Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Яков Соловейчик
Как лебедь с подбитым крылом - 2
Вариации на тему строки Цурэна Правдивого
"Как лебедь с подбитым крылом Взывает тоскливо к звезде", Так пишет поэт о былом, На чистом тетрадном листе.
Пугливая память хранит Все признаки зла и добра, И пепел сожженных страниц Разносит сквозняк по углам.
Цурэн сочинил свой сонет - Сработал эффект домино, Но, лебедь ли каждый поэт? Сравнение это смешно. На горсть заржавевших монет Ни хлеб не купить, ни вино.
Один мой знакомый (увы, только по интернету) эмигрант, ныне проживающей на исторической родине, недавно ударился в воспоминания об отъезде. Описывал он это дело довольно красочно: выезжал он в девяноста первом, и разница в положении между «там» и «тут» была максимальной. Вот как это ему запомнилось. «Первое, что мы увидели, был шереметьевский duty free, весь светившийся изнутри неземным светом. После холодной и не вполне сытой Москвы 1991 года, после зала ожидания, где на полу вповалку спали какие-то беженцы и плакали дети, чистота и свет производили впечатление иной реальности. Я нарочито твердым шагом направился в duty free, чтобы купить баночный Туборг и бутылку «Золотого Шампанского»; жена. остановилась на пороге и дергала меня за рукав — давай мол, уйдем, мы явно здесь лишние, и сейчас нас отсюда выгонят».
1 В некотором царстве, в некотором государстве некогда в ходу было слово «низкопоклонство». Обычно к нему добавлялось — «перед Западом». С каковым «низкопоклонством» полагалось вести беспощадную борьбу. Сейчас над этим принято издеваться, а, между прочим, зря: явление-то вполне себе имело место быть. Из некоторых сфер его даже вполне успешно изгоняли. Например, из науки: между прочим, Россия обязана борьбе с низкопоклонством весьма многим, в том числе и кой-какому (пусть хиленькому и двусмысленному) признанию достижений российской науки за рубежом. Но в целом кампанию можно было считать проигранной, поскольку все попытки «утвердить собственную гордость» разбивались о пресловутый «быт». Здесь важно понять, что речь идёт не о материальном благосостоянии как таковом — скорее уж, о «красивости жизни», о присутствии в ней «гламура». Запад брал (и таки взял) не только и не столько «деньжищами» и «уровнем жизни», сколько общим ощущением того, что в его жизни есть некая красота, а в нашей — в лучшем случае сытое уродство. При этом рост благосостояния не утишал, а, наоборот, обострял тоску по «красивостям»: голодный человек думает о краюхе хлеба, ему не до розанов и бижутерии, но сытому человеку немедленно начинает всего этого хотеться. Хлеб без зрелищ перестаёт лезть в глотку, даже если хлеба много и он дёшев. Советский Союз образца семидесятых был довольно-таки процветающим (можно даже сказать, массово успешным) обществом. Но именно тогда советский человек, более или менее удовлетворив свои первичные потребности, полетел, как бабочка на огонь, на неземной свет заграничной жизни. Чем кончился этот полёт, мы все знаем. Некоторый интерес представляет, однако, то, как он начинался. Ещё интереснее наблюдать первые взмахи крыльев там, где для них вроде бы не было места — в классической советской культуре.
2 Советская культура начиналась с решительного отвержения гламурной сферы, отвержения сознательного и целенаправленного. Это было логично. Советская культура считала себя революционной, а революция — это, как известно, «мир хижинам, война дворцам». Всякая «красивость» — принадлежность дворцов; следовательно, красота и изысканность в каком бы то ни было виде — классовые враги, и поступать с ними надо соответственно. То есть уничтожать как класс. «Роскошь» казалась первым и самым значимым признаком «эксплуатации человека человеком», — и, как таковая, была неприемлема ни в каком виде. У проблемы было, впрочем, два измерения: красота общественно-значимая, «видимая всем», и красота для частного пользования, приватная, маленькая. Понятно, что к обоим видам «роскоши» революционеры относились с одинаковым отвращением — они не понимали и не принимали ни внешнего вида «дворцов», ни, тем более, их убранства. Впрочем, первая проблема решалась просто: массовым архитектурным вандализмом. Можно даже предположить с известной степенью уверенности, что советская антирелигиозная истерия — с разрушением и разграблением храмов — была вызвана не в последнюю очередь эстетическими причинами: церкви и происходящее в них богослужение были слишком красивы, причём той самой, «роскошной» красотой (которой когда-то соблазнился князь Владимир, принимая православие). Возможно, будь они строже и суше, большевистских истерик на эту тему было бы меньше. С частным мирком, однако, было сложнее: неистребимое желание обывателя лежать на мягком диване и кушать кисель с серебряной ложечки подавить значительно труднее. Революционная эстетика громыхала железными копытами, пытаясь растоптать всяческие «рюшечки-завитушечки», требовала их решительного и полного искоренения — но не могла до них дотянуться. Маяковский прозорливо требовал выкинуть с комодов слоников, и скорее свернуть головы мещанским канарейкам, «чтобы коммунизм канарейками не был побит». Сталинская контрреволюция (а то, что сталинизм имел явственные черты «реакции», сейчас уже сложно сомневаться) изменила, в частности, и отношение к красоте, реабилитировав её публичную составляющую. Канарейкам по-прежнему приходилось туго, — зато центральные станции московского метро или знаменитые «сталинские высотки» до сих пор поражают