелярский язык, беспомощный диалог и т. д. В основу сюжета положена идея антимира. Физика знает об антимире пока немного, но все известное с полной несомненностью свидетельствует о невозможности совместного существования мира и антимира. Например, частица - электрон сталкивается со своей античастицей - позитроном, мгновенно аннигилирует. Пара электрон-позитрон превращается в световые и гамма-кванты. Таковы данные современной науки.
По мнению же авторов, невидимый и непознаваемый антимир где-то здесь, рядом. Следовательно, всякому «я» соответствует зеркальное «анти-я»: «Итак, нашей вселенной всюду: рядом с нами, в нас самих, возможно, сопутствует другая, невидимая вселенная, живущая на встречном времени. В ней свои, не воспринимаемые нами объекты, но такие же материальные, реальные, как наши». И цитата и ее смысл говорят сами за себя; ничего «сверхнового» тут нет. Самая обычная идеалистическая неразбериха. Как можно ее пропагандировать?
С этой же, по сути говоря, темой авторы выступили на страницах журнала «Техника - молодежи" (№ 2 и 3 за 1964 год, рассказ «Последняя дверь»). Та же идея существования незримого мира оккультных сил. И это миллионным тиражом!
Нельзя печатать лженаучные вещи, дезориентировать читателя. Да и не выйдет- читатель пошел не тот! Человек, соприкасающийся с наукой и техникой буквально на каждом шагу, не потерпит их профанации. Недаром же один из читателей даже принял «Последнюю дверь» за... пародию на плохую американскую фантастику! Этого человека с трудом удалось переубедить. Другие тоже выражают откровенное возмущение. Их можно понять.
Я не собираюсь охаивать все творчество Парнова и Емцева. В первом номере «Искателя» за этот год напечатан их рассказ «Лоцман Кид». Можно искренне порадоваться за авторов. Написанный в спокойной манере, с теплым юмором и хорошим языком, рассказ подкупает. Что хорошо, то хорошо! Если авторы и впредь будут упорно искать свое, то, безусловно, «Лоцману Киду» гарантирована преемственность.
Обратим взор на старшее поколение литераторов. И здесь, к сожалению, не без «сюрпризов». В повести «Странник и время» опытный писатель Г. Гор договорился до рассказа о попытке самоубийства... робота. Дальше, как говорится, ехать некуда. Прежде чем писать о вещах, связанных с кибернетикой, следует не только проштудировать основы этой сложной науки, но и обязательно убедиться, что они поняты правильно.

Полную неожиданность преподнесли братья Стругацкие. Уж, казалось бы, кто-кто, а они, писатели ярко выраженного реалистического стиля, бесконечно далеки от мистических вывертов. Но и они отдали дань этой заразительной болезни. В повести «Далекая Радуга» (сборник «Новая сигнальная», изд-во «Знание», 1963 г.) фигурирует некто Камилл. Личность вначале оригинальная, не более. Затем начинается странная трансформация. Камилл убит, но вскоре таинственно оживает. Читатель думает: «Мало ли что, наверное, ошибка, как-то вывернулся», и терпеливо ждет объяснения. Не тут-то было! В конце повести снова появляется Камилл и загадочно вещает, что сегодня умирал уже трижды и трижды воскресал. Что он последний из чертовой дюжины (???), что ему снова предстоит погибнуть наравне со всеми и снова воскреснуть и ему будет ужасно тоскливо одному на обугленной планете. Он, Камилл, синтез человека и машины, он все может, но ничего не хочет...
Так и тянет мистическим туманом. Поневоле задумаешься: и откуда такое в нашей фантастике?

