Всяко бывает...

[silent-gluk]

Пишет Борис Вишневский:

Меня, в общем, трудно удивить, но…

На протяжении длительного времени вместе с моим помощником Кириллом Страховым мы занимаемся установкой мемориальной доски Борису Натановичу Стругацкому на доме 4 по улице Победы, где он много лет жил.

Площадь рядом с его домом, — на пересечении Московского проспекта, улицы Победы и улицы Фрунзе, — пять лет назад по моему предложению названа именем Братьев Стругацких (первый случай, когда имя великих писателей закреплено на карте города), теперь надо установить мемориальную доску.

Уже есть эскиз мемориальной доски, выбрано место, практически решили вопрос оплаты изготовления.

И тут — городской комитет по культуре сообщает нам, что надо представить ... справку о том, что Борис Натанович — писатель!

Без справки они, видимо, в этом не уверены.

Я позвонил зампреду Союза писателей Санкт-Петербурга и президенту Фонда братьев Стругацких Сергею Арно.

Он хохотал, как безумный, несколько минут.

Потом сказал, что справку напишут, конечно.

И что теперь наш Союз войдет в историю — как выдавший справку о том, что Борис Стругацкий был писателем.

Наконец-то этот факт будет подтвержден.

Разместил эту историю в фейсбуке — получил взрыв хохота и шквал комментариев и устных откликов.

Тут же вспомнили, что в нашем городе от Иосифа Бродского уже требовали справку, что он поэт — но не нашлось, и потому объявили тунеядцем.

И памятник Пушкину, как выяснилось, стоит без справки.

Между прочим, дети в школе теперь будут требовать предъявления справок о том, что те, чьи книги надо «проходить», были писателями. Кто выпишет справку для Льва Толстого или Федора Достоевского?

Где, кстати, справка на Гомера?

И у Эрмитажа и Русского музея могут быть проблемы — кто докажет, что авторы картин были художниками?

Звонит мой давний друг и прекрасная писательница Нина Катерли, и сокрушается: а я давно из Союза писателей вышла — только в ПЕН-клубе осталась. «Будут, говорю, Нина Семеновна, проблемы с мемориальной доской. Так что, не спешите…».

И знаменитое «без бумажки ты — букашка…» вспомнили.

И «Мастера и Маргариту», где некая гражданка требовала от Коровьева с Бегемотов удостоверений, что они — писатели, вспомнили.

И, что именно про это Лавров твердил «Дебилы, бл…!».

Замечательный Леонид Каганов, впрочем, справку на Бориса Натановича уже оформил.

Что он является «писателем руками, головой, пишмашинкой и ЭВМ, а также иными средствами сочинения текста».

И что справка выдана «для предоставления в прачечные, х...ные и иные Министерства культуры РФ».

Внизу: «Мединский Владимир Ростиславович (плюсик или подпись)».

Отсюда: echo.msk.ru/blog/boris_vis/2463337-echo/

@темы: Б.Стругацкий, Ссылки

---

На всякий случай-3

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 3. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

[... - см. посты от 13 и 14 июля]

* * *
«Кто умеет повелевать, кто должен повиноваться — это испытуется там! Ах, каким долгим исканием, удачей и неудачею, изучением и новыми попытками! Человеческое общество: это попытка, так учу я, — долгое искание; но оно ищет повелевающего! — попытка, о братья мои! Но не «договор!» («Так говорил Заратустра»).
А теперь — «Град обреченный». Снова эксперимент над людьми. Разноязыких участников Эксперимента «выдергивают» из критических ситуаций их реальной жизни в разные времена ХХ века и вынуждают участвовать в ролевой игре — иной жизни. И хотя в повести подробнейшим образом описаны труд и быт мусорщиков и представителей других непрестижных профессий, хотя высказываются самые разные предположения о природе Наставников и о целях самого Эксперимента, все повествование пронизывает «философия власти», хотя, как считает Андрей Воронин, «лучше о бабах думать,чем об этой ерунде» Но это уже, скорее, позиция авторов повести...

Эксперимент есть Эксперимент, и цель его, как полагал Андрей Воронин, когда был
еще мусорщиком, — «продолжать дело Сталина в совершенно других условиях, в необычных, в непредусмотренных никакой теорией». Оказалось же, что Эксперимент —
это прежде всего отбор!
« — Нам ведь нужны не всякие люди. Нам нужны люди особого типа, — сказал
Наставник следователю Воронину.
— Какого? — спросил Андрей.
— Вот этого-то мы и не знаем, — сказал Наставник с тихим сожалением. — Мы
знаем только, какие люди нам не нужны». Оказалось, не нужны такие, как Иосиф
Кацман... От самого же Андрея требуется вовсе не понимание, а нечто совсем иное.
« — Что?!
— Если бы знать...» («Ну и ответы», — подумал бы на месте следователя Воронина дон Румата!)
« — Но ведь все это во имя большинства? — спросил Андрей почти с отчаянием.
— Конечно, — сказал Наставник. — Во имя темного, забитого, ни в чем не виноватого, невежественного большинства...
— Которое надо поднять, — подхватил Андрей, — просветить, сделать хозяином
земли! Да-да, это я понимаю. Ради этого можно на многое пойти...»
В общем, Наставник остался доволен Андреем: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает, — сказал он. — Не ошибки опасны — опасна пассивность, ложная чистоплотность опасна, приверженность к ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие
заповеди? Только в ветхий мир».
Выходит, мусорщик Воронин был прав! Какой уж там «договор»? «Отбор», о котором тянул речь Наставник, есть не что иное, как «кадровая политика», а невнятные
порой ответы на вопросы следователя Воронина объясняются тем, что Наставник вынужден лавировать между ницшеанством и большевизмом. Известно, что Ницше, с его индивидуалистическим и радикально-аристократическим идеалом сверхчеловека, был
страстным врагом демократов и социалистов. Это не помешало, однако, последним
оказаться под его влиянием, и недаром Г. В. Плеханов называл В. И. Ленина и его сторонников ницшеанцами и сверхчеловеками. А в разговор следователя Воронина с На -
ставником можно было бы вставить в виде реплики едкое замечание Ницше в адрес
социалистов: «Если хотят цели, то хотят и средств: если хотят рабов, то надо быть дураками, чтобы воспитывать их для господства» («Сумерки идолов»).
Уже став «господином советником» и возглавив операцию «Зигзаг», экспедицию
по поиску Антигорода, рассуждая о «философии власти», Воронин убеждает сам себя: «Право на власть имеет тот, кто имеет власть. А еще точнее, если угодно, — право
на власть имеет тот, кто эту власть осуществляет. Умеешь подчинять — имеешь пра -
во на власть. Не умеешь — извини!..»
В финале операции «Зигзаг» участвуют двое — Андрей Воронин и его приятель,
«ненужный» Изя Кацман. Они спорят о значении элиты, или «творческого меньшинства», как у А. Тойнби. «История большинства имеет конец, — говорит „элитарист“
Изя, — а вот история меньшинства закончится только вместе со Вселенной». Эгалитарист Андрей считает, что «всякая элита — это гнусно».
«...— Ну, извини! — возразил Изя. — Вот если бы ты сказал: „всякая элита, владею -
щая судьбами и жизнями других людей, — это гнусно“, — вот тут бы я с тобой согласился. А элита в себе, элита для себя самой — кому она мешает? Она раздражает —
до бешенства, до неистовства! — это другое дело, но ведь раздражать — это одна из ее
функций... А полное равенство — это же болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такого быть не может — полного равенства...»
Ницше решительно выступал против всех форм равенства; иерархия была для него высшим законом самой жизни. В «Антихристианине» (фраг. 57) философ заявлял:
«Неравенство прав — первое условие для того, чтобы существовали права... Право —
значит преимущественное право, привилегия. У всякого свое бытие — и свои преимущественные права. Не будем недооценивать права посредственностей». Иерархия, по
Ницше, должна пронизывать как антропологическую, так и социальную сферы: «Высокая культура, — писал он, — всегда строится как пирамида: основание широко, предпосылка целого — консолидированная, крепкая и здоровая посредственность. [...] Для
посредственности быть посредственностью счастье. [...] Совершенно недостойно сколько-нибудь глубокого ума видеть в посредственности, как таковой, некий упрек. Посредственность сама по себе есть первое условие того, чтобы существовали исключения, —
посредственностью обусловлена культура в ее высоком развитии».
Ну, а если посредственности — избыток? Президент Гейгер встревожен состоянием
литературы и искусства: «В городе миллион человек. Больше тысячи числятся литераторами. И все бездари. [...] Писателей выдающихся нет... Художников — нет. Композиторов — нет...» Скульпторов, архитекторов и киношников — тоже нет. «Я слыхал, —
продолжает Гейгер, — что в каждом порядочном обществе все это есть. А раз у нас этого
нет, значит, что-то не в порядке». Но, с другой стороны, зачем нужны лишние хлопоты? — сеет зерно сомнений Изя Кацман (это было еще до операции «Зигзаг»): «Ну, появятся у тебя талантливые писатели, ну, начнут они тебя костерить в своих гениальных произведениях... И пойдут у тебя самые неприятные неприятности. Сначала ты
будешь их уговаривать, потом начнешь грозить, потом придется тебе их сажать...»
Но президент не сдается: «Да почему это они будут меня обязательно костерить? —
возмутился Гейгер. — А может быть, наоборот, — воспевать?» Однако Кацман безжалостен: «Нет, — сказал Изя. — Воспевать они не станут... великие писатели... всегда брюзжат. Это их нормальное состояние, потому что они — это больная совесть общества,
о которой само общество, может быть, даже и не подозревает». Последняя попытка Гейгера спасти игру: «На то он и писатель, чтобы врачевать язвы...» — «Сроду писатели не врачевали никаких язв, — возразил Изя. — Больная совесть просто болит, и все...»
И правда, какое там врачевание, если сам «Ницше выбрасывает из себя запекшиеся
куски крови и желчи, раскрывает свою истерзанную душу», как писал С. Н. Булгаков
(«Размышления о национальности», 1910).
Вернемся, однако, к участниками экспедиции, Воронину и Кацману. Они спорят
о храме культуры. «Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все
главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм», — говорит Изя.
Храм этот и напоминает ницшевскую «пирамиду», и отличается от нее. Он неотделим
от «стада самоедных свиней» и «немыслим без него». А разве сами строители этого храма, — язвительно спрашивает Изя, — не свиньи? — «Господи, да еще какие свиньи иногда!..» Но для нас сейчас — не это главное, а те символические объекты, которые встречаются героям повести на их пути. Это прежде всего Хрустальный Дворец. Известно, что как «хрустальный дворец» представлял социалистическое общество
Достоевский. Именно в Хрустальном Дворце Изя написал «Путеводитель по бредовому миру» и размножил его на диковинном копировальном автомате. Позднее Андрей размышлял: «Нормальный человек, как до Хрустального Дворца дойдет, так там
на всю жизнь и останется... Как в Хрустальном Дворце, я никогда еще не жил и жить
больше не буду... Ну хорошо — Изя... А если бы не было со мной Изи — ушел бы я оттуда или остался? Вопрос!..»
А потом Изя решает соорудить «малый храм»: над конвертом, в котором, как послание потомкам, запечатаны несколько экземпляров «Путеводителя по бредовому
миру», друзья воздвигают пирамиду высотой метра полтора. Ее Изя в довершение де -
ла полил ядовито-красной краской. Многозначительная символика!..
Вяч. Иванов писал М. О. Гершензону из своего «угла»: «Ницше... лишний раз засвидетельствовал, что путь освобождения личности есть путь ввысь и вглубь, движение
по вертикали. Опять обелиск, опять пирамида!» У Стругацких же появляется новый
замысел сверхчеловека — в духе идеи «вертикального прогресса», которую, судя по
всему, развивал член Всемирного Совета Геннадий Комов, бывший когда-то одним из
обитателей 18-й комнаты Аньюдинской школы.
В центре повести «Волны гасят ветер» — Тойво Глумов, инспектор КОМКОНа-2,
сам бывший прогрессор, сын Майи Глумовой (помните трагедию Льва Абалкина?), женатый на Асе Стасовой. Под пристальным наблюдением начальника отдела ЧП, пожилого уже Максима Каммерера, Т. Глумов в течение нескольких лет искал на родной
планете таинственных и неуловимых Странников, которые, по его глубокому убеждению, выполняют на Земле примерно ту же работу, что и прогрессоры-земляне на «отсталых» планетах Галактики.
Уверенность Тойво еще более окрепла после его ознакомления с Меморандумом
доктора Айзека П. Бромберга о планируемой и управляемой эволюции разума по пу -
ти к Монокосму. Каждый новый индивид Монокосма, говорится в Меморандуме Бромберга, «возникает как произведение синкретического искусства: его творят и физиологи, и генетики, и инженеры, и психологи, эстетики, педагоги и философы Монокосма».
(У Ницше была внешне схожая идея — в духе его, ставшего одиозным, плана выведения расы господ: новая «аристократия, в которой воле философов насилия и тирановхудожников будет дана закалка на тысячелетия», возьмет «судьбы Земли в свои руки,
чтобы над самим созданием „человек“ поработать, как художник над произведением
искусства». Но эта «песня» оказалась фальшивой: «Раса невежественных господ, невразумительно бормочущих что-то о воле к власти, в конце концов приписала ему „антисемитское безобразие“, которое Ницше всегда презирал», — как заметил А. Камю.)
Бромберг так мотивировал вероятный интерес Странников к земной цивилизации: «Мы движемся, а следовательно — мы можем ошибиться в выборе направления движения». В этом случае Странники вмешаются и подкорректируют наше движение, с тем
чтобы можно было выделить и приобщить созревших для этого индивидов к Монокосму, то есть Космическому Разуму.
Одержимость Тойво Глумова в поисках и «разоблачении» агентов Странников на
Земле становится сродни «синдрому Сикорски», видевшего в «подкидышах» лишь опасные для человечества «автоматы Странников». Даже любимая жена его Ася не может
понять, почему это плохо, если Странники вмешиваются в жизнь землян:
«— Почему, когда ТЫ спрямлял историю других миров — это было хорошо, а когда некто берется спрямлять ТВОЮ историю... Ведь сегодня любой ребенок знает, что
сверхразум — это обязательно добро!
— Сверхразум — это сверхдобро, — сказал Тойво.
— Ну? Тем более!
— Нет, — сказал Тойво. — Никаких «тем более». Что такое добро — мы знаем, да
и то не очень твердо. А вот что такое сверхдобро... [...] Мы боимся, что они начнут
творить здесь добро, как ОНИ его понимают! [...] Странники пришли без спроса, это
раз. Они пришли тайно, это два. А раз так, то подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо, — это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не
примем их целей, — это два. И я не знаю, как ты, а я не хочу этого». (Такая постановка
проблемы — добро и сверхдобро — заинтересовала бы, наверное, самого Ницше.) Запомним эту позицию Тойво Глумова! Она — свидетельство того, как много значат для
человека его суверенитет и свобода выбора.
На деле же оказалось, что представителей сверхцивилизации Странников на Земле
нет (как и предполагал Максим Каммерер), зато есть «аборигены»-чужаки, окопавшиеся в Харькове, в так называемом Институте Чудаков — филиале Института мета -
психических исследований. Они-то и занимались (тайно!), используя иногда аморальные и даже жестокие приемы, отбором «своих» — обладателей «третьей импульсной
системы» — и доведением их до состояния метагома, или «людена». Одним из «акушеров» новой «расы» был давний приятель Каммерера — Даниил Логовенко.
Когда Каммереру посредством тонкой контрразведывательной операции удается
«разоблачить» деятельность зарождающейся в недрах процветающего и ничего не
подозревающего человечества новой цивилизации метагомов (по сути, сверхлюдей),
происходит Большое Откровение — встреча и разговор начистоту («собеседование»)
членов Всемирного Совета Л. А. Горбовского и Г. Ю. Комова с замдиректора Института Чудаков Д. А. Логовенко, состоявшаяся 14 мая 2199 года в «Доме Леонида» (Краслава, Латвия). Вот краткое содержание Большого Откровения:
• людены — не люди, хотя и «рождены людьми и от людей». Людены — не результат биологической революции, они появились потому, что человечество достигло
определенного уровня социотехнологической организации (Логовенко);
• третья импульсная система, активизация которой ведет к превращению человека
в людена, обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной (Логовенко);
• отличие людена от обыкновенного человека огромно. Один из «уровней» людена — человеческий (когда отличие его от людей — только в сознании, что он не
такой, как они). На других уровнях все другое — другое сознание, другая физиология, другой облик (Логовенко);
• человечество раскалывается на «высшую» и «низшую» расы — что может быть
отвратительней? Отсюда — тайна (Логовенко);
• выход один: метагомы (людены) должны покинуть Землю (Комов);
• в подавляющем своем большинстве людены на Земле не живут. Все их интересы,
вся их жизнь — вне Земли (Логовенко);
• самое страшное, что раскол проходит через семьи, через дружбы... Это трагедии
(Логовенко, Горбовский);
• интересы метагомов и землян не пересекаются, сотрудничество между ними вряд
ли возможно (Комов, Логовенко);
• если допустить, что Земле и человечеству будет угрожать опасность, людены придут на помощь не задумываясь и всей своей силой (Логовенко);
• это вертикальный прогресс в чистом виде, за который так ратовал Комов. Человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, рванулось вверх.
Рванулось, но не всей толпой — человечество всегда уходило в будущее ростками
лучших своих представителей (Горбовский);
• резюме пессимистическое: «И тех, кто меня уничтожит, встречаю приветственным
гимном...» (Комов);
• резюме оптимистическое: «И тех, кто меня обгоняет, провожаю приветственным
гимном...» (Горбовский).
Хотя Откровение и было громко названо «большим», оно оказалось лишь частичным, так как в фонограмме «откровенного разговора» позднее обнаружились лакуны
общей длительностью 58 с половиной минут — запись в этих местах была полностью
уничтожена, сработала «цензура» метагомов: «простым смертным» кое-какие вещи
знать пока (а может быть, и вообще) не следует.
Когда же выяснилось, что и у самого Тойво Глумова имеется «третья импульсная»
(о чем ему сказал сам Каммерер уже после Большого Откровения), началась борьба
человека с потенциальным люденом. В разговоре с Каммерером, который делает отчаянную попытку «завербовать» Глумова, пока тот еще не стал метагомом, Тойво уверяет шефа, что даже не собирается менять свою человеческую сущность: «Я человек, —
говорит он Максиму, — и я не хочу быть никем другим. Я не хочу смотреть на Вас сверху вниз. Я не хочу, чтобы уважаемые и любимые мною люди казались мне детьми...»
Но затем, после почти двухчасовой беседы с Логовенко, настроение Глумова меняется, его убежденность поколеблена. В послании Каммереру Тойво сознается: «Враг рода
человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от
шанса обрести сверхсознание и власть над Вселенной». Но ему страшно. Он абсолютно уверен: «Как только они превратят меня в людена, ничего... человеческого во мне
не останется». А это равнозначно предательству тех, кого он любит: жены, матери, товарищей. Превращение в людена, заключает Глумов, «гораздо хуже смерти, потому
что для тех, кто меня любит, я останусь живым, но неузнаваемо отвратным. Спесивым,
самодовольным, самоуверенным типом. Вдобавок еще и вечным, наверное».
Многие герои Стругацких подчеркнуто антиэлитарны: это, как мы уже видели,
и Сергей Воронин во «Граде обреченном», и Виктор Банев в «Гадких лебедях» («ненавижу всяческую элиту»), это, наконец, и сам Тойво Глумов («я — человек непрестижный, как Вам хорошо известно, и не терплю элиты ни в каком обличье»). Но когда
речь зашла об обретении власти над Вселенной, дрогнул даже стойкий Тойво. И стал
433-м люденом, обитающим и играющим на Земле и в Космосе. Да, людены способны быть людьми (как и Демиург в «Отягощенных злом»), но человеческий облик, или
«уровень», для них «крайне утомителен»...
В виде компенсации или бонуса, что ли, Логовенко поведал Глумову, а тот передал Каммереру, что главная задача люденов в отношении своей «колыбели» — человечества — «стоять на страже», поскольку период стационарного развития цивилизации заканчивается и близится эпоха биосоциальных и психосоциальных потрясений
(еще бы!) — этакое «малое откровение»... Значит, Тойво забыл о своей «человеческой позиции», о своих сомнениях относительно «сверхдобра», высказанных в споре
с Асей! Да он и Асю-то забыл... Теперь людены — хранители, носители «чуда», тайны и... Может быть, у земного человечества все же хватит сил устоять перед магией «триады»
Великого инквизитора?
Итак, Тойво Глумов отрекся от всего «земного» и стал метагомом, сверхчеловеком.
«Что делает отрекающийся?» — спрашивает Ницше в «Веселой науке» (фраг. 27). И отвечает: «Он стремится к более высокому миру, он хочет улететь дальше и выше, чем
все положительные люди, — он отбрасывает прочь многое, что отягчило бы его полет,
и, между прочим, многое, что ему дорого и мило: он жертвует этим своему стремлению ввысь». Почти о том же пишет с горечью Геннадию Комову его 98-летний школьный друг Атос: «Они уходят, мой Капитан. Они уходят несчастные и оставляя за собой
несчастных. Человечность. Это серьезно. [...] И теперь, мой Капитан, когда они ушли
и не вернутся больше, мы все теперь вздохнули с облегчением. Или с сожалением?
Я не знаю. А ты?»
А что бы сделали мы, если бы все это было с нами и взаправду?