своим эстетическим совершенством. Дворцы были посмертно реабилитированы — на том основании, что они теперь принадлежали народу. Эстетика позднего сталинизма была классицистской, причём во всех отношениях. А именно: большая часть населения страны обитала в трущобах, бараках, в лучшем случае — в ветшающих коммуналках, ела скудно, и мало что имела. Но над всем этим безобразием возвышались немногие образцы красоты и вкуса. Вещи, которые выпускались в те времена, были действительно красивы: и сейчас ещё можно любоваться на главный корпус Университета, на обводы автомобиля «Победа» или на какой-нибудь уцелевший с тех времён серебряный портсигар. Новый приступ борьбы с красивостями пришёлся на шестидесятые. На сей раз причина была банальна: труд подорожал, на «красивое» денег не было. Пафос эпохи был в том, чтобы снабдить всех дешёвым и сколько-нибудь приемлемым товаром, начиная с жилья. И немедленно на помощь пришло то самое «низкопоклонство». Сейчас мало кто вспоминает, что пресловутые «хрущобы» были возведены по импортному проекту, купленному у немцев на корню.[242. Есть, впрочем, совсем брутальная версия: якобы «хрущёвки» были скалькированы с домов, в которые фашисты собирались селить славянское городское население «восточных территорий» после победы над СССР. Учитывая общую настроенность Хрущёва на построение социализма эконом-класса, то есть как можно более дешёвого и сердитого, в это можно поверить.] В ту же самую эпоху начинают «лямзить» и всё остальное — начиная с автомобилей («Победа» так и осталась единственной чисто советской разработкой в этой области — всё остальное было ухудшенными копиями западных авто), и кончая фасонами обуви. Мы, однако, интересуемся культурой. Советская культура долгое время была единственным продуктом, который выпускался не по лицензии. Правда, в литературу и кино косяком пошли «переводы» и «импортные ленты», что оказало своё воздействие на местную продукцию — и тем не менее «Мосфильм» до самого конца отнюдь не превращался в ухудшенную копию Голливуда, а книжки здесь не только переводили, но и писали сами. Именно это обстоятельство и делает их интересными: в царстве победившего «низкопоклонства» они всё же оставались не его артефактами, а, скорее, зеркалами, отражающими реальность. При этом за культурой тщательно следили: прямой критики советского строя и очень уж откровенного «низкопоклонства» всё-таки не допускалось. К тому же далеко не все «совписы» так уж хотели предаваться этому самому низкопоклонству: многие вполне искренне верили в исторические преимущества советского строя или хотя бы в то, что у нас когда-нибудь всё будет хорошо. Тем интереснее проследить, как советская ситуация с «гламуром» отображалась в их творчестве — даже там, где этому, вроде бы, совсем не было места. Для анализа мы возьмём не совсем обычный источник, а именно — фантастику братьев Стругацких. 3 Сочинения Стругацких — это не менее значимый артефакт высокой советской культуры, нежели, скажем, «Тихий Дон», полёт Гагарина или «Александра Пахмутова на стихи Николая Добронравова». При этом верно и то, что эти книги — не менее значимый артефакт культуры антисоветской, наравне с «Архипелагом ГУЛАГ», «бульдозерной выставкой» и Галичем. Если уж быть совсем точным, то собственной, родной аудиторией Стругацких были как раз те, кто дома слушал Галича, а на работе ковал ракетно-ядерный щит. Пахмутова на стихи Добронравова им была уже «в падлу» (ибо они знали, что существует Джон Леннон), а Солженицын — «слишком» (то есть не то чтобы идеологически неприемлем, а просто, по большому счёту, не нужен — в кумирах если кто и ходил, то, скорее, «Сахаров-как-академик»). И «совок» был для них не страшен, а скучен. Запад, в свою очередь, интересовал их не столько даже уровнем жизни и всякими там разносолами, сколько тем, что там «что-то делается». Под словами «что-то делается» понимались, конечно, западные вещички. Шмотьё. Барахлишко. Жвачка. Джинсы. Магнитофоны. Впоследствии видаки. Это забирало по-настоящему — опять же не столько явленным в них «уровнем жизни», а просто своей дразнящей непостижимостью: «а вот нам такого не сделать, сколь жэ не рви». На этот период как раз пришлось окончательное крушение сталинской эстетики и воцарение «кафельной плиточности» во всём. Неудивительно, что к тому времени среди интеллигентных людей процвёл сумасшедший культ Настоящих Западных Вещей. Это касалось не только одежды, мебели и прочих, извините за туалетное слово, удобств. Но, например, именно в те годы возникла уникальная, нигде в мире более не встречающаяся привычка коллекционировать пустые бутылки из-под импортных напитков. У любителей этого дела на полках пылились целые ряды блестящих сосудов с красивыми загадочными этикетками. Иногда их пытались приспособить к какому-нибудь делу: Окуджава не случайно пел про «банку тёмного стекла из-под импортного пива», в которой «роза красная цвела» (если вдуматься, запредельная пошлятина, но тогда «импортная бутылка» казалась куда более элегантной, чем любой советский хрусталь). Но, как правило, всё это стекло просто стояло — как идолы в хижине дикаря. Да эти бутылки и были самыми настоящими идолами: им только что не молились. Ещё бы: они ведь свидетельствовали о реальном существовании гламурного мира. Такое же примерно почтение оказывалось и прочим мелочам «оттуда»: например, авторучкам, зажигалкам, и прочему дешёвому барахлу, которого у нас почему-то «не было в заводе». Да, вернёмся к литературе. Итак: Стругацкие, кажется, единственные в своём роде авторы, которые умудрились сделать предметом фантастики «валютный магазин» и его содержимое. Случай уникальный, аналогов в мировой литературе нет. Теме «шмоток» у Стругацких посвящено целых две книги: «Хищные вещи века» и «Пикник на обочине». Кроме того, всё тот же самый вопрос поднимается и в других сочинениях, о чём мы тоже упомянем. Итак, начнём с первой книжки. Она — самая ранняя, и написана ещё в тот период, когда коммунизм казался возможным и достижимым. Однако уже тогда было понятно, что коммунизм и гламур несовместимы, и надо выбирать что-то одно. Поэтому выбирающие коммунизм должны ненавидеть гламур, но для этого нужен какой-то дополнительный повод. В разбираемом сочинении он находится. Сюжет (если кто вдруг в молодости не читал) «Хищных вещей» таков. Главный герой прибывает (на полулегальных каких-то правах) в некую буржуазную страну, где «всё есть» — этакий огромный «валютный магазин», лопающийся от изобилия нужного и ненужного. У героя задание: выяснить канал распространения некоего опасного наркотика, перед которым бессильны даже матёрые коммунары. В конце концов выясняется, что страшный наркотик делается из примитивнейших подручных средств. Кайфоделом служит простейший транзисторный приёмник: достаточно вытащить из него одну фиговину и поставить другую, как он начинает излучать какие-то особо одурманивающие волны, погружающие человека в вечный кайф. Плохо то, что поменять фигульку может каждый: рецепт народный, делают это «все кому не лень». Никакая мафия к этому не имеет отношения. Никто не виноват. Бороться не то чтобы не с чем (вред-то налицо), а вот именно не с кем. Описываемый предмет, в общем-то, понятен. «Особое излучение из радиоприёмника» в ту пору как раз вошло в моду — соответствующие наркотики у нас назывались «вражескими голосами», и слушали их «все кому не лень». Проблема в другом: в отличие от советской пропаганды, которая была именно что пропагандой, и как таковая оставалась безумно занудной, «голоса» подсаживали именно на гламурные приятности, — например, на западную музыку. Что с этим делать, было решительно непонятно. Каковое состояние растерянности братья честно отобразили. Однако продолжим. Единственным оставшимся в нашей культуре описанием советского отношения к западным вещам (конкретнее — к западной технике) остаётся сочинение, именуемое «Пикник на обочине». Сюжет все знают — благо, фильм «Сталкер» заставил прочесть книжку даже тех, кто фантастику не переносит на дух. Однако тут нужно отвлечься от от фильма, ибо книжку «держит» опять же «вещевая» метафора — а именно, предметы из иного мира, добываемые в некоем особом его анклаве с риском и опасностью для жизни и дальнейшей судьбы «сталкерами», впоследствие кое-как приспосабливаемые туземцами для своих туземных нужд, но так и остающимися непонятными, непостижимыми в самой своей основе, загадочными, блестящими, опасными, бесконечно ценными. Изделиями более развитой цивилизации, короче говоря. То есть, опять же, «шмотки». Соответственно «сталкеры» — это то ли советские разведчики, с риском для жизни и судьбы охотящиеся за западными секретами, то ли советские же фарцовщики, промышляющие около местных «Зон» (посольств, гостиниц, впоследствии — «берёзок» и duty free) и тоже, кстати, с риском для жизни и судьбы (за махинации с импортным товарцем могли, как минимум, попереть из вуза с волчьим билетом, а при плохом раскладе и посадить). Впрочем, «то ли/то ли» — это в данном случае не та фигура, тут, скорее, и то, и то. Это последнее обстоятельство напоминает нам о весьма интересной стороне дела. А именно — об уникальном способе изображения советской действительности у Стругацких. Оказывается, Стругацкие нечаянно открыли интереснейший приём, позволивший им подойти к «совку» с весьма неожиданной стороны. Я имею в виду его стилизацию под некий условный «Запад». В самом деле. Если вдуматься, изображать реальный «Запад» (знакомый АБС, так сказать, командировочно) было и не из чего (от командировочных впечатлений у них остались, кажется, только знания об ассортименте дешевого бара), и незачем. У читателя Стругацких познания «в заграницах» ограничивались Эстонией («наш Запад», за это её безответно любили), иногда какой-нибудь «Венгрией», «клубом кинопутешествий» с Сенкевичем, да Хэмингуэем. У Стругацких всего этого понемножку есть (более от Хэмингуэя, конечно, нежели от постыдной «Венгрии», или даже реальных Штатов или Японии). Но люди-то в их книжках — наши ведь люди. Даже если они ходят по мокрым и блестящим улицам неизвестного города и носят они красивые западные имена, всё равно они не более чем переодетые Штирлицы. Это довольно интересная тема, но мы обратимся лишь к одному её аспекту: в книге описывается крайне вестернизированное общество, находящееся в технологической зависимости от чего-то внешнего и ему непостижимого. Зависимость эта не обсуждается, но и не особо скрывается: она незаметна, но очевидна. Автомобили ездят на электричестве, добываемом из «вечных аккумуляторов», местное оружие содержит всякие хитрые штучки-дрючки из «Зоны», и так далее, и тому подобное. Разумеется, внешне всё кажется своекоштным — однако сердцевина этой цивилизации выстроена из инопланетного мусора. Современная Россия лишена даже этого сомнительного утешения: достаточно посмотреть на поток иномарок на улицах Москвы. Миру Стругацких соответствовали бы, скорее, «Волги» и «Москвичи» с импортными моторами. Но тогда у людей сколько-нибудь