Мечтать можно и нужно. Но абсолютно недопустимо в погоне за внешним эффектом подменять научные идеи бредовыми, а не разгаданные пока тайны бытия - мистическими домыслами.
В этом разговоре никак нельзя обойти творчество С. Лема, хотя он и не принадлежит к числу советских фантастов. С. Лем - популярная фигура в литературных кругах, задающих тон в фантастике. Иные готовы поставить его на один уровень с И. Ефремовым и даже Г. Уэллсом. Оговорюсь сразу: я не намереваюсь ставить под сомнение талант, литературное мастерство писателя, его остроумие и манеру письма. Речь о другом. Ранние произведения С. Лема - «Астронавты» и «Магелланово облако» - не дают оснований для беспокойства. Там есть и познавательность, и взлет доброй фантазии, и прогрессивное социальное звучание. Но некоторые более поздние вещи, например «Солярис», к большому сожалению, носят совсем иной характер. На первых порах «Солярис» привлекает остротой и динамичностью туго закрученного сюжета, но в процессе чтения впечатление меняется. Появляется и нарастает смутное чувство протеста и неприятия, оно усиливается с каждой страницей.
В предисловии к «Солярису» Лем говорит: «Для меня важно было не столько показать какую-то конкретную цивилизацию, сколько показать Неизвестное как определенное материальное явление». Это неизвестное, продолжает писатель, может быть «совершенно не похожим на наши ожидания, предположения, надежды». Думается, что не найдется человека, который возразил бы против этого замысла или против права автора осуществлять его по-своему, Речь не об этом. Неизвестное может быть всяким. Но как изображает писатель известное! Посмотрите повнимательнее на героев «Соляриса». Ведь это же люди, это же человеки будущего! И как мелко, как подло они выглядят - все трусы, и у .каждого за душой гнусность. Самый симпатичный из них «всего только» довел до самоубийства беззаветно любившую его женщину.
Материковая идея «Соляриса» удивляет и разочаровывает. Грубо говоря, она в следующем: «Человек - дрянь».
Фантастика никогда не была и не будет аполитичной. Хочет того автор или нет, но за строками произведения неминуемо вырисовывается его подход и отношение к жизни, к окружающей действительности. Писатель выражает свое идеологическое и жизненное кредо. Вот почему творения американских фантастов, за редким исключением, как правило, утверждают незыблемость существования частной собственности и капиталистических порядков. Крайне характерно для них и неверие в человека, неверие в его будущее. Первое свидетельствует о том, что они выполняют определенный заказ. Второе является отражением все большей шаткости империалистического мира.
Я не против философской фантастики как таковой. Особенно хорошей, гуманной и подлинной. Отнюдь нет! Я против псевдофилософской фантастики и надуманных проблем. Стоит ли с важным видом разъяснять таблицу умножения взрослым людям? Нам необходима и философская фантастика - для взрослых, и приключенческо-познавательная - для юношества. Но, конечно, любое произведение - это прежде всего разговор о человеке. О человеке! Будущее - это не только автоматизация. Ведь этак можно дойти до абсурда! На какой бы уровень ни поднялась автоматика, она будет только слугой человека, его достижением. Человек будущего представляет огромный интерес для юношества, а автоматика - только аксессуар. Это понимают и подростки. Любой школьник знает, что управляет мотороллером человек, а не наоборот.
Тем не менее если прочесть ряд научно-фантастических произведений последнего времени, то создается впечатление, что человек будущего основное внимание уделит машинам. Что машины поглотят все его интересы. На самом же деле произойдет наоборот. С повышением уровня механизации и автоматизации жизни и производства человек будет располагать все большим временем для творчества. Я думаю, никто не станет оспаривать рост интеллектуальных интересов гражданина коммунистического общества. У гармонично развитой личности непременно будет превалировать интеллектуальное начало. Богатство внутреннего мира человека будущего создаст и ряд новых проблем. Это прекрасно понял И. А. Ефремов. В «Туманности Андромеды» И. А. Ефремов делает попытку показать общество будущего. Интересы героев «Туманности Андромеды» вовсе не ограничены «машинными» коллизиями. Человек, его внутренний мир, его взгляды на жизнь, взаимоотношения с окружающими - вот вечная проблема.
К сожалению, пока в некоторых научно-фантастических произведениях герои будущего предстают перед нами чересчур одномерными, упрощенными, грубыми. Одна такая книжка, посвященная «космическим молодчагам», может свести на нет годичную работу юного ума. Надо приучать мыслить и обоснованно мечтать, а не беспочвенно фантазировать. А то ведь выйдет, как с моим случайным знакомым, назвавшим «Магелланово облако» тянучкой. Придет время, он подрастет, его кругозор расширится, и он прочтет книгу по-иному. Но для этого дайте ему побольше узнать о мире. Расскажите о замечательных свойствах нейтрино, верхнем течении Амазонки, об улыбке Нефертити, Крабовидной туманности, сверхпроводимости, проектах Кибальчича, гидропонике, недрах Саянских гор. Одним словом, как можно больше о необозримом разнообразии мира. Все это в увлекательной и ненавязчивой форме выполняла и отчасти продолжает выполнять научная фантастика. Как положительный пример познавательно-приключенческой фантастики могу привести повесть молодого писателя А. Полещука «Звездный человек». Большой познавательный материал сочетается в повести с художественной добротностью. «Звездный человек» пользуется у подростков заслуженной популярностью, переведен на ряд иностранных языков.
Надуманная драма машинного бунта не волнует и не будет волновать юношество. «Железобетонная фантастика» всегда отступит перед хрупким миром Роберта Гранта, ибо это мир, овеянный романтикой поиска, приключений и открытий. За ним стоит человек. А за хитросплетенной вязью «железобетонной фантастики» часто нет ничего, кроме вялых, плоскостных силуэтов.
Подростки имеют право на свою, юношескую фантастику. На фантастику увлекательную - без нудных рассуждений. На фантастику живую, где кипели бы страсти и развертывалась борьба за новое и лучшее. На фантастику идейную и романтическую, на героя крупного масштаба, чтобы было с кого брать пример.