@темы: «Волны гасят ветер», «Град обреченный», Критика, «Гадкие лебеди», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

Все забываю написать

[silent-gluk]

Как вы, возможно, заметили, уже некоторое время, сообщая о выходе очередного тома Полного собрания сочинений Стругацких, приходится уточнять, что форматы - только pdf и rtf, остальные "будут когда-нибудь".

Так вот, "когда-нибудь" наступило. В магазине электронных книг от "Млечного Пути" появились дополнительные форматы 19 тома - fb2, epub, mobi.

Если вы уже купили этот том, то зайдите в магазин litgraf.com/eshop.html?shop=10, авторизуйтесь и найдите сверху в меню "Куплено" - вот там можно скачать любой формат. Если не купили - ну, теперь на редкость подходящее время купить (стоимость - 400 рублей, местонахождение - а вот по ссылке выше, а там видно).

Напоминаю, что том посвящен 1973 году, включает в себя роман "Град обреченный" (а также рассмотрение рукописей и вариантов его), и традиционные "письма-дневники-записные-книжки", равно как и вспомогательные материалы (комментарии, указатели, библиографию).

@темы: Публицистика, «Град обреченный», Дневники, Записные книжки, Письма, Собрание сочинений, Письма и дневники, Полное собрание сочинений, Ссылки

---

Вместо воскресенья

[silent-gluk]

Сегодня с нами представитель еще одной серии. Поскольку в ней вышло уже несколько томов Стругацких, можно, наверное, это все считать собранием сочинений в рамках серии.



Это суперобложка.





Обложка.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 3, кусочек предисловия.




Страница 5.




Страница 7.




Страницы 8-9.




Страницы 58-59.




Страницы 60-61.




Страницы 126-127.




Страницы 128-129.




Страницы 174-175.




Страницы 280-281.




Страница 325.




Страница 327.




Страницы 328-329.




Страницы 330-331.




Страницы 336-337.




Страницы 342-343.




Страницы 344-345.




Страницы 348-349.




Страницы 352-353.




Страницы 366-367.




Страницы 372-373.




Страницы 376-377.




Страницы 382-383.




Страницы 386-387.




Страницы 388-389.




Страницы 404-405.




Страницы 408-409.




Страницы 414-415.




Страницы 416-417.




Страницы 420-421.




Страницы 436-437.




Страницы 444-445.




Страницы 448-449.




Страницы 452-453.




Страницы 456-457.




Страницы 458-459.




Страницы 464-465.




Страницы 474-475.




Страницы 480-481.




Страницы 490-491.




Страницы 498-499.




Страницы 504-505.




Страницы 506-507.




Страница 513.




Страница 515.




Страницы 516-517.




Страницы 520-521.




Страницы 526-527.




Страницы 536-537.




Страницы 542-543.




Страницы 588-589.




Страницы 590-591.




Страницы 616-617.




Страницы 618-619.




Страницы 622-623.




Страницы 624-625.




Страницы 628-629.




Страницы 632-633.




Страницы 634-635.




Страницы 636-637.




Страницы 650-651.




Страницы 656-657.




Страницы 664-665.




Страницы 666-667.




Страницы 668-669.




Содержание.




Выходные данные.


Итак, с нами:
Стругацкий А. Обитаемый остров; Жук в муравейнике; Волны гасят ветер / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Предисловие А.Б.Стругацкого; Дизайн обложки и серийное оформление Ю.Межовой. - М.: Изд-во АСТ, 2018. - 672 с. - (Звезды советской фантастики). - ISBN 978-5-17-107324-4. - 3.000 экз. - Подп. в печ. 2018.01.25. - Заказ 1424/18.

Содерж.:
"Дорогому моему уже взрослому сыну..." / Стругацкий А.Б. С.3-4.
Обитаемый остров / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.5-324
Жук в муравейнике / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325-512.
Волны гасят ветер / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.513-669.

@темы: «Волны гасят ветер», Картинки, «Жук в муравейнике», Критика, Библиофильское, «Обитаемый остров», Библиография, Книги

---

На всякий случай-2

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 2. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

[... - см. вчерашний пост]

* * *
Говоря о сугубом эстетизме «аристократического радикализма» Ницше, Томас Манн
в своей известной статье «Философия Ницше в свете нашего опыта» (1947) указывал, что знаменитый философ всю свою сознательную жизнь проклинал пресловутого «теоретического человека», хотя сам являлся чистейшим образцом этого самого теоретического человека. «Его мышление, — писал Т. Манн, — есть мышление гения; предельно апрагматичное, чуждое какому бы то ни было представлению об ответственности за внушаемые людям идеи, глубоко аполитичное, оно в действительности не стоит ни в каком отношении к жизни...» Ведь Ницше, продолжал Манн, «ни разу даже не дал себе труда подумать над тем, что получилось бы, если бы его проповеди были претворены в жизнь и стали политической реальностью!» Поэтому, подводил итог немецкий писатель, «Ницше, в сущности чуждый политике, не может нести моральной ответственности за фашизм...»

Еще раньше Андрей Белый иронизировал: «Приводить Ницше к идеологии столь же
благодарное занятие, как отыскивать смысл великой идеологии Канта в заржавленном
пере, которым были написаны последние страницы его „Критики“, или в нюхательном
табаке, которым мог пользоваться старик» («Символизм и философия культуры»).
И сам Ницше признавал: «Легко говорить о всякого рода аморальных поступках,
но найдутся ли силы вынести их? Например, я не смог бы перенести, если бы я нарушил слово и убил: не знаю, как долго бы я мучился, но в конце концов умер бы от
этого. Такова была бы моя участь».
Обратимся теперь к Стругацким: возьмем уже упоминавшуюся выше книгу «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» — последнюю, написанную братьями вместе.
Половина этого романа — рукопись «ОЗ» — представляет собой Третье литературное
пришествие Христа (после Евангелий и «Легенды о Великом инквизиторе»). Новопришелец не имеет ничего общего с первыми двумя (поэтому люди его не узнают и пугаются) и называется то Кузнецом, то Гончаром, то Птахом, то Ильмариненом и т. п., но
преимущественно — Демиургом. Он всемогущ, но всемогущ ограниченно: все, что создается им доброго, отягощено злом (точнее сказать, сопровождается злом — как правое
левым, северный магнитный полюс — южным, аверс — реверсом и т. д.). Ему трудно,
ибо он пребывает сразу во всех восьмидесяти с лишним измерениях нашего пространства, во всех четырнадцати параллельных мирах и во всех девяти извергателях судеб.
Причем в этих иных реальностях здравствуют и действуют некоторые уже отжившие
свой век в нашем мире персонажи (например, художник А. Шикльгрубер); а иные даже
прорываются в нашу реальность (как один молодой человек — тощий, жалкий, услужливый, исполнительный... и проклинаемый как предатель вот уже две тысячи лет).
Цель появления Демиурга в перестроечном Советском Союзе не совсем ясна со стороны: не то подготовка Страшного суда, не то избавление мира от зла... Майору КГБ
Михаилу Смирнову во время импровизированного «допроса» Демиург показал, что
ищет Человека с большой буквы. Но об этом позже.
Демиург экспериментирует, в чем ему содействуют не только достойный своего шефа Агасфер Лукич Прудков — в миру агент госстраха, но и вполне «посюсторонний»
помощник — кандидат (без пяти минут доктор) физико-математических наук, астроном Сергей Корнеевич Манохин, автор рукописи «ОЗ». Кроме этих двоих, в квартире
еще не заселенного дома, превращенной в «коммуналку», обитают и другие участники эксперимента, подобранные Демиургом по собственному произволу, — люди, мягко говоря, разные (в том числе и «перлы мироздания»), но имеющие свои мечты и пла -
ны улучшения нашего мира. Они принимают посетителей, пишут меморандумы, докладные, наставления, рекомендации, замечания и представления. Плюрализм — полнейший. Зачем Демиургу понадобился этот бюрократический теремок? Дело в том,
что время, в котором живет астроном С. К. Манохин, — это еще «эпоха могущественных организаций», а Демиург, по его словам, «по старинке» все возится «с отдельными фигурами».
Среди них есть и Матвей Матвеевич Гершкович (он же — Мордехай Мордехаевич
Гершензон), ходатай за обиженных. «Он теоретик, — сообщает автор рукописи „ОЗ“. —
Он великий моралист-теоретик. В теории он беспощаден, жесток, непреклонен и мстителен безгранично. [...] Казалось бы, дай ему волю, и полмира насилья ляжет в дымящихся развалинах. Но не хватает целеустремленности... Мешает природная незлобивость,
а также врожденная убежденность, что два взрослых человека всегда могут договориться между собой. Поэтому перехода от теории к практике не происходит у Матвея Матвеевича никогда. Если бы Матвею Матвеевичу хоть раз в жизни привелось бы воплотить
в реальность хоть один из своих страшных лозунгов, я думаю, он перепугался бы до
икоты, а может быть, и совсем бы умер от огорчения, что так нехорошо получилось».
Почти как Ницше! А его критическое отношение к христианству? Матвей Матвеевич
убежден: «Христианство исказило естественное течение человеческих отношений. Учение Христа о том, что надлежит любить врага своего и подставлять ему все новую и новую щеку, это учение поставило человечество на грань катастрофы». Да это — почти
цитата из «Антихристианина»! И все же... Персонаж Стругацких — «моралист-теоретик», но его морализаторство в самом жестком своем виде не выходит за рамки талиона («око за око, зуб за зуб»), а фантазии насчет дымящихся развалин касаются все же
мира насилья. У Ницше — иное.
Вряд ли можно сомневаться в том, что лично сам философ и не пережил бы гипотетическое убийство им другого человека. Но, как указывал С. Л. Франк, в «формуле»
Ницше «человек есть нечто, что должно быть преодолено» содержится понимание того, что «истинно в человеке его высшее, «сверхчеловеческое» ... существо и что в этом
смысле природно-человеческое начало действительно должно быть преодолено и просветлено». И вот эта «правильная по существу тенденция напомнить человеку об его
высшем, аристократическом, „сверхчеловеческом“ происхождении и назначении, —
продолжал Франк, — противоестественно оборачивается прославлением сверхчеловека как животного высшей породы или расы, причем мерилом высоты породы оказывается момент власти, жестокости, высокомерного аморализма; воплощением сверхчеловека становится не то ренессансный злодей Цезарь Борджиа, не то древний германец —
„белокурая бестия“. Так в мире идей совершается роковое, страшное событие: пре -
одоление профанного гуманизма оказывается провозглашением бестиализма» («С нами
Бог. Три размышления», 1941).
И когда читаешь панегирик во славу «сверхчеловека», который «после всех своих варварских подвигов гордо и с легкой совестью, точно после студенческой проделки, возвращается домой, даже не вспоминая, как он резал, жег, пытал, насиловал»,
и сознаешь, что писал это не начальник «эйнзатцгруппы D» Отто Олендорф, а Фридрих
Ницше, становится не по себе... Нельзя относиться к произведениям Ницше чрезмерно «облегченно»: либо как к изощренной софистике, либо как к афоризмам на манер
Козьмы Пруткова. Думается, нет ничего удивительного в «антиницшеанском повороте», начавшемся, как отмечает М. Булл, в 90-е годы ХХ века, когда в сборнике «Почему мы не ницшеанцы», вышедшем во Франции под редакцией Люка Ферри и Алена
Ренана, было выдвинуто требование: «Мы должны перестать интерпретировать Ницше и начать ловить его на слове».
Нечасто персонажи Стругацких вспоминают Ницше. Причем цитирует и высоко
его оценивает, как мы уже видели, Г. А. Носов, светило и гордость педагогики XXI века
(из другой, «параллельной» части романа — дневника Игоря Мытарина, его ученика: вполне откровенная аллюзия на булгаковского Иешуа Га-Ноцри и мытаря Левия
Матвея при нем), а вот неважного мнения о немецком мыслителе и других «социальных дарвинистах» — адепт «философии неооптимизма» доктор Опир («Хищные вещи
века»). Этот «прогрессивный философ» за обедом в ресторане делится своими взглядами с бывшим космонавтом Иваном Жилиным: «Я оглядываюсь назад и с горечью
вижу, как слепы они были — потрясатели душ и властители умов недалекого прошлого. Сознание их было омрачено беспрерывным ужасом... И Ницше... Может быть, он
годился для голодных рабов фараоновых времен со своей зловещей проповедью расы
господ, со своими сверхчеловеками по ту сторону добра и зла... Кому сейчас нужно
быть по ту сторону? Неплохо и по эту, как вы полагаете?» Как-то топорно... В тонком
понимании Ницше сытый «неооптимизм» доктора Опира не заподозришь.
Так какого же Человека ищет Демиург в провинциальном Ташлинске, и зачем он
ему? После визита одного из «докладчиков» со своими предложениями «Демиург произнес не оборачиваясь:
— Все они хирурги или костоправы. Нет из них ни одного терапевта».
Итак, человеческая цивилизация зашла в тупик. Значит, она развивалась по неправильному пути. Европейская культура «больна». Это остро чувствовал и об этом
писал Ницше. М. О. Гершензону, к примеру, он был «не по душе»: «Ницше силен только в криках боли да в описаниях культурной болезни, изнуряющей человечество, —
делился он мыслями с Вяч. Ивановым. — Он, сам больной, нашел возможность поставить прогноз болезни культуры, и на основании этого прогноза — законодательствовать
грядущему» («Переписка из двух углов», 1920). В одном из своих эссе А. Кестлер выдвинул гипотезу, согласно которой в какой-то момент биологической эволюции «чтото пошло не так», в процесс вкралась «инженерная ошибка», приведшая к тому, что
последующая история человечества стала «параноидальной»; досадная ошибка влечет
человека к саморазрушению. Важнейший симптом болезни человека — разрыв между
его разумом и эмоциями (В. В. Дудкин. «Достоевский—Ницше (Проблема человека)»,
1994). Не в этом ли причина того, что Странники около сорока тысяч лет назад соорудили на одной планете в системе ЕН 9173 «саркофаг-инкубатор», в который были помещены тринадцать оплодотворенных яйцеклеток вида хомо сапиенс, пребывавших
в латентном состоянии («Жук в муравейнике»)? Надо полагать, Странники заметили
или предвидели «инженерную ошибку» и планировали использовать «подкидышей»
для ее исправления в далеком будущем. Они не подумали, что этой же проблемой,
уже «на месте», будет заниматься сам Демиург; а может, просто забыли... Однако мы
отвлеклись.
Ницше не только объявил, что человек — это «болезнь земли»; он «отыскал» и неустанно обличал главного виновника болезни: «Нет ничего менее здорового во всей
нашей нездоровой современности, чем христианское сострадание. Тут-то послужить
врачом, неуступчивым, со скальпелем в руках, — наша обязанность, наш способ любить
людей...» («Антихристианин», фраг. 7).
У Стругацких совсем не так: Демиургу нужен именно терапевт, а вовсе не хирург
«со скальпелем в руках». И сострадание. «Братья мои, — подумал Румата. — Я ваш, мы
плоть от плоти вашей! С огромной силой он вдруг почувствовал, что никакой он не
бог, ограждающий в ладонях светлячков разума, а брат, помогающий брату, сын, спасающий отца». Правда, в конце концов Румата взялся даже не за скальпель, а за меч —
но опять же из сострадания к братьям, мордуемым «костоправами» дона Рэбы.
Демиург увидел Человека с большой буквы и «терапевта» в Георгии Анатольевиче
Носове, руководителе Ташлинского педагогического лицея. Но дело в том, что Носов
живет уже в 2033 году, а Демиург со своими присными находится где-то году в 1989-м.
И у Г. А. Носова к тому же своих проблем несть числа: он — выдающийся, заслуженный, известный на всю страну педагог, готовящий в своем лицее учительскую элиту,
народный депутат — вступил в конфликт с обществом. Странное это общество: какой-то перезрелый социализм, где есть демократия и правящая компартия, «неформальные» молодежные объединения и комсомол, советская власть и наркомафия. Ему бы пора уже превратиться в долгожданный коммунизм, но для этого чего-то не хватает — наверное, как обычно, «сознательности» граждан. Перестройка затянулась, а до
XXII века с его Полуднем — еще далеко. И вот это общество оказалось некоторым образом подчинено ницшеанской «социологии»...
Изложив народу свое «учение о сверхчеловеке», Заратустра предупредил аудиторию и о том, что приближается время «последнего человека» — нежелательной, но
возможной альтернативы сверхчеловеку. Последние люди убеждены, что они нашли
свое счастье. В чем же оно? Все равны, нет «ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно». Некому и управлять: «Нет пастуха, одно лишь стадо!» И тут Заратустру «прервали крик и радость толпы. „Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, — так восклицали они, — сделай нас похожими на этих последних людей! Тогда
не нужен нам твой сверхчеловек!“»
В «Воле к власти» отмечается, что «стадо» противится возникновению как исключительно сильных, так и исключительно слабых: «Инстинкт стада видит в середине
и сред нем нечто высшее и наиболее ценное... ощущает исключение, стоящее как над
ним, так и под ним, как нечто враждебное и вредное». «Стадо», таким образом, старается защитить себя и от тех, кто сверху, и от «вырождающихся (преступников и т. д.)».
...Вот почему «общественность» Ташлинска резко негативно и даже агрессивно
настроилась как против Г. А. Носова и его лицея («дворянского гнезда»), так и — особенно! — против так называемой Флоры — сообщества совершенно свободных, беззаботных и безработных, безалаберных молодых людей, обитающих где-то за городом
и ведущих какой-то растительный образ жизни. Носов в городской газете пытается
как-то объяснить феномен этих новых «хиппи» и успокоить общественность: «Фло -
ра — разновидность преступного мира? Вздор. Ничего общего, — убеждает он в своей
статье. — Преступный мир паразитирует на нашей цивилизации, а Флора образует...
свою собственную. Преступники вообще ближе к нам, чем Флора, — и по системе материальных ценностей, и по иерархии внешнего престижа. Дух цивилизации Флоры
совершенно иной. Наши ценности для них — ноль. Их ценности для нас — за пределами нашего понимания, как кошачий язык». (Вот и пример радикальной «переоценки всех ценностей».) «Флора — это боль наша, наше страдание, — заклинает сограждан
Г. А. Носов. — Может быть, это болезнь. Может быть, это гноящаяся рана. Но тогда
нужен врач, профессионал, носитель знания и милосердия». И здесь нужен врач! А что
же сам Георгий Анатольевич?! Дело осложнено тем, что «нуси» — предводитель «фловеров», их гуру — не кто иной, как сын Г. А. Носова. А врачи, как правило, избегают
пользовать родственников. «Часто уже сын оказывается предателем своего отца: этот
последний понимает себя самого лучше, с тех пор как у него есть сын» («Веселая наука», фраг. 9). Может быть, эта мысль Ницше «работает» в случае Носова и «нуси»?
Развязка двух историй, сведенных Стругацкими в одном романе, покрыта тайной,
и нам приходится самим строить домыслы. Куда же девался Г. А. Носов? [1] Был убит
толпой «флорофобов» и ненавистников «дворянского гнезда». Судя по тому, что Игорь
Мытарин — автор дневника, который должен был лечь в основу его отчет-экзамена
по теме «Учитель двадцать первого века», — в «Необходимых пояснениях» в самом
начале романа дважды упоминает о «том страшном лете», для него самого и для других учеников Г. А. Носова конец истории 21 июля 2033 года был именно таким, трагическим. И хотя в «Необходимом заключении» тот же Игорь Мытарин рассказывает
о появлении у костра утром 21 июля «чудаковатого и неуместного типа» (первая встреча «агента госстраха» с Носовым состоялась 17 июля, в лицее), Агасфер Лукич для не -
го, по вполне «естественным» причинам, остался личностью совершенно неустановленной: толстеньким, лысоватым, «в дурацком костюмчике с дурацким разбухшим портфелем под мышкой». Мытарин пишет в дневнике: «Они поговорили о чем-то. Коротко и невнятно». Запомнились Игорю лишь последние слова Носова: «Да перестаньте вы,
в самом деле. Ну какой я вам терапевт? Я самый обыкновенный пациент...»
И в этом пункте происходит соединение двух сюжетных линий романа. Теперь уже
в рукописи «ОЗ» (29) С. К. Манохин подхватывает тему: «А совсем уже к вечеру объявился Агасфер Лукич, и не один.
— Эссе хомо! — провозгласил он, обнимая гостя за плечи и легонько подталкивая
его ко мне. [...]
— Прошу любить и жаловать, — произнес Агасфер Лукич весело. — Георгий Ана...»
На этом рукопись «ОЗ» обрывается, и возникают вопросы, самый естественный из
которых: как эта рукопись, которую Г. А. Носов передал И. Мытарину для облегчения
его работы над отчет-экзаменом, оказалась у самого Носова? На этот вопрос нет вразумительного ответа, а предложенное самим Георгием Анатольевичем объяснение
(рукопись была найдена при сносе старого здания гостиницы-общежития) нельзя
считать убедительным и даже серьезным, если заранее исключить «петлю времени»
и прочую заумь.
Сама собою напрашивается версия [2]: Г. А. Носов избежал расправы; он был перенесен Агасфером Лукичом в распоряжение Демиурга «в прошлое» и, возможно, изменил свою природу. Зачем в научной фантастике перемещаются из будущего в прошлое? Чтобы «скорректировать» настоящее! Ведь говорится же в «Необходимых пояснениях», что имя Г. А. Носова «словно бы взорвалось вдруг, сделавшись в одночасье
едва ли не первым в списке носителей идей нашего века». Это значит, что Г. А. Носов оказался не забыт и что хотя его самого в это время (70-е годы XXI века) уже нет,
есть его «имя» (при этом за «сорок лет» Учитель мог бы просто умереть и естественной
смертью). Его повзрослевшие ученики с изумлением обнаруживают, что идеи их учителя спустя десятилетия оказались востребованными, они стали ведущими в педагогике и претворены в жизнь. Но самого Учителя в их настоящем давно уж нет, поскольку он был «унесен» в прошлое (то есть для них все равно что умер) и остался там как
«генератор» этих идей.
А вот учитель Тенин будет применять педагогические методы Г. А. Носова в своей работе с обитателями 18-й комнаты Аньюдинской школы уже во второй декаде
XXII века («Возвращение. Злоумышленники»). И если бы Г. А. Носов не оказался в распоряжении Демиурга, не перенесся бы из мутноватого 2033 года в смутный 1989-й,
не было бы «Полудня», не было бы и того XXII века, к которому мы так привыкли!
Кстати, «Эссе хомо!» Агасфера Лукича напоминает нам «Ecce homo» Фридриха Ницше
и подталкивает к проведению некоторых неоднозначных аналогий... 20 июля 2033 го -
да визит первого секретаря Ташлинского горкома партии к Г. А. Носову закончился
безрезультатно: хотя встреча в лицее прошла вполне корректно, Первый отказался поддержать Носова, сославшись на волю всего города, позицию первичных парторганизаций, комсомола и другие веские причины. И когда Первый и его референт покидали лицей, провожавший их Мытарин не выдержал: он назвал визитеров предате -
лями, наговорил им дерзостей. Когда же кто-то из «предателей» с искренним удивлением спросил Игоря: «Так ты что же — веришь во все эти его фантазии?», последовал
честный ответ студента: «К сожалению, нет. Умишка у меня не хватает в это поверить. Но я одно знаю: пусть это фантазии, пусть это он даже ошибается, но его ошибка в сто раз грандиознее и выше, чем все ваши правильные решения. И в сто раз нужнее всем нам...»
Между прочим, в рукописи «ОЗ» С. К. Манохин допустил одну хронологическую
неточность. Рассказывая о своих приятельских отношениях с водителем Гриней Быкиным, он утверждает, что сложились они с начала 60-х годов, «когда я был начальником,
а он шофером экспедиции, занимавшейся в Туркестане поисками места для установки Большого Телескопа». Из других записей известно, что С. Манохин родился в 40-е годы,
и можно даже довольно точно установить, когда это произошло. Описывая свое рабочее
место в Приемной Демиурга, он сообщает, что нашел в шкафу «табель ученика пятого
„А“ класса 328-й школы Манохина Сергея с оценками за первую четверть 1958 года».
Если это не его тезка и однофамилец, что вряд ли, то С. К. Манохин родился в 1947 году, поэтому в начале 60-х годов быть начальником экспедиции он никак не мог ввиду
своего несовершеннолетия; скорее всего, было это уже в начале 70-х. Эта мелкая ошибка, описка несущественна и, разумеется, не может служить поводом для сомнений
в достоверности рукописи «ОЗ» в целом.

Окончание следует

@темы: «Волны гасят ветер», «Град обреченный», «Жук в муравейнике», Критика, Злоумышленники, «Гадкие лебеди», «Полдень, XXII век», Возвращение (Полдень XXII век), «Хищные вещи века», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

На всякий случай

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 1. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

...Г. А. сказал: «Ницше. Это был большой поэт. Однако ему весьма не повезло с поклонниками.
Братья Стругацкие. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя

Сказав это, Георгий Анатольевич Носов будет во многом прав. Еще
во время Первой мировой войны Н. А.Бердяев в своей статье «Ницше и современная
Германия» (февраль 1915) отмечал, что «судьба Ницше после смерти еще более трагична и несчастна, чем при жизни». Из него уже тогда пытались сделать «отца» германского завоевательного милитаризма, для чего, казалось бы, имелись веские основания: «Ницше, — писал Бердяев, — проповедовал волю к власти, учил о сверхчеловеке, который должен стоять по ту сторону добра и зла и быть жестоким. Ницше восхвалял дух войны». Разве этого мало?! На это сам же Бердяев и отвечал: «На поверхности истории кажется, что великий человек, творческая индивидуальность порождает какое-нибудь массовое историческое явление. Но в глубине жизни, в подлинной действительности ничего подобного нет. Св. Франциск не творил францисканства, Лютер — лютеранства, Толстой — толстовства, Ницше — ницшеанства. И то, что на поверхности истории называют христианством, то никогда не творилось Иисусом Христом».

В целом можно было бы принять подобную «линию защиты» такого бесспорно выдающегося мыслителя, каким был Фридрих Ницше, если бы через три с половиной
года, уже после Октябрьской революции, тот же Н. А. Бердяев не написал бы об упомянутом им ранее Л. Н. Толстом следующее: «Поистине Толстой имеет не меньшее
значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской. Правда, насилие и кровопролития ужаснули бы Толстого... Но ведь и Руссо ужаснули бы деяния Робеспьера и революционный террор. Но Руссо так же несет ответственность за революцию французскую, как Толстой за революцию русскую. Я даже думаю, что учение Толстого было более разрушительным, чем учение Руссо. [...] Преодоление толстовства есть духовное оздоровление России...» (статья «Духи русской революции» в сборнике «Из глубины», 1918. Кстати, в этой же статье Бердяев замечает, что «мораль Ницше бесконечно выше, духовнее морали Толстого»). Как же быть с глубиной жизни и подлинной действительностью в этом случае?
Да и трагизм посмертной судьбы Ницше был усугублен позднее его нацистскими
«поклонниками», чья «историческая практика» дала в руки критиков немецкого мыслителя «молот» потяжелее того, о котором говорил он сам, а до него — Мартин Лютер. И выходило, что Фридрих Ницше — «крайне реакционный немецкий философидеалист, откровенный апологет буржуазной эксплуатации и агрессии, прямой предшественник фашистских „идеологов“» («Краткий философский словарь». М., 1951).
И уж если «ответственных» за революции в своих странах Руссо и Толстого, как писал Бердяев, ужаснули бы террор, насилие и кровопролития, то что говорить о Ницше! Он бы, наверное, вторично лишился разума, если бы узнал о том, что наделали в Европе его соотечественники, большинство из которых были людьми, которых он как радикальный аристократ глубоко и искренне презирал и которым взбрело в головы, затуманенные баварским пивом, что это именно они — те самые «свехчеловеки», которых воспевал ницшевский Заратустра.
«Сразу же признаем, что для нас всегда останется немыслимым отождествление Ницше и Розенберга. Мы должны быть адвокатами Ницше», — эти слова Альбера Камю,
пожалуй, отражают наиболее трезвый подход к вопросу о «вине» немецкого философа
в нацистской бесовщине. Разве германский национал-социализм не вырос бы без Ницше, резко выступавшего против антисемитизма, власти государства и немецкого национализма? Автором «расовой теории» был вовсе не Ницше, и «Протоколы сионских
мудрецов» были опубликованы уже после его смерти; философ не имел никакого отношения ни к немецким антисемитским партиям, появившимся в 70-е годы XIX века,
ни к индустриальному подъему Германии, стимулировавшему агрессивность прусского милитаризма... Но «оправдательный приговор» не означает решения проблемы ответственности мыслителя за результаты его умственного труда. А. Камю видел ответственность Ницше «в том, что, по высшим соображениям метода, он в расцвете своего
дарования узаконил, пусть даже на мгновение, то право на бесчестье, о котором уже
говорил Достоевский: можно быть уверенным в том, что если предоставить это право людям, они ринутся его осуществлять» («Бунтующий человек»). Понимал ли Ницше потенциальную опасность своей философии? Вторая часть «Заратустры» открывается фрагментом «Ребенок с зеркалом», который можно охарактеризовать как предчувствие: «Посмотрев в зеркало, я вскрикнул, и сердце мое содрогнулось: ибо не себя
увидел я в нем, а рожу дьявола и язвительную усмешку его.
Поистине, слишком хорошо понимаю я значение снов и предостережение их: мое
учение в опасности, сорная трава хочет называться пшеницею!
Мои враги стали сильны и исказили образ моего учения, так что мои возлюбленные
должны стыдиться даров, что дал я им».
Профессор К. А. Свасьян, современный переводчик и комментатор Ф. Ницше, говоря о противоречивости его философии, характеризует ее как «самую неприкрытую,
самую бесцеремонную и вызывающую противоречивость, какую только знала исто -
рия европейской духовности». Причем противоречивость эта усугублялась еще и «маскарадом». Вот пример из «По ту сторону добра и зла»: «Все глубокое любит маску...
Бывают события такого нежного свойства, что их полезно засыпать грубостью и делать неузнаваемыми; бывают деяния любви и непомерного великодушия, после которых
ничего не может быть лучше, как взять палку и отколотить очевидца: это омрачит его
память» (фрагмент 40). Была охота у нацистских «поклонников» Ницше, сделавших
его учение своим «знаменем», вникать в глубины мысли философа, разбираться в тонкостях чувств поэта! А «взять палку и отколотить» легче было и безо всяких деяний
любви и великодушия. Потом палку заменил автомат...
Нельзя не сказать несколько слов о влиянии Ницше на русскую мысль. При этом
уместно начать с того факта, что самого Ницше во многом буквально предугадал
Ф. М. Достоевский. К. А. Свасьян по этому поводу высказался так: «Тема „Достоевский
и Ницше“ еще с работ Мережковского и Шестова прочно вошла в тематический план
ницшеведения; отмечены поразительные (до буквального совпадения) параллели у обоих писателей. Впечатление нередко таково, что в последних произведениях Ницше философствуют разные герои Достоевского, от Раскольникова до Ставрогина...» В самом
же Ницше некоторые авторы находят черты Ивана Карамазова. Все это, конечно, не
означает, что немецкий философ был эпигоном; он открыто признавал гений русского
писателя, считая его непревзойденным психологом, у которого ему было чему поучиться. Оригинальность же идей самого Ницше не вызывает сомнений. Так, предложенное
им в его раннем произведении «Рождение трагедии из духа музыки» противопоставление «дионисийского» и «аполлоновского» начал в искусстве широко обсуждалось
в России в начале ХХ века и заняло свое место в культурологии; ему же принадлежит
и первая разработанная психология мифических представлений (см.: Курт Хюбнер,
«Истина мифа», 1996). Увлечение ницшеанством захватило многих русских символистов, в том числе Вяч. Иванова и Андрея Белого, писателей Л. Андреева, М. Горького,
Д. Мережковского и других. В то же время с осторожностью, а иногда и негативно относились к Ницше философы С. Л. Франк и М. О. Гершензон, Лев Толстой. Владимир
Соловьев в целом отрицательно отзывался об учении «сверхфилолога», но наряду
с критикой заблуждений Ницше он также отметил и замечательные особенности его
учения: «Различие между истиною и заблуждением, — отмечал Соловьев, — не имеет
здесь для себя даже двух отдельных слов. Одно и то же слово совмещает в себе и ложь,
и правду этой удивительной доктрины».
Н. Ф. Федоров давал двойственную оценку ницшевской идее сверхчеловека: «Сверхчеловечество может быть и величайшим пороком, и величайшей добродетелью. Оно
безусловный порок сатанинского происхождения, когда состоит в превозношении одного или нескольких лиц над себе подобными...
Но сверхчеловечество есть и величайшая добродетель, когда оно состоит в исполнении естественного долга разумных существ в их совокупности, в обращении слепой, неразумной силы природы, стихийно рождающей и умертвляющей, в управляемую миром».
Ницше провозгласил себя «первым совершенным нигилистом Европы», и это была
не простая похвальба, поскольку нигилизм означает то, что «высшие ценности теряют свою ценность», а «проект» немецкого философа заключался именно в переоценке
всех ценностей. Но цель Ницше этим не ограничивалась: он хотел довести нигилизм
до предела и тем самым «остановить» его. Насколько удалась эта затея?
Обратимся снова к Н. А. Бердяеву. Уже в 1946 году в своей книге «Русская идея» он
подчеркивал: «Явление Ницше имеет огромное значение для судьбы человека. Он хо -
тел пережить божественное, когда Бога нет, Бог убит, пережить экстаз, когда мир так
низок, пережить подъем на высоту, когда мир плоский и нет вершин. Свою, в конце
концов религиозную, тему он выразил в идее сверхчеловека, в котором человек прекращает свое существование. [...] Происходит разрыв с христианской и гуманистической
моралью. Гуманизм переходит в антигуманизм».
Можно сказать, что достойные люди оценили Фридриха Ницше по достоинству,
а вот с «поклонниками» ни самому философу и поэту, ни всему человечеству действительно не повезло.
* * *
Философско-этические изыскания Ф. Ницше осуществлялилсь в эпоху, когда набирал силу биологизм — разновидность редукционизма, основанная на идее, что лишь
с помощью «философии жизни», ориентирующейся на биологию и дарвинизм, можно
прийти к подлинно научному мировоззрению.
Генрих Риккерт (1863—1936) в своей книге «Философия жизни. Изложение и критика модных течений философии нашего времени» (1920) показал, что все опирающиеся на эволюционный биологизм социально-политические направления, приветствуя
естественный отбор и приспособление особей в человеческом обществе, находятся в не -
примиримой вражде между собой. Таких направлений Риккерт выделил четыре: индивидуалистически-демократическое (либерализм), социалистически-демократическое (марксизм), социал-аристократическое и, наконец, индивидуалистически-аристократическое, которое и представлял Фридрих Ницше. Г. Риккерт продемонстрировал,
а история подтвердила, насколько взаимоисключающими могут быть жизненные иде -
алы, построенные на понятиях биологической науки.
В самом деле, читая Ницше, нельзя не заметить, как биологизм, дарвинизм «смотрит в окна» всех основных его концептов: воли к власти, вечного возвращения и тем
более — сверхчеловека. Недаром О. Шпенглер называл Ницше учеником Дарвина, хотя
и «бессознательным», а Н. Ф. Федоров писал: «Меняя своих идолов, Ницше оставался
верен Дарвину, хотя не сознавался в этом и даже считал Дарвина посредственностью».
И правда, в «Сумерках идолов» есть фрагмент под названием «Анти-Дарвин», в котором говорится: «Что касается прославленной борьбы за существование, то она, однако,
кажется скорее утверждением, нежели доказательством. Она встречается только в ви -
де исключения. [...] Общий аспект жизни сводится не к нужде, не к голоду, но, напротив, к богатству, пышному изобилию, почти что бессмысленной щедрости, — где идет
борьба, там она идет за власть... Не следует смешивать Мальтуса с природой».
Была у Ницше причина относиться к Дарвину «свысока»! Эволюция — это бесцельное и бессмысленное развитие. Прогресс же, как отмечал С. Н. Булгаков, — это эво-
люция «телеологическая, в которой причинность и постепенное раскрытие цели этой
эволюции совпадают до полного отожествления...» («Основные проблемы теории прогресса», 1902). Биологическая эволюция сама собою, даже путем «скачка», не в состоянии породить сверхчеловека; последний явится лишь как результат управляемого,
целенаправленного развития. Ницше называл сверхчеловека существом другого вида:
«Я пишу для человеческого рода, какого еще нет на свете: для „хозяев Земли“». И он,
как замечает Малкольм Булл в своей книге «Анти-Ницше» (2015), выражался не метафорически: «Он надеялся, — поясняет оксфордский профессор, — что новый вид мож -
но будет создать за счет селекционного разведения, и отмечал возможность международных племенных союзов, которые поставили бы себе задачу по выведению господствующей расы, будущих „хозяев Земли“». Налицо, таким образом, евгенический прожект, который мечтали реализовать фюреры Третьего рейха. К слову, забегая вперед,
о мечтах и мечтателях. У Стругацких в «Отягощенных злом...» Сергей Корнеев наставляет пришедших к Демиургу с проектом «О лишении человечества страха» студентов — «юнца» и «юницу»: «Конечно же, мечтать надо. Надо мечтать. Но далеко не
всем и отнюдь не каждому. Есть люди, которым мечтать прямо-таки противопоказано. В особенности — о мирах». Здесь один из героев и «авторов» романа имеет в виду как раз окончившееся весьма плачевно посещение мира своей мечты доморощенным
почитателем «святого Адольфа» Мареком Парасюхиным...
Каким же будет он, человек достаточно отдаленного будущего? Об этом задумывались и ученые, и писатели. Ницше устами своего Заратустры вещал: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым
должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором».
Ф. М. Достоевский не хотел давать внешне эффектные «научные» или визионерские
прогнозы. Тем не менее он был убежден, что человек должен «переродиться по законам природы окончательно в другую натуру.., которая не женится и не посягает». Да
и сам Ницше за пределами своего «евангелия» («Так говорил Заратустра») предсказывал биологическую трансформацию человека и говорил, что сверхчеловеку нужно
«новое тело».
Многие персонажи А. П. Чехова думали о том, какою станет будущая жизнь; в драме «Три сестры» подполковник Вершинин убежденно говорит: «Через двести, триста
лет жизнь на земле будет прекрасной, изумительной». Не все, однако, разделяют подобный оптимизм артиллериста. Барон Тузенбах высказывает иное мнение: «Не то
что через двести или триста, но и через миллион лет жизнь останется такою же, как
и была; она не меняется, остается постоянною, следуя своим собственным законам, до
которых вам нет дела или по крайней мере которых вы никогда не узнаете». Чеховские герои не спорят о том, как изменится сам человек будущего. Врач Астров в «Дяде
Ване» ограничивается лишь общей, ставшей хрестоматийной сентенцией: «В человеке
должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Зато в «Машине времени» Г. Уэллса нарисована ужасающая картина деградировавшего человечества, разделившегося на два подвида, каждый из которых по-своему страшен... В общем, люди
любят пофантазировать на такую щекочущую нервы тему, как будущее вида хомо сапиенс. Тем более что в ХХ веке наука дала для этого немало поводов. И литература
ими воспользовалась в достаточной мере.
Интересно, что и самого Ницше посещали мысли, которые мы теперь привычно
относим к фантастике. В «Веселой науке» (фраг. 374) он пишет о желании человека
«узнать, какие еще могли бы быть иные интеллекты и перспективы: например, способны ли какие-нибудь существа воспринимать время вспять или попеременно вперед
и вспять (чем было бы дано иное направление жизни и иное понятие причины и следствия)». Кто читал «Понедельник начинается в субботу», сразу же поймет, что в этом
фрагменте — зародыш идеи «контрамоции» — движения по времени в обратную
сторону, которая так блестяще развернута Стругацкими на страницах «повести-сказки для научных работников младшего возраста». «Мозговой штурм», предпринятый
молодыми сотрудниками НИИЧАВО, «объяснил» читателям не только судьбу директора института Януса Полуэктовича Невструева и его любимца попугая Фотона, но
и смысл «Тунгусского дива». Разве можно после этого придумать что-нибудь еще более
дерзкое и остроумное?! Попутно отметим: наши заметки не претендуют на раскрытие
«влияния» Ницше на братьев Стругацких, которого, возможно, и вовсе не было (ведь
если какой-то писатель употребил в своем романе слово «сверхчеловек», то это отнюдь
не значит, что он находится под влиянием Ницше). Мы лишь попытались отыскать
некоторые общие моменты, похожие темы, «параллели» в произведениях немецкого
философа и великих фантастов, которые могут быть и простым совпадением идей.
Борис Стругацкий в своих «Комментариях к пройденному» писал: «Идея человечества, нечувствительно и постепенно порождающего внутри себя Человека Нового
(хомо супер, хомо новус, хомо луденс), волновала и привлекала нас издавна, еще со
времен „Гадких лебедей“, которые изначально как раз и задумывались как встреча поручика пограничных войск Виктора Банева с первыми сверхчеловеками — мокрецами».
В написанных Стругацкими «Гадких лебедях» новый человек является в двух ипостасях: мокрецов и детей, находящихся под их влиянием. Мокрецы страдают незаразной генетической «очковой болезнью»; они живут за городом, в «лепрозории», за колючей проволокой и под вооруженной охраной, но имеют право выходить в город и общаться с детьми. Среди последних мокрецы пользуются непререкаемым авторитетом,
искренней симпатией, любовью и уважением (чем не могут похвастать их родители).
Из-за общения с мокрецами дети не по годам умны, в чем смог убедиться известный
писатель Виктор Банев во время встречи в гимназии с десяти-четырнадцатилетними
школьниками, своими вопросами и рассуждениями заведшими его в тупик.
«Пророк» Юл Голем, главный врач «лепрозория», рассказывает писателю о новых людях, которые живут уже как бы в будущем и которых считают больными: «Они
умны, — проговорил он с нежностью. — Они чертовски умны — в отличие от большинства людей. Они все как на подбор талантливы, Виктор. У них странные желания и полностью отсутствуют желания обыкновенные. [Помните: „не женится и не посягает“?]
— Обыкновенные желания — это, например, женщины...
— В каком-то смысле — да.
— Водка, зрелища?
— Безусловно.
— Страшная болезнь, — сказал Виктор. — Не хочу...»
Можно ли упрекать Банева за это? Он симпатичный, умный и честный парень
с чувством юмора, любит выпить, не пренебрегает женским обществом. Радикальная
ломка образа жизни, психологии, физиологии и проч. — не для него. (К тому же он
и не страдает «очковой болезнью»!) И все же разговор с Юлом Големом не оставил его
равнодушным, натолкнул на раздумья: «А вообще интересно было бы себе представить, как в наши дни рождается хомо супер. Хороший сюжет... куда уж мне... Это вообще невозможно. Шимпанзе не может написать о людях. Как я могу написать роман
о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных?» Шимпанзе — это как
будто прямо из «Заратустры»...
Но в повести Стругацких и в помине нет уничижительного отношения к человеку
как таковому, а вот выпады в адрес «сверхчеловеков» встречаются. Так, подруга Виктора Диана объясняет писателю, почему ей не нравится санитарный инспектор Павор
Сумман (оказавшийся агентом охранки): «Морда у него мерзкая... Белокурая бестия.
Знаю я эту породу. Настоящие мужчины. Без чести, без совести, повелители дураков».
И женское чутье не обмануло! Позднее, за выпивкой в мужской компании, Павор заговорил о «высоких материях», неся при этом «лютую банальщину», и предложил
решение всех проблем человеческой цивилизации: уничтожить девяносто процентов
населения Земли («В принципе Гитлер был прав...»).
«— Мельчите, Павор! — сказал в ответ на это Банев, которому санинспектор уже надоел. — И ведь всегда так с вами, со сверхчеловеками. Собираетесь перепахать мир,
меньше чем на три миллиарда трупов не согласны, а тем временем то беспокоитесь о чи -
нах, то от триппера лечитесь...» Разумеется, и «белокурая бестия», и «сверхчеловек»
в контексте повести — прежде всего реминисценции событий недавнего прошлого («Гитлер был прав...»). Но, к сожалению, Павор мог бы тут апеллировать и к авторитету Ницше, фундаментальный элитизм которого привел философа к выводу о том, что «большинство людей не имеет права на существование» («Воля к власти»).
В дискуссиях иного калибра поднимаются другие вопросы. Тот же Юл Голем предсказывает: «Конечно, человек овладеет вселенной, но это будет не краснощекий богатырь с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала он
изменит себя...» Изменения уже затронули мокрецов, и они коснулись не только их духовных потребностей, как думал Виктор Банев. Во время встречи с одним из самых
авторитетных мокрецов, философом и писателем Павлом Зурзмансором — бывшим мужем Дианы, Виктор узнает, что станет лауреатом литературной премии «лепрозория»,
вручать которую ему будут там же, в цитадели мокрецов...
« — Лечебный корпус, — повторил Виктор. — И кого же у вас там лечат?
— Людей, — сказал Зурзмансор со странной интонацией. Он усмехнулся, и вдруг
что-то страшное произошло с его лицом. Правый глаз опустел и съехал к подбородку,
рот стал треугольным, а левая щека вместе с ухом отделилась от черепа и повисла. Это
длилось одно мгновение».
Мокрец на секунду теряет свой человеческий облик — случайно или нарочно. Старик гаттаухокамбомон в похожей ситуации тут же схватил большой никелированный
револьвер и наставил его прямо на Льва Абалкина, у которого во время контакта с обитателями планеты Надежда при проведении операции «Мертвый мир» внезапно заработал неисправный мимикридный комбинезон, и он стал почти невидимым, так что
старик принял его за Странника. А Странники, по слухам, вообще не имеют формы —
как вода или пар («Жук в муравейнике»)...
Итак, овладение Вселенной — не дело краснощекого богатыря, это понимали и Достоевский, и Ницше, и Юл Голем. Но расстаться со столь доступным и привлекательным образом было нелегко, поэтому физические возможности обычных двадцатилетних ребят из Группы свободного поиска, живущих в XXII веке и прошедших еще в материнской утробе биоблокаду (она же — Токийская процедура, а точнее — фукамизация),
с обыденной, комиксной точки зрения кажутся нам вполне «сверхчеловеческими».
Один из них, Максим Каммерер, случайно оказавшийся на «неблагополучной» планете Саракш, проснувшись утром, мечтает: «Сейчас бы принять ионный душ... да выскочить нагишом в сад... где-нибудь под Гладбахом, на берегу серебристого Нирса, да
пробежать вокруг озера километров пятнадцать во весь опор, во всю силу, да переплыть
озеро, а потом минут двадцать походить по дну, чтобы поупражнять легкие, полазить
среди скользких подводных валунов...» Позднее, когда прогрессор поневоле М. Каммерер окажется среди «террористов» — борцов против тирании, и на него заведут «дело»,
выяснится, что он, Мак Сим, получил четыре смертельных ранения, но выжил; что он
видит в полной темноте, обладает очень чувствительным нюхом и вкусом, ориентируется по сторонам света без компаса, определяет время без часов, нечувствителен к высоким дозам радиации.
О том, что человек вида homo sapiens sapiens к середине XXII века достиг максимального технического могущества и вместе с тем предела своих физических и интеллектуальных возможностей, свидетельствует ряд «сигналов» в повестях Стругацких. Персонаж «Далекой Радуги» Камилл — существо вида «homo sapiens sapiens...», находящееся на «планете нуль-физиков», — был уже способен, по-видимому, взирать «сверху»
на тот лабиринт науки и абстрактных философских категорий, по которому обычные
люди бредут, видя только «стены». Талантливейший физик Этьен Ламондуа признается, что «рядом с Камиллом он чувствует себя глупым внуком умного деда». Через
много лет после катастрофы на Радуге Камилл, последний из «Чертовой Дюжины», оказавшийся в полном одиночестве среди людей, покончил с собой...
Другой «сигнал» — трагедия в Арканаре, феодальном государстве, куда сотрудники Института экспериментальной истории пришли с целью «спрямления» нелегкого пути средневековья, осложненного еще и фашистскими тенденциями. Антон, он же
Румата Эсторский, по сравнению с обитателями подопытной планеты — «сверхчеловек». Но руки его — связаны. Он, принимаемый за бога вечным бунтарем, главарем
мятежников Аратой, не может, не имеет права помочь тому «молниями», чтобы уничтожить невежественную «золоченую сволочь», в то время как последняя занимается не только грабежом простого народа, но и целенаправленным и безнаказанным истреблением «грамотеев»: ученых, врачей, поэтов и писателей — этого «дворянства духа».
Трудно быть богом, и Румате остается утешаться лишь пошлым: «не ведают, что творят». Так сильный и гордый человек оказывается в неестественном и немыслимом для
землянина XXII века — «коммунара»! — состоянии рессентимента (одно из ключевых
понятий ницшевской психологии). Это реактивное чувство возбуждает в человеке злобу
и мстительность, а невозможность осуществления мести лишь усиливает его. «Восстание рабов в морали начинается с того, — писал Ницше, — что ressentiment сам стано -
вится творческим и порождает ценности: ressentiment таких существ, которые не способны к действительной реакции, реакции, выразившейся бы в поступках, и которые
вознаграждают себя воображаемой местью» («К генеалогии морали»). И вот о чем мечтает Румата во время обеда у короля: «Взять Рэбу за ухо, подумал он сладостно. Притащить его в застенок. Сказать палачам: „Вот ируканский шпион, переодевшийся нашим
славным министром, король велел выпытать у него, где настоящий министр, делайте
свое дело, и горе вам, если он умрет раньше чем через неделю...“ Он даже прикрылся
рукой, чтобы никто не видел его лица. Что за страшная штука ненависть...»
«Это Эксперимент надо мной, а не над ними», — говорит измученный Румата в полузабытьи по-русски любимой девушке Кире. В конце концов гибель Киры срывает
путы, Румата обнажает мечи, но уже не для привычной, «спортивной» демонстрации
искусства владения этим оружием, а по прямому его назначению, и направляется туда,
«где сердце спрута»...
Идея о «вечном возвращении того же самого» — одна из ключевых в философии Ницше; ее он называл «самой крайней формой нигилизма». В «Веселой науке»
(фраг. 341) мысль эта подается в зловещей форме, как «Величайшая тяжесть»: «Что
если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий
демон и сказал бы тебе: „Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь
ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все
несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе,
и все в том же порядке и той же последовательности, — также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы
бытия переворачиваются все снова и снова — и ты вместе с ними, песчинка из песка!“ — Разве ты не бросился бы навзничь, скрежеща зубами и проклиная говорящего
так демона?»
Мысль о вечном возвращении пришла в голову Ницше в начале августа 1881 года
и привела его в состояние волнения и восхищения, а вместе с тем и страха. Даниэль
Галеви, биограф Ницше, писал: «Несчастный, раненный жизнью человек с невыразимым ужасом смотрел в глаза „Вечному возврату“» («Жизнь Фридриха Ницше», 1911).
Примерно в таком же духе выдержана и короткая повесть С. Ярославцева (псевдоним
публиковавшегося «в одиночку» Аркадия Стругацкого) «Подробности жизни Никиты Воронцова».
Следователь городской прокуратуры Варахасий Щ. во время «холостяцкого междусобойчика» делится со своим другом, писателем Алексеем Т., некоторыми деталями уголовного дела — «умертвия» на проспекте Грановского пятидесятичетырехлетнего мужчины, произошедшего июньским вечером 1977 года. Это было не «неосторожное убийство» в результате уличного конфликта с великовозрастными оболтусами,
как предполагалось в начале расследования, — смерть Никиты Воронцова наступила
в результате внезапной остановки сердца за несколько секунд до того, как он упал и ударился головой о тротуар. Дневник же умершего, оказавшийся в руках Варахасия Щ., поставил следователя перед тайной, которой он решил поделиться с другом-писателем, а заодно и обсудить с ним ситуацию и попытаться хоть как-то осмыслить и решить невероятную загадку.
Из рассуждений Варахасия Щ. следует, что Никита Воронцов прожил одну и ту же
жизнь (с некоторыми вариациями) неисчислимое множество раз, и выглядело это так:
«Воронцов благополучно доживает до 8 июня семьдесят седьмого года. В 23 часа 15 минут московского времени некая сила останавливает его сердце, а сознание мгновенно
переносит на сорок лет назад, в ночь на 7 января тридцать седьмого года, где оно внедряется в мозг Воронцова-подростка, причем внедряется со всем опытом, со всей информацией, накопленными за прожитые сорок лет. [...] Далее, Воронцов снова благополучно доживает до вечера 8 июня семьдесят седьмого года, и снова та же самая неведомая сила убивает его тело и переносит его сознание, обогащенное, кстати, опытом
и информацией новых сорока лет... и так далее...» Версия впечатляющая, что и говорить!
Молодая любовница Никиты Валентина, дочь женщины, которая в прошлой жизни Воронцова была его женой, в беседе со следователем рассказала: «Недели за две
до смерти он вдруг сказал мне ни с того ни с сего, ночью, я уже задремала... Громко и отчетливо сказал: „Скоро нам расставаться“, а я спросила сквозь дремоту: „Почему?“
И он ответил: „Потому что тебе дальше, а мне обратно, Нэко-тян...“» (Нэко-тян пояпонски — «кошечка»; в прошлой жизни Воронцов называл так мать «нынешней»
Валентины — Веру Самохину-Воронцову.)
Рассказанное следователем вызывает у читателя ряд вопросов:
• можно ли с уверенностью утверждать, что Никита Воронцов уникален? Может
быть, среди нас, ныне живущих, есть и другие подобные ему «путешественники по времени», только они просто не заявляют о себе, помалкивают, как помалкивал и сам Никита, пока не завел дневник, оказавшийся в конце концов у Варахасия Щ. Заподозрить их в том, что они — «скитальцы по времени», можно,
наверное, лишь заглянув им в глаза: они у них, как у Воронцова, со слов Веры
Самохиной, страшные, мудрые и тоскливые;
• раз Воронцов возвращается по времени назад и проживает очередной свой цикл
среди тех же людей — родственников, друзей, одноклассников, политических деятелей, учителей («Ай-яй-яй, Галина Родионовна!») — участников тех же самых
исторических событий, — значит, и они тоже вернулись обратно, только не обремененными памятью о прожитых прежде жизнях (хотя опять же — как знать!);
• как полагает следователь, вечером 8 июня 1977 года «некая сила останавливает»
сердце Н. Воронцова, «а сознание мгновенно переносит на сорок лет назад».
«Мгновенно» и «на сорок лет назад» здесь не следует понимать буквально, так
как неизвестно, сколько на самом деле времени — если здесь вообще имеет смысл
говорить о времени — проходит между смертью и очередным возрождением Никиты Воронцова (а значит, и всех остальных участников исторической драмы,
то есть всего нашего мира) миллиарды лет? Триллионы? С точки зрения вечности и это — сущий пустяк, миг, и такую версию можно увязать не только с ницшевской идеей вечного возвращения того же самого, но и с космологической
моделью «пульсирующей Вселенной».
Но если речь идет о «параллельных мирах», тогда — другое дело. Тогда в одном из
этих миров девятиклассник Никита Воронцов, завершивший в «нашем», недавно минувшем 2017 году очередной свой жизненный цикл, сегодня пребывает «там» в 1939 году и знает, что через два года начнется Отечественная война «и многие на ней голову
сложат».
А в последней повести Аркадия Стругацкого «Дьявол среди людей» есть жутковатая сцена с благополучным концом, также написанная как бы в подтверждение наблюдений Ницше, который заметил, что при слушании музыки человек испытывает на себе
стихийную одержимость: «Ритм есть принуждение; он вызывает неодолимую тягу к податливости, соучастию; не только ноги, но и сама душа начинает идти в такт, — предполагалось, что и душа богов!» В музыке, продолжал философ, увидели «силу разряжать
аффекты, очищать душу», смягчать ярость души. «Когда утрачивалась нормальная напряженность и гармония души, — читаем далее, — приходилось танцевать под такт
певца — таков был рецепт этого врачевания. Им Терпандр утихомирил бунт, Эмпедокл унял бесноватого, Дамон очистил любострастного юношу...» («Веселая наука»,
фраг. 84).
Коротко: два врача Ташлинской горбольницы — патологоанатом Моисей Наумович и терапевт Алексей Андреевич, смертельно рискуя, решают все-таки нанести визит Киму Волошину (не то беглецу из ада, не то адскому слуге) с целью уговорить его
уехать из города вместе с женой и дочерью и не творить больше ужасных дел, которых
он натворил уже предостаточно (не по своей, впрочем, инициативе). Своим кредо, выведенным из кошмарного личного жизненного опыта, Ким как-то поделился с бывшим
другом: «Любовь, доброта, великодушие — они жестоко наказываются, Лешка. Жесто -
ко и неизбежно».
Разговор, происходивший в доме Волошина, получился тяжелым и нервным. Алексей пошел «вразнос»; лицо Кима наливалось сине-багровой кровью, что предшествовало обычно какому-то психоэнергетическому удару, смертельно опасному для оппонента. Алексей уже чувствовал приближение гибели. И вдруг...
«И вдруг Моисей Наумович сорвался с места.
— Одну минуточку, одну минуточку! — завопил он пронзительным фальцетом. —
Ким Сергеевич! Алексей Андреевич! Ну, погорячились, и будет! [...] Давайте я вас развлеку немного.
Он сбросил свою шубенку, засунул большие пальцы костлявых рук под мышки и запел, приплясывая:
Авраам, Авраам, дедушек ты наш!
Ицок, Ицок, старушек ты наш!
Иаков, Иаков, отец ты наш!
Хаиме, Хаиме, пастушок ты наш!
Чому ж вы не просите, чому ж вы не просите,
Чому ж вы не просите пана Бога за нас?»
Ким Волошин, раскрыв рот и выпучив свой единственный глаз, «слушал и смотрел,
как пляшет старик, высоко вскидывая ноги в поношенных брючках и старомодных
суконных ботах». И Алексей ощутил, как смерть отдалилась и пропала. Атмосфера
разрядилась. «И тогда Ким загоготал... Минут пять гоготал он... Отгоготавшись, он
произнес:
— Силен. Тут ты меня сократил, Мойша, спасибо тебе. Сам догадался? Или интуиция? Ведь еще чуть-чуть...»
Ярость души Кима Волошина была смягчена, и на следующий день он с семьей покинул Ташлинск навсегда.

Продолжение следует.

@темы: «Жук в муравейнике», «Далёкая Радуга», А.Стругацкий, Критика, Понедельник начинается в субботу, Б.Стругацкий, Комментарии к пройденному, «Дьявол среди людей», Подробности жизни Никиты Воронцова, С.Ярославцев, «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

Говорят, что...

[silent-gluk]

...в июньском номере журнала "Нева" есть эссе Михаила Сидорова «Судьба сверхчеловека» (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких).

Кому интересно - номер можно скачать (или почитать так) здесь: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf.

За информацию спасибо Фантлаб-юзеру slovar06 ( fantlab.ru/user64490 ).

@темы: Критика, Ссылки

---

День рождения

[silent-gluk]

Сегодня день рождения отмечает наше любимое сообщество, strugatskie.diary.ru/ .

Сами понимаете, что там происходит, но иногда там появляются и не мои посты!

Статистики для отметки на косяке я не нашла, поэтому так:

Дата регистрации: 11 июля 2008
Участники сообщества: 320
Участник сообществ: 3
Избранные дневники: 26
Постоянные читатели: 467

@темы: Фэндом, Ссылки

---

Сегодняшним постом...

[silent-gluk]

... мы обязаны братскому сообществу в ЖЖ и ЖЖ-юзеру heleknar ( heleknar.livejournal.com/ )

Artem Rhads Chebokha

Иллюстрации к "Град обреченный"
Перечитав недавно книгу братьев Стругацких, решил сделать серию иллюстраций по ней. Так как представил и с некоторыми вольностями. Выкладываю первую часть.

https://www.facebook.com/therhads/posts/2256290741106320

Отсюда: ru-strygackie.livejournal.com/894089.html

@темы: «Град обреченный», Картинки, Вторичное творчество, Перепост, Ссылки

---

Любопытно...

[silent-gluk]

ВК-группа "Москвалогия" (vk.com/moskvalogiya ) пишет здесь: vk.com/wall-49018874_6769 :

А вы любите Стругацких так, как их любим мы?
Недавно на книжном клубе обсуждали книгу «Обитаемый остров», а к следующей встрече читаем «Жука в муравейнике».

Приходите 25 июля в 19:00 в антикафе «Сухарева башня» ( vk.com/acafesb ), нам есть что обсудить

@темы: Мероприятия, «Жук в муравейнике», Фэндом, «Обитаемый остров», Ссылки

---

Кажется, этого здесь еще не было

[silent-gluk]

Автор - Чипса Эстрелла

Зельевар

Северус Снейп,
бывший профессор,
бывший декан Слизерина,
бывший шпион Волдеморта,
лучший разведчик Альбуса Дамблдора,
зельевар - не из самых худших
(будем скромны, говорят, украшает скромность,
хотя сам профессор нас бы сейчас и не понял),

ранним утром субботы
стремительным шагом
несется по коридорам.
Гномы шарахаются по сторонам.
Юная ведьма поспешно вжимается в стену -
баллов профессор теперь ни с кого не снимает,
но отсутствие такта и острота его языка
не позволяют вставать у него на пути.

В лаборатории
как всегда
царит идеальный порядок:
даже грозный завхоз,
человек бесконечно могучий и непреклонный,
не решается трогать его порошки и котлы.

Северус Снейп
обводит свое хозяйство внимательным взглядом
и приступает к работе.
Даже те, кто не любит профессора,
как, например,
бывший великий инквизитор
(не желающий соглашаться,
что они чем-то очень похожи),
вынуждены признать, что он мастер своего дела.

Смешивая ингредиенты,
Снейп мысленно спорит с одним из лучших друзей:
"Я уверен,
что именно двадцать семян остролиста
позволят добиться нужного нам эффекта.
Смотри, Теодор, как изящен рецепт в этот раз,
даже ты, я уверен, не смог бы придумать красивее", -
и представляет,
как смешно тот будет басить, слегка заикаясь:
"Н-ну же, С-северус, п-полно, я вовсе в в-виду н-не имел,
что ты с-способен ошибиться в-в этом р-рецепте!"

Послезавтра, как помнит профессор, Ученый совет,
необходимо представить свои результаты,
а также заткнуть всех тех дураков и невежд,
что претендуют
на его машинное время.

Работы полно.

И эта работа, и эти люди -
вот всё, на чем он способен еще продержаться,
всё то, чем живет он после прошедшей войны.

К счастью, в тот день
он аппарировал в самый далекий известный ему уголок,
и наткнулся
на тех двоих.
"Зельевар? - удивленно воскликнул тогда горбоносый, -
А ведь нам зельевар нужен именно что позарезу!"
А бородатый сказал ему, улыбаясь:
"Вы же видите, это судьба,
ехали по лесу, встретили вдруг зельевара,
вот давайте к нам,
обещаю, что будет не скучно".

Ему нечего было терять, и он согласился, -

и пока что
с тех пор
ни разу
не пожалел.

Отсюда: www.snapetales.com/index.php?fic_id=10506

@темы: Понедельник начинается в субботу, Вторичное творчество, Ссылки

---

Воскресенье

[silent-gluk]

Сегодня с нами очередной том собрания сочинений.



Это обложка.




Авантитул.




Контртитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5.




Страница 7.




Страницы 8-9.




Страницы 110-111.




Страницы 112-113.




Страницы 262-263.




Страницы 266-267.




Страницы 276-277.




Страницы 288-289.




Страницы 300-301.




Страница 335.




Страница 337.




Страницы 338-339.




Страницы 342-343.




Страницы 344-345.




Страница 389.




Страница 391.




Страницы 392-393.




Страницы 434-435.




Страницы 494-495.




Страницы 496-497.




Страницы 502-503.




Страницы 504-505.




Страницы 510-511.




Страницы 512-513.




Страницы 518-519.




Страницы 520-521.




Страница 523.




Страница 525.




Страницы 526-527.




Страницы 528-529.




Страницы 558-559.




Страница 560.




Вклейка, страница 1.



Вклейка, страницы 2-3.




Вклейка, страницы 12-13.




Страница 561.




Страницы 562-563.




Страница 571.




Страницы 572-573.




Содержание.




Выходные данные.


Стругацкий А. Полное собрание сочинений в тридцати трех томах: Том седьмой. 1963 / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Концепция издания: С.Бондаренко, А.Воронин; Сост.: С.Бондаренко, В.Курильский, Ю.Флейшман; Подг. илл. мат-лов: А.Горбов, П.Северцов; Дизайн обложки: А.Андреев. - СПб.: Изд-во Сидорович, 2018. - 576 с., 16 с. вкл. - ISBN 978-5-905909-99-3. - 350 экз. - Издано при участии изд-ва "Acta Diurna". - Подп. в печ. 22.02.2018. - Заказ 1472.

Содерж.: I. Художественные произведения. С.5-334.
Далекая Радуга / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.7-110.

Глава 1. С.7-20.
Глава 2. С.20-34.
Глава 3. С.34-44.
Глава 4. С.44-57.
Глава 5. С.57-65.
Глава 6. С.65-72.
Глава 7. С.72-82.
Глава 8. С.82-91.
Глава 9. С.91-104.
Глава 10. С.104-110.
Трудно быть богом / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.111-261.
Пролог. С.111-121.
Глава 1. С.121-139.
Глава 2. С.139-156.
Глава 3. С.156-169.
Глава 4. С.169-186.
Глава 5. С.186-203.
Глава 6. С.203-210.
Глава 7. С.210-230.
Глава 8. С.230-248.
Глава 9. С.248-253.
Глава 10. С.253-260.
Эпилог. С.260-261.
Из архива / Подг.С.Бондаренко. С.262-287.
Бедные злые люди / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.262-265.
Первые люди на первом плоту / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.266-275.
К вопросу о циклотации / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.276-287.
Варианты рукописей и изданий / Подг. С.Бондаренко, В.Казаков. С.288-334.
«Далекая Радуга». С.288-300.
[О том, как и почему Стругацкие…] / Бондаренко С. С.288.
Далекая Радуга: [План] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.288-292.
Гл. I / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.288-289.
Гл. II / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.289.
Гл. III / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.290.
Гл. IV / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.290-291.
Гл. 4а / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.291-292.
[В рукописном наброске главы 4а…] / Бондаренко С. С.292.
Гл. V / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.292.
Гл. VI / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.292-293.
Гл. VII / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.293.
[К номеру последней главы…] / Бондаренко С. С.293.
[Сделать так, чтобы многие…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.293-294.
[Хотя в целом…] / Бондаренко С. С.294-295.
[— Робик, — сказала Галя…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.295-297.
[Впервые повесть была опубликована…] / Бондаренко С. С.297-298.
[— Вот четыре яркие звезды…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.298.
[Все, что шло после «Солнца»…] / Бондаренко С. С.298-300.
«Трудно быть богом». С.301-334.
[Этапы замысла и создания повести…] / Бондаренко С. С.301.
[Дон Румата, 26 лет.] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.301-305.
[К тому же периоду работы…] / Бондаренко С. С.305.
[Когда дон Румата миновал перекресток…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.305-319.
[От раннего черновика второй главы…] / Бондаренко С. С.319.
[Сновиденье стало мучительным…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.319-323.
[Сохранился список проблем…] / Бондаренко С. С.323.
[1. Наблюдение — эксперимент — операция.] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.323.
[К более поздней стадии работы…] / Бондаренко С. С.323-325.
[...королей, слово раб станет непонятным…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325.
[Видимо, Авторы сочли этот эпизод…] / Бондаренко С. С.325.
[Тогда он сразу остыл…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325-326.
[В дальнейшем Авторы предпочли…] / Бондаренко С. С.326.
[Если бы не были так темны крестьяне…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326.
[Убираются выводы, до которых читатель…] / Бондаренко С. С.326.
[...потом поднялся в гостиную…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326.
[Уточняется психологический портрет Руматы…] / Бондаренко С. С.326.
[Этой ночью неодолимое ощущение…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326-327.
[По-иному пытался обосновать Румата…] / Бондаренко С. С.327.
[Страна кишела шпионами…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. 327.
[Неоднократно переделывалась беседа Руматы…] / Бондаренко С. С.327.
[А я не могу по-настоящему ни жаловаться…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.328.
[Мысли о том, что Румата — плохой разведчик…] / Бондаренко С. С.328.
[Но почему — в трясину?..] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.328.
[А вот что думал Румата…] / Бондаренко С. С.329.
[Румата потряс головой…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.329.
[Кстати, в черновике той же сцены…] / Бондаренко С. С.329.
[Он усмехнулся, снял с головы обруч…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.329.
[Уже при рукописной правке черновика…] / Бондаренко С. С.329-330.
[Брат Нанин перестал улыбаться…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331.
[В окончательном тексте первопричина…] / Бондаренко С. С.331.
[1. Пролог. Учесть, что действие происходит…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331.
[План главы о встрече Руматы с Аратой…] / Бондаренко С. С.331.
[Глава № X…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331-332.
[Вообще говоря, заинтересованному читателю…] / Бондаренко С. С.332-334.
II. Публицистика. С.335-388.
Опубликованное. С.337-342.
[Предисловие к набору открыток А. Соколова] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.337-340.
[Предложения по работе конференции] / Стругацкий А. С.341-342.
Из архива / Подг.Ю.Флейшман. С.343-388.
Кобаяси Такидзи / Стругацкий А. С.343-346.
Рецензия на повесть Н. Разговорова «Четыре четырки» / Стругацкий А. С. 347-350.
[Стенограмма выступления] / Стругацкий А. С.351-352.
Краткий обзор: Kingsley Amis. New Maps of Hell / Стругацкий А. С.353-361.
1. Starting Points. С.353-355.
2. The Situation Today. С.355-356.
3. New Light on the Unconscious. С.356-357.
4. Utopiae I. С.357-358.
5. Utopiae II. С.358-360.
6. Prospects. С.360-361.
Рецензия на сборник «Мой лучший научно-фантастический рассказ» / Стругацкий А. С.362-366.
Рецензия на повесть Артура Кларка «Пески Марса» / Стругацкий А. С.367-372.
Фантастика как метод: тезисы доклада / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.373-375.
Общая рецензия на англо-американские научно-фантастические рассказы / Стругацкий А. С.376-381.
Рецензия [на рассказы П. Андерсона, П. Филлипса, А. Кларка] / Стругацкий А. 382-384.
Научная фантастика в Советском Союзе / Стругацкий А. С.385-388.
III. Письма. Дневники. Записные книжки / Подг.В.Курильский. С.389-522.
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Переписка, 1963. С.391-494.
Аркадий — брату, 4 января 1963, М. — Л. С.391-392.
Борис — брату, 8 января 1963, Л. — М. С.392-394.
Аркадий — брату, 12 января 1963, М. — Л. С.394-395.
Аркадий — брату, 13 января 1963, М. — Л. С.395-396.
Борис — брату, 13 января 1963, Л. — М. С.396-397.
Борис — брату, 15 января 1963, Л. — М. С.397-399.
Аркадий — брату, 18 января 1963, М. — Л. С.399-400.
Борис — брату, 21 января 1963, Л. — М. С.400-401.
Аркадий — брату, 1 февраля 1963, М. — Л. С.401-402.
Борис — брату, 4 февраля 1963, Л. — М. С.402-404.
Аркадий — брату, 6 февраля 1963, М. — Л. 404-405.
Борис — брату, 11 февраля 1963, Л. — М. С.405-406.
Аркадий — брату, 17 февраля 1963, М. — Л. С.406-407.
Борис — брату, 18 февраля 1963, Л. — М. С.407-408.
Аркадий — брату, 23 февраля 1963, М. — Л. С.409.
Борис — брату, 1 марта 1963, Л. — М. С.410.
Аркадий — брату, 3 марта 1963, М. — Л. С.411.
Борис — брату, 8 марта 1963, Л. — М. С.411-413.
Аркадий — брату, 10 марта 1963, М. — Л. С.413-415.
Борис — брату, 12 марта 1963, Л. — М. С.415-417.
Аркадий — брату, 17 марта 1963, М. — Л. С.417-418.
Борис — брату, 19 марта 1963, Л. — М. С.418-421.
Аркадий — брату, 22 марта 1963, М. — Л. С.421-422.
Борис — брату, 26 марта 1963, Л. — М. С.422-423.
Аркадий — брату, 27 марта 1963, М. — Л. С.423-427.
Аркадий — брату, 30 марта 1963, М. — Л. С.427-428.
Борис — брату, 31 марта 1963, Л. — М. С428.
Борис — брату, 1 апреля 1963, Л. — М. С.428-429.
Борис — брату, 4 апреля 1963, Л. — М. С.429-430.
Аркадий — брату, 6 апреля 1963, М. — Л. С.430-431.
Борис — брату, 7 апреля 1963, Л. — М. С.431.
Аркадий — брату, 17 апреля 1963, М. — Л. С.431-432.
Борис — брату, 20 апреля 1963, Л. — М. С.432-433.
Аркадий — брату, 24 апреля 1963, М. — Л. С.433-434.
Аркадий — матери, 24 апреля 1963, М. — Л. С.434-435.
Борис — брату, 25 апреля 1963, Л. — М. С.435.
Борис — брату, 28 апреля 1963, Л. — М. С.436-437.
Аркадий — брату, 1 мая 1963, М. — Л. С.437-438.
Борис — брату, 4 мая 1963, Л. — М. С.438-439.
Аркадий — брату, 7 мая 1963, М. — Л. С.439-440.
Борис — брату, 9 мая 1963, Л. — М. С.441.
Аркадий — брату, 12 мая 1963, М. — Л. С.441-443.
Аркадий — брату, 15 мая 1963, М. — Л. С.443.
Борис — брату, 15 мая 1963, Л. — М. С.443-444.
Аркадий — брату, 16 мая 1963, М. — Л. С.444.
Аркадий — брату, 17 мая 1963, М. — Л. С.444-446.
Аркадий — матери, 20 мая 1963, М. — Л. С.446-447.
Борис — брату, 20 мая 1963, Л. — М. С.447-448.
Аркадий — брату, 22 мая 1963, М. — Л. С.448-449.
Борис — брату, 25 мая 1963, Л. — М. С.449-450.
Аркадий — брату, 29 мая 1963, М. — Л. С.450.
Аркадий и Борис — матери, начало июня 1963, М. — Л. С.450-451.
Аркадий и Борис — матери, 10 июня 1963, М. — Л. С.451-452.
Аркадий — матери, 5 июля 1963, М. — Л. С.452.
Аркадий — брату, 6 июля 1963, М. — Л. С.453.
Борис — брату, 9 июля 1963, Л. — М. С.453-454.
Аркадий — матери, 14 июля 1963, Булли, Латвия — Л. С.454-455.
Аркадий — матери, 23 июля 1963, Булли, Латвия — Л. С.455.
Борис — матери, 25 июля 1963, Малореченское, Крым — Л. С.455-456.
Борис — матери, 1 августа 1963, Малореченское, Крым — Л. С.456.
Борис — матери, 6 августа 1963, Малореченское, Крым — Л. С.456-457.
Аркадий — матери, 9 августа 1963, М. — Л. С.457-458.
Борис — брату, 13 августа 1963, Л. — М. С.458-459.
Аркадий — брату, 17 августа 1963, М. — Л. С.459-461.
Борис — брату, 20 августа 1963, Л. — М. С.461-462.
Аркадий — брату, 21 августа 1963, М. — Л. С.462-463.
Аркадий — матери, 26 августа 1963, М. — Л. С.463-465.
Борис — брату, 26 августа 1963, Л. — М. С.465-466.
Аркадий — брату, 5 сентября 1963, М. — Л. С.466.
Борис — брату, 9 сентября 1963, Л. — М. С.466-467.
Аркадий — брату, 12 сентября 1963, М. — Л. С.468.
Борис — брату, 15 сентября 1963, Л. — М. С.468-469.
Аркадий — брату, 18 сентября 1963, М. — Л. С.469-471.
Аркадий — брату, 5 октября 1963, М. — Л. С.471-472.
Борис — брату, 7 октября 1963, Л. — М. С.472-473.
Аркадий — брату, 11 октября 1963, М. — Л. С.473-474.
Борис — брату, 15 октября 1963, Л. — М. С.474-475.
Аркадий — брату, 18 октября 1963, М. — Л. С.475-476.
Аркадий — матери, 18 октября 1963, М. — Л. С.476-477.
Борис — брату, 23 октября 1963, Л. — М. С.477-479.
Аркадий — брату, 25 октября 1963, М. — Л. С.479-480.
Аркадий — матери, 27 октября 1963, М. — Л. С.480-481.
Борис — брату, 29 октября 1963, Л. — М. С.481-483.
Аркадий — брату, 31 октября 1963, М. — Л. С.483-485.
Борис — брату, 2 ноября 1963, Л. — М. С.485-486.
Аркадий — брату, 5 ноября 1963, М. — Л. С.487-488.
Борис — брату, 9 ноября 1963, Л. — М. С.488-490.
Аркадий — брату, 11 ноября 1963, М. — Л. С.490-491.
Борис — брату, 13 ноября 1963, Л. — М. С.491-492.
Аркадий — брату, 17 ноября 1963, М. — Л. С.492-493.
Аркадий — брату, 30 декабря 1963, М. — Л. С.493-494.
Борис Стругацкий. Письма супруге, 1963. С.495-501.
Борис — супруге, 3 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.495-496.
Борис — супруге, 9 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.497-498.
Борис — супруге, 14 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.498-500.
Борис — супруге, 20 января 1963, Л. — Кисловодск. С.500-501.
Рабочие записи, 1963 / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.502-503.
Дневник, 1961–1965 / Стругацкий А. С.504-510.
6 января 1963 года (воскресенье). С.504.
9 января 1963 г. (среда). С.504.
22 января (вторник) 1963 г. С.505.
17 февраля (воскресенье) 1963. С.505.
11 марта (понедельник) 1963 г. С.506.
20 апреля (суббота) 1963 г. С.506.
12 августа 1963 (понедельник). С.506.
13 августа 1963 г. (вторник). С.506-507.
14 августа (среда) 63. С.507.
17 августа (суббота) 63. С.507.
21 августа (среда) 63. С.507
6 сентября (пятница) 63. С.508.
21 сентября 63 г. (суббота). С.508.
5 октября 1963 г. (суббота). С.508-509.
22 октября (вторник) 63 г. С.509.
27 октября (воскресенье) 63 г. С.509.
16 ноября (суббота) 1963. С.509-510.
Дневник приездов в Ленинград, 1962–1970 / Стругацкий А. С.511.
Дневник, 1963–1970 / Стругацкий А. С.512-517.
1963 год, ОКТЯБРЬ. С.512-514.
7, понедельник. С.512.
8, вторник. С.512.
9, среда. С.512.
10, четверг. С.512.
11, пятница. С.512.
[План на предстоящие дни]. С.513.
12, суббота. С.513.
13, воскресенье. С.513.
14, понедельник. С.513.
15, вторник. С.513.
[План на предстоящие дни]. С.513.
17, четверг. С.513.
18, пятница. С.514.
19, суббота. С.514.
20, воскресенье. С.514.
21, понедельник. С.514.
[План на предстоящие дни]. С.514.
25, пятница. С.514.
26, суббота. С.514.
27, воскресенье. С.514.
28, понедельник. С.514.
29, вторник. С.514.
НОЯБРЬ. С.515-517.
2, суббота. С.515.
3, воскресенье. С.515.
4, понедельник. С.515.
5, вторник. С.515.
[План на предстоящие дни]. С.515.
6, среда. С.515.
10, воскресенье. С.515.
11, понедельник. С.516.
14, четверг. С.516.
[План на предстоящие дни]. С.516.
16, суббота. С.516.
18, понедельник. С.516.
19, вторник. С.516.
20, среда. С.517.
[План на предстоящие дни]. С.517.
ДЕКАБРЬ 63. С.517.
29, воскресенье. С.517.
30, понедельник. С.517.
Записная книжка, 1962–1963 / Стругацкий А. С.518-519.
8.01 <1963>. С.518.
24.01. С.518.
26.01. С.518.
28.01. С.518.
7.02. С.518.
8.02. С.518.
14.02. С.518.
20.02. С.518.
25.02. С.519.
6.04. С.519.
20.04. С.519.
[Записи без дат:]. С.519.
Записная книжка, 1962–1965 / Стругацкий А. С.520-522.
IV. Приложения. С.523-573.
Необходимые пояснения. С.525-526.
Комментарии и примечания / Подг. В.Курильский, Р.Муринский, Л.Рудман. С.527-558.
Библиография. 1963 г. / Подг.Ю.Флейшман. С.559-560.
Указатель имен / Подг.В.Курильский. С.561-570.
Указатель заглавий произведений и их аббревиатур / Подг.В.Курильский. С.571-573.

@темы: Публицистика, Дневники, Записные книжки, Картинки, «Далёкая Радуга», Письма, Собрание сочинений, Бедные злые люди, Письма и дневники, Первые люди на первом плоту, Библиофильское, «Трудно быть богом», Полное собрание сочинений, К вопросу о циклотации, Библиография, Книги

---

Чтения памяти братьев Стругацких

[silent-gluk]

24 августа состоятся 20-е ежегодные Чтения памяти братьев Стругацких.

В программе: доклад Глеба Елисеева о Клиффорде Саймаке и образах будущего в американской фантастике.

Ожидаются официальные презентации нескольких книг: сборников «Поворот рек истории», «Моремания» а также книжной серии «Бастион».

По окончанию Чтений начнется торжественная церемония награждения литературной премией «Филигрань», учрежденной в 2000 году «цехом» критиков, постоянно профессионально работающих в сфере фантастической литературы. Имена лауреатов не могут быть раскрыты до вручения премии.

Закончится всё фуршетом еды.

Чтения начнутся в 14.45. Они будут проходить в зале конференций Дома И.С. Остроухова (Государственный литературный музей).

Адрес: Москва, Трубниковский пер., д. 17.

Ближайшие станции метро: «Арбатская», «Смоленская», «Баррикадная», Аккредитация представителей прессы у секретаря литпремии "Филигрань" Дмитрия Володихина, контактные данные: 8.9153228016 или [email protected]

Отсюда: oirf.livejournal.com/36507.html

@темы: Фэндом, Чтения памяти А.Н. и Б.Н.Стругацких, Чтения памяти братьев Стругацких, Перепост, Ссылки

---

А кстати

[silent-gluk]

А что вы думаете, найдя во вновь публикуемых в Полном собрании сочинений (или в "Неизвестных Стругацких") фразы, ранее известные по "Хромой судьбе" и т.д. ("Крепость пала, но гарнизон победил", к примеру)?

Радуетесь, скажем, встретив уже знакомое, начинаете глубже понимать образ Ф.Сорокина, что-нибудь еще?..

@темы: Полное собрание сочинений, «Хромая судьба», Неизвестные Стругацкие, Цитаты

---

День рождения

[silent-gluk]

Сегодня день рождения отмечает братское ЖЖ-сообщество, посвященное творчеству Стругацких - ru-strygackie.livejournal.com/ (я там не первый владелец, но ошибка в названии была еще до меня; хотя, может, она и не ошибка...).

Ему исполнилось уже 13 лет (оно 2006 года рождения). (Усыновила я его в 2012 году и с тех пор поддерживаю в хоть как-то живом состоянии; знаю, плохо поддерживаю, но как могу уж; зато не знаю, есть ли смысл в этом поддержании - скорее всего, нет; кстати, напоминаю, что право писать в сообщество есть у любого его члена, а заявки на вступление мы рассматриваем быстро.)

Традиционная отметка на косяке:
245 место в общем рейтинге сообществ
Социальный капитал: 220
3 003 записи
10 570 комментариев получено
338 меток
Участники: 214
Читают: 254

@темы: Фэндом, Ссылки

---

Рыбаков об АБС, будущем, коммунизме и системе ценностей

[silent-gluk]

Ячейка утраченного будущего. Об истории и атмосфере семинара Бориса Стругацкого
10.06.2019 / Вячеслав Рыбаков



Вячеслав Рыбаков. Рассказ о семинаре братьев Стругацких.

Встреча с Вячеславом Михайловичем Рыбаковым в Библиотеке Кировских островов 2 декабря 2018 года


Показать медиа

От автора: Нешуточный труд по расшифровке моего выступления совершенно неожиданно для меня, безо всякого внешнего понуждения взял на себя пожелавший остаться неизвестным энтузиаст. Я с изумлением получил текст и лишь слегка причесал его, сгладив шероховатости, неизбежные при дословном воспроизведении прямой речи, и дописав буквально несколько фраз, напрашивавшихся по контексту, но в горячке долгого говорения не произнесенных.

Воспоминания… Трудно вспоминать о чем-то родном публично. Вспоминать какие-то детали, которые дороги для тех, кто переживал все то же самое, что и ты, приятно лишь в компании старых друзей, да и то иногда доставляет не столько удовольствие, сколько сладкую боль. Потому что такого рода воспоминания слишком режуще высвечивают твои собственные изменения, те, что произошли с тобой с тех пор. Особенно ясно становится, что ты уже не тот и не сможешь жить так, как жил тогда, даже если бы вдруг тебя каким-то чудом вернули туда, в те условия. Ты уже отравлен совсем другой жизнью, этими десятилетиями, которые были прожиты совсем в иной системе ценностей и совсем в ином… Ином мире, как ни крути.

А браться сравнивать эти миры…. Тогда мы тут же упремся, наверное, опять в вульгарную политику, по поводу которой можно спорить до бесконечности и приводить друг другу факты, один разительнее другого, и это ни к чему не приведет, потому что у собеседника, у оппонента на самый твой убедительный пример найдется свой, столь же убедительный, но противоположный по смыслу и значению. Знаете, я люблю цитировать детский стишок, на который я давным-давно налетел в каком-то из журналов. И именно во взрослом состоянии я его очень полюбил, потому что он оказался совсем не детским, а прекрасной характеристикой для всех наших умных разговоров: «Заходи, — промолвил еж ежу, — я тебе иголки покажу!» Да, очень приятно показывать иголки тем, кто на этих самых иголках тоже рос, и кололся об них, и получал от этого удовольствие. Но практически невозможно объяснить, чем они милы, тем, кто на них никогда не накалывался.

Довольно много и довольно часто мне приходилось уже рассказывать о семинаре Бориса Натановича Стругацкого, и по поводу общения с ним, и со старшим братом, с которым я общался меньше, но тоже общался… И мне не хотелось бы ни повторяться, ни вдаваться в какие-то сентиментальные детали. Ведь об этом можно рассказывать до бесконечности, но только при условии, если кому-то это интересно.

Семинар был организован, насколько я помню, в 73-м году — один из семинаров при секции научно-фантастической, научно-популярной и научно-художественной литературы (одна из секций тогдашнего Ленинградского отделения Союза писателей СССР). Первые одно или два заседания возглавлял Илья Иосифович Варшавский, тоже замечательный человек. Я с ним лично познакомиться не успел, мы разминулись во времени. И он, насколько я по чужим рассказам могу судить и насколько я эти рассказы помню, не очень увлекся семинаром и не очень увлек собой тогдашних молодых фантастов, многим из которых уже в ту пору было гораздо больше лет, чем мне, когда я на семинар пришел. И он, может быть, и затих бы, этот семинар, если бы не уговорили Стругацкого.

Сначала, насколько мне известно, Борис Натанович очень сопротивлялся, не хотел браться за руководство семинаром. Но обо всем этом можно и прочитать при желании, об этом написано. Я не знаю, насколько подробно стоит об этом говорить…

Получилось так, что в марте 1974-го года я впервые пришел как раз чуть ли не на то ли второе, то ли третье, то ли даже первое — нет, точно не первое, — заседание семинара молодых фантастов, которое вел Борис Натанович Стругацкий. Мне повезло появиться буквально к началу жизни семинара. Там, среди тогдашних молодых, были такие замечательные писатели, уже проявившие или почти проявившие себя, как Ольга Ларионова, Александр Щербаков, Андрей Балабуха, Феликс Суркиси ряд других, не столь выказавших себя уже впоследствии в фантастике и не ставших авторами, в общем, ну, по-хорошему сказать, второго ряда.

Тогда это были молодые фантасты, которые спорили, которые обсуждали свои произведения. Если текст был небольшим, его прямо зачитывали на семинаре, если он был большим — его сначала пускали по рукам, а потом обсуждали уже без чтения или с чтением отрывка. Небольшие рассказы Борис Натанович, если автор не присутствовал на семинаре, зачитывал сам. Он очень хороший был, кстати, и чтец тоже! И вот, скажем, замечательный одесский фантаст, светлая ему память, Боря Штерн…. Его рассказы, которые он присылал на семинар для обсуждения, всегда зачитывал Борис Натанович. И они от этого очень сильно выигрывали, должен это сказать честно, потому что при чтении глазами, на мой взгляд, уже не возникало того искрометного ощущения игрового, реально прожитого парадоксального эпизода живой жизни, как когда, скажем, рассказы Штерна «Чья планета» или «Дом» зачитывал Борис Натанович в семинаре вслух. Наверное, отчасти именно поэтому Боря всегда получал самые высокие оценки.

Потом возникла естественная смена поколений. Такие крупные имена продолжали на семинаре присутствовать, но они уже были, как бы сказать… не в большинстве. Как мы в свое время шутили: мэтр — один, потом децимэтры, сантимэтры и, наконец, миллимэтры — это молодая поросль, те, которые иногда приходили, иногда уходили, иногда, с ходу разочаровавшись (им, наверное, казалось, что тут их сразу опубликуют), покидали семинар, даже не успев обсудиться.

Придумали систему для оживляжа — систему бросания 13-ти копеек. Высший балл — 13 копеек, низший балл — 1 копейка. Ноля не было. Каждый семинарист после заседания оценивал выслушанное или обсужденное произведение по 13-балльной системе и соответствующее количество тогдашних копеек бросал на стол. И потом герой вечера на эти деньги… Значит, семинар начинался в семь вечера, кончался обычно в десять, а кафе в Союзе писателей закрывалось в одиннадцать, стало быть, оставался еще час. Мы просто не могли, как правило, разойтись, особенно если заседания были интересными. Мы шли, пили кофе, продолжая договаривать, доспоривать, и тот, кто получил все эти деньги-баллы, вот на эти деньги нас и поил кофе. А фишка была в том, что чашка черного кофе стоила именно 13 копеек тогда, поэтому максимальный балл обеспечивал одну чашку кофе для героя дня, и этой чашкой он мог, скажем, угостить того, кто эти 13 копеек, например, положил. Хотя система вкладов была анонимной: в конверт вкладывали копейки, никто не знал, кто сколько копеек, от одной до 13-ти, туда положил. Вычислялся потом средний балл. Были вот такие детали… Это было очень весело.

Потом Борис Натанович придумал систему опекуемых, когда семинар стал очень популярен, и по образу и подобию его стали возникать аналогичные сообщества в разных концах страны, скажем, даже в столице. В столице семинаром руководил Дмитрий Биленкин. Туда Аркадий Натанович захаживал, но, в общем, формальным руководителем, который обязан был присутствовать и вести каждый раз, был Биленкин. Кто знает эти имена, тот, наверное, помнит. Это очень хороший человек и очень приличный фантаст, тоже достаточно рано ушедший… Стали возникать другие семинары, но ни один ни по влиятельности, ни по знаменитости, ни по плодовитости, ни по выходу авторов в большую литературу с семинаром Бориса Натановича сравниться, волею судеб, не смог.

Опекунство подразумевало, что каждый из желающих вступить в семинар новичков-кандидатов сначала готовил свои тексты к коллективному обсуждению в индивидуальных обсуждениях с каким-либо из признанных давних членов семинара. Только когда опекун считал предлагаемые кандидатом тексты достойными, он предлагал их к общему обсуждению. Если это обсуждение было успешным, кандидат становился действительным членом.

Семинар стал культурным явлением на тридцать лет, наверное, жизни нашей страны, явлением, про которое те, кто хотя бы чуть-чуть интересовался фантастикой, знали, знали прекрасно, посылали в семинар свои рукописи, приходили, хотя бы просто послушать, хотя зачастую и уходили.

И это длилось 70-е, 80-е, 90-е годы. Потом Дом писателей в 93-м году сгорел, жгли его старательно, по-моему — в три приема. А потом, после того, как его стало невозможно отреставрировать за мало-мальски путные деньги, было сказано тогдашним руководством Союза писателей, что «ну и ладно, и не будем, не дело писателей выходить на демонстрации и отстаивать свое, это недостойно людей искусства»…

В итоге, в замечательном особняке графа Шереметева поселился какой-то банк не банк, «Талион» не «Талион», я уже сейчас не знаю. Туда даже киношников не пускали, когда несколько лет назад делали фильм о ленинградских писателях. Даже киношников не пустили! Я только иногда, проходя по набережной из института, где я работаю — институт напротив Петропавловской крепости расположен — пешочком на Финляндский вокзал, на метро, вижу сквозь окна первого этажа те же самые витражи с гербом графа Шереметева, которые светили нам во время наших сладостных кофепитий в течение двадцати лет.

Семинар возобновился потом в Центре современной литературы и книги в конце 90-х и первой половине 2000-х годов, но это была уже совершенно иная эпоха, и люди иные, и коммерческие ценности стали гораздо важнее творческих. И приходили молодые авторы, которые считали, что, поскольку у них книг издано не меньше, чем у Стругацких, то с какой это стати Стругацкий их учит писать. Они сами его могут научить, как продавать свои книжки и в какие издательства какие взятки давать. Да и Борис Натанович уже болел…

В общем, так получается, что самое «золотое» время семинара пришлось на самое «душное» время застоя. Это парадокс, в общем, легко объяснимый, если не мыслить слишком уж плоскостно: чем меньше было свобод снаружи, тем ценнее и увлекательнее была свобода внутри. Я помню, в один из последних визитов Бориса Натановича на семинар, который работал уже в Центре современной литературы и книги, Борис Натанович уже был такой ослабевший, немножко как будто серой пылью посыпанный…

Мы расвспоминались, он стал говорить: «Ой, 70-е — застой, 80-е — кошмарное время, опубликовать ничего невозможно (а действительно, опубликовать было ничего невозможно, даже Стругацким, не то что нам), душно, застой…» Потом вдруг припомнили, как проходило одно заседание, другое заседание, и вдруг я вижу, у него глаза загорелись, щеки порозовели, и он как-то вдруг оживился и абсолютно, казалось бы, в противоречии с тем, что он говорил пять минут назад, обмолвился: «Славочка, какое прекрасное было время!»

Я очень хорошо запомнил эту диалектику. Она… про нее нельзя забывать. Она никого ни от чего не спасает, но помогает хотя бы сохранять внутренние стержни какие-то и внутреннюю систему ценностей.

Можно долго рассказывать о той атмосфере, которую ухитрялся создать Борис Натанович. Одна из самых больших ценностей: почему было так интересно? Почему нам и друг с другом, с равными себе, и тем более — с ним, было так увлекательно обсуждать свои вещи? Почему заканчивалось обсуждение, мы спускались в кафе и продолжали за кофе обсуждать, до одиннадцати, до упора сидели, потом еще полчаса шли от Дома писателей до «Чернышевской» и все продолжали договаривать.

Почему это было так интересно?

Потому что был задан какой-то алгоритм обсуждения, который… Как бы это сказать одной фразой? Нетоталитарный алгоритм обсуждения! Что я имею в виду? Вот мы, в общем равные друг другу, тогда по неграмотности своей или по воодушевленности своей, по маловозрастности своей, по увлеченности внутренними процессами своими, если не нравится чье-то произведение или что-то в нем не нравится… Особенно это заводило, если произведение в общем нравится, но что-то в нем кажется тебе недоделанным… Этим грешат многие критики до сих пор, и взрослые солидные критики — а уж тем более мы тогда друг другу подавали советы, которые в общем, можно рубрифицировать так: «Вот я на твоем месте написал бы вот так, и это было бы лучше». И фактически при обсуждении каждый косвенно пытался вместо автора написать свое произведение на ту же тему.

Автору, на самом деле, это вредно, это больно и это очень мало что ему дает, потому что молодому автору надо учиться писать то, что он, именно он хочет писать, учиться выражать то, что именно он хочет выразить, а не то, что за него написали и выразили бы другие.

Борис Натанович, понятное дело, умел выражать то, что братья Стругацкие хотели выразить, на порядок лучше, чем любой из нас умел выразить свое желаемое, но он ухитрялся найти ту нотку, которая резонировала бы с собственными желаниями автора. Дескать, вот ты, наверное, хотел сказать вот то-то и то-то, значит, надо было бы, наверное, на этом акцентировать внимание, об этом умолчать, здесь сделать покороче… То есть благодаря шефу (он сам настаивал: «Зовите меня просто шефом», благодаря шефу и мы заряжались такого рода подходами — помогать автору сказать то, что он сам хочет сказать.

Борис Натанович, пользуясь фразой, которую якобы подслушал у киношников, когда с ними работал (во всяком случае, так он это объяснял), иногда начинал обсуждение просто фразой: «Давайте, ребята, сначала попробуем просто понять, а про что кино?» То есть что автор хотел сказать-то, собственно? Потому что ведь произведения были зачастую очень сырые. Иногда молодой автор сам не знает, чего он хочет. Что-то такое вот распирает… А что, зачем, какая, извините за выражение, сверхзадача — и забыто, а следовательно, и понять это невозможно.

И вот Борис Натанович ставил вопрос: «А про что кино?» И начинали общими усилиями придумывать, и автор тоже, поскольку сам не сумел этого сделать вовремя, в этом обсуждении участвовал, в общем-то, на равных, с правом такого же совещательного голоса, как и все остальные: «Я хотел сказать, наверное, вот что…» А другие говорят: «Да нет, у тебя получилось фактически вот что…»

И таким образом, обсуждение обогащало автора выразительными средствами или какими-то идеями, а не подавляло. Никто, кроме шефа, не умел так попытаться помочь каждому конкретному автору написать, или понять, или захотеть написать то, что именно сам он хочет, то — что его тема, то — что его проблема, то — что его волнует, потому что ведь разных людей волнует разное….

Хотя, в общем, в ту пору нам, конечно, нашу творческую жизнь, совершенно яркую, искрометную, удивительную, очень облегчало то, что, как тогда казалось, внутри страны — биполярный мир: государственный монстр и порядочные люди, тоталитаризм и таланты. И мы, конечно, все были таланты, и поэтому нам было очень легко понимать друг друга.

Вы понимаете, вот сейчас демократы начитались Хайека, наверное, или понаслышке знают через третьи руки, что общая этика — это путь к тоталитаризму, единая система ценностей — это путь в рабство. На самом деле ни фига подобного! Вот в семинаре, фактически, была единая система ценностей и общая этика. Мы точно знали, что хорошо и что плохо. И эти представления у нас совпадали, поэтому нам было так интересно, весело и увлекательно друг с другом. И никакого рабства не было, никакой неволи — наоборот. А вот как только эти представления начали расплываться, так и, как ни странно, и писать стали меньше или совсем иначе, и такого интересного обсуждения не было, потому что все — правы, и вообще можно не разговаривать…

По мере того, как эта эпоха уходит, и воспоминания теплые, сладкие тонут под листвой опавшей, под снегом, вот тогда начинают, может быть, если об этом задуматься, вылезать какие-то общие тенденции, возникать общие соображения по поводу того, а что это было?

Потому что это было совершенно уникальное явление. Может быть, в стране были такого рода другие уникальные явления. Наверное, были какие-то научные семинары… Скажем, тот же Борис Натанович рассказывал, что… если кто помнит сцену из «Гадких лебедей», сцену посещения Виктором Баневым школьников-акселератов тамошних, которых воспитывали мокрецы… Так вот он рассказывал, что на самом деле они с братом писали эту сцену почти с натуры, потому что их привели на научный семинар… Я уже стал забывать, какого именно академика, не помню фамилию… И вот примерно так же они стояли там и смотрели на этих детей, и не понимали, как с ними разговаривать, потому что эти дети казались лучше, умнее, перспективнее, чем они сами, эти певцы будущего.

То есть вот такого рода ячейки, наверное, существовали всегда. Я вспоминаю совсем уже не о семинаре. В Институт востоковедения я пришел в аспирантуру в 76-м году, и я застал там ту же атмосферу. Эта плеяда блистательных востоковедов… Всего-то человек 25 тогда, в конце 40-х годов, академик Орбели набрал при возобновлении института. Потому что был Азиатский музей, потом был институт, потом, после войны, институт уехал в Москву, но здесь остались все рукописные фонды, которые собирались в течение двухсот лет. Мы буквально на днях праздновали 200-летие института, который под разными названиями существовал с 1818 года. И вот Ленинградское отделение Института востоковедения было собрано как бы заново, произошел новый момент сборки.

Послевоенное поколение закончило университет в 48-49-50-х годах. И вот они все фактически сделали славу института. Это поколение, вплоть до того момента, когда оно на протяжении последних 10-15-ти лет перестало функционировать по естественным причинам, в течение 50-х, 60-х, 70-х, 80-х, 90-х годов обеспечивало славу российского востоковедения.

Так вот, я пришел туда, и, казалось бы, когда эти успевают работать? Они сидят — в шахматы играют. Потом идут кофе пить и болтают не каждый на свою конкретную тему, а на какие-то общие методологические исторические темы. Я, ходя с ними пить кофе, узнал о Востоке больше, чем из институтских курсов. И мне интереснее было, потому что я слышал не про факты, а про проблемы, которые еще не решены.

Я был свидетелем споров умнейших людей. А если формально смотреть — ну когда они работают, почему у них книжки выходят? Вот сидят… «Слушайте, кто по рублю? Давайте… чего-то день сегодня не задался. Может быть, это… закусим-выпьем? Пошли…» С двух часов где-то там в кабинете. И то же самое… Рюмка, бутербродик простенький. И то же самое… «А вот полторы тысячи лет назад… Нет, ты неправильно интерпретируешь этот источник…»

Вот примерно то же самое. Вот тоже была ячейка света.

И я теперь вот что думаю. Примерно так (я скажу крамолу, которую до сих пор еще не говорил) должно функционировать коммунистическое общество.

Сейчас очень много говорят о мотивациях. Мотивирован, мотивирован, мотивирован… Чем? Говорят, личный успех! Сумма личных успехов — это успех страны. Но каким образом достигается личный успех? Есть очень разные способы его добиться. Вот в семинаре (за институт не скажу, это поколение — оно тоже было достаточно сложное, и там тоже были подводные камни, которые от меня были скрыты сверкающей поверхностью полноводной тогдашней реки нашей востоковедной науки), а в семинаре − я могу сказать. Потому что мы были 20-30-летние, но бескорыстные фактически, как у тех же Стругацких: «Хотели бы быть, как три мушкетера? — Да. — А из какого тома? — Да, конечно, из первого, когда они молодые, нищие, практически бескорыстные». Вот. Вот слово было сказано.

Минимум на еду и житье обеспечивали нам наши совершенно другие занятия, примерно в одинаковой степени, а система стимулов была такая, какая только и может обеспечить настоящее творчество.

Это, во-первых, создание настоящего результата. И, второе, получение за счет этого настоящего результата уважения тех людей, которых ты сам уважаешь.

И уже вот это и есть успех, потому что, скажем, успеха можно добиться как? На кого-то телегу написать. Но в той атмосфере, которая в семинаре царила, это не помогло бы, потому что судили по делу. Вот есть текст — есть результат твоей работы. И уже никакие ухищрения: откроешь ли ты перед Стругацким дверь или не откроешь, подставишь ты ему стул или не подставишь, подсыплешь ты своему собеседнику тринадцать копеек вместо двух или, наоборот, две вместо тринадцати — не влияли ни на что! На твое место в семинаре это никак не влияло. Влиял, определял только реальный результат. До тебя в мире этого не было, но ты постарался, и теперь в мире это есть. Значит, весь мир стал богаче, разнообразней, больше.

Тщеславие, конечно, было…. А творческие люди вообще не могут без этого. Без тщеславия ты — медуза, ты — исполнитель. Я не хочу сказать ничего плохого об исполнителях. Наверное, невозможно — если только не открыть ту самую систему идеального воспитания, о которой Стругацкие мечтали всю жизнь — всех людей сделать творческими личностями. Исполнители нужны. Но движение вперед обеспечивают эти вот ячейки, в которых ценнее всего атмосфера выдачи реального результата. Который лучше, чем… чем любой твой прежний результат.

Хорошая фраз — не из семинара почерпнута, но именно там эта истина очень работала. Соревноваться можно только с самим с собой. Твое честолюбие — это не мотив для того, чтобы кого-то притопить и на его плечах вырасти поближе к шефу, а то и поближе к публикациям, нет. Вот если ты написал плохо − тебе ничего не поможет, а если ты написал хорошо — тебе ничего не повредит. И вот ориентировка на создание максимально качественного продукта и на стремление получить признание за него (ничего в этом нет плохого) — это и есть та система ценностей, на которой только и могут стоять общества, за которыми будущее.

Все остальные… Можно мотивировать деньгами. Тогда что? Чем больше заработал, тем, значит, большего успеха добился. Каким образом заработал? Неважно. Стало быть, тут уже в зародыше — уголовщина, воровство, взятки. Вот тебе и вся мотивация! Результат здесь вообще вне игры, на результат никто не мотивирован. На продажу результата — да! Но ты можешь украсть чужой результат и продать его, и будешь успешен.

Там этого не было. Вот эта ячейка и ячейки такого рода, они, собственно, и создают будущее. Вот так работал НИИЧАВО у Стругацких. Почему этот мир так притягателен? В одном из моих собственных произведений, довольно давних и, насколько можно судить по реакции читателей, неплохих, а именно — во втором томе трилогии о Симагиных, идет такой диалог… Персонажи вспоминают «Понедельник начинается в субботу», и молодая девушка, которая, хотя любит эти произведения, ценит Стругацких, но принадлежит другому поколению, замечает то, чего мы раньше и не замечали: «Вы вспомните, там же за весь текст ни разу не встречается слово “деньги”» .

И потом мне уже на семинаре говорят… Да, по-моему, сам Борис Натанович… Я, говорит, обратил внимание на эту фразу и сам пересмотрел свой текст. Вы знаете, Вы не правы. Там один раз слово «деньги» встречается. Но — во фразе, когда главного персонажа из Ленинграда переманивают работать в северный поселок, а он как бы сомневается, и те, кто его переманивают, сами себе объясняют его сомнения так: «Ну, конечно, столичный город и приличная зарплата…» И главный персонаж возмущенно говорит: «Только не надо мерить на деньги!» Вот один раз за весь текст слово «деньги» все-таки встретилось.

И еще там о зарплате идет речь. Значит, заплата примерно у всех одинаковая, небольшая. И, поскольку это очень скучно — стоять в бухгалтерии в очереди за зарплатой, персонажи «Понедельника начинается в субботу» посылают в очередь стоять за себя своих так называемых дублей, потому что на эту фигню (получение денег и роспись в ведомости) просто некогда тратить время, они заняты настоящим делом.

Вот такого рода ячейки возникали тогда, а вот возникают ли они сейчас? Боюсь, что нет. Не для чего.

Тогда, когда было это большое противостояние, биполярный мир внутри страны, сама принадлежность к какому-то из такого рода мирков как бы — не побоюсь этих слов, это мое мнение, мы можем по этому поводу поспорить, но именно так я помню тот мир — была знаком качества для окружающих, даже если сами они той или иной ячейке не были сопричастны. Вот если ты в эту ячейку входишь, и тебя там уважают — эссе хомо, это значит — ты человек. «Что вы, он в семинаре… Ого!» А сейчас… Взять даже какого-нибудь крупного банковского работника, у которого большая зарплата и, значит, можно похвастаться, — на нем нет знака качества, человеческого качества, насколько я себе это представляю. Ему могут завидовать…

В подобных ячейках, кстати, не очень-то завидовали, потому что было понятно, что завидовать нечему. Ему от Бога дано. Вот он пишет лучше, или он изобретает лучше, или он читает древний хеттский текст так, как кроме него в мире еще два-три человека… Как этому можно завидовать? Просто сиди, работай. Если получится — и у тебя получится, а если нет — все. А вот если ты умело украл, то этому можно завидовать, потому что чего это я-то зеваю? Завидуют ловкости, оборотистости. Искре завидовать невозможно.

Вот так я это себе представляю. И вот этот знак качества — он создавал даже в достаточно широких слоях узкого круга интеллигенции, скажем так…

Хотя на самом деле не только интеллигенты интересовались этим. Семинар был известен среди, извините, элиты рабочего класса. Тогда очень даже читали фантастику, и даже пытались приходить к нам и оставались там со своими темами и со своими проблемами…

Но в основном именно среди интеллигенции, как круги по воде, расходилась вот эта система ценностей, которую порождал, генерировал творческой атмосферой семинар и другие ячейки такого рода. Они в определенной степени тогда, в момент глобального противостояния внутри страны, были заразны. Это было престижно, причем не потому престижно, что дача большая или зарплата большая, ведь этого, в конце концов, можно добиться, а вот престижно, потому что… елки-палки!

Было ощущение, что на это надо ориентироваться, на этот род деятельности! Не на образ жизни, а на образ творчества, на образ созидания. Не на образ потребления, а на образ созидания, вот что я хотел сказать. На образ потребления сейчас все ориентируются очень активно. И он тоже создает совершенно определенный вектор внутри общества. Тогда достаточно широкий круг народа, который вообще имел отношение к созиданию потенциала страны, на мой взгляд, мало-помалу заражался этой гравитацией, этой системой ценностей.

То есть на самом деле, если коммунизм вообще когда-нибудь будет возможен, по системе ценностей, по системе мотиваций он будет устроен только так. Третьего не дано.


Вячеслав Рыбаков
Доктор исторических наук. Ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского Института восточных рукописей РАН, специалист по средневековому Китаю

Отсюда: mirpolden.livejournal.com/71477.html

@темы: Семинар, Понедельник начинается в субботу, Б.Стругацкий, «Гадкие лебеди», Перепост, Ссылки

---

Еще не музей

[silent-gluk]

Андрей Стругацкий разместил фотографии из квартиры Бориса Натановича. На первой «полка со Стругацкими из родительской квартиры, и с оригинальными первоизданиями!» На второй «небольшая, но очень выразительная инсталляция на книжной полке... Фото: Лео Каганов».

Отсюда: my.mail.ru/community/abs/7E4429BDCA43BE59.html

@темы: Б.Стругацкий, Перепост, Ссылки

---

Личное дело Натана Стругацкого

[silent-gluk]

«Фигура характернейшая для своего времени». «Фонтанка» показывает личное дело Натана Стругацкого

Личное дело отца Бориса и Аркадия Стругацких, хранящееся в Публичной библиотеке, с вечера 26 июня демонстрируют петербуржцам.

«Фонтанка» изучила документы и рассказывает, как Натан Стругацкий боролся за восстановление в партии, откуда был исключен в 1937 году, как ушёл воевать в истребительный батальон и погиб во время эвакуации из блокадного Ленинграда.

«Отец наш, Натан Залманович Стругацкий, фигура в своем роде замечательная и характернейшая для своего времени», — говорил Борис Стругацкий в 1992 году. Потомок страхового агента и мещанки из Черниговской губернии принял самое активное участие в революции и Гражданской войне, а позже делал необычно разнообразную карьеру. Стругацкий редактировал газету «Трудовой Аджаристан» в Грузии, занимался политработой в колхозах в 1930-е годы, трудился в отделе печати Ленинградского обкома ВКП(б) и в Русском музее, заведовал краевым управлением искусства в Сталинграде.

Натан Стругацкий (слева); сайт Российской национальной библиотеки

Последним местом работы стала ленинградская Государственная публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина (ныне Российская национальная библиотека (РНБ). Здесь Натан Залманович проработал с 1937-го до 1942 года, когда выехал вместе с Аркадием Стругацким из Ленинграда и умер по пути в эвакуацию.

«Фигура характернейшая для своего времени». «Фонтанка» показывает личное дело Натана Стругацкого

«О биографии Натана Стругацкого известно не так много, и в основном из воспоминаний Аркадия и Бориса Стругацких. И вдруг я узнал, что в Публичной библиотеке сохранилось его личное дело, — рассказал «Фонтанке» депутат ЗакСа и автор книги «Аркадий и Борис Стругацкие. Двойная звезда» Борис Вишневский. — Получить эти документы, которые никогда и нигде раньше не публиковались, помог руководитель центра «Возвращённые имена» при РНБ Анатолий Яковлевич Разумов. Личное дело позволяет уточнить и документально подтвердить многие детали из биографии Стругацкого».

Жизнь отца фантастов типична для тридцатых-сороковых годов XX века, отмечает Борис Вишневский. Пламенный революционер, абсолютно искренне веривший в партийные идеи, Натан Стругацкий был исключён из партии в 1937 году и чудом выжил. С попытками восстановиться в ВКП(б) связан ряд документов, датированных весной — осенью 1937 года. «На Ваше заявление ещё раз подтверждаем, что Ваша апелляция будет рассмотрена выездной комиссией КПК в г. Сталинграде. О времени работы комиссии Вы будете извещены», — сказано в письме от 28 сентября за подписью члена комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) Караваева. 25 октября 1937 года Натан Залманович получает прописку в Ленинграде, а 25 ноября просит отпустить его в Сталинград «по личным делам».

В октябре 1937 года Стругацкий просит принять его на работу заведующим отделом эстампов и гравюр в Публичную библиотеку. Здесь у Натана Залмановича, получившего образование на Высших государственных курсах искусствоведения и учившегося в аспирантуре, дела явно складывались лучше, чем в Сталинграде. «Тов. Стругацкий, являясь искусствоведом, положил начало научному описанию богатейших фондов отделения», — свидетельствовал в 1940 году директор библиотеки Александр Вольпер. Известно, что Стругацкий исследовал иллюстрации к произведениям Салтыкова-Щедрина и составил каталог советского плаката эпохи Гражданской войны.

«Натан Залманович был человеком с хорошим гуманитарным образованием, и эти знания передал детям», — рассуждает депутат Вишневский. Борис Стругацкий вспоминал о собранных отцом книгах Дюма, Беляева, Верхарна, Конан-Дойла, Мериме, Сервантеса, Уэллса и отмечал, что Натан Стругацкий сам любил рассказывать истории и «оказал решительное влияние» на желание детей стать писателями.

К личному делу приложен четырехстраничный недатированный документ, где отец Стругацких обосновывает тему диссертации, связанную с иконографией Максима Горького, и выражает надежду, что доведёт решение «трудных задач» своей работы «до успешного конца к середине 1941 года». Этим планам не суждено было сбыться. После начала Великой Отечественной войны Натан Стругацкий записался на фронт добровольцем. 25 октября 1941 года Куйбышевский райотдел Управления НКГБ по Ленинграду просит директора Публички произвести «полный расчёт» со Стругацким в связи с зачислением в истребительный батальон. Но уже в декабре 1941-го ослабевшего библиотекаря, страдающего к тому же пороком сердца, комиссовали, и он возвращается на работу.

Военные документы Натана Стругацкого

«Из рассказов Стругацких известно, что в начале 1942 года их семья разделилась. Отец с Аркадием отправились в эвакуацию, а мать осталась в Ленинграде с Борисом, который, как сочли родители, отъезд из Ленинграда не выдержит, — отмечает Борис Вишневский. — Именно благодаря карточкам на февраль 1942-го, оставленным Натаном Залмановичем и Аркадием, удалось выжить Борису и Александре Ивановне».

Конечной точкой эвакуации был назначен Мелекесс, нынешний Димитровград Ульяновской области, но Натан Залманович до неё не доехал. Он умер по дороге, в Вологде, Аркадий же спасся и попал в детприемник, бежал и скитался по стране. В личное дело вложен «Список умерших граждан, эвакуированных из гор. Ленинграда»: здесь фамилия библиотекаря написана с ошибкой — «Струрецкий» — но всё равно узнаваема. В архиве РНБ также хранят публикацию вологодской газеты, которая в 2008 году попыталась выяснить, где похоронен Натан Стругацкий.

С личным делом можно ознакомиться в библиотеке имени братьев Стругацких в Петербурге (улица Типанова, 29). Вечером 26 июня здесь открывается выставка, на которой показывают копии всех шестидесяти с лишним листов дела — в цвете и увеличенном формате. В будущем документы могут продемонстрировать и на других площадках города, например в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Подлинник личного дела находится в Российской национальной библиотеке и Публичку не покинет. Электронную копию дела вы можете увидеть на «Фонтанке».

---

Скачать документ Adobe Acrobat (PDF),109 МбЛичное дело Натана Стругацкого из архива РНБ
Автор: архив РНБ; предоставлено Борисом Вишневским

---

Елена Кузнецова,

«Фонтанка.ру»

Отсюда: www.fontanka.ru/2019/06/26/151/print.html

@темы: История, Семья, Ссылки

---

Воскресенье

[silent-gluk]

Сегодня с нами немецкое издание.



Это обложка.





Авантитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5.




Страницы 6-7.




В моем экземпляре перепутаны страницы. Вот это, как видите, страницы 32 и 145.




А это - 128 (на ней не написано, но по нумерации получается так) и 17. Интересно, во всем тираже так?..




Выходные данные.


Итак, с нами:

Strugazki A. Der ferne Regenbogen: Eine utopische Erzaehlung / Strugazki F., Strugazki B.; Aus dem Russichen von A.Moeckel; Umschlagentwurf - Schulz/Lobowski. - Berlin: Das Neue Berlin, 1981. - 158 S. - (SF Utopia). - Нем.яз. - Загл.ориг.: Далекая Радуга.

@темы: Картинки, «Далёкая Радуга», Переводы, Библиофильское, Библиография, Книги

---

Любопытная трактовка

[silent-gluk]

Валентин Леженда пишет здесь - m.vk.com/wall172807811_1676:

АТОМ-76 feat. Иван Жерновков & Леонид Фомин "Полдень XXII века" 2019

Новинка! Плод моего сотрудничества с power metal группой АТОМ-76! Почётный гость на вокале - Иван Жерновков (Артерия).

«Работа над новым альбомом не стоит на месте, и мы с гордостью представляем Вам первый сингл грядущего альбома. Композиция получила название "Полдень XXII века", написанная по знаменитому роману братьев Стругацких «Полдень, XXII век». Автор музыки - Михаил Моисеев, автор текста - Валентин Леженда».

Состав:
Денис Гуженко – вокал
Максим Китаев – бас
Михаил Моисеев – гитара
Станислав Мельников – гитара
Олег Татаринов – барабаны
***
Дмитрий Таранов - клавишные, запись, сведение, мастеринг

Гости:
Иван Жерновков (вокалист группы АРТЕРИЯ), который также принял участие в создании вокальной мелодии бриджа и текста на него.
Леонид Фомин (гитарист групп МАСТЕР и ХАРИЗМА).

ВК паблик группы: vk.com/atom_76

youtu.be/XhYxn3ux8Tc

За информацию спасибо Фантлаб-юзеру razrub ( www.fantlab.ru/user30420 ), fantlab.ru/forum/forum8page1/topic10323page2#ms...

@темы: Вторичное творчество, «Полдень, XXII век», Музыка, Ссылки