осведомлённых складывалось впечатление, что Советский Союз медленно, но верно движется именно в эту сторону. Казалось, всё ценное, или хотя бы работающее, приобретается «за валюту». Это было не совсем так, а иногда и совсем не так — во всяком случае, под конец «своей» осталась только непритязательная оболочка, уродливая жабья шкурка, намертво приросшая к лягушке, которой уже не суждено её сбросить. При этом масштаб ситуации у Стругацких намеренно смазан. Теоретически, от Зоны зависят вообще все. Но на практике, разумеется, есть точка контакта: ближайший к Зоне город, жители которого в основном и промышляют сталкингом. Смешно, но в нашей текущей реальности этому неназванному городу соответствует то ли «столица нашей Родины» (где Шереметьево-2), либо уж небольшие приграничные городки, где таможня и всё такое прочее. Разумеется, это порождает очень своеобразный менталитет. Так, люди вынуждены всё время разбираться в вещах, которые сделали не они, и находить им полезные применения для каких-то собственных нужд — прямо как советские инженеры, снимавшие слой за слоем с западных процессорных кристаллов, чтобы воспроизвести их топологию, и уже давно не пытающиеся понять, как же, чёрт возьми, эта штука работает… или нынешний программер, без документации, на голой интуиции и кое-как переведённом хелпе, осваивающий какой-нибудь навороченный программный пакет. Между тем известное «ты можешь по-настоящему знать только то, что ты сделал сам», — одна из максим немецкой классической философии, никем ещё всерьёз не оспоренная — действует и в этом мире. Соответственно на него сыплются всевозможные непонятные несчастья. Хуже всего, конечно, тем, кто непосредственно контактирует с непонятным: у «сталкеров» рождаются неправильные дети, и вообще не складывается жизнь. У других, в общем, дела не лучше. При этом сама Зона страшна и опасна. Шаг вправо — шаг влево — почти как в современном российском бизнесе. В общем, жить невесело, несмотря на наличие заведений, где есть выпивка. «Зону» не любят. Ей даже уже не интересуются. Остаётся только голая зависимость. И всё. При этом взаимосвязь между халявными штучками-дрючками и общей депрессивной обстановкой вроде бы не очевидна. Да, на самой Зоне опасно — но, так сказать, статистически: кто-то попадает в какую-нибудь мерзкую ловушку по первой же ходке (таких большинство), а кому-то всё время фартит. Прям как нашим нынешним «бизнесменам и бизнесвуменам». Остальные просто пользуются халявой, не особо задумываясь, а хорошо ли это, и так ли уж это всё задарма. Чем именно придётся платить, Стругацкие тоже написали — в другой, более поздней книжке, называющейся «Жук в муравейнике». Там, в частности, описывалась разорённая, загаженная, поражённая всеми мыслимыми несчастьями планета, большая часть населения которой была некими пришельцами куда-то выведена (о том, какое значение этого слова здесь уместно, остаётся только догадываться). Немногие оставшиеся жители обитают среди развалин. Пришельцы, однако, не успокаиваются: им зачем-то нужно полностью очистить планету от местного населения — при том её саму всё-таки не разрушая (видать, она им зачем-то нужна). И вот, посреди всеобщей мерзости запустения возникают вот такие картины: «Мы выходим на площадь. Объект… вблизи похож на гигантскую старинную шкатулку голубого хрусталя во всем её варварском великолепии, сверкающую бесчисленными драгоценными камнями и самоцветами. Ровный бело-голубой свет пронизывает её изнутри, озаряя растрескавшийся, проросший черной щетиной сорняков асфальт и мертвые фасады домов, окамляющих площадь. Стены этого удивительного здания совершенно прозрачны, а внутри сверкает и переливается веселый хаос красного, золотого, зеленого, желтого, так что не сразу замечаешь широкий, как ворота, приветливо распахнутый вход, к которому ведут несколько низких плоских ступеней». При этом те, кто рискует зайти внутрь, больше оттуда не выходят — на самом деле это ловушка… Опять же: трудно не узнать в этой картинке всё тот же пресловутый «валютный магазин», мечту и кошмар советского человека. Разрушенная же планета — это ровно то, во что превратилась Россия в ходе «перестройки» и последовавших за ней «реформ». Правда, книжка писалась ещё до всех событий, но авторы явно что-то почувствовали, — а может быть, и что-то знали заранее. Не случайно среди ближайших родственников Бориса Стругацкого значится не кто иной, как Егор Тимурович Гайдар (он женат на его дочери). Так что «есть основания полагать» всякое, «но это уже другая история». Под конец существования Советского Союза (и порождённой им культуры) тоска по «импортной жизни» достигла каких-то чудовищных масштабов. Толпы москвичей (которым «импорт» всегда завозили в первую очередь) ломились посмотреть на диковины: фильм «Звёздные войны» (для того, чтобы попасть на сеанс, надо было выстоять двухдневную очередь) и на булку с котлетой в «Макдональдсе» (туда надо было стоять поменьше: часа три-четыре). На этот период пришёлся звёздный час советской культуры: она наконец-то смогла явно сказать то, о чём так долго грезила тайно. Огромные тиражи толстых и тонких журналов, газетный бум, телефеерверк — всё это было посвящено одному: высказанному, наконец, вслух желанию иметь красивые вещи, красивые западные вещи, те самые «хищные вещи века». Или — если уж не иметь — то хотя бы иметь возможность смотреть на них. Люди, когда-то собиравшие у себя на полках пустые бутылки, готовы были на всё, чтобы иметь возможность любоваться на бутылки полные — и иногда самим покупать себе какое-нибудь «кюрасао». Ну или любоваться красивой модной одеждой хотя бы через стекло витрин. Хотя бы. Если уж не иметь, так хоть глазом, глазом лизать Импортняк. На этом, правда, советская культура и спалилась. Если «банка тёмного стекла» ещё была каким-никаким «явлением духовной жизни», то та же самая банка в ларьке быть таковым решительно отказывалась. Вещи стали значить то, что они и должны значить: объекты потребления и ёмкости для их хранения. Все дела. 4 И какова же мораль всей этой истории? Нет, я отнюдь не собираюсь обличать «вещизм» советских людей, издеваться над несчастной банкой из-под пива и сияющим инопланетным магазином, набитым чем-то там сверкающим и переливающимся. Совсем даже наоборот. Существует известная закономерность: если человеку не хватает всего, он ещё может это пережить. Но если у него есть всё, кроме чего-то одного, он начинает думать, что это одно стоит всего того, что у него есть. При этом он, может быть, сможет достаточно долго игнорировать этот факт. Однако ему начнут сниться странные сны — всё о том, одном, чего ему не хватает. В обществе ту же самую функцию «снов» играет культура, особенно литература. В этом смысле она общественно-полезна: показывает, куда ветер дует. Так что судьбу советской цивилизации можно было предсказать ещё в семидесятые — по книжкам Стругацких, если бы их тогда смогли внимательно прочесть. Правда, вряд ли это что-то изменило бы: революционное право первородства уже было разменяно (не на деле, так в мыслях) на чечевичную похлёбку, точнее — на гамбургер. Тем не менее урок на будущее остаётся. То, что слишком яростно отвергается, в конце концов становится навязчивой идеей. Есть такая невесёлая русскую сказка насчёт халявы. Русский народ, видите ли, не всегда её любил. Так вот, есть одна байка про то, чем кончается пользование «почти дармовым». Нет-нет, это не про попа и работника его Балду — это уже «литература». Это та самая, где звучит зловещая присказка: «Бери моё добро, да горе-злосчастье впридачу». Похоже, именно это мы по глупости и сделали, накупив на Западе «сникерсни».
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Астрологические чтения: братья Стругацкие, "Град обреченный"
Астролингвистика с Анной Ромашкевич
Фрагменты лекции от 20 августа 2022: о природе Творчества и природе Эксперимента, и еще о том единственном Источнике, в котором человек может найти свои подлинные Смыслы. Дубль видео в открытом доступе здесь: sponsr.ru/astrolinguistics/19825 Полная версия (6,5 часов) доступна по подписке: sponsr.ru/astrolinguistics/19276
P.S. В связи с тем, что сообщество состоит практически полностью из цитат (и не Стругацких, а также с тем, что сообщил недавно в братоском ЖЖ-сообществе уважаемый Bodeh, подумываю закрыть записи на "только для участников". Мне это не нравится, но указывать сами-знаете-что при ссылке на источники мне нравится еще меньше. Поэтому вопрос: многие ли из читающих сообщество не состоят в нем?..
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
На сайте издательства "АСТ" есть странная позиция:
Аркадий Стругацкий. Понедельник на все времена. Биография и творчество.
Автор - Алферова Марианна Владимировна, серия "Биография эпохи", переплёт: твердый, бумага офсетная 60/65, страниц: 416, размер: 138 х 212 x 22 мм, ISBN 978-5-17-176036-6.
Правда, обложки пока нет, а пометка "Нет в продаже. Сообщить о выходе?" - есть.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Михаил Просперо
Горы пены прохладной
«Горы пены прохладной…» - зима у ворот Кара-Дага. Времена беспощадны, площадны - сближаются с ревом армады. Беспокойные жадные в сумерках вышли с ножами во благо, И радеющим Варфоломею Дана в эту ночь долгожданная воля в награду.
Ветер может ответить - спроси у него, сколько нужно Истребить не своих, сих и сих - от незваных очистить планету! ...в одиночестве легче дышать этим ветром простуженым И радеющим Варфоломею Кричать, пусть срывается голос, но легче на сердце поэту.
Он услышит молитвы твои - он умеет дитя своё слушать. Времена покатились, отбились - как камни с горы, но обратно ...в одиночестве легче лечить опалённую ужасом душу И радеющим Варфоломею Рассказать, как сметает волна после бурь горы пены прохладной…
Обнаружила прекрасный плакат недалеко от моего дома, посвященный 100-летию со дня рождения Аркадия Натановича Стругацкого. Плакат установлен в Москве, у перекрестка ул. Профсоюзная и ул. Кедрова (Академический район). Почему именно здесь - не знаю. Место никак не связано со Стругацкими, рядом нет ни библиотек, ни научных учреждений. К сожалению, пейзаж-фон плаката малопривлекательный - сплошной ремонт и недостройки.
. .
То белое с коричневым в левом верхнем углу последней фотографии, что просвечивает сквозь зелень - задняя стена моего дома, где я живу с восьмилетнего возраста.)) А творчество Стругацких люблю с двенадцати лет, то есть большую часть моей жизни. Поэтому особенно приятно, что плакат разместили в этой точке Москвы.
Если я поставила темы неправильно, пожалуйста, скажите, как мне их исправить.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Сегодня день рождения Александры Ивановны Стругацкой (в девичестве Литвинчевой). Напоминаю, что родилась она в городе Середина-Буда, что в нынешней Сумской области.
Мама Аркадия и Бориса Стругацких.
"Мать же, Александра Литвинчева, была дочкой мелкого прасола (торгового посредника между крестьянами и купцами), простой, не очень грамотной девушкой.
В родном городке на северо-востоке Украины она встретилась с Натаном Стругацким, вышла за него замуж против воли родителей и, как водится, была проклята за мужа-еврея. В дальнейшем судьба их сложилась интересно и поучительно, при всех её поворотах они верно и крепко любили друг друга".
"Мама наша, Стругацкая (Литвинчева) Александра Ивановна родилась в 1901 году в местечке Середина-Буда Черниговской губернии в огромной (одиннадцать детей!) семье прасола, мелкого сельского торговца. В 24-м встретилась там с НЗ, приехавшим погостить к своим родственникам. Большевик, комиссар, интеллигент, весь в ореоле революции и войны - и деревенская простушка, не шибко грамотная, веселая, певунья, необыкновенной красоты... Возникла романтическая история, О согласии родителей не могло быть и речи. Отец просто увез нашу маму с собой, и дед наш, прасол, Иван Павлович проклял свою дочь самым страшным родительским проклятием. («Без отцовского благословения? Да еще с большевиком! С евреем!..» Впрочем, пару лет спустя мама рискнула приехать к нему с маленьким Аркадием. Увидевши внука, грозный прасол растаял душою и проклятье свое снял.) Мама наша окончила педвуз и стала учительницей. Всю жизнь работала не покладая рук. Отец был непрактичен, зарабатывал мало, домом не занимался вовсе, так что все было - на маме. Она была человеком поразительной энергии, никогда не унывала, не сдавалась, в любых обстоятельствах боролась до конца. Никакие трудности не могли сломить ее, никакие беды, никакие превратности судьбы. Никакой работы она не боялась, во всем, за что бралась, добивалась максимального успеха. (В эвакуации ей пришлось стать начальником приемо-перерабатывающего молочного пункта - "маслопрома", - так она не только организовала работу, разваленную своими предшественниками, но еще ухитрилась наладить производство какой-то там особенной брынзы, за что получила грамоту почетного мастера-брынзодела.) Она была и учитель Божьей милостью. Заслуженный учитель РСФСР, кавалер ордена Знак Почета, и даже когда была она уже на пенсии, из родной школы посылали ей особо трудных учеников, которых она "вытягивала на четверку", — она была словно врач-специалист, спасающий безнадежных больных. Она любила своего мужа, всегда оставалась верна его памяти, всю жизнь свою вложила в детей и в работу и до последнего дня своего оставалась верна самым простым принципам, которые, как известно, труднее всего реализовать: "Под лежач камень вода не течет", "Сначала дело - потом все остальное" и "Дай нам Бог только здоровья, а все, что нам понадобится, мы заработаем себе сами". Она умерла от инфаркта в 1979 году в Ленинграде."
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Георгий Булычев
Сонет Цурена
Как лист осенний падает на душу, Распространяя всюду запах тлена, Так горький стих изгнанника Цурена Тревожит сердце и печалью сушит.
Какая жизнь кипела в Арканаре - Философы, поэты, чужестранцы, Придворный блеск, ристалища и танцы, А нынче только стон, да запах гари.
Увы, пришла Империя в упадок, Все вожжи власти захватила Серость, И всюду гарь пожаров разлетелась, Пришла разруха и исчез порядок.
Былая жизнь, без страхов и измен, Навек с тобой прощается, Цурен.
(c) Copyright: Георгий Булычев, 2018 Свидетельство о публикации №118031404297 www.stihi.ru/2018/03/14/4297 (c) Copyright: Сонеты Цурэна, 2018 Свидетельство о публикации №118031405445 Отсюда: stihi.ru/2018/03/14/5445
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
По стругацким местам Тропарёва
Для людей, мало интересующихся творчеством и подробностями биографии общеизвестных братьев Стругацких, довольно очевидна была связь их с Ленинградом. О том, что оба пережили блокаду, а потом Борис Натанович работал некоторое время в Пулковской обсерватории научным сотрудником знают, наверно, все. Собственно, конкретности и подробности жизни известных писателей связаны именно с Борисом - он прожил долгую творческую жизнь, последние 20 лет из которой посвятил довольно активному кряканью в медийной сфере, благодаря чему связка "Стругацкие - Питер" стала почти хрестоматийной. В честь писателей названа безымянная площадь в Московском районе Петербурга, а в доме где он жил на Московском проспекте собираются открыть музеум и подвешена мемориальная доска с помпой и всем полагающимся. А вот его брат Аркадий, умерший осенью 1991 года когда всем было не до фантастики, освещён гораздо менее, хотя именно он, старший, был ведущим в писательском дуэте и проживал таки в Москве.
Согласно апокрифам именно в Москву приезжал младший брат, где они с Аркадием обсуждали появившиеся наработки и набрасывали фабулы будущих произведений. Да и сам творческий псевдоним Аркадия Натановича, которым он подписывал некоторые работы (в основном переводы зарубежной литературы) - Ярославцев, якобы, связано с местом его первого проживания в Москве рядом с Ярославским вокзалом. Впрочем, в 1972-ом году писатель получил квартирку в весьма непростом и много раз нами уже обсуждавшемся Тропарёво, где и прожил до самой смерти. Что подарило нам несколько хрестоматийных фотографий братьев, запечатлённых на фоне тропарёвских пустырей начала 80-ых годов. Вот одна:
Проживал он в пятом подъезде в дальней от нас стороне дома, квартира 273. Вот тот же домик сразу после постройки, в начале 70-ых:
Ещё одна фотка, сделанная с противоположной стороны от заглавной, в кадре детсад серии VI-44, видный на заглавной фотографии:
Сейчас децсад в нём ликвидировали, там расположен некий "Центр мануальной терапии Министерства здравоохранения РФ" что бы это не обозначало. А на вид - обычный децсад, да:
Ещё одно из зданий, попавших на фотку со Стругацкими - 9-этажный домик серии II-57-05(из первых, ещё не 12-этажных итераций этой серии "на ножках") по адресу Бакинских комиссаров д 7 к 6:
Да, особо отмечаю, что он отличен от своих собратьев стоящих с ним в ряд корусов 4, 5 и так далее именно этими "ножками" первого этажа отданного под нежилые посещения, отлично видимыми и на фотке со Стругацкими. Таких итераций серии в Москве найдётся немного, пожалуй...
Вот ещё фотка сделанная от дома 7 к. 4 по Бакинским комиссарам (он не попал на фотку, находясь где-то за братьями) на домик Стругадких и детсад в самом начале 70-ых:
На самом деле, когда Аркадий Стругацкий въезжал в свой домик в декабре 1971-ого года, вокруг ещё была ещё просто ацкая деревня с коровниками, чисто поле, фактически. Вот кадр из фильмы &"Самый последний день" с Михаилом Ульяновым 1973-его года,на котором как раз сносят тропарёвский колхоз под окнами Аркадия Натаныча:
Опять мы видим дом Стругацких и кусочек децсада, а так же и домик "на ножках" справа. А под ними - халупы в два окна и куры бегают. Ну, бегали. Пока кинематографисты не решили заснять снос бульдозерами.
Любили тут кинематографисты снимать тут всякое, да. Прям эпидемия какая-то. То Рязанов, то Ульянов, то ещё кто...
Впрочем, снос пары домиков нифига не решил проблемы колхозности окружающих пространств. Для этого достаточно взглянуть на ещё одну фотку со Стругацкими, но сделанную в другую сторону - в сторону проспекта Вернадского, с того же балкончека их фатеры:
Это тоже середина 80-ых, но, как видим, цивилизация кончается сразу за тротуаром вокруг домика и начинается колхоз и коровки пасутся. Особо это занимательно тем, что метро в эти поля пришло в 1963-ем (именно тогда открылась станция метро "Юго-западная", находящаяся в нескольких сотнях метрах севернее данного места, да).
Ну и так, завершая данный обзор упомяну ещё об одной достопримечательности места - баре "Ракушка", расположенном в доме 7 к 2 по Бакинским комиссарам, в одном ряду и однотипник с уже описанным д 7 к 6:
(Дом видимый слева вдали - это не дом Аркадия Стругацкого, а как раз тот, в котором снимали "Иронию судьбы" - дом 113 по Вернадского. Дом Стругацкого перпендикулярно точке съёмки на фото находится) А на самой фоте пафосный кабак 70-80-ых "Ракушка". Говорят, что она описана в романа "Хромая судьба", а сам пейсатель нередко черпал тут же вдохновение, да. Тут многие черпали. Вот тот же бар как локация для фильмы 1974-ого года "Возле этих окон":
Правда, вывеска бутафорская, её только для съёмок привесили, а так - просто шалман с пивными феями и прочими прелестями сельского быта, да. Просуществовало до 1989-ого года, пока не рухнуло приходом кооперативного движения, "сухого закона" и прочих пертурбаций. С тех пор идёт борьба за возрождение "культового заведения" с посвящением его творчеству собственно Стругацких:
На ул. 26-ти Бакинских Комиссаров, в подвале дома 7, корп 2, может появиться тематическое антикафе, посвящённое творчеству писателей Аркадия и Бориса Стругацких. С такой инициативой уже много лет выступает житель дома Андрей Горбатов. С марта к делу подключился муниципальный депутат района Тропарёво-Никулино Максим Майоров, был направлен запрос в Мосгордуму. К обсуждению вопроса подключился бывший председатель Мосгордумы Владимир Платонов. По словам Горбатова, он одобрил идею и предложил помощь ресторатора Аркадия Новикова в благоустройстве антикафе. Но на этом дело остановилось.
Подвал непосредственно связан с творчеством знаменитых писателей. В шестой главе романа Стругацких "Хромая судьба" упоминается бар "Жемчужина", который "списан" с пивной "Ракушка". Как рассказывает Андрей Горбатов, есть свидетельства, что братья часто ходили в "Ракушку", где, вероятно, была написана часть их известного романа. Пивная была закрыта в 1989 году - во время, когда шла антиалкогольная кампания Михаила Горбачёва.
"Сейчас помещение - в ужасном состоянии, - говорит Майоров. - Предлагается организовать там антикафе, проводить культурные вечера и программы".
Андрей Горбатов поясняет - в антикафе можно организовать библиотеку с книгами Стругацких, показывать там фильмы, снятые по их романам. "Это будет место для молодёжи, с джазовыми концертами, с привлечением бардов, которых, кстати, любили Стругацкие", - говорит он. Но для этого необходимо финансирование, которое активно ищут инициаторы проекта.
"По-моему, идея интересная, - заявил директор фонда братьев Стругацких Сергей Арно. - Но нужно об этом поговорить с наследниками - в частности, с Андреем Борисовичем Стругацким. Но я приветствую продвижение имени братьев. Если антикафе отроется, посмотрим, чем можем помочь".
Сейчас у подвального помещения есть несколько собственников. Один из них, Николай Забродоцкий, платит высокую арендную плату, при этом состояние подвала оставляет желать лучшего. "Помещение площадью 1100 кв.м. практически полностью прогнило", - огорчён Андрей Горбатов.
Мы связались с депутатом Мосгордумы от "Единой России" Евгением Герасимовым, который сказал, что может изучить вопрос осенью, когда закончатся депутатские "каникулы". "Сначала нам нужно изучить документы, выяснить, кто владеет помещением, - сказал Metro депутат Мосгордумы Евгений Герасимов. - Узнать, почему там всё в плачевном состоянии. Как только закончатся каникулы, изучу этот вопрос. Стругацкие - одни из моих любимых авторов".
Вобщем, такое вот творчество советских писателей-фантастов получилось. Всем спасибо, извените, до свидания.
1. Дом Аркадия Стругацкого и направление съёмки с заглавного фото. 2. Направление съёмки второй фотки с балкона квартиры. 3 Децсад с фотки 1 4 "Дом с ножками" с фотки 1 5 Бывший бар "Ракушка" 113 - дом где снимали "Иронию Судьбы", да.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Малыш (Фантастика 1987г. Аркадий и Борис Стругацкие)
Александр Кунавин
На пустынной планете космонавты-земляне встретили Малыша, похожего на обычного ребёнка. Со временем они пришли к выводу, что он - единственный, кто остался в живых после катастрофы, которую потерпел земной космический корабль. Малыша усыновила невидимая загадочная цивилизация...
Режиссёры: Алексей Бородин, Юлия Косарева Сценарист: Дина Данилова Оператор: Дмитрий Гуторин Композитор: Михаил Чекалин Художники: Станислав Бенедиктов, Евгений Епишкин Страна: СССР Производство: Главная редакция программ для детей и юношества ЦТ Год: 1987
Актёры: Татьяна Курьянова, Юльен Балмусов, Юрий Лученко, Александр Хотченков, Наталья Цымбал
Жанр: научная фантастика, экранизация
Фильм-спектакль в двух частях, по одноимённой научно-фантастической повести Аркадия и Бориса Стругацких в постановке Государственного академического центрального детского театра.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Георгий Булычев
Никто не знает, где у спрута сердце
По мотивам романа братьев Стругацких «Трудно быть богом»
«Как лист увядший падает на душу» Цурен Правдивый
«Теперь не уходят из жизни, теперь из жизни уводят, И если кто-нибудь даже захочет, чтоб было иначе, Бессильный и неумелый, опустит слабые руки, Не зная, где сердце спрута, и есть ли у спрута сердце» Из песен отца Гаука
Как лист увядший падает на душу Безверие, и с ним приходит старость, Засушивая чувства, что остались, И близость смерти все желанья душит.
Безверие в душе подобно спруту: Всё в мире наполняя чёрной краской, Оно в пучину тянет ежечасно, Сжимая сердце в бесконечных путах.
Моя страна попала в сети спрута,- Безверье, алчность, ложь – его основа, На дух народа он надел оковы, Себя признав вершиной Абсолюта.
И те, в чьих душах есть хоть капля воли, Теперь из жизни сами не уходят, Разор и Серость по селеньям бродят, Народ в изгнанье ищет лучшей доли.
Придёт ли бог иль, может, вспыхнет смута, От власти спрута никуда не деться. Никто не знает, где у спрута сердце, И есть ли сердце, вообще, у спрута.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Как уже говорилось, Д.Быков написал фанфик "Дуга" по "Далекой Радуге".
Перед вами - продолжение знаменитой повести братьев Стругацких "Далекая Радуга". Впрочем, "продолжить" "Радугу" в каком-то смысле и невозможно, поскольку сюжет этой книжки самодостаточен и логически завершен. Автор, по большому счету, продолжать и не пытался, просто написал "альтернативную историю" планеты Радуга. И получилось весьма неожиданно и нестандартно. "Дуга" в правильной пропорции совмещает отвращение, отчаяние, умиление и надежду. И читается с большим интересом. (Андрей Стругацкий)
А вот это новое: книга появилась и в электронном виде: babook.org/store/436-ebook (7.99 евро/9.99 долларов или бесплатно почитать кусочек, форматы fb2, epub, pdf).
""Дуга" - будущее выгорело, но из пепла встает шанс. Быков врывается в зону после Радуги."
""Дуга" - рискованное погружение в слом привычного мира, где научная дерзость разбивается о безжалостную реальность. Быков продолжает "Далекую Радугу" братьев Стругацких, наполняя сюжет многоголосием: звездолетчики, перед которыми встает всепожирающая Волна, физики, жаждущие укротить первозданную энергию, и простые люди, пойманные в ловушку собственных амбиций. Мир Радуги выжжен, но автор не сдается: в грязном снеге прорастает новый шанс, а разбитые сердца обретают силу. Герои смотрят в глаза своему выбору и тоскуют по утраченному Полдню, переосмысляя героизм, предательство и цену выживания. Писатель обнажает внутренние разломы, оставляя место горькой иронии: вместо триумфа науки - горы консервных банок и обломки прежнего величия. "Дуга" - не поминальный звон, а резкий окрик о том, что мы все еще здесь, даже если будущее застряло в серой стуже, а успех оборачивается сомнением. Это книга для смельчаков, готовых вступить в спор с катастрофой и разглядеть в ней первые ростки надежды. Так рождается новое завтра."
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Улитка на склоне. Выискивание фраз и идей.
Твори рациональность (shev_turova)
Мнение представителя поколение Z о романе Аркадия и Бориса Стругацких "Улитка на склоне". Видео снято года полтора назад, но не выложено в виду издержек скромности... или чего-то еще. Думаю, сейчас я сделала бы всё иначе. И в смысловой нагрузке. Но я тут оставлю, для будущей себя.