И, уж конечно, юношеская фантастика должна быть высоко литературной и эстетичной, отличаться чистым, безупречно-правильным языком. Там никак не место жаргонным словечкам: трепач, железно, мировецкий и т. п. За примитивизмом речи неизменно кроется и примитивизм мышления. Вовсе незачем щеголять такими бурсацкими оборотами, как «не ори на нее, козел!» («Путь на Амальтею»). Никак не могут люди будущего изъясняться на давно позабытом нэпманском жаргоне, ведь язык - это отражение окружающей действительности. Трудно ждать в будущем воскрешения барахолки и частных лавчонок. Это не Камилл, умерло - не воскреснет! Крайне неудачна попытка представить ученых будущего этакими лихими анархистами и рвачами - самоснабженцами («Далекая Радуга»). Ведь по концепции самих же авторов: «Люди будущего те, кто сегодня исключение». Уж если таковы «исключения» в представлении Стругацких, то каковы же наши рядовые современники!

Я вовсе не ратую за унылую приглаженность. Наше юношество растет не в теплицах. Оно знает цену и место слову, в том числе и крепкому. Дело не в этом. Главное, не должна пронизывать книжные страницы органическая грубость. Так сказать, подтекстовая или «псевдомолодческая». Кто и когда непререкаемо изрек, что мужественность непременно грубовата? Напротив, истинная, непоказная мужественность, как правило, скромна, тактична и деликатна. Разве груб инженер Лось в «Аэлите»? Или Эрг Hoop в «Туманности Андромеды»? А ведь никто не усомнится в мужестве этих персонажей. Зато груб и бестактен Пур Хисс («Туманность Андромеды»), далеко не герой, скорее трус, чем храбрец.
Бесспорно, каждый писатель имеет право на свой язык и стиль. Но не всякий стиль, не всякий язык следует пускать в юношескую литературу.
У А. Днепрова и И. Ефремова тоже энергичный язык, однако тут энергичность держится не на жаргонной крепости выражений, а на внутренней динамичности и напряженности фразы. Кстати, о динамике действия.
Сейчас у нас появилось немало чисто «разговорной» фантастики, где не показ в действии, не описание авторского видения, а монотонный рассказ. Герои не действуют на сцене, а только говорят о том, что произошло где-то. «Разговорная фантастика» не очень-то привлекает юношество. Ребята ищут книги, в которых постоянно что-то происходит. Именно поэтому юный читатель охотней берет книгу Мартынова, чем, например, Лема, У Мартынова идет внешнее, видимое движение сюжета. А у Лема оно подспудное, в диалоге или рассказе.
Можно быть неплохим писателем-фантастом, не вдаваясь в тонкости психоанализа. При этом совершенно необходимо умение увлекательно, динамично строить сюжет. Но и сюжет не спасет, если фантазии нет. Не спасут ни литературное мастерство, ни имя, ни напористость. В лучшем случае появится еще один вариант «Затерянного мира» Конан-Дойля, как недавно и произошло.
Писатель Альтов как-то выразил законное беспокойство по поводу эпидемии переигрышей чужих сюжетов. Он, к сожалению, не попытался ответить на вопрос: «Почему так происходит?» Ответ напрашивается сам собой. Варьируют чужие сюжеты те, кто не в состоянии найти свои. Исключением являются сравнительно редкие случаи, когда писатель видит «старый» сюжет совершенно по-новому либо когда произошла ненамеренная ошибка, Переигрыши до поры до времени кое-кого выручают, спасают: писателей-фантастов немного, и спрос на их книги превышает предложение. Но рано или поздно, а придется взглянуть в глаза действительности. Нельзя до бесконечности перелицовывать Уэллса, перекрашивать Конан-Дойля и выворачивать Беляева. Как ни странно, особенно щепетильно относятся к этому вопросу те писатели, которым никак не приходится опасаться упрека в «вариациях». Например, А. Днепров. У него удачный или неудачный, хороший или похуже, но всегда свой и только свой сюжет.
Фантастика - специфический жанр, рамки фантастического сюжета узки и плохо раздаются. Писатель, избравший чужой сюжет, с самого начала ставит себя в невыгодное положение по сравнению с «хозяином» сюжета. Наиболее удачные решения и повороты уже использованы. Приходится писать с постоянной оглядкой, дабы не впасть в прямое подражание. Таким образом, чужой сюжет заранее обедняет писателя, сужает его возможности. И, наконец, существует еще один веский довод против «чужих» сюжетов - воспитательный. Подросток, взяв в руки книгу, например А. Шалимова, представляющую собой упрощенную копию «Затерянного мира» А. Конан-Дойля, быстро подметит сюжетное сходство. Поскольку Конан-Дойль знаменит, а Шалимов пока нет, то у подростка возникает мысль о заимствовании. Он не искушен в тонкостях литературной терминологии. Для него что переигрыш, что вариация, все едино - списывание.
О том, как отрицательно сказывается на произведении заимствование сюжета, можно говорить много. Вернемся к М. Емцеву и Е. Парнову. В сборнике «Новая сигнальная» помещена их повесть «Не оставляющий следа». Она невелика, всего 38 страниц. Однако 13 последних заполнены тем, что основной герой длинно поясняет безликим служебным персонажам, что же, собственно, происходило на 25 предшествующих. А творилась там всякая всячина. Было и гаусс-пространство и обратная связь с гаусс-пространством. Был Джордж и псевдо-Джордж - призрак, слепленный из гаусс-пространства. И поглощение псевдо-Джорджей псевдо-Джорджами.
На первый взгляд повесть интригует, а вчитаешься немного, и дальнейшее развитие событий предугадывается. Интерес утерян. Дело в том, что авторы построили повесть на тертом-перетертом сюжете о бунте электронной машины против человека. О принципиальной невозможности подобной ситуации не раз высказывались авторитетные ученые на страницах как специальной, так и периодической печати. Но оставим научную основу на совести авторов, кстати тоже ученых. Поскольку заезженная идейка машинного бунта выжата до основания, то к ней, для пущей важности, пристегнули таинственное гаусс-пространство, свойства которого, и то до известной степени, познаны только теоретически. Но главная беда не в этом. С. Лем уже посвятил немало страниц гаусс-пространству в повести «Астронавты», там это аргументировано и даже сделан чертеж. Таким образом, путь, которым шел Лем, был уже отрезан, вот и пришлось колесить. Сначала путать, потом распутывать.
Польза научной фантастики несомненна и велика. Она развивает воображение, сообразительность, чувство нового и готовность его приятия. Я не говорю уже о комплексе фактических сведений, несомых фантастикой познавательной. Научная фантастика - злейший враг консерватизма как в общественных отношениях, так и в сфере производства и науки. Она нетерпима к злу, застою и безделью. Воспитывает веру в труд и человека. Прививает любовь к прекрасному и мечте.
Сейчас «на подходе» в фантастику новые имена.
...Кто напечатал два рассказа, кто один, а кто и вовсе не одного. Еще только сидит, раздумывает над первой рукописью. Вне всякого сомнения, часть этого молодого пополнения, и, наверное, немалая, посвятит свой труд юношеству. Хотелось бы пожелать всем будущим и ныне пишущим литераторам никогда не забывать своих юных сограждан - нашу смену. Ведь писатель - он же и воспитатель.
Юрий КОТЛЯР
Рис. В. ЖИТНИКОВА

@темы: «Далёкая Радуга», Критика, «Путь на Амальтею»

---

Еще цурэновское

[silent-gluk]

Отсюда: fabulae.ru/poems_b.php?id=297510

Автор - Ohmygod

Прощальный сонет Цурэна
Как лист увядший, падает на душу
гортанно-заунывный звук трубы
в порту, где, несмотря на волчью стужу,
на старый галиот везут гробы.

Вслед за гробами на корабль взойду я
и уплыву из сумрачной страны,
не крикнув на прощанье "Аллилуйя!"
под всплески чёрной ледяной волны.

Покину мир неукротимой злобы,
гонений, беззакония и лжи,
где правят бал жлобы и людофобы,
и где в чести разбой и грабежи.

Поэты здесь останутся другие –
со мною же пребудет ностальгия.

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки