Любопытно

[silent-gluk]

Упомянутый недавно том Стругацких от "Азбуки" в серии "Русская литература. Большие книги" уже, говорят, в типографии.

А тем временем в той же серии готовится еще один том - "За миллиард лет до конца света. Реквием по утопии".

Содержание:

Второе нашествие марсиан
За миллиард лет до конца света
Град обреченный
Хромая судьба
Отягощенные злом, или Сорок лет спустя.

Странны и подборка, и название. А уж в сочетании...

И метка "18+"...

@темы: Книги, Библиография, Библиофильское, «Хромая судьба», «Град обреченный», «За миллиард лет до конца света», Второе нашествие марсиан, Отягощенные злом, или Сорок лет спустя

---

Любопытно

[silent-gluk]

«Мышление — болезнь жизни»
11.12.2012 / № 118 / с. 11 / Илья Мирмов / Память / 9 комментариев

Сложно что—то писать. И были сомнения — нужно ли… На самом деле, лично у меня в душе складывается реквием не по человеку (пусть даже и выдающемуся), а реквием по всей настоящей литературе…

Доисторические писатели

(Великие писатели всегда брюзжат. Это их нормальное состояние, потому что они — это больная совесть общества, о которой само общество, может быть, даже и не подозревает)

Я, кажется, из того последнего по­коления, для которого Аркадий и Бо­рис Стругацкие были «нашим всем». Люди моложе меня лет на 10 (или даже мои ровесники, ВОВРЕМЯ не ознакомившиеся с творчеством бра­тьев Стругацких) уже не понимали, в чем цимес, и нередко просто отка­зывались читать более одного-двух произведений. Дескать, наивно, скуч­но и «ни о чем». А мы-то знали все книги без исключения и наперебой цитировали то «Понедельник начи­нается в субботу», то «Улитку на скло­не», то «Гадких лебедей».

Я был страшно горд своими пе­дагогическими достижениями, когда мой сын (90-го года рождения) с яв­ным удовольствием «проглатывал» все имеющиеся у меня произведе­ния АБС — от «простеньких», вроде бы «Трудно быть богом» и «Отелем у погибшего альпиниста», до наво­роченных «Миллиарда лет до конца света» и «Града обреченного». Бо­лее того, сын сам, без наводящих во­просов, характеризовал прочитан­ное на изысканно-одобрительном молодежном слэнге — короче, типа круто, и он даже не ожидал, что та­кую увлекательную фантастику могут сочинять «доисторические писате­ли». «Не хуже Стивена Кинга» — это в устах моего чада следовало считать наивысшим комплиментом. Так же как у меня книжные полки застав­лены Стругацкими — у него ломятся от Кинга. Но на темы «светлой иде­ологии Мира Полудня» или высоко­го единении душ сын «не парился».

Нечего читать

(Почему мы все—таки и несмотря ни на что, должны идти вперед? А потому, что позади у нас — либо смерть, либо скука, которая тоже есть смерть)

Даже для таких вот юных «цените­лей» братья Стругацкие всего лишь «клевые фантасты, умеющие зажечь». А для нас (или скажем менее катего­рично — для многих из моих ровес­ников) творчество Аркадия и Бориса было… откровением… лучом света в темном царстве. Не знаю… Наверно, просто изменились времена, и сейчас ко всему куда более спокойное отно­шение. Нормально-потребительское. По молодости (как опять же многие из нас) я пытался писать «под Стру­гацких» или какие-либо продолже­ния их невероятных историй. Но мне и в голову не приходило, что такое можно публиковать.

А сейчас в «Ашане» (что харак­терно) на полках с десяток вариан­тов «сиквелов» «Обитаемого остро­ва». Зону из «Пикника на обочине» и вовсе размножили в сотнях направ­лений. Я пытался читать и то, и дру­гое и бросал на втором «шедевре». Какие-то дешевые деревянные ку­клы вместо живых людей. Не пик­ник на обочине, а пьянка под забо­ром… Я уже и не говорю о том, что язык Стругацких вообще мало до­ступен для воспроизведения. Зато как приятен и легок для чтения! АБС всегда помнили о том, что, какая бы серьезнейшая проблема ни обсуж­далась, писать надо ИНТЕРЕСНО.

И так-то, была, наверно, пара-тройка современных литераторов, чьих сочинений я ждал и восприни­мал с низким уровнем критичности. Теперь стало еще на одного меньше. По большому счету, читать нечего. Но я знаю способ. Закончу писать этот текст, пойду к своему книжно­му шкафу и возьму… Ну, например, «Отягощенные злом» — давненько не штудировал. Книги Стругацких можно перечитывать не реже раза в три года. Такое ощущение, что зна­комишься с ними заново.

Два экземпляра газет

(Приходя — не радуйся, уходя — не грусти)

Борис Стругацкий был почетным подписчиком нашей газеты. В пер­вые месяцы существования ТрВ мы довольно самонадеянно включили питерский адрес Бориса Натановича в список бесплатной рассылки, даже не поинтересовавшись, нужно ли это самому «почетному подписчику». Од­нако, судя по нечастым публикациям Стругацкого в ТрВ, Борис Натанович читал нашу газету внимательно. Хва­лил гораздо больше, чем критиковал, и это было настоящим поводом для гордости. По крайней мере для меня…

Мы слали Стругацкому два экзем­пляра. Не знаю уж, зачем. Наверно, думая, что знаменитый писатель вто­рой экземпляр «распространит сре­ди жильцов нашего жэка». Поздрав­ляя «Троицкий вариант» с выходом юбилейного, сотого номера, Борис Натанович со свойственным ему мягким ироничным юмором посе­товал на две газеты, приходящие с рассылкой. Мы сделали «работу над ошибками» — стали слать один эк­земпляр. Предыдущий номер ТрВ ушел в Питер, когда Бориса Ната­новича уже не стало…

Бессильные мира сего

(Это что—то вроде демократических выборов: большинство всегда за сволочь)

Давным-давно, более 15 лет назад, в Троицке по своим политическим делам побывал Егор Гайдар. После основного мероприятия Гайдар дол­го общался с местной прессой, кото­рую представляли редакторы тогда еще городского «Троицкого вари­анта». Беседа получилась очень со­держательной и вообще «за жизнь», а Егор Тимурович показал себя заме­чательным, многоплановым и совсем не «звездным» собеседником. Лично я не удержался и поинтересовался у Гайдара, как он относится к творче­ству своего тестя (Гайдар был женат на дочери Аркадия Стругацкого). До­словно ответа я сейчас не воспроиз­веду, но три идеи звучали примерно следующим образом. Очень харак­терно посмеиваясь, Егор Тимурович сказал, что, относись он плохо к твор­честву Стругацких, вряд ли бы женил­ся на дочери одного из них. С другой стороны, излишний пиетет к знаме­нитому отцу и трепетное отношение к его творчеству поначалу его, Тиму­ра, даже изрядно сковывали в смысле отношений с дочерью. Ну а напосле­док Гайдар сказал: «Мощные мужики, не только писатели, люди большие… Вот им бы страной руководить… Толь­ко им это не надо…».

Делая поправку на определенный романтизм данного высказывания, стоит отметить, что братья Стругацкие и так, без занятия каких-либо офи­циальных постов (будь то в полити­ке, а даже и в своей, литературной области), в каком-то смысле «руко­водили страной». Причем наиболее продвинутой и мыслящей ее частью. Креативным классом, как сказали бы сейчас. Но, как мало кто другой, АБС понимали, что «владеть умами», мо­жет быть, даже проще, чем реально руководить страной. Тем более та­кой, мягко говоря, странной, как наша. Недаром ведь последнее произве­дение Бориса Стругацкого, увидев­шее свет в далеком уже 2003-м, на­зывается «БЕСсильные мира сего».

Илья Мирмов

Цитаты Аркадия и Бориса Стругацких (gtquotes.blogspot.ru).

Отсюда: www.trv-science.ru/2012/12/myshlenie-bolezn-zhi...

@темы: Ссылки, Понедельник начинается в субботу, «Отель "У погибшего альпиниста"», «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Град обреченный», «За миллиард лет до конца света», Улитка на склоне, «Пикник на обочине», Б.Стругацкий, С.Витицкий, Бессильные мира сего, Отягощенные злом или Сорок лет спустя

---

Любопытно

[silent-gluk]

Поздние Стругацкие. Причём тут "Пиранези"?!

Спокойно, Маша, я Дубровский!

Привет. Спасибо, что смотрите и лайкаете.

Внизу тайм-код с названием упомянутых книг и полезные ссылки.

1. Град обреченный: 1:15
2. Пиранези: 08:15
3. ОЗ или сорок лет спустя: 09:29
4. Трудно быть богом: 15:00

Отсюда: youtube.com/watch?v=jBG1caYMwlk

@темы: Видео, Ссылки, «Трудно быть богом», «Град обреченный», Отягощенные злом или Сорок лет спустя

---

Любопытно

[silent-gluk]

Таинственные «Подробности жизни Никиты Воронцова»
21.05.2024 / № 404 / с. 12–13 / Войцех Кайтох / Наука и фантастика / 1
О Войцехе Кайтохе см.: Борисов В. Исследователь творчества братьев Стругацких // ТрВ-Наука № 403 от 07.05.2024.

В главе «С. Ярославцев, или Краткая история одного псевдонима» из «Комментариев к пройденному» Борис Стругацкий вспоминал:

Все три произведения С. Ярославцева 2 были задуманы и разработаны в исключительно неблагоприятное и тяжелое для АБС время — в интервале 1972–1975 гг., — когда период Уклончивого Поведения Издательств только еще начинался, новые договора не заключались, а те, что были заключены раньше, не исполнялись, перспективы и горизонты решительно затянуло туманом <…> Примерно в то же время (январь 1972 года. — В.К.) мы придумали сюжет про человека, сознание которого крутилось по замкнутому кольцу времени. В этом сюжете изначально было много любопытных позиций: тщетные попытки героя вмешаться в историю… предупредить генералиссимуса насчет войны… Жданова — насчет блокады… ну хотя бы родного отца — насчет ареста! Идея неслучайности, предопределенности, неизбежности истории мучила нас, раздражала и вдохновляла. Сохранилась запись в дневнике, относящаяся к второй половине 1979 года: «Человек, проживший много жизней. Давно понял, что историю изменить нельзя. Сейчас находится в стадии активного альтруизма — спасает отдельных хороших людей. Но ничего в людях не понимает и спасает подонков и ничтожеств…» Ничего подобного напечатать в те времена, разумеется, было нельзя, и тогда АН взял этот сюжет и написал всё, что только и можно было в те времена написать, — историю Никиты Воронцова 3.

Скандал после издания в 1972 году «Гадких лебедей» эмиграционным издательством «Посев» 4, как и общее направление тогдашней культурной политики нарушило дальние планы, реализация которых могла бы существенно изменить место мотива путешествий во времени в общем творчестве АБС 5, в общем-то стоящего далеко не на первом месте в рейтинге важности 6.

Благодаря публикации в последнее время корреспонденции и рабочих дневников АБС мы можем уточнить информацию Бориса Стругацкого.

В письме брату от 27 августа 1978 года Аркадий среди прочего пишет:

Мои планы. Сейчас, освободившись от мюзикла 7 и от хлопот по квартирным делам, хочу попытаться прикинуть сюжет «второй жизни» 8.

Однако или из этого ничего не вышло, или пока была разработана лишь общая схема событий, которую братья только намеревались превратить в полноправное, написанное вместе повествование, о чем свидетельствует следующий фрагмент письма Бориса от 17 сентября 1978 года:

Нет, брат. Халтурщиков из нас не выйдет. Писать надо серьезно, обстоятельно и в полную силу. Вот съездишь в эту вшивую загранку, давай сядем и сделаем что-нибудь. Хотя бы начнем. «Вторую жизнь» хочешь? Давай «Вторую». Не возр. Я, правда, не представляю себе пока, как из этого может получиться повесть: рассказ вижу отчетливо, а повесть — никак пока не получается. Но это дело наживное — обговорим. Работать будем, если хочешь, у тебя 9.

До совместной работы над рассказом дело так и не доходит (Стругацкие писали в это время, между прочим, «Жука в муравейнике»), но и отказываться от этого рассказа они еще не собирались, поскольку в «Рабочем дневнике АБС» после 3 мая 1979 года была сделана запись (процитированная Борисом в приведенном выше фрагменте «Комментариев»), свидетельствующая о дальнейшей мысленной работе над произведением: «Человек, проживший много жизней. Давно понял, что историю изменить нельзя…» 10

Однако почти год ситуация не меняется, и — как мне кажется — Борис (впрочем, не только по поводу интересующего меня рассказа) теряет терпение. В письме от 29 июля 1980 года он сетует:

Надо что-то предпринимать, тем более, что, по моим же архивным же подсчетам (же), вир хабен 10 (десять!) задуманных сюжетов, в том числе три очень подробно разработанных 11.

На зафиксированном в это время в «Рабочем дневнике АБС» 12 списке сюжетных замыслов кроме «Человека, прожившего много жизней» находятся также «Хромая судьба» и «Пять капель эликсира», действительно изданных позже.

Братья так и не пришли к согласию относительно интересующего меня произведения. Аркадий в конце концов написал его сам и под псевдонимом С. Ярославцев отдал в печать в журнал «Знание — сила», где — скорее всего, через некоторое время — он и был опубликован летом 1984 года 13.

Время работы над «Подробностями…» заняло несколько больше времени, чем писал об этом Б. Стругацкий в «Комментариях…», но мы смело можем утверждать, что это произведение было написано в трудных условиях. Хотя политическая ситуация для писателей в начале восьмой декады XX века была уже не такой пагубной, как в 1972–1975 годах, однако их неприятности закончились лишь с развернутой Горбачёвым перестройкой, а до того к Стругацким относились с недоверием. Свидетельствуют об этом и многочисленные цензорские вмешательства в издание «Подробностей…» 1984 года, которые не только значительно смягчили высказывания рассказа, но местами просто нарушили логику событий:

Когда «Подробности жизни Никиты Воронцова» появились в журнале (1984 год), поначалу я вообще ничего не понял, — писал Владимир Борисов. — Два старых приятеля, писатель Алексей Т. и следователь Варахасий Щ., вели себя совершенно неприлично. Встретившись на холостяцком междусобойчике, долго беседовали по душам, посреди ночи вдруг принимались петь… 14

Таким был, например, результат механического удаления в процессе редактирования всех мотивов, связанных с алкоголем. Но ведь не только эти мотивы удалили. В значительной мере исчез образный стиль реального разговора, разные мелочи, которые могли «покушаться на доброе имя советских писателей», свободное в бытовом отношении «называние вещей своими именами» и т. д., и т. п., — а всё это, как увидим дальше, имело свой стилистический смысл, важный для звучания произведения в целом. «Подробности…» практически были разрушены…

Непонятное для Борисова объяснилось несколькими годами позже:

И только публикация в сборнике «Поселок на краю Галактики» 15 (1990-й год) развеяла все недоумения. В первом варианте напрочь отсутствовали слова «…и выставлены были две бутылки пшеничной с обещанием, что ежели не хватит, то еще кое-что найдется…» (с. 236) 16, равно как и все упоминания о том, как эти две бутылки пустели… Действительно, почему бы «после шестой» двум благородным донам и не спеть?17.

* * *

Однако и после того, как последствия редакторского вмешательства были устранены, остались некоторые интерпретационные сомнения, касающиеся «Подробностей…». Произведение рассматривалось как стандартный пример негативной деятельности цензуры (Светлана Бондаренко, Вадим Казаков 18, Владимир Борисов), или анализировалась исключительно трагическая экзистенциальная ситуация, характеризующаяся среди прочего отсутствием свободы (Ш. Манохин 19, Сергей Переслегин 20 и В. Борисов 21). Некий представитель психиатрии на примере Воронцова рассматривает особую форму шизофрении 22. Единственная попытка литературоведческого анализа, Сергея Харина, вращается вокруг концепции «замкнутого хронотопа» 23. В этой ситуации обратили мое внимание также короткие оценки, которые высказывали по теме интересующего меня рассказа Ант Скаландис, т. е. Антон Молчанов («Вещь сильная, мрачная, многослойная. Впечатляющая вещь» 24) и анонимные сетевые комментаторы, которые дискутировали о рассказе по адресу otzovik.com/review_2290145.html: «Ни на что не похожий маленький шедевр»; «Что-то совершенно особое, невиданное, необычное, пронзительное и настроенческое»; «Страшно и мрачно. Трудно не признать наивысшим творческим достижением вещь, которая с помощью минимальных художественных средств и одной фантастической посылки (недосказанной) оставляет такой след в читателе». То есть они подчеркивали, что рассказ им очень понравился, потряс их, но из этих отзывов можно сделать вывод, что они не понимают до конца, как его читать.

Я сказал бы, что это были свидетельства хотя бы частичного незнания жанровой условности, в которой были написаны «Подробности…», потому что именно эта условность всегда является ключом к правильному, адекватному прочтению. Для них этот рассказ не был научно-фантастической историей о путешествиях во времени, не был сказкой, но не был и реалистической прозой… он хорош, но неизвестно, чем…

Я подумал тогда: может быть, именно изучение жанровых черт «Подробностей жизни Никиты Воронцова» позволит объяснить суть этого произведения, разрешить загадку этого послания.

* * *

Произведение построено по принципу шкатулки. Начинается оно с описания встречи двух друзей — писателя и следователя прокуратуры, которые отправили свои семьи на каникулы и весело отмечают это событие:

Они сошлись на кухне в уютной трехкомнатной квартире в Безбожном переулке, и раскрыты были консервы (что-то экзотическое в томате и масле), и парила отварная картошка, и тонкими лепестками нарезана была салями финского происхождения, и выставлены были две бутылки «Пшеничной» с обещанием, что ежели не хватит, то еще кое-что найдется… Что еще надо старым приятелям? Так это в жилу иногда приходится — загнать жен с детишками на лазурные берега, а самим слегка понежиться в асфальтово-крупноблочном раю 25.

Присутствующий в описании полисиндетон 26, фигура слова в высшей степени риторическая, обращая на себя внимание, иронически наделяет важностью совершенно несущественное дело, тем словно бы представляя это описание сообщением о событии, которое само по себе не очень важное, но приобретает черты общности и схематичности; имеет — как бы — обобщенный характер, так как множество «мужских» встреч могло бы так выглядеть.

И хотя описание далее становится более детальным, тон его по-прежнему остается ироническим, а пьянеющие господа рассказывают анекдоты — то о хулиганах, то о хлопотах с «чиновниками от литературы». «Подробности…» становятся как бы бытовой сценкой, во всяком случае, именно в этом направлении первоначально подталкивается читатель.

Правда, в разговоре мелькают и более серьезные темы: о чудовищности XX века, об омерзительности культа силы, но демонстрация юмористического остроумия писателя задерживает появление серьезного повествования, и лишь когда читателю на самом деле становится интересно, зачем всё это, пение украинской песни, в которой речь идет о годах, которые уходят «як мосты, по якым нам бильше не ступаты», хотя и не сразу, но все-таки напоминает следователю некую таинственную историю, которой он поделится с другом, и в этой истории и будет скрыто наиважнейшее для рассказа содержание.

Рассказ в рассказе, настоящая история, поведанная (часто от первого лица) после представленного формального или полуформального вступления от третьего лица, составляющим ее рамки, — это схема, напоминающая мне «жуткие рассказы» XIX века. Например, так начинается произведение Алексея К. Толстого:

В 1815 году в Вене собрался цвет европейской образованности, дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе. Но вот — Конгресс окончился. <…>

Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не торопились домой и откладывали свой отъезд.<…>

Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливают сумерки и тишина, маркиз д’Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту, которую придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался минутой безмолвия и сказал:

— <…> Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною — если только дамы ничего не будут иметь против 27.

Рассказ заканчивается возвращением к начальной ситуации.

Такое решение делает рассказ о духах, упырях, необъясненных явлениях более правдоподобным. Так как в этом случае мы имеем дело с ситуацией, где события излагает очевидец. Поэтому часто использовались романные формы, которые выдавались за рассказ свидетеля или даже за документы. Это традиция еще со времен эпохи Просвещения: первые романы XVIII века (Даниэля Дефо, Джонатана Свифта, Игнатия Красицкого и т. д.) довольно часто сопровождались выдуманными издательскими предисловиями, в которых содержимое представлялось как перепечатки мемуаров, хроник etc., или же без предисловий были стилизованы под бытовую прозу в виде переписки или дневников. В дореволюционной русской литературе XX века даже можно найти пример аналогично выстроенного рассказа, в котором встречаются двое знакомых и во время этой встречи один из них — старый прокурор — начинает рассказывать необыкновенную историю о психических муках обреченного на смерть преступника, и эта история является основным содержанием произведения. Не исключено, что «Сказка старого прокурора» Михаила Арцыбашева может представлять для «Подробностей…» непосредственную литературную традицию.

«Подробности жизни Никиты Воронцова» объединяют традицию «шкатулки» со старательной заботливостью о правдоподобии описываемой таинственной истории, ибо — рассказывая — прокурор излагает или зачитывает показания и даже дает коллеге прочитать короткий «Дневник» Никиты. Но и это, делающее правдоподобным фантастическое содержание представление письменной или иллюстративной документации, также обращается к давней традиции «рассказа ужасов». Достаточно вспомнить о «Рассказах старого антиквара» Монтегю Родса Джеймса, не говоря уже о том, что один из старых русских фантастических романов — «4338 год. Петербургские письма» Владимира Одоевского буквально состоит именно из писем, т. е. из практических документов.

Описываемая композиционная рамка и представление «документа» — не единственные «заимствования» из традиции необыкновенных рассказов, которые мы встречаем в рассматриваемом произведении С. Ярославцева (Аркадия Стругацкого). Очередное — это намекающий, постепенный способ ознакомления читателя с тайной Воронцова. Ибо обычно (по крайней мере, часто) было так, что герой «жуткого» произведения медленно приближался к грозному феномену (или только к пониманию его существования), а до того бывал неоднократно предупрежден, — автор задерживал момент сопоставления, чтобы как можно сильнее заинтересовать читателя 28, а позже как бы дополнительно делал всю историю неоднозначной, чтобы эффект обеспокоенности читателя, ощущение неуверенности продолжились и после чтения. Так что я попробую и далее рассматривать «Подробности…» как необыкновенный рассказ, тем более, что это дает возможность по-разному интерпретировать содержание.

* * *

Разберем вопрос имеющихся в тексте сигналов, предупреждающих разрешение загадки.

Когда писатель уже убедился в том, что врученный ему для прочтения «Дневник Никиты Воронцова» — настоящий и не плод деятельности сумасшедшего, — он отмечает: «Ты меня поразил» (с. 245). Минутой раньше по определению являющийся оплотом точности, правдивости и здравого рассудка прокурор подчеркнул: «Я не литератор, а следователь прокуратуры, и я не люблю в жизни неразрешимых задачек» (там же). Потом он рассказывает, как «Дневник» попал в его руки и как он начал проводить по делу Воронцова сначала формальное, а затем частное следствие, и замечает: «Было, было у меня такое ощущение, словно бы открывается дельце это в такую бездну, куда еще ни один человеческий глаз не заглядывал» (с. 249), и чуть позже: «Чуял, чуял я, что за загадочкой этой кроется что-то грандиозное, чуть ли не глобальное» (с. 252). В этот момент читатель получает информацию, что сфера, к которой приближаются герои, весьма таинственна, а может быть, и потенциально опасна.

Череда очередных, беспокоящих и анонсирующих «Бог знает что» предупреждений наступает, когда прокурор представляет писателю собранные им свидетельства очевидцев: они давали показания о словах и поведении Воронцова, из которых вытекало, что он знал будущее, что еще подростком отличался совсем взрослой сексуальностью и жестокостью 29, характерной для солдат, имеющих боевой опыт, а также, что он вызывал противоречивые и необъяснимые чувства: «И глаза у него были в тот момент необыкновенные — грустные и какие-то сияющие, я таких ни у кого еще не видела» (с. 257), «Ведь боялась я его, товарищ следователь! Как чумы боялась» (с. 255), «У него глаз нехороший, зловещий» (с. 260).

Эти сигналы недвусмысленно демонстрируют непонятность и угрозу загадки, и в этот момент у читателя может возникнуть ощущение, что реальность, представленная в произведении, распадется на рациональную и иррациональную, исчезнет в ней «имманентная предметная последовательность» 30, появится онтологическое противоречие, или — говоря словами Станислава Лема — «ужасная дыра, из которой вынырнуло привидение» 31, причем этим иррациональным чудовищем мог бы оказаться сам Воронцов — человек, который проживает свою жизнь бесконечное количество раз, а может быть, тот факт, что существует сила, способная вызвать к жизни такой феномен.

Но, поскольку «Подробности жизни Никиты Воронцова» не окажутся рассказом ужасов, такая возможность сойдет на нет, когда в очередной главке «Дискуссия» прокурор примется объяснять то, что обнаружил; может быть, туманно, но рационально:

Да, Никита Воронцов действительно был путешественником во времени, только не по своей воле и в весьма ограниченных пределах. И выглядело это следующим образом. Воронцов благополучно доживает до вечера 8 июня семьдесят седьмого года. В 23 часа 15 минут по московскому времени некая сила останавливает его сердце, а сознание мгновенно переносит на сорок лет назад, в ночь на 7 января тридцать седьмого года, где оно внедряется в мозг Воронцова-подростка, причем внедряется со всем опытом, со всей информацией, накопленными за прожитые сорок лет, напрочь вытесняя, между прочим, всё, что знал и помнил Воронцов-подросток до этой ночи. Далее, Воронцов снова благополучно доживает до вечера 8 июня семьдесят седьмого года, и снова та же самая неведомая сила убивает его тело и переносит его сознание, обогащенное, кстати, опытом и информацией новых сорока лет… и так далее, и так далее (с. 265).

Далее он также рассуждает вполне толково, и даже по-марксистски:

Нет смысла задаваться вопросом <…>, как и почему всё это с Воронцовым происходило и почему именно с Воронцовым. Наука эти высоты еще не превзошла и превзойдет, надо думать, не в ближайшие дни. Ибо речь здесь идет о природе времени <…> Пустое это дело — пытаться представить себе, как соотносились бесчисленные реальности Никиты Воронцова с нашей единственной реальностью. Мы имеем здесь дело, вне всякого сомнения, с высшими, нам еще неведомыми проявлениями диалектики природы, человеческий мозг к ним пока не приспособлен <…> Надлежит просто принять как данность: Никите Воронцову выпало много раз проходить мостами, «по якым нам бильше не ступаты…» (с. 266).

То есть в целом теперь получается, что хотя сущность загадки и неизвестна, но она находится в границах материалистической «диалектики природы», и в любом случае о ней можно говорить языком марксистской философии, и указывает на это не шуткующий когда-то писатель, а заслуживающий доверия прокурор. Но и особенного страха эта загадка не вызывает. Впечатление принадлежности загадки Воронцова к традициям science fiction усиливает представленное писателем «Интервью, данное скитальцем по времени Н. Воронцовым писателю и журналисту Алексею Т.», который, может быть, потому так определил и героя интервью, и свою профессию, чтобы вызвать аллюзию к «Машине времени» Г. Дж. Уэллса, в которой с главным героем, именуемым «Путешественником по Времени», среди прочих беседовал и Журналист, который хотел взять у него интервью.

В этот момент наличие в «Подробностях…» элементов структуры ghost stories становится лишь риторическим приемом, который позволил Стругацкому / Ярославцеву соответствующим образом разместить фабулу в рамках некой жанровой структуры и выгодно литературно обработать научно-фантастический замысел, а жанровая структура рассказа выглядит примерно так (перечисляю поочередно отдельно поименованные главки произведения и приписываю им жанр, аллюзию к которому — или к которым — каждая представляет):

1. Холостяцкий междусобойчик (бытовая сценка и одновременно рама «жуткого рассказа»);

2. Дневник Никиты Воронцова (документ, представленный в рамках соответствующего необыкновенного рассказа);

3. Умертвие на проспекте Грановского (вступительный рассказ о следствии, еще не имеющий черт необыкновенного рассказа);

4. Биография Никиты Сергеевича Воронцова (как выше);

5. Подробности о Никите Воронцове (типичный необыкновенный рассказ с постепенным усилением напряжения и т. д.);

6. Дискуссия вместе с Интервью… (решение загадки, внушающее жанровую принадлежность целого к SF);

7. Последние абзацы — окончательное возвращение к начальной ситуации, скрепление композиционной пряжки.

Следует еще добавить, что между частями, а иногда и в ходе них, часто наступал возврат к простому описанию дружеской «попойки», имеющий среди прочих и ретардационные функции.

Целое наверняка вызывало большой интерес читателей и ощущение изрядной дезориентации, так как следует помнить, что лишь немногочисленные советские читатели знали жанр «необыкновенных рассказов» и вообще не привыкли к литературным коктейлям: нацеленная на главенствующую роль соцреализма советская культурная политика не только не поддерживала нерациональную, ненаучную фантастику, но и с большим сопротивлением соглашалась на какое-либо смешение литературных жанров.

Однако, неужели разгадка произведения действительно так проста?

Я лично сомневаюсь в этом…

* * *

Я думаю, что в истории Никиты Воронцова можно найти еще один интерпретационный след. Как известно, писатель и прокурор пируют в квартире последнего, в Безбожном переулке. Действительно, была во времена СССР такая улица в Москве 32, которая после 1992 года вернулась к дореволюционному названию: Протопоповский переулок. А в 1924–1941 годах размещалась там среди прочих редакция журнала «Безбожник». Но почему Стругацкий выбрал именно ее? Мне кажется, что это атеистическое название контрастирует с одним фрагментом «Дневника Никиты Воронцова», в котором 21 августа 1941 года герой жалуется: «Да помилуй же меня хоть на этот раз! Что за охота тебе так со мной играться!» (с. 244). Как видим, Никита не хочет вновь возвращаться к своим военным переживаниям, и обращается к единственной силе, которая могла бы освободить его от проклятия. И в конце произведения «известный в Отделе культуры ЦК [КПСС]» (с. 235) писатель бурчит под нос: «По мне так лучше к чертям в ад, чем обратно…» (с. 270), так что по крайней мере не афиширует свой атеизм.

Религиозный мотив в «Подробностях жизни Никиты Воронцова»??? Если признать его существование, то следовало бы одновременно признать, что он глубоко законспирирован, и не было бы в этом ничего странного, поскольку СССР в 1980-е годы всё еще вел «борьбу с религией» (правда, давно уже идеологически-пропагандистскую, а не вооруженную, как в начале своего существования), поэтому никто бы рассказ, «пропагандирующий религиозные предрассудки», не допустил до публикации. Тем не менее перспектива признания в том, что «Подробности…» намекают на Бога, довольно соблазнительна, так как, во-первых, Его присутствие позволило бы убедительно объяснить переживания Воронцова, во-вторых, Стругацкий таким способом громко напомнил бы уверенным в себе невеждам, что «есть вещи на этой земле, о которых и не снилось вашим философам», а в-третьих, окончательно перечеркнуло бы возможность прочтения произведения в качестве ужастика, поскольку существование Бога хоть и является, конечно, необъяснимым, но люди скорее радуются такой возможности, нежели опасаются.

В этих обстоятельствах последнее предложение, главная мысль произведения заставляет еще раз задуматься над окончательным его смыслом и значением. Посмотрим еще раз на судьбу Воронцова. Кто бы не хотел, сохранив сознание взрослого человека, вернуться в детские годы и еще раз повторить свою жизнь 33. Наверное, почти каждый — особенно если учесть то, что из прошлых лет мы помним обычно лишь хорошее, вытесняя плохие переживания из своего сознания. А здесь и Воронцов, и один из главных героев произведения думают о таком «путешествии» как о наихудшей пытке. Так может быть, не много хорошего в такой жизни, которая выпадает раз за разом, и которую вновь и вновь приходится переживать Воронцову (а ведь это была типичная жизнь советского гражданина тех лет), а «Подробности жизни Никиты Воронцова», рассматриваемые в целом, являются рассказом о Божьем добром чуде, которое безнадежно испорчено человеком 34, поскольку попадает в устроенные людьми для людей время, место и действительность столь страшные, что и чудо смогли погубить?

Может быть, тем самым Аркадий Стругацкий прежде всего хотел поведать эту грустную правду о своих временах своему читателю?

Перевел с польского Владимир Борисов

1 О Войцехе Кайтохе см.: Борисов В. Исследователь творчества братьев Стругацких // ТрВ-Наука № 403 от 07.05.2024. trv-science.ru/2024/05/issledovatel-tvorchestva-bratev-strugaczkih/

2 Аркадий Стругацкий издал под этим псевдонимом также «Экспедицию в преисподнюю» (1974 — ч. 1 и 2; 1984 — ч. 3) и «Дьявол среди людей» (1993).

3 Цит.: Стругацкий Б. Комментарии к пройденному. С. Ярославцев, или Краткая история одного псевдонима // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собр. соч. в 11 т. Т. 10: С. Витицкий, С. Ярославцев / Ред. С. Бондаренко, Л. Филиппов. — Донецк: Сталкер; СПб.: Terra Fantastica, 2001. — С. 743–746.

4 См. Кайтох В. Братья Стругацкие: Очерк творчества // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собр. соч. в 11 т. Т. 12, доп. / Ред. С. Бондаренко, В. Дьяконов. — Донецк: Сталкер, 2003. — С. 548–549.

5 Общепринятое сокращение от «Аркадий и Борис Стругацкие», которое я также буду использовать.

6 Произведения АБС с подобными мотивами можно пересчитать по пальцам. Например, утопия «Полдень, XXII век» (1962) содержала пару идей такого типа. Герой «Попытки к бегству» (1962) чудесным образом перенесся в будущее. В 1963 году А. Стругацкий выполнил литературную редакцию повести «В дебрях времени. Палеонтологическая фантазия» Германа Чижевского. Однако следует подчеркнуть, что окончание завершенного в 1975 году (издан в 1989-м) романа Стругацких «Град обреченный» содержало намек, что жизнь главного героя после его смерти может начаться «с начала», повторно.

7 В это время продолжалась работа над сценарием фильма «Чародеи» (1982) реж. Константина Бромберга.

8 Письмо Аркадия брату, 27 августа 1978, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1978–1984 гг. / Сост.: С. Бондаренко, В. Курильский. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 86. «Подробности жизни Никиты Воронцова» в этих материалах имеют название или «Вторая жизнь», или «Человек, проживший много жизней».

9 Письмо Бориса брату, 17 сентября 1978, Л. — М. // Стругацкие. Материалы к исследованию… — С. 93–94.

10 Рабочий дневник АБС [Запись между встречами] // Стругацкие. Материалы к исследованию… — С. 142.

11 Письмо Бориса брату, 29 июля 1980, Л. — М. // Стругацкие. Материалы к исследованию… — С. 240–241 (нем. wir haben — «у нас есть»).

12 Рабочий дневник АБС [Запись между встречами] // Стругацкие. Материалы к исследованию… — С. 242–243.

13 Ярославцев С. Подробности жизни Никиты Воронцова // Знание — сила (М.). — 1984. — № 6. — С. 46–48; № 7. — С. 46–49.

14 Борисов В. Три всплеска, — прислано мне автором.

15 Поселок на краю Галактики / Сост. О. Ольгин. — М.: Наука, 1989.

16 Цит.: Ярославцев С. Подробности жизни Никиты Воронцова // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собр. соч. в 11. т. Т. 10. — С. 233–270. В оригинале цитируется польский перевод: Strugacki A., Strugacki B. Szczegóły życia Nikity Woroncowa / Tłum. E. Skórska // Nowa Fantastyka. — 2003. — Nr. 2. — S. 3–16. Автор статьи также замечает: Как видим, редакция «Новой Фантастики» решила, что псевдоним С. Ярославцев касается обоих братьев. Но я полагаю — по большинству изданий и российских источников, — что автором следует считать только Аркадия, хотя Борис, конечно же, принимал участие в обсуждении замысла.

17 Борисов В., там же.

18 Казаков В. После пятой рюмки кофе: О некоторых последствиях редактирования повестей братьев Стругацких // Галактические новости (Владимир). — 1993. — № 1. — С. 2–3.

19 «Это трагическая история человека, сознание которого обречено скользить по кругу внутри сорока лет его совсем не легкой жизни, вновь и вновь возвращаясь назад, в юность, а потом проходя практически один и тот же путь до момента очередного провала в прошлое. Такого и врагу не пожелаешь. Обычная тюрьма покажется раем в сравнении с вечным заключением сознания в острог внутренний». Цит.: Манохин Ш. (т. е. Михаил Шавшин). Комментарии к комментариям, или кое-что о Вертикальном Прогрессе. Глава 9. «Спонтанный рефлекс» // Аркадий и Борис Стругацкие. Официальный сайт, rusf.ru/abs/rec/manokh09.htm [дата доступа: 15.05.2016].

20 Переслегин С. Репетиция оркестра. Предисловие к десятому тому Собрания («Подробности жизни Никиты Воронцова», «Дьявол среди людей», «Двадцать седьмая теорема этики») // Аркадий и Борис Стругацкие. Официальный сайт, rusf.ru/abs/rec/peresl11.htm [дата доступа: 15.05.2016].

21 «Беда моя в том, что я не в состоянии точно описать все те чувства, которые возникают в пораненной душе при восприятии истории с Никитой Воронцовым. Вспоминаются юношеские ощущения, когда я всерьез задумывался о бесконечности Вселенной, когда еще смотреть в ночное небо было притягательно и страшно. Со временем все эти ощущения уходят <…> Не сразу, ох, не сразу дошел до меня смысл слов писателя Алексея Т.: „Знаешь, по мне так лучше к чертям в ад, чем обратно…”» (с. 16). Борисов В., там же.

22 Никонов Ю. В. О квантовой психопатологии // МЦЭИ. Международный центр эвереттических исследований, everettica.org/article.php3?ind=226 [дата доступа: 15.05.2016].

23 «Сжимание спирали времени в кольцо может дать интересные результаты, но в большинстве своем это воспринимается как ход, присущий фантастическим или мистическим произведениям. Как раз к ним и относится рассказ Аркадия Стругацкого <…> на примере которого можно говорить об изображении замкнутого времени в литературе». Цит.: Харин С. Томский доклад // MHAITH, mhaith.livejournal.com/13755.html [дата доступа: 15.05.2016; текст реферата под полным названием «Замкнутый хронотоп (к рассказу Стругацких “Подробности жизни Никиты Воронцова”)», представленного на XIII Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения», организованной в Научно-исследовательском Томском государственном университете 6–7 апреля 2012 года]. Кроме того, о субъективном понимании времени писал в контексте «Подробностей…» Леонид Володарский — см.: В свободном падении //
«Мне так кажется», 23.01.2012, lvolodarsky.ru/v-svobodnom-padenii.html [дата доступа: 15.05.2016].

24 Цит.: Скаландис Ант. Братья Стругацкие. — М.: АСТ, 2008. — С. 567.

25 Цит.: Ярославцев С. Подробности жизни Никиты Воронцова // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собр. соч. в 11. т. Т. 10. — С. 233–270, здесь 233. Польский перевод не отражает стилистики оригинала: „W ten oto sposób doszło do spotkania w kuchni przytulnego trzypokojowego mieszkania w Zaułku Bezbożnym. Otworzone zostały konserwy (coś egzotycznego w pomidorach i oleju), parowały ugotowane kartofle, leżało pokrojone na cienkie plasterki fińskie salami, stały dwie butelki „Pszenicznej” z zapewnieniem, że jak nie starczy to jeszcze się coś niecoś znajdzie… Czegóż więcej potrzeba starym przyjaciołom? Tak to się czasami dzieje — zagania się żonę z dziećmi na lazurowe wybrzeża, a samemu można odrobinę wypocząć w asfaltowo-blokowym raju” (S. 3).

26 «Часто для выразительного определения какого-либо действия или состояния понятия группируются; хорошо, если при этом их значения усиливаются. Тогда мы говорим о нагромождении (мультипликации). Понятия можно выстраивать в ряд, опуская союзы или поступая наоборот. В первом случае имеем стилистическую фигуру, которая называется асиндетон, во втором — полисиндетон». Цит.: Lichański J. Z. Co to jest retoryka? — Kraków: Polska Akademia Nauk — Oddział w Krakowie, 1996. — S. 44.

27 Цит.: Толстой А. Семья вурдалака. Неизданный отрывок из записок неизвестного / Пер. с франц. А. В. Фёдорова // Толстой А. К. Собр. соч. Т. 3. Художественная проза. Статьи. — М.: Худ. лит-ра, 1964. — С. 69–70.

28 Примеров этого множество, а эффект давно уже заметили исследователи. Неслучайно известная польская монография жанра, написанная Мареком Выдмухом, называется «Игра со страхом. Фантастика ужасов» (Warszawa: Czytelnik, 1975).

29 «Это было вероятно жестоко, умело и, я бы сказал, по-деловому. То есть он дрался не так, как обыкновенно дерутся мальчишки <…> Он как бы работал» (с. 261).

30 Термин Артура Хутникевича. См. также: Lichański J. Z., Kajtoch W., Trocha B. Literatura i kultura popularna. Metody: propozycje i dyskusje. — Wrocław: Pracownia Literatury i Kultury Popularnei oraz Nowych Mediów, 2015. — S. 50–52.

31 Цит.: Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 1 / Пер. с пол. С. Н. Макарцева под ред. В. И. Борисова. — М.: АСТ; Ермак, 2004. — С. 109. Сравни также: Caillois R. Od baśni do science fiction / Tłum. J. Lisowski // Caillois R. Odpowiedzialność i styl. Eseje. — Warszawa, 1967. — S. 29–65.

32 Протопоповский переулок // «Твоя Москва», yourmoscow.ru/city/street/protopopovskiy_pereulok [дата доступа: 16.05.2016].

33 Как — вспоминая фаустовскую традицию — пишет С. Переслегин (цит. соч.), это «возможность, за которую не жалко заложить дьяволу душу».

34 «Подробности…» возникли примерно в тот же период, что и «Жук в муравейнике», «Хромая судьба», «Пять ложек эликсира» и другие произведения, о которых я когда-то писал, что «действительность, представленная в них, тестируется неожиданно введенной в нее каплей необычности символического <…> характера и неопределенной формы» (Кайтох, цит. соч., с. 583). Фантастический элемент в некоторой степени тестировал действительность; человечество, столкнувшись с ним, проявляло свои черты. Можно сказать, что к «писательским экспериментам», которые они с братом проводили над человечеством, Аркадий добавил еще одну возможность.

Отсюда: www.trv-science.ru/2024/05/tainstvennye-podrobn...

@темы: Ссылки, Чародеи, «Полдень, XXII век», «Хромая судьба», «Град обреченный», «Жук в муравейнике», А.Стругацкий, Попытка к бегству, Б.Стругацкий, Поиск предназначения, Комментарии к пройденному, Пять ложек эликсира, «Экспедиция в преисподнюю», «Дьявол среди людей», Подробности жизни Никиты Воронцова, С.Ярославцев, Полдень XXII век (Возвращение), Кайтох

---

Любопытно

[silent-gluk]

Эксперименты и люди. Ко дню рождения Бориса Стругацкого
23.04.2024 / № 402 / с. 12–13 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / 3 комментария

Владимир Борисов

Ко дню рождения Бориса Натановича Стругацкого (15.04.1933—19.11.2012) публикуем послесловие знатока научной фантастики Владимира Борисова к сборнику повестей братьев Стругацких, который готовится к печати в чешском издательстве «Тритон» в переводе Константина Шинделаржа.

Собственно, в повести «За миллиард лет до конца света» практически не происходит ничего фантастического. Ну, разве что дерево, вдруг выросшее во дворе дома, где живет Малянов. Остальные же события, пусть даже маловероятные, вполне можно объяснить рационально, не прибегая к вымышленным явлениям. Объясняя Малянову, что именно происходит с героями повести, Вечеровский говорит: «В конце концов, это не так уж уникально в истории науки. Примерно то же самое было с изучением радиоактивности, грозовых разрядов, с учением о множественности обитаемых миров…»

Спустя десять лет создатель Теории решения изобретательских задач Генрих Альтшуллер (он же — писатель-фантаст Генрих Альтов) выпустит книгу о Жизненной Стратегии Творческой Личности (ЖСТЛ), в которой на примере нескольких тысяч (!) биографий ученых, писателей, музыкантов, изобретателей была составлена таблица, где противопоставлялись действия творческих личностей и внешних обстоятельств (того, что в повести Стругацких именовалось Гомеостатическим Мирозданием). По Альтшуллеру противостояние творческой личности и внешних обстоятельств начинается с раннего детства, когда ребенка воспитывают и учат традиционно, чтобы вырастить послушного исполнителя властных структур, а Учителя, Книги и Чудеса могут изменить этот процесс, побуждая к творчеству. С течением времени отношения обостряются, так что на высшей ступени внешние обстоятельства стремятся «пресечь любым путем распространение разработки системы целей и ее развитие, вплоть до прямого физического уничтожения разработчика», а творческая личность намерена «продолжить бескомпромиссную разработку и развитие системы целей и добиться внедрения результатов даже ценой своей жизни».

Не правда ли, отношения Малянова, Вайнгартена, Вечеровского и других с проявлениями Гомеостатического Мироздания прекрасно укладываются в это общую схему жизни творческой личности. Можно найти даже детальные совпадения. Вот Вайнгартен заявляет: «Ничего себе — выбор! Или тебя раздавят в лепешку, или тебе дадут новенький институт, из-за которого два членкора уже друг друга до смерти загрызли. Да я в институте этом десять нобелевок сделаю, понял?» А ведь перспективы продвижения по служебной лестнице — типичный ход внешних обстоятельств в ЖСТЛ. Типичный и очень сильный. Как правило, совместить собственное творчество и административную работу получается крайне редко, это мало кому удается. И в результате вместо перспективного ученого, разрабатывающего свою прорывную тему, получается посредственный администратор-бюрократ, которому приходится не заниматься творчеством, а согласовывать сметы, утрясать фонды, следить за дисциплиной, обеспечивать кадровые перестановки… Так что зря Вайнгартен бахвалится. Не сделает он десяток нобелевок. Не до того ему будет, совсем не до того.

Стругацкие очень часто ставят своих героев перед проблемой выбора. Например, похожая, но не совсем такая ситуация была в «Далекой Радуге». Там герои решали, что следует спасать в первую очередь. Правда, Леонид Горбовский не оставил другим выбора, распорядившись грузить на корабль детей. Главное отличие рассматриваемой нами повести от «Далекой Радуги» в том, что если там выбор стоял перед коллективом, то здесь решать, как ему поступать, приходится каждому по отдельности, здесь никто не сделает этот выбор за тебя. И прав тот же Горбовский, когда говорит: «Забавно, однако. Вот мы совершенствуемся, совершенствуемся, становимся лучше, умнее, добрее, а до чего все-таки приятно, когда кто-нибудь принимает за тебя решение…»

Неслучайно Борис Стругацкий в оффлайн-интервью объяснял: «Это повесть о том, что жизнь — чертовски трудная штука, если относиться к ней со всей серьезностью. И зачастую приходится делать выбор между жизнью удобной и жизнью достойной. И выбор этот сложен, неприятен и болезнен. Как и всякий выбор, впрочем». Отсюда и не совсем обычный вид произведения: главки без начала и конца, словно рукопись побывала в переделках, повествование сбивчивое… Борис Стругацкий пояснял: «Да, так было задумано авторами изначально. Малянов сначала пытается рассказывать свою историю как бы отстраненно, пытается писать о себе, как о постороннем человеке… потом срывается, переходит на первое лицо… спохватывается, возвращается к третьему, но ненадолго, и потом уж до самого конца, отказавшись от отстраненности, пишет, без затей, от первого лица».

Интересно получилось с понятием Гомеостатического Мироздания. Сами Стругацкие настаивали, что для них это был только антураж, попытка закамуфлировать противостояние творческого человека с властными структурами. И действительно, повесть была написана вскоре после близкой встречи Бориса Стругацкого с КГБ, когда его допрашивали по делу Михаила Хейфеца, доброго знакомого Бориса, в 1974 году осужденного по статье «антисоветская агитация и пропаганда» за написание предисловия к самиздатскому собранию сочинений Иосифа Бродского. Впоследствии Хейфец, сам хороший писатель, автор книги о народовольце Клеточникове, агенте «Народной воли» в охранке, послужил прототипом Изи Кацмана в романе «Град обреченный».

Многих заинтересовала идея Гомеостатического Мироздания как таковая. Основная аксиома Вечеровского — «Мироздание сохраняет свою структуру»: «Сама суть Гомеостазиса Мироздания состоит в поддержании равновесия между возрастанием энтропии и развитием разума. Поэтому нет и не может быть сверхцивилизаций, ибо под сверхцивилизацией мы подразумеваем именно разум, развившийся до такой степени, что он уже преодолевает закон неубывания энтропии в космических масштабах. И то, что происходит сейчас с нами, есть не что иное, как первые реакции Гомеостатического Мироздания на угрозу превращения человечества в сверхцивилизацию. Мироздание защищается».

Михаил Шавшин в работе «Стругацкие. Всплеск в тишине» делает отсюда следующие выводы:

«1. Мироздание заинтересовано в стабильном развитии человечества и подобных ему цивилизаций, как в учебных заведениях, воспитывающих и совершенствующих первичное Сознание, являющееся нижним, самым плотным, уровнем его структуры.

2. Мироздание производит мягкие коррективы, если расшалившиеся дети, то есть физические цивилизации нижнего уровня, начинают сворачивать на самоубийственный путь.

3. Мироздание исключает понятие сверхцивилизации в нашем человеческом восприятии этого термина, так как развившись достаточно высоко, разумное сообщество переходит на другой, следующий уровень существования, смысл и формы деятельности которого могут быть совершенно непредставимы для нижнего уровня.

4. Мироздание беспристрастно и равнодушно».

Но даже в этом случае положение «расшалившихся детей» не столь безнадежно. Во-первых, выбор все-таки имеется. Можно менять тему, творить что-то другое, не менее интересное. Поэтому позиция Вечеровского, пожалуй, наиболее оптимальна: «Мы имеем дело с законом природы. Воевать против законов природы — глупо. А капитулировать перед законом природы — стыдно. В конечном счете — тоже глупо. Законы природы надо изучать, а изучив, использовать. Вот единственно возможный подход. Этим я и собираюсь заняться».

Правда, Михаил Шавшин сетует: «К нашему великому несчастью, знания подобного рода обычно попадают в руки людей, стремящихся захватить командные высоты в стратегических направлениях насущной человеческой деятельности — политике, экономике, производстве и науке. Они-то в основном и определяют пути, по которым движутся целые народы. Преследуя в первую очередь свои корыстные интересы, и уж только в последнюю — устремления широких масс. Они, в отличие от подавляющего большинства, абсолютно точно определяют свою цель, и цель эта — сосредоточение в одних руках власти и максимального количества материальных ценностей».

У великих фантастов — одни заботы. И Станислав Лем примерно в те же годы пишет конспект книги Куно Млатье «Одиссей из Итаки» (1971), где классификация гениев по степени воздействия на цивилизацию явно перекликается с принципом выбора объектов внимания Гомеостатического Мироздания.

Суховатая реалистичность повседневности «За миллиард лет до конца света» была отрезвляющим «возвращением» из мира Полдня. Зато в повести «Малыш» фантастики — хоть отбавляй! Здесь и далекая планета со своими особенностями, и странная «свернувшаяся» цивилизация, и роботы, и крушение космического корабля. Но в конечном счете не это всё является главной темой повести.

Борис Стругацкий в оффлайн-интервью отмечал: «Это одна из немногих наших повестей, не содержащих никакого социального подтекста. Мы всегда считали, что ее можно было бы не писать вообще, если бы не чисто денежные обязательства перед издательством. Многие наши тогдашние читатели выражались по этому поводу довольно резко: „Если писать такое, то, может быть, лучше не писать вообще ничего?“ А сейчас это — одна из популярнейших наших повестей. Неисповедимы пути твои, Господи!»

Да, социального подтекста и явных отсылок к событиям того времени, когда повесть была написана, в ней нет. Но это, быть может, и к лучшему. Потому что в результате «Малыш» не теряет своей актуальности со временем. В частности, по той простой причине, что в этой повести авторы поднимают извечные вопросы: «Что такое человек? Что такое разум? Что такое познание?» Вопросы, на которые у человечества пока нет ответов, но от этого они не становятся менее жгучими или второстепенными.

Конечно, возможность задаваться этими вопросами у авторов возникла благодаря тому, что главным героем повести стал Малыш — человек по происхождению, ставший представителем новой цивилизации в результате воспитания загадочных обитателей планеты Панта. Именно особенности Малыша вызывают у Майи Глумовой такие размышления: «На самом-то деле нас интересует не проблема разума вообще, а проблема нашего, человеческого разума, иначе говоря, нас прежде всего интересуем мы сами. Мы уже пятьдесят тысяч лет пытаемся понять, что мы такое, но глядя изнутри, эту задачу не решить, как невозможно поднять самого себя за волосы. Надо посмотреть на себя извне, чужими глазами…»

«Детские» вопросы Малыша часто приводят в тупик Стася Попова, на которого работает Главный Информаторий, который обладает правом в любую минуту связаться с любым крупнейшим специалистом по самым различным отраслям и просить разъяснений. Просто потому, что для человечества эти вопросы по-прежнему остаются неразрешенными до конца. Например, когда Стась осторожно говорит Малышу, что он, наверное, все-таки не совсем человек, тот сразу же осведомляется: «Так что же такое человек? Что такое человек совсем?»

Или, например, вопрос Малыша «Как узнали, что люди думают головой?». Подробный ответ на этот вопрос потребует продолжительного рассказа о развитии человеческой психологии, ведь люди не так уж давно получили представление о связи головного мозга с размышлениями. В общем, отвечать на вопросы Малыша не так-то просто.

Неожиданная проблема обнаружилась, когда повесть начали визуализировать. Так, по «Малышу» был поставлен спектакль в Центральном детском театре, который был показан на телевидении. А в Чехии Ирена Павласкова сняла по этой повести фильм «Неназначенные встречи». Борис Стругацкий так отзывался об этом фильме: «Фильм вполне посредственный. Малыш там очень симпатичный, смотреть на его чрезвычайно приятно, но это как раз и есть главный просчет режиссера: ведь по авторскому замыслу Малыш СТРАШЕН — планета и аборигены изуродовали его, приспосабливая к жизни в этом мире. Но я понимаю: создать образ Малыша, который одновременно очарователен и уродлив, задача, видимо, почти непосильная». Действительно, образ Малыша представляет особые трудности и для иллюстраторов повести. Борису Стругацкому нравились иллюстрации Игоря Тюльпанова, с которым писатель был знаком (из письма Бориса брату от 20 июля 1971 года: «Вчера закончил выправлять гранки для № 9 „Авроры“. Видел иллюстрации. Художник — Игорь Тюльпанов, картина коего у меня висит, если ты помнишь. Ничего себе иллюстрации — похоже по стилю на рисунки в „Знание — Сила“, которые когда-то там бывали. Этакая пищеварительная эстетика»), но и на рисунках Тюльпанова Малыш практически не отличается от обычного человеческого ребенка.

Чешский переводчик обозначил для себя основную тему этого сборника как «Незабываемые эксперименты». Он «танцевал», конечно, от названия рассказа «Забытый эксперимент», также представленного в сборнике. Рассказ интересен во многих отношениях. Во-первых, здесь Стругацкими впервые была описана Зона, то есть пространство с различными необычными характеристиками, с мутировавшими животными, с непонятными препятствиями, которых не могут преодолеть даже кибернетические разведчики. Когда через много лет авторы будут писать «Пикник на обочине», они мастерски воспроизведут напряжение тамошней Зоны. Вот только сталкерам придется осваивать опасную и таинственную Зону без мощных вездеходов и киберразведчиков. Платформа, которую посылает в Зону Международный Институт Внеземных Культур, не в счет. Хотя они неизбежно придут и к использованию техники.

Рассказ интересен также научно-фантастической идеей двигателя времени. Его предпосылки были разработаны советским астрономом Николаем Александровичем Козыревым (1908–1983), с которым Борис работал в Пулковской обсерватории и в комиссии по изучению смелых идей которого участвовал. Увы, неклассическая механика, согласно которой основным двигателем Вселенной является течение времени, не нашла подтверждения в данных экспериментов. Однако сама научная смелость теории не могла не импонировать фантастам. Отголоски неклассической механики авторы поначалу хотели использовать в повести «Путь на Амальтею», в ранних вариантах которой академик Окада намеревался проверить некоторые положения неклассической механики вблизи Юпитера. И хотя со временем Стругацкие отказались от собственно научной фантастики, их ранние рассказы хранят очарование необычайной проблематики, когда наука могла решить всё.

Михаил Шавшин так писал об этом: «Стругацкие, оставаясь всё еще НАУЧНЫМИ фантастами, жадно ухватились за чисто внешнюю сторону теории Козырева, и возник сюжет, совершенно нетрадиционный для той поры и той литературы — создание двигателя времени, его запуск, воспоследовавшая катастрофа, забвение печальных результатов, как это часто у нас бывает. И вдруг — рецидив работы установки. Двигатель-то продолжает действовать и оказывается вечным! А на этом фоне — приключения ученых в зоне, образовавшейся после взрыва. И, натурально, описание места действия. И какое описание! Чернобыль воочию, задолго до его появления. Одно из „нострадамусных“ видений Стругацких. Их будет еще много. И влияние Козырева еще будет. И не один раз».

Неназначенные встречи братьев Стругацких — это не просто встречи с Неведомым. Это каждый раз неожиданности на пути прогресса — вертикального, горизонтального, диагонального, непредсказуемые случайности, подтверждающие великую закономерность: человечество не способно остановиться. Тяжелый танк «Тестудо» может преодолеть любые препятствия, вот только его экипаж будут всегда терзать проблемы выбора пути.

Отсюда: www.trv-science.ru/2024/04/eksperimenty-i-lyudi...

@темы: Ссылки, «Путь на Амальтею», «Град обреченный», «Далёкая Радуга», «За миллиард лет до конца света», «Малыш», «Пикник на обочине», Б.Стругацкий, Забытый эксперимент, off-line интервью

---

Любопытно

[silent-gluk]

Как создавались шедевры: «Пикник на обочине» и «Сталкер»

21.03.2023 / № 374 / с. 8–9 / Владимир Борисов, Александр Лукашин / Наука и фантастика / 2 комментария

А. Лукашин и В. Борисов

«Мы знакомы с Александром Лукашиным более 60 лет — вместе пошли в школу, — пишет Владимир Борисов. — Так получилось, что жизнь разбросала нас (Александр живет в Перми, я — в Абакане), но мы постоянно поддерживаем связь, переписываемся, изредка встречаемся. Иногда вместе пишем небольшие статьи, например, предлагаемую вашему вниманию. Александр, как и я, принимал активное участие в жизни советского фэндома, был председателем Пермского клуба любителей фантастики „Рифей“, переводил с английского, венгерского, немецкого, польского, сам писал небольшие рассказы. В общем, наш человек в Перми!»

Пикник с далеко идущими последствиями

С самого начала своего творчества братья Стругацкие отличались здравым пониманием места человечества во Вселенной. Уже первая их повесть «Извне» (1958) изображает встречу с пришельцами, которым нет дела до человечества и его достижений. Вспоминается и другое произведение ранних лет — рассказ «Забытый эксперимент» (1959). Написан ради реализации интересной идеи астронома и физика Н. Козырева о том, что время само может производить энергию. И попутно, совершенно для антуража, предсказано появление на карте страны зон, оставшихся от неудачных экспериментов, содержащих все компоненты новых «ужасных чудес».

В «Комментариях к пройденному» Борис Натанович писал: «История написания этой повести (в отличие, между прочим, от истории ее опубликования) не содержит ничего занимательного или, скажем, поучительного. Задумана повесть была в феврале 1970, когда мы съехались в Дом творчества в Комарово, чтобы писать „Град обреченный“, и между делом, во время вечерних прогулок по пустынным заснеженным улочкам дачного поселка, придумали там несколько новых сюжетов, в том числе сюжеты будущего „Малыша“ и будущего „Пикника“» 1. Позволим себе не согласиться с мэтром. История создания «Пикника на обочине», при всей ее сжатости, содержит немало поучительного.

Аркадий Натанович вспоминал об истории возникновения идеи «Пикника на обочине» несколько по-другому: «Как-то мы с Борисом на загородном шоссе увидели чуть в стороне от дороги свалку, такую, какую оставляют после себя некоторые туристы. Борис постоял, подумал и сказал: „Интересно, как на всё это смотрят муравьи“. Через некоторое время эта мысль всплыла, трансформировалась, приобрела более законченную форму, и мы сели за работу. Получился „Пикник на обочине“ — повесть о том, что фантасты называют Посещением» 2.

Первая запись в рабочем дневнике писателей, касающаяся «Пикника на обочине», относится к 20 февраля 1970 года. Тогда они встретились в Комарово для работы над «Градом обреченным» и искали идеи для дальнейшей работы. Эта идея носит № 2: «2. Обезьяна и консервная банка. Через 30 лет после посещения пришельцев, остатки хлама, брошенного ими, — предмет охоты и поисков, исследований и несчастий. Рост суеверий, департамент, пытающийся взять власть на основе владения ими, организация, стремящаяся к уничтожению их (знание, взятое с неба, бесполезно и вредно; любая находка может принести лишь дурное применение). Старатели, почитаемые за колдунов. Падение авторитета науки. Брошенные биосистемы (почти разряженная батарейка), ожившие мертвецы самых разных эпох» 3.

К замыслу «Пикника на обочине» братья Стругацкие вернулись в день окончания работы над «Малышом» и написали заявку на новую книгу: «Повесть „Пикник на обочине“ (предположительно 8 а. л.) находится в стадии разработки. Содержание повести сводится к следующему. Один из сравнительно пустынных районов земного шара (Северная Канада или Центральная Австралия) послужил местом временной стоянки трансгалактической экспедиции представителей иного разума. Очевидно, пришельцы не рассматривали Землю как объект исследования. Возможно, они так и не заподозрили, что Земля обитаема разумными существами. Пробыв на нашей планете несколько месяцев, они исчезли так же таинственно, как и появились. Район их временной стоянки, превратившийся в своего рода заповедник удивительных явлений и загадочных находок, делается объектом пристального внимания как передовых ученых всего мира, так и нечистых политиканов и различных авантюристов, стремящихся использовать чудесные находки в своих корыстных целях» 4.

15 января 1971 года братья встретились в Комарово и начали работу. Метафора «пикника» переводилась ими в детали будущего повествования чрезвычайно лапидарно. В рабочем дневнике сохранилась таблица с соответствием «что-есть-что», или, точнее, что вызывает у авторов какую идею: «наляпали бензину» — «участки повышенной гравитации», «консервные банки» — «магнитные ловушки» и т. д.

Два дня ушло на фиксацию идей и разработку плана первых глав, с 19 по 27 января было написано 60 страниц, пока соавторы не разъехались.

Пока еще текст далек от канонического. «Сталкеры» еще «трапперы». Но герои определены, а из обширных предвидений последствий Контакта для самых разных групп человечества авторы отбирают для реализации самые выигрышные — и это не самые конъюнктурные. За бортом «Пикника на обочине», к примеру, оказалась такая яркая и по-своему интересная идея: «Длинные шарфы из космикона (рекламный трюк — якобы материал из Зоны)» 5.

Братья встречаются и работают над повестью в феврале, марте и сентябре. Судя по материалам, Стругацкие много и плодотворно обсуждают проблему Контакта. Наконец, с 28 октября по 3 ноября счет страницам был доведен до 159 — и окончен. Пожалуй, работа над «Пикником на обочине» — пример того, как могли бы работать братья Стругацкие в нормальных обстоятельствах, не размениваясь на поиски приработка, зная, что пишут для читателя, а не в стол. Не сбылось…

История сталкера Рэдрика Шухарта по прозвищу Рыжий сформировалась, была доведена до логического конца и отправилась к читателю. Сравнительно благополучно она его достигла — через полгода повесть была напечатана «Авророй» практически с минимальной правкой. А вот выход книги задержался на целых восемь лет.

Искалеченный редактурой, правками и согласованиями вариант вышел в 1980 году в составе молодогвардейского сборника «Неназначенные встречи». Публикация прошла незаметно — этот текст был отвратителен самим авторам и критики знали либо чувствовали это.

Станислав Лем посвятил повести специальную статью, оформленную в виде послесловия к польскому изданию «Пикника на обочине» в 1977 году. Писатель формулирует: «Взятое в целом, Посещение для 99% человечества прошло без следа, и этим оно противопоставляется всей традиции научной фантастики. Это не банальная оппозиция. Доктор Пильман называет человечество „стационарной системой“, потому что привык использовать термины из физики; в переводе на язык историка эти слова означают, что контакт с „Иными“ не может, если только не вызывает глобальной катастрофы, внезапно отменить течение человеческой истории, поскольку человечество не в состоянии вдруг „выпрыгнуть“ из своей истории и войти — благодаря космической интервенции — в совершенно другую историю. Эту догадку, которую я считаю правдивой, научная фантастика, лакомая на сенсации, обошла молчанием. Так что Посещение в „Пикнике“ — это не странность для странности, а введение исходных условий для мысленного эксперимента в области „экспериментальной историософии“, и в этом заключается ценность этой книги» 6.

Возможно, совершенно откровенно высказываемая Лемом зависть, что не ему пришла в голову идея «Пикника на обочине», вызвана и тем, что он чувствовал — это в творчестве братьев Стругацких их «Солярис».

В результате появления «Пикника на обочине» изменилось представление о субъекте и объекте Контакта. Не Ученый — естественный герой столкновения с Неведомым — становится в центр повествования, а «простой» человек, обыватель, которому не повезло оказаться в эпицентре тайны. Его заботы, его реакции, его человечность подвергаются тут испытанию. И самая большая опасность исходит не от иного разума — равнодушного или заботливого, всё равно. Его собственный эгоизм, груз его человечности, человеческих реакций в нечеловеческих обстоятельствах, ментальность «парня из пригорода» несут самую большую опасность. И надежду.

«Пикник на обочине» вполне справедливо считается одной из вершин социальной фантастики. Фигура сталкера Рэдрика Шухарта — пробирный камень Контакта. След, который оставляет на нем столкновение с Неведомым, целиком и полностью определяется социальной природой того общества, которое застали на Земле Пришельцы. И у авторов нет особых иллюзий относительно этой природы. Тем не менее социологией или историософией Контакта дело не исчерпывается.

Текст «Пикника на обочине» допускает два прочтения — «шухартовское» и «пильмановское». Первое — лаконичное и трезвое исследование места и эволюции человеческого характера в мире «ужасных чудес». Сталкер Шухарт ищет в нем свое место — и роман становится с этой точки зрения романом воспитания, точнее, «антивоспитания», расчеловечивания человека. Второе — настоящий фейерверк фантастических идей, научных гипотез и предположений — о природе Вселенной и места в ней Разума вообще и человеческого в частности. Хотя этот калейдоскоп научно-фантастических деталей интересовал авторов только как вспомогательное средство — леса́ для основной конструкции делались из сандала и красного дерева.

Экранизация романа добавила ему еще одно измерение. Всякий читавший роман и видевший фильм понимал, что перед ним два принципиально разных произведения. Тем не менее, одно оттеняло и дополняло другое. И потому, что несколько любимых мыслей авторов пробилось в ткань глубоко «режиссерского» фильма, и потому, что судьба «Сталкера» и его режиссера тоже складывались не гладко. Причем в окончательном сценарии фильма оказались идеи не только из «Пикника на обочине». Многие реплики Писателя дословно совпадают со словами Виктора Банева из «Гадких лебедей», а рассуждения Сталкера о Зоне очень похожи на рассуждения Переца о Лесе из «Улитки на склоне». Эти произведения Стругацких в то время были недоступны широкому читателю в СССР, и авторы воспользовались случаем озвучить мысли из них в фильме.

Можно спорить, благодаря ли фильму (но уж точно не вопреки ему), однако НФ-составляющая литературного произведения — «Пикника на обочине» — оторвалась от первоосновы и начала сама порождать новые сущности в виде компьютерных и настольных игр. Но это уже совсем другая история о Вселенной Стругацких.



Сталкер: от бандита к мессии
Андрей Тарковский прочитал повесть еще в журнальной публикации в «Авроре». 26 января 1973 года он сделал запись в «Мартирологе»: «Прочитал только что научно-фантаст. повесть Стругацких „Пикник на обочине“. Тоже можно было бы сделать лихой сценарий для кого-нибудь» 7. Андрей болел, год начинался в ожидании и неопределенности запуска в производство фильма «Белый день». Вместе с Александром Мишариным думал о возможности написания сценариев для азиатских киностудий, о том, что нужно расплачиваться с долгами.

Несмотря на то, что за спиной уже была работа над фильмом «Солярис», Тарковский не хотел и не собирался в дальнейшем сам снимать фантастические ленты. Это его не привлекало. Но идея сценария по «Пикнику» осталась где-то в глубине памяти.

В свою очередь братья Стругацкие к этому времени уже считали Тарковского значительным режиссером. Еще в 1965 году Борис писал брату, рассказывая о встрече с Лемом: «Кстати, Мосфильм снимает две его повести. „Солярисом“ займется лично Тарковский (см. „Иваново детство“). Вот так-то» 8.

Середина 1970-х годов — время, в которое как Тарковский, так и Стругацкие были вообще-то персонами non grata в художественном пространстве Советского Союза. У Стругацких в эти годы практически не выходили новые книги, они вели затяжную войну с издательством «Молодая гвардия», войну, в которой главным камнем преткновения был как раз «Пикник на обочине». У Тарковского никак не получалось запустить съемку фильма по Достоевскому или Льву Толстому. По идее, их сотрудничество было заранее обречено на провал. Но сыграли обстоятельства, характерные именно для того времени, которые и сделали возможным невозможное.

Стругацких боялись печатать, поэтому большинство редакторов журналов и издательств не хотело иметь с ними дела. До киношников эти опасения как бы еще не докатились, поэтому Стругацкие активно занимаются в это время именно сценарными делами, чтобы заработать хоть какие-то деньги на проживание.

А в киношном мире боятся допустить Тарковского до съемок серьезных фильмов, таких, как «Идиот» по Достоевскому. Но попустительствуют экранизации фантастики, надеясь, что там никакой крамолы не произойдет.

Хотя на самом деле ни Тарковский, ни Стругацкие не были какими-то уж записными диссидентами. Как можно видеть теперь, с высоты пройденного времени, основные разногласия с вышестоящими инстанциями у этих мастеров были не идеологического или политического плана, а чисто эстетическими. Их взгляды на фантастику или кино расходились с общепринятыми, это и приводило к отторжению.

Как бы то ни было, 4 октября 1974 года Аркадий пишет брату: «Был вызван в Сценарную студию. Было объявлено, что Тарковский связался с ними на предмет экранизации ПнО, а так как экранизации Сценарная студия не делает, то он договорился составить совместно с нами заявку без упоминания названия. Ему дали мой телефон (это было вчера), он должен мне позвонить, и мы, встретившись, обговорим всё подробно» 9. Борис тут же откликается: «Меня очень заинтересовало твое сообщение по поводу Тарковского. Если это выгорит, то это будет настоящее дело, которым и заняться надо будет по-настоящему. Пожалуйста, держи меня в курсе» 10.

27 марта 1975 года Тарковский встречается со старшим братом: «Был у Аркадия Стругацкого. Он очень рад, что я хочу ставить „Пикник“. Сценарий — на паритетных началах — втроем» 11. Аркадий тут же пишет брату: «Был Тарковский. Обсудили заявку. Он высказался в том смысле, что заявка ему нравится, но не слишком ли она политическая?» 12.

А 15 мая 1975 года состоялась первая совместная встреча братьев с Тарковским, который сделал запись об этом в «Мартирологе»: «Договорился со Стругацкими насчет „Пикника“. Познакомился с Борисом. Он тоже милый, но умничает, не в пример Аркадию. Он, видимо, идеолог. Аркадий же рабочий и симпатяга. Хотя здесь тоже не так уж просто» 13.

Впрочем, до конца года время проходит в различных согласованиях. Заявку на сценарий Стругацкие написали еще в апреле, но ее не удавалось передать в Центральную сценарную студию. Всем приходилось играть в «канцелярские игры», заниматься перепиской с руководящими инстанциями. Наконец, в конце ноября заявка была одобрена. 12–23 января 1976 года братья Стругацкие съезжаются в Комарово под Ленинградом и пишут первый вариант сценария «Машина желаний». Уже 1 февраля Аркадий сообщает брату: «Тарковский прочитал. Пришел, получил от меня деньги и выразил ФЕ. /…/ Впрочем, ближайшее его действие будет: утвердить это на худсовете как первый вариант, а потом всё обсудить заново и дать нам конкретные указания. На чем и порешили. Этим он будет заниматься сам» 14.

Борис в ответ смиренно пишет: «Насчет Тарковского — ну что тут скажешь? Гений, он гений и есть. Надобно потрафлять, я понимаю. Тем более, что глядишь — и подкинут еще что-то там. Ты уж, брат, терпи. Такая наша в данном случае доля» 15.

Братья продолжают работать над сценарием и 23 марта выдают второй вариант «Машины желаний».

Летом Аркадий делится с братом информацией о работе над фильмом: «Андрей Тарковский улетел в Ср. Азию искать натуру для фильма, вернется 5–6 июля» 16. И чуть позже: «Тарковский вернулся из Средней Азии, хвалится, что выбрал гениальную натуру — где-то в трехстах км от Ташкента. Сделано множество фотографий, когда будут готовы — он приедет ко мне, и мы попробуем набросать маршрут сталкера» 17.

Тарковского не устраивает и второй вариант сценария. 23 июля Аркадий пишет брату: «Прилагаю сценарий с его вопросами, а также его просьбы, которые я не озаботился тебе доставить при встрече. /…/ Не знаю, как ты, а я его не брошу» 18.

Борис с пониманием отвечает: «Ни о каком бросании Андрея не может быть речи. Я всегда говорил и повторяю вновь, что наша беззаветная и безропотная помощь Тарковскому является на ближайший год ГЛАВНОЙ творческой задачей» 19.

У самого Тарковского настроение в этот период не очень творческое. Вот запись в «Мартирологе» от 31 июля 1976 года:

«Уехать в деревню… Писать… О чем? О четырех картинах, которые, по твоему мнению, будут в конце концов знамениты абсолютно? Бездарно. Театр… Торчать в Москве и унижаться? Книга? Проза? А хлеб? Сценарии? Да. И устраниться?

Кругом ложь, фальшь и гибель… Бедная Россия!» 20

1977 год Тарковский встречает больным, но, несмотря на это, уже 7 января снимает кинопробы с главными героями — Солоницыным, Гринько, Кайдановским. А через месяц Аркадий пишет брату: «15-го Тарковский начал съемки. Павильон, сцена самая первая, с женой сталкера. Жену играет актриса Френдлих или что-то в этом роде, не запомнил ее имени, но из известных и хороших. С Зоной имеет место неприятность: в том районе как на грех имело место землетрясение в 9 баллов и всё основательно напортило и разрушило. Тарковский пока в нерешительности, что делать: искать ли новую Зону или посмотреть, как сгладятся последствия на старой» 21.

Увы, да, кажется, сама природа противится появлению фильма. Первоначальное место съемок было определено в северном Таджикистане. Узбекский режиссер Али Хамраев нашел для Тарковского места, в которых были заброшенные шахты, лунный пейзаж, то, что просил Андрей, — «земля после атомного взрыва». И вдруг: «Съемки натуры в Исфаре мы отменили из-за землетрясения в Шурабе на местах съемки. Только что сняли Квартиру Сталкера. Надо ехать искать новую натуру» 22.

При этом Стругацкие снова и снова переписывают сценарий по требованию Тарковского. В «Комментариях к пройденному» Борис Стругацкий писал: «Работать над сценарием „Сталкера“ было невероятно трудно. Главная трудность заключалась в том, что Тарковский, будучи кинорежиссером, да еще и гениальным кинорежиссером вдобавок, видел реальный мир иначе, чем мы, строил свой воображаемый мир будущего фильма иначе, чем мы, и передать нам это свое, сугубо индивидуальное видение он, как правило, не мог, — такие вещи не поддаются вербальной обработке, не придуманы еще слова для этого, да и невозможно, видимо, такие слова придумать, а может быть, придумывать их и не нужно» 23.

При сравнении разных вариантов сценария можно заметить, как исчезали многие фантастические детали. Стругацкие сами пришли к мысли о том, что Зона в фильме должна производить впечатление не столько какими-то внешними эффектами, сколько именно внутренним напряжением. Борис Стругацкий вспоминал: «По-моему, ему пришлась по душе наша общая идея: в Зоне должно быть как можно меньше „фантастики“ — непрерывное ожидание чего-то сверхъественного, максимальное напряжение, вызываемое этим ожиданием, и — ничего. Зелень, ветер, вода…» 24.

Андрей ищет новые места для работы. Азербайджан, Крым, Запорожье — всё не подходит, не нравится. Наконец случайно находится натура в Эстонии, на заброшенной электростанции. Съемочная группа отправляется туда. Но дела не ладятся. Тарковский собирается выгонять художника Александра Бойма — пьет. Оператор Георгий Рерберг — тоже.

Аркадий Стругацкий в июле приехал на съемки в Эстонию, о чем потом рассказывал на встрече с читателями: «Должен вам сказать — если кто не был на съемках — скучнейшее дело! Сидит Кайдановский в яме и кусает травинку, а на него наезжает киноаппарат. Долго выясняют — так он наезжает или не так, потом начинают свет ставить — огромные блестящие зеркала — такой или не такой. Солнце скрылось — давайте „юпитеры“! Кайдановский не так повернул голову! Кайдановский съел уже всю траву по краям ямы, немедленно давайте новую! И так далее, и так далее. А вся эта сцена, между прочим, в фильме продолжается едва ли не двадцать секунд!..» 25

26 августа 1977 года Тарковский записывает в дневнике: «Всё то, что мы сняли с Рербергом в Таллине, — дважды брак. Во-первых — технический. Причины: первая — обработка негатива (последний „Кодак“) в лаборатории „Мосфильма“. Во-вторых — состояние оптики и аппаратуры» 26.

Казалось, фильм уже ничто не спасет. В брак ушло 75% выделенной на съемки пленки. И тут Тарковского осенило. Если переделать фильм на двухсерийный и добиться выделения дополнительных денег и пленки, можно попытаться снять новую версию. Но к этому времени у него изменилась концепция фильма. Он предложил Аркадию Стругацкому написать новый сценарий! Но главный герой в нем должен быть совсем другим. «Каким?» — опешил Стругацкий. — «Откуда мне знать, — был ответ. — Но чтобы этого вашего бандита в сценарии и духу не было».

Стругацкие послушно переписывают сценарий (уже девятый, по их подсчетам, вариант). Фигура главного героя, Проводника, разительно изменилась. Это уже не Рэдрик Шухарт из повести «Пикник на обочине», это совсем другой человек, адепт Зоны, пытающийся найти людей, которые бы могли с помощью Комнаты, в которой исполняются желания, переделать этот несовершенный мир. Но все его попытки тщетны.

Аркадий Стругацкий вспоминал, что на этот раз Тарковский, прочитав текст, сказал: «Первый раз в жизни у меня есть м о й сценарий» 27.

Осень и зима уходят на доработку сценария, утрясание сметы на новую съемку, поиски другого оператора. 7 апреля 1978 года Тарковский записывает в «Мартирологе»: «С середины мая начинаем (в который раз!) съемки „Сталкера“. Оператор А. Княжинский. Директор А. Демидова» 28. Художником картины Андрей решил работать сам. В тот же день у него случается инфаркт миокарда.

Аркадий пишет в апреле брату: «Был у Тарковского. Лежит, но уже разрешили садиться два раза в день на десять минут. Бодр, работает» 29. Через месяц: «Андрей Тарковский потихоньку выздоравливает, ходит гулять, скоро поедет на курорт. А как со съемками „Сталкера“ — всё еще неясно» 30.

Тем не менее в июне съемочная группа опять отправляется в Эстонию. На этот раз мироздание уступило настойчивости творца и съемки прошли нормально. 23 декабря 1978 года Тарковский записывает в «Мартирологе»: «Я озвучиваю картину, скоро нужна будет музыка… Она получается, правда, несколько длинноватой, но я думаю, в конце концов длина ее утрясется в нужной степени. Картина получается» 31.

Название фильма, кстати, окончательно оформилось в самый последний момент. Тарковский предложил заменить «Машину желаний» на «Сталкера». Название отразило суть: в содержании фильма главное не Комната, которая исполняет желания, а проводник, Сталкер, бессильный и обреченный на непонимание.

К удивлению режиссера, сдача фильма прошла сравнительно легко. Тогда же Андрей констатировал в дневнике: «Кажется, действительно, „Сталкер“ будет моим лучшим фильмом. Это приятно, не более. Вернее, это придает уверенности» 32.

А вот представители кинопроката к фильму отнеслись прохладно, количество копий было сделано не так много, во многих городах фильм показывали в утренние часы. Залы были полупустыми, народ уходил с сеанса, критики о фильме почти ничего не писали. Лишь спустя десятилетие «Сталкер» с триумфом вернулся домой…

В январе 1981 года Тарковский предложил Стругацким совместно работать над новым сценарием.

Но это — уже совсем другая история…

Владимир Борисов, Александр Лукашин

1 Стругацкий Б. Комментарии к пройденному // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собрание сочинений в 11 т. Т. 6. 1969–1973. — С. 642.

2 Стругацкий А. Времена чудес добрых и «жестоких» / Интервью взял М. Никитин // Тихоокеанский комсомолец (Владивосток). — 1975. — 23 дек. — С. 3.

3 Стругацкий А., Стругацкий Б. Рабочий дневник АБС // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1967–1971. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2013. — С. 488–489.

4 Стругацкий А., Стругацкий Б. Заявка от АБС в МГ // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1967–1971. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2013. — С. 570–571.

5 Стругацкий А., Стругацкий Б. Рабочий дневник АБС // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1967–1971. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2013. — С. 618.

6 Лем С. Послесловие к «Пикнику на обочине» А. и Б. Стругацких / Пер. с пол. В. Борисова // Лем С. Мой взгляд на литературу. — М.: АСТ; АСТ МОСКВА, 2009. — С. 356.

7 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 81.

8 Стругацкий Б. Письмо Бориса брату, 29 октября 1965 года, Л. — М. // Неизвестные Стругацкие. Письма. Рабочие дневники. 1963–1966 гг. — Киев: НКП, 2009. — С. 395.

9 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 4 октября 1974 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 341.

10 Стругацкий Б. Письмо Бориса брату, 9 октября 1974 года, Л. — М. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 342–343.

11 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 135.

12 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 21 апреля 1975 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 383.

13 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 138.

14 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 1 февраля 1976 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 465.

15 Стругацкий Б. Письмо Бориса брату, 22 февраля 1976 года, Л. — М. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 474.

16 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 29 июня 1976 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 526.

17 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 12 июля 1976 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 539.

18 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 23 июля 1976 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 543.

19 Стругацкий Б. Письмо Бориса брату, 26 июля 1976 года, Л. — М. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 547.

20 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 159.

21 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 21 февраля 1977 года, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972–1977. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 612–613.

22 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 173.

23 Стругацкий Б. Комментарии к пройденному // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собрание сочинений в 11 т. Т. 9. 1985–1990. — С. 644–645.

24 Стругацкий Б. Комментарии к пройденному // Стругацкий А., Стругацкий Б. Собрание сочинений в 11 т. Т. 9. 1985–1990. — С. 647.

25 Стругацкий А. «Фильм все-таки вышел…»: Аркадий Стругацкий о фильме «Сталкер» // Фантакрим-Мега (Минск). — 1993. — № 1. — С. 17.

26 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 176.

27 Стругацкий А. Каким я его знал // О Тарковском. — М.: Прогресс, 1989. — С. 259.

28 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 179.

29 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 18 апреля 1978, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1978–1984. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 55.

30 Стругацкий А. Письмо Аркадия брату, 21 мая 1978, М. — Л. // Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1978–1984. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012. — С. 61.

31 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 188.

32 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. — Международный Институт имени Андрея Тарковского, 2008. — С. 197.

Отсюда: www.trv-science.ru/2023/03/kak-sozdavalis-shede...

@темы: Ссылки, Фильмы, Сталкер, Тарковский, Извне, «Гадкие лебеди», «Град обреченный», Улитка на склоне, Машина желаний, «Малыш», «Пикник на обочине», Б.Стругацкий, Комментарии к пройденному, Забытый эксперимент, Неназначенные встречи

---

Любопытно

[silent-gluk]

Слушая поступь памятников (про «Град обреченный»)
04.04.2023 / № 375 / с. 8–9 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / No Comments

Можно нарушать любые законы — литературные и реальной жизни, — отказываться от всякой логики и разрушать достоверность, действовать наперекор всему и всем мыслимым-немыслимым предписаниям и правилам, если только в результате достигается главная цель: в читателе вспыхивает готовность к сопереживанию, — и чем сильнее эта готовность, тем бо́льшие нарушения и разрушения позволяется совершать автору.

Борис Стругацкий. Комментарии к пройденному

Владимир Борисов


«Град обрече́нный» стоит особняком в творчестве братьев Стругацких. То есть начиналось всё традиционно: работая над очередной книгой, авторы параллельно обсуждали возможные сюжеты будущих произведений, и 15 марта 1967 года в рабочем дневнике появилась короткая запись, обведенная рамочкой: «Новый Апокалипсис». Сейчас, восстанавливая историю появления романа по крупицам, по отдельным упоминаниям в переписке, записям в дневниках, первым вариантам рукописи, можно заметить, как многое менялось, причем кардинально, как тщательно писатели собирали отдельные эпизоды, биографии героев, обдумывали космографию странного искусственного мира. Но кое-что оставалось: тесная перекличка с жизнью авторов и страны (одно время роман имел название «Мой брат и я», т. е. тогда уже планировалось наделение главного героя чертами собственной биографии), попытки серьезного осмысления грандиозного Эксперимента по созданию нового человека, предпринятого в Советском Союзе, раздумья о том, как жить дальше. Возможно, авторов вдохновлял известный в начале 1960-х фильм «Мой младший брат», а точнее — многажды ругаемый «Звездный билет» Василия Аксёнова, положенный в его основу.

Или, например, такая запись в рабочем дневнике от 19 февраля 1970 года: «Пара: Андрей и Фридрих, оба югенды, оба из рабочих, оба спасают мир. Оба фюрерофилы. Считают себя лютыми врагами друг друга, но в каждом конкретном вопросе оказываются на одной стороне: оба ненавидят Сёму (так первоначально звали Изю Кацмана. — В. Б.), оба презирают Купера, оба считают, что пора, наконец, навести порядок». Прямо скажем, нетривиальная мысль для советского человека того времени.

Но появление по-мёбиусовски замкнутого самого на себя мира Города между зеленовато-голубой бездной бесконечности неба и желтой бесконечности каменной стены в книгах авторов, казалось, ничто не предвещало.

Как непонятно было, откуда взялась, к примеру, регулярная смена профессий в Городе, важнейшая поначалу часть его социального устройства. Уже были написаны, но еще не дошли до советского читателя «Вавилонская лотерея» Хорхе Луиса Борхеса и «Солнечная лотерея» Филипа К. Дика. Откуда же взялся принцип случайности, подстилающий Эксперимент абсурдом?

Хотя кажущемуся абсурду происходящего в романе можно найти аналогии в реальной жизни. Взять, к примеру, регулярную лотерею смены профессий в Городе. Это, между прочим, вполне действенная система в японской производственной схеме, когда человек передвигается в процессе роста не только по вертикали, но и по горизонтали, знакомится с новыми аспектами производства, знает, что если он допустил огрехи, то их обнаружит тот, кто его сменит. А в Советском Союзе всем заправлял административно-хозяйственный персонал, который состоял из партийной номенклатуры. И даже если такой управитель где-то проштрафился и завалил дело, его, как правило, не увольняли, а «перебрасывали» на другую руководящую должность. В результате начальником вычислительного центра мог стать бывший директор парикмахерской, потому что он якобы был знаком с методами управления, а чем управлять — неважно.

Первый подробный план и окончательное название романа (по известной картине Николая Рериха, на которой огромный змей окружает крепость или даже город, картине, которая поражает мрачной красотой и ощущением безнадежности) были приняты в июне 1969 года. На черновике стоят даты: 24 февраля 1970 — 27 мая 1972. За два с лишним года авторы в несколько заходов написали книгу, поставили заключительную точку и непривычно большую папку с текстом поместили в архив. Ибо для них было совершенно ясно, что этот роман не имеет никакой перспективы быть опубликованным.

Здесь, наверное, следует сделать некоторое пояснение для современного читателя. Собственно, что такого крамольного было в романе, что делало его неприемлемым для печати? Времена и мир изменились настолько, что даже те, кто жил в те времена, сейчас с трудом вспоминают и понимают, как мог быть воспринят текст «Града обреченного» тогда.

Например, в романе цитируется песня Александра Галича («Упекли пророка в республику Коми…»). Имя автора песни не упоминается, но сам факт такого цитирования уже был крамолой, потому что песни Галича не печатались, ему запрещали устраивать концерты, его исключили из Союза писателей, из Союза кинематографистов, а вскоре он был вынужден эмигрировать. Короткая цитата, таким образом, становилась спрятанной миной, обнаружение которой могло бы навлечь беды на самих авторов, на редакторов и издательство.

А эволюция главного героя, правоверного комсомольца, ленинца, сталинца, борца за счастье простого народа, который с такой легкостью и непринужденностью превращается в высокопоставленного чиновника, барина, вождя, вершителя человеческих судеб? Как легко и непринужденно он становится соратником нациста-гитлеровца?

А совершенно невыдержанная в идеологических рамках того времени сцена с Великим Стратегом в Красном Здании, беспринципные рассуждения героев о памятниках? А фигура Изи Кацмана, еврея, регулярно побеждающего в идеологических поединках главного героя?..

Наконец, сам воздух романа, его свобода, совершенно недоступная для советской литературы того времени, с сомнениями и рассуждениями о целях Эксперимента, неизбежно вызвавшими бы у читателей ассоциации с великими стройками коммунизма в Советском Союзе.

Всё это, совершенно естественно воспринимаемое сегодня, было для тех времен новым, свежим и совершенно непроходимым в советской печати. При этом следует помнить, что братья Стругацкие вовсе не были явными и активными диссидентами, они не рассматривали роман «Град обреченный» в качестве вызова властям, противостояния существующей системе. Зачем же они потратили несколько лет на работу над заведомо бесперспективным произведением?

В 1992 году питерский критик и литературовед, редактор Самуил Лурье встретился с писателями Александром Житинским и Борисом Стругацким, чтобы поговорить об этом феномене. Тему своей беседы1 он сформулировал так: «Моих собеседников объединяет уникальный опыт, не известный, наверное, ни почти всем писателям прошлого, ни современным писателям, живущим за пределами бывшего Советского Союза, ни абсолютному большинству писателей, живущих в пределах Советского Союза. Есть такое необычайно сильное испытание для литератора, требующее всех его сил, которое называется по-русски „писать в стол“. Это значит — сочинять произведение, не имея никакой надежды на его опубликование, совсем никакой, предполагая, что в своей жизни никогда не увидишь его набранным печатными буквами. Это очень трудно понять постороннему человеку. Это очень трудно понять тому, кто не проделал над собой этот мучительный эксперимент. Вероятно, он мучителен пропорционально дарованию автора, и сила этого мучения возрастает пропорционально важности замысла. Кто бы мы ни были: писатели, простые люди, журналисты, кто угодно, — когда мы представляем себе, что нам нужно потратить несколько лет жизни на работу, результатов которой никто не узнает, на работу, которая нам представляется очень важной, и важной именно для того, чтобы о ней кто-нибудь узнал, мы можем на одно только мгновение войти в этот уникальный страшный опыт. И вот у нас сейчас есть счастливая возможность спросить этих людей, что это значит. Что движет писателем, который пишет книгу, — может быть, свою главную книгу (может быть, каждая книга является для писателя главной) без всякой надежды?»

Соглашаясь с тем, что такая работа действительно крайне мучительна для автора, потому что потребность в опубликовании — изначальное, аксиоматическое свойство каждого творца, Борис Стругацкий так ответил на этот вопрос: «У меня такое впечатление создается, что писать „в стол“ автора заставляет по сути дела то же внутреннее глубоко сидящее чувство, которое заставляет его писать вообще. Когда я пишу не „в стол“, я думаю: о гонораре, о том, что на гонорар я смогу купить новую мебель, поехать там куда-нибудь, я думаю о славе. Я уверен, что практически всякий писатель думает об этом… Я думаю о том, что я пишу так, как никто до меня не писал, это тоже чрезвычайно важно. Мы все наши вещи писали по этому принципу. Написать так, как до сих пор не писали сами и по возможности — никто до нас. Но если вот всё это отобрать… Поскольку, когда ты пишешь „в стол“, всё это отпадает, всё, за исключением, может быть, мысли о том, что ты пишешь нечто такое, чего не писал раньше. Вот тогда и останется то самое обнаженное, тот проводок, нервик, который и побуждает писателя писать. Вы же не задаете вопрос, почему писатель вообще пишет? Вы, великий литературовед, прекрасно понимаете, что писатель пишет не для того, чтобы получить гонорар, и не для того, чтобы прославиться. Что-то есть внутри. Так вот этот вот червячочек, вот он и заставляет писать, в частности, „в стол“».

Поначалу, работая над романом и имея за плечами опыт трудного прохождения к читателю «Улитки на склоне», «Гадких лебедей», «Сказки о Тройке», авторы хоть и не питали особых надежд на публикацию, однако все-таки рассчитывали, что по окончании работы станут предлагать новый роман редакциям журналов и издательств. Роман сначала прочитают в редакциях, кто-нибудь снимет копии, даст почитать знакомым. И новое произведение начнет жить хоть и не совсем легально, но будет распространяться в самиздате. Но вскоре и этот вариант стал небезопасным. История с романом Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», рукопись которого была изъята в редакции журнала «Знамя» и чуть не исчезла практически (чудом сохранилась одна-единственная копия), послужила Стругацким предупреждением: никому роман не показывать, рукопись из дому не выносить и вообще о ней лучше помалкивать.

А летом 1974 года Бориса Стругацкого вызывали на допросы по делу Михаила Хейфеца, его близкого приятеля и, кстати, главного прототипа Изи Кацмана в романе. Подробно эту процедуру Борис (С. Витицкий) опишет в своем первом сольном романе «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», где тот же Хейфец выведен под именем Семёна Мирлина. В том же году Михаил Хейфец был осужден по 70-й статье Уголовного кодекса РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда») на четыре года лишения свободы и два года ссылки за написание предисловия к самиздатовскому собранию сочинений Иосифа Бродского и за хранение и распространение других самиздатовских изданий.

После этого стало ясно, что и дома хранить рукопись опасно. Борис срочно распечатал единственную копию романа в трех экземплярах, а потом два экземпляра с соблюдением всех мер предосторожности были переданы верным людям — одному москвичу и одному ленинградцу. Эти две копии пролежали в «спецхране» до самого конца 1980-х годов, когда удалось все-таки «Град обреченный» опубликовать.

О чем же получилось это произведение? Борис Стругацкий в «Комментариях к пройденному» отвечал на этот вопрос так: «Главная задача романа не сначала, но постепенно сформировалась у нас таким примерно образом: показать, как под давлением жизненных обстоятельств кардинально меняется мировоззрение молодого человека, как переходит он с позиций твердокаменного фанатика в состояние человека, словно бы повисшего в безвоздушном идеологическом пространстве, без какой-либо опоры под ногами. Жизненный путь, близкий авторам и представлявшийся им не только драматическим, но и поучительным. Как-никак, а целое поколение прошло этим путем за время с 1940 по 1985 год».

В беседе с Самуилом Лурье Борис Стругацкий вспоминал, рассказывая о том, какими были авторы «Града обреченного», когда только начинали писать:

«Это были два типичных героя оруэлловского романа. У которых doublethink — двоемыслие — было отработано идеально. Ибо двоемыслие, как известно, это способность сделать так, чтобы две противоречащие друг другу идеи никогда не встречались в сознании. А мы всю жизнь носили в сознании одновременно тот факт, что органы не ошибаются, и тот факт, что наш дядя, коммунист с дореволюционным стажем, расстрелян в 37-м году, а отец исключен из партии в 37-м году, — тоже большевик с 16-го года. И вот надо было как-то так нести, идти по жизни, чтобы эти две мысли приходили в голову только порознь. Сегодня я думаю о дяде и отце — о том, какие это были хорошие люди. Потом эти мысли куда-то вынимаются и вставляются другие мысли — о том, что КГБ, конечно, не ошибается и если арестовали врачей-вредителей, то, наверное, там что-то было. „Им виднее“. И вот эти два человека, перейдя через ХХ съезд, XXII съезд, встречу Хрущёва с художниками в Манеже, свержение Хрущёва, Чехословакию в 68-м году, наконец, приходят к такому состоянию, когда они видят: социализм — дерьмо, коммунизм — строй очень хороший, но с этими мурлами, с этими жлобами, которые управляют нами и которые непрерывно пополняют себя, свои ряды, с ними ни о каком коммунизме речи быть не может, это ясно совершенно.

Капитализм… В капитализме тоже масса вещей, которые нам отвратительны. Это теория гедонизма, это теория, что жить надо для того, чтобы получать только удовольствие. Для нас, молодых тогда, здоровых людей, эта идея казалась неприятной. Нам казалось (мы же все-таки оставались в глубине души большевиками) — нам казалось, что человек должен жить, сжигая себя, как сердце Данко. Понимаете? То есть создавалась полностью бесперспективная картина. И вот, мы написали роман о том, как человек нашего типа, пройдя через воду, медные трубы, через все общественные формации, повисает в воздухе точно так же, как мы сами повисли в воздухе, потому что мы перестали понимать, к чему должно стремиться человечество. Мы перестали это понимать к середине семидесятых годов. Вот о чем роман. Это реквием по всем социальным утопиям вообще — будь то утопии социалистические, коммунистические, капиталистические — какие угодно. Вот о чем это написано и, как вы, может быть, помните, там мы пытаемся выдвинуть какую-то контр-идею — цель существования человечества, лежащую вне социальных проблем, вне политики, вне социального устройства, вне проблем материального производства, распределения благ и так далее, и так далее. Идею храма культуры. Как бы развивая метафору, что человечество живет, строя храм культуры, как микроскопические ракообразные живут, строя коралловый риф, и не понимая, что они создают».

Жизнь без опоры под ногами в условиях идеологического вакуума для советского человека продолжилась и после 1985 года, продолжается и по сей день. Более того, такое состояние, видимо, вполне универсально, оно может случиться, да и случается время от времени в любой стране. Такое было и в Германии после проигрыша в мировых войнах, было и в социалистических странах после распада Советского Союза; наконец, XXI век с его стремительным технологическим прогрессом ставит перед ошеломленным человечеством задачи, к которым оно совершенно не готово, и некоторая растерянность ощущается как в самых развитых и процветающих странах, так и в тех, где население только начинает вкушать плоды цивилизации.

Путь через огонь, воду и медные трубы Андрея Воронина, alter ego авторов, — это, в сущности, путь по кругам ада действительности любого мыслящего человека второй половины XX века. Когда остались позади страшнейшие войны «кто кого», на повестку дня встал вопрос не движения широчайших народных масс, а вопрос совести одного отдельно взятого человека. Как оказалось, вовсе не вооруженного единственно правильным и верным учением. Не превосходящего пониманием остальные народы. Замешанного не по своей воле в смертельные игры гениев и злодеев. И, однако, способного пройти хотя бы первый круг этого ада.

Ту находку, которую делает герой с подачи его личного Панурга, трудно оценить однозначно.

Идея храма культуры, вложенная в романе в уста Изи Кацмана, скептика и сокрушителя идеалистических истин, с одной стороны, выглядит весьма утопичной, а с другой — насущной и необходимой.

Одной из основных проблем прогресса польский писатель и мыслитель Станислав Лем считал тот факт, что наука и технологии разрушают культуру. Причем в этом нет никакого злого умысла, сами по себе наука и технологии ни в чем не виновны. Человек несовершенен как животное. В результате антропогенеза человек лишился наследуемых, заданных эволюционно норм поведения. Рефлексы животных в процессе эволюции настраивались так, чтобы обеспечивать автоматическое равновесие экосферы. А человек, лишившись таких внутренних механизмов, был вынужден создавать свои нормы и законы поведения, которые и являются культурой. Но тут возникла такая ситуация, что культура создавалась при повышении сложности институциональных связей, причем связи эти представляют собой иерархии ценностей с нематериальной, духовной вершиной. Процесс возникновения культуры был долгим, он сопровождался вненаучной мотивацией, которая определялась эмпирически. То есть культура не только предлагает нормы поведения, но при этом поясняет, почему иначе человеку поступать не до́лжно и какова цель предписанного поведения. Однако все эти интерпретации и пояснения оказываются ложными, если их подвергнуть научному исследованию. Поэтому наука, по мере того, как она давала свои пояснения процессам, разоблачала культурные самообманы, но взамен не предлагала никаких ценностей, наука лишь констатировала состояние дел.

Технологии нацелены на достижение узких конкретных целей, но и их локальные и избирательные действия приводят к эрозии культуры, разбирая фундамент институциональных ценностей. В результате мы сейчас пришли к такому положению дел, когда старые культурные ценности успешно разрушены, но взамен никаких новых привлекательных идей, которые позволили бы заменить или создать новую культуру, не получено. Технологии с наукой отобрали у нас много, а взамен дали мало. Это видно по тому, что наша цивилизация всё больше усложняется технологически и одновременно упрощается культурно.

Лем не представил убедительного решения этой насущной проблемы, не наметил и путей ее решения. Он лишь неоднократно предупреждал, что моделирование новой культуры не может быть осуществлено простым перебором уже существующих решений, что вопли футурологов о необходимости «новых идей» являются лишь несбыточными мечтами. Даже если удастся придумать что-то новое, изобрести эту «новую культуру», невозможно будет воплотить ее в жизнь. Поскольку речь идет о создании субинститута некой утраченной веры как совершенно новой ценности, которую человечеству предстоит освоить, так как без поставленных ею целей оно жить не сможет.

Конечно, жизнь как бы спорит с Лемом — довольно много новых культур, как мы видим, приживаются. Толкинисты, БДСМ, джедаи, трекки — это только из более-менее знакомых субкультур. А сколько их еще! И благородные туристы, каэспэшники, тризовцы, и презренные уфологи, спириты, сыроядцы, гомеопаты… Интернет — великий объединитель — поставил генерацию новых субкультур на поток, запечатлел процесс культурной эволюции для будущих поколений. Однако усилил и обнажил серьезнейшую проблему — эрозии критериев. То, что получило название мультикультурализма и толерантности. Механизм слома безусловных табелей о рангах, когда ценности одной ветви человеческой культуры уравниваются с ценностями другой, хотя результативность этих ветвей объективно совершенно разная.

В качестве некой гипотетической лазейки в этом направлении Лем мыслил теорию творчества: «Быть может, создание универсальной теории всевозможных творческих методов убережет будущее от столь дорогостоящих и фатальных ошибок. Такая теория может стать указателем направления культурной стратегии дальнего радиуса, потребность в которой у нас больше, чем превращение звезд в фабрики и машин в мудрецов».

У братьев Стругацких в таком качестве выступает Теория Воспитания. В то же время как художники они могли испытывать на прочность свои и чужие теории их образным воплощением. Результаты этих испытаний — не только в рамках «Града обреченного» — были скорее негативными, оставаясь в рамках научной парадигмы, где эксперимент с отрицательным результатом всё равно результативен. Эксперимент есть Эксперимент.

Мы не знаем, какие жестокие чудеса готовит нам будущее и как будет продолжаться развитие цивилизации в условиях эрозии культуры и размывания этических установок. Мы не знаем, можно ли вообще жить в таких условиях. Слишком многое непонятно: куда заведут нас новые технологии, останется ли человек прежним видом Homo sapiens или неизбежно эволюционирует в новый вид, сколь болезненным будет слом прежних парадигм. Но всё равно хочется верить в будущее и надеяться на лучшее.

Dum spiro spero.

Владимир Борисов

Отсюда: www.trv-science.ru/2023/04/slushaya-postup-pamy...

@темы: Ссылки, «Гадкие лебеди», «Град обреченный», Улитка на склоне, Сказка о Тройке, Б.Стругацкий, Поиск предназначения, Комментарии к пройденному, С.Витицкий

---

Любопытно

[silent-gluk]

Братья Стругацкие. Малыш, Град обреченный

Психология АБСтругацких

В наследии великих мастеров душ человеческих, Братьев Стругацких, имеются произведения, которые выворачивают сущность человека на изнанку, показывая ему всю широту его ущербности. Всем нам знакомы книги "Малыш" и "Град обреченный", прекрасный пример всего выше сказанного.

Цель проекта: предоставить участниками и зрителям проекта практические знания о жизни и практические знания о достижении результатов в любой сфере.
“Это способ исследовать память и научиться пользоваться собственной памятью" - О.В.Мальцев
Мальцев Олег Викторович - ученый, академик, член «Украинской Академии наук», кандидат психологических наук, член Американской психологической ассоциации, АПА.

Отсюда: youtu.be/6MFgCx9erKU?si=gacr3o57xd4MYb9n

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный», «Малыш»

---

Любопытно

[silent-gluk]

Бр. Стругацкие "Град обреченный" - "моя книга"!!!

Mara Book

Благодарю от всей души за совместное видео Людочку Личи и Алексея (гр. в Одноклассниках, посвященная творчеству бр. Стругацких ok.ru/mirybr.str)
Спасибо вам, дорогие друзья, за прсмотры, комментарии и лайки!!!

Отсюда: youtu.be/gFjzXW0EJmA?si=PHp58-GCnuUqNWtr

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный», Град обреченный

---

Любопытно

[silent-gluk]

Израильские Стругацкие

02.06.2023

Сын Бориса Стругацкого: "Отец осудил бы нынешнюю власть"

Фото: личный архив семьи Стругацких

В год 90-летия Бориса Натановича «Собеседник» пообщался с его сыном Андреем, который в прошлом году репатриировался с семьёй в Израиль, где уже живут его дети Светлана и Борис.

В этом году исполнилось бы 90 лет писателю-фантасту Борису Стругацкому, который в соавторстве со своим братом Аркадием создал десятки произведений. По многим романам, повестям и рассказам сняты фильмы. «Собеседник» пообщался с сыном Бориса Натановича Андреем, который в прошлом году репатриировался с семьёй в Израиль, а этой зимой перевез из Питера и кота.

Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!

ИЗОЛИРОВАННАЯ КОМНАТА

– Впечатления об отце у меня всегда были весьма уважительные и почтительные, как детские, так и взрослые, – рассуждает Андрей. – С самого раннего детства он был для меня безусловным авторитетом, абсолютно непререкаемым. И слово его было для меня закон. Хотя, чего греха таить, иногда этот закон и нарушался, когда очень хотелось чего-нибудь не очень дозволенного и не поощряемого…

– Когда вы стали осознавать, что папа и ваш дядя – писатели?

– Да вот как-то это осознание пришло постепенно, точной даты не назову. В школе в младших классах на профессии родителей никто особого внимания не обращал: у кого-то папа – инженер, у кого-то – токарь, а у кого-то – писатель, подумаешь! Когда подросли, то одноклассники уже стали интересоваться и даже книжки братьев Стругацких просили дать почитать. Таким макаром, кстати, я умудрился проворонить «Обитаемый остров» с дарственной надписью от папы: дал кому-то почитать – и всё, с концами. К старшим классам, понятное дело, я уже вполне осознавал, кем являются мои папа и дядя. И какое-то время и сам мечтал стать писателем, даже сочинение на эту тему писал, кажется, в девятом классе.

– Наверное, родитель-писатель вас заставлял читать больше?

– Да нет, особо не заставлял. Но любовь к чтению прививали мне настойчиво. И папа, и мама, и обе бабушки постоянно что-то мне читали, начиная с самого нежного возраста. С какого-то момента я преодолел природную лень, стал читать сам, и вот тогда меня уже стало не оторвать от этого благородного занятия. До сих пор не представляю себя без книги, невзирая на всяческие соблазны в лице разнообразных интернетов.

– Андрей, а какое из произведений братьев Стругацких вы прочитали первым?

– «Понедельник начинается в субботу», семь лет мне тогда исполнилось. Эту повесть мне начала читать мама, но на странице тридцатой я отобрал у неё книгу и дальше запоем дочитывал уже сам. Впечатления были мощные! Потом были уже «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Трудно быть богом» и далее по списку. Практически все произведения перечитал десятки раз.

– Как Аркадий и Борис Стругацкие реагировали на то, что их произведения экранизировали?

– Положительно. Это же была отчасти и их работа! Другое дело, как они относились к тому, что в результате получалось. Например, «Сталкера» Тарковского они считали фильмом гениальным, хотя режиссёр с них семь потов согнал, требуя все новых и новых вариантов сценария. И только девятый по счету был принят. А, скажем, «Отель «У погибшего альпиниста» они считали крепким середнячком. Ну а фильм «Чародеи» им не слишком понравился. Как и мне, кстати говоря.

– Вообще, как вместе работали братья Стругацкие? Интересно даже в чисто бытовом плане…

– Никаких тайн из метода своей работы они никогда не делали. Сначала каждый из них разрабатывал свой вариант грядущей повести или романа, потом съезжались, разрабатывали уже общий план и начинали писать. Буквально строчку за строчкой, обдумывая каждое слово. И так до самого завершения произведения. А в бытовом плане это никому особо не мешало: ранние повести они писали ещё в квартире своей мамы (моей бабушки Шуры), для этого там была отдельная изолированная комната. Ну а потом стали работать в разных домах творчества – в Гагре, Голицыно под Москвой, а последние пару десятилетий – почти исключительно в Комарово рядом с Питером.

– Насколько я знаю, вам обидно, когда братьев Стругацких называют писателями-фантастами?

– Да! Они были своего рода предсказателями, что ли. Ну, скажем так, отталкивались от дня сегодняшнего, видели некие тенденции и экстраполировали их в будущее. И «предсказания» иногда получались до жути точные, например облучающие башни из «Обитаемого острова» или мир потребления из «Хищных вещей века».

896 ПРАВОК В «ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ»

– Насколько политические темы увлекали вашего отца? Вспоминаю некоторые его высказывания в интервью, где он критиковал власть…

– Разумеется, братьев Стругацких политика интересовала! И конечно, влияла на их творчество. Ведь дряхлеющий советский режим довольно быстро распознал их как совершенно чужих для себя личностей и постоянно ставил цензурные препоны. Например, «Обитаемый остров» в книжном варианте был допущен к печати лишь после того, как авторы внесли в него аж 896 (!!!) правок, в большинстве своём совершенно идиотских. А потом в течение многих лет у Стругацких не вышло ни одной новой книжки, только редкие журнальные публикации. А, скажем, такие вещи, как «Гадкие лебеди» и «Град обреченный», увидели свет лишь в годы поздней перестройки, хотя написаны были намного раньше. И вот как тут не заинтересуешься политикой?! Кстати говоря, в начале 1990-х, уже после ухода брата, отец провёл огромную работу по приведению всех произведений в первоначальный вид, выкинул из них все цензурные правки, вернул на место фрагменты, которые цензура заставила убрать. И с тех пор все повести и романы публикуются в оригинальном виде.

– Если бы ваш отец Борис Натанович был жив, какую бы позицию он сегодня принял: отмалчиваться или?..

– Конечно, не отмалчивался бы! И совершенно определённо осудил бы действия нынешней власти самым категоричным образом. И это не «я так думаю» и не «я предполагаю» – а совершенно точно ЗНАЮ, что именно так и случилось бы. На двести процентов!

«ЧЕГО ЖЕ ТЫ, БРАТОК, КНИГ НЕ ПИШЕШЬ?»

– Иногда меня спрашивают: отчего же ты, браток, книг-то не пишешь? Типа имея в анамнезе таких знаменитых предков – сам бог велел! Ну, положим, мыслишки написать что-нибудь этакое время от времени у меня проскакивают. Не художественное, разумеется – куда уж нам! – а что-то вроде воспоминаний о рокерско-тусовочно-пивной молодости. Ну или придумать какие-нибудь весёлые байки-раздолбайки, основанные на подобном же материале…

Но, во-первых, заниматься какой-либо упорядоченной творческой деятельностью мне чрезвычайно лениво. Во-вторых, все, что я гипотетически мог бы накалякать, придирчивый читатель неизбежно и неотвратимо станет сравнивать с творчеством знаменитых предков. И со стопроцентной вероятностью это сравнение будет отнюдь не в мою пользу! Тут же начнётся на редкость «дружеская» критика, подколки, подстёбки, издевательства и прочее малоаппетитное бурление какашек. И разумеется, сакраментальная фраза о детях гениев будет звучать из каждого утюга.

Я достаточно спокойно отношусь к подобным вещам, но положа руку на сердце: а оно мне надо? Полагаю, что не очень. Впрочем, буду до конца откровенным: причина, указанная в пункте первом, является конечно же главной и определяющей, и сей факт я честно признаю.

Отсюда: www.isrageo.com/2023/06/02/izrst517/

@темы: Семья, Ссылки, Фильмы, Экранизации, Сталкер, Чародеи, Понедельник начинается в субботу, «Отель "У погибшего альпиниста"», «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Путь на Амальтею», «Хищные вещи века», «Град обреченный», «Страна багровых туч»

---

Любопытно

[silent-gluk]

КНИГОЛИКБЕЗ : Град обреченный

КИНОЛИКБЕЗ KINOLIKBEZ

Отсюда: youtu.be/c_x2L9LuipE?si=_9YBTzO0dKj1m1z0

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный»

---

Любопытно

[silent-gluk]

Планета АБС

К 95-летию со дня рождения Аркадия Стругацкого

Александр КУМБАРГ

«Думать – это не развлечение, а обязанность». (А. и Б. Стругацкие, «Улитка на склоне»)

АБС – распространенное в среде любителей фантастики сокращение, означающее имена Аркадия и Бориса Стругацких. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что фантаст в СССР был больше, чем фантаст. По крайней мере, для поклонников творчества братьев Стругацких. В затхлой советской атмосфере «кривых зеркал», фарисейства, лжи фантастика была эзоповым языком. Порой она позволяла затрагивать те вопросы – со ссылкой на другие планеты и цивилизации, – которые нельзя было напрямую адресовать обществу «победившего социализма». Хотя бдительная цензура тоже, конечно, не спала. И многие вещи категорически не проходили даже в произведениях фантастов. Стругацким часто приходилось уродовать свои произведения. Но даже в таком усеченном виде их книги вносили очень весомый вклад в общественные умонастроения, развивали у людей привычку размышлять и противостоять стадному чувству.

«ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ДВОЙКА»

Поэт-юморист Александр Иванов написал:

А.Стругацкий, Б.Стругацкий
Делят свой успех по-братски.
Им завидуют, наверно,
Все – от Жюля и до Верна.

Мне всегда было интересно и непонятно, как люди пишут вдвоем. Многим это непонятно. Матусовскому, например: «Писать стихи вдвоем затея неумная. Вдвоем удобно перетаскивать бревна, вдвоем можно ограбить магазин, но писать вдвоем стихи по меньшей мере бессмысленно». Примеров дуэтов в истории литературы не много. Но вот Ильфу и Петрову было понятно, братьям Вайнерам, братьям Гонкурам – тоже. И Стругацким – понятно было. Профессиональные различия – Аркадий – востоковед-японист, Борис – звездный астроном – помехой не стали.

Собственно, как отмечал в интервью Борис Натанович Стругацкий (БНС), «не существует двух авторов, Аркадия и Бориса Стругацких, которые писали вдвоем, есть один автор – братья Стругацкие. Но при всем при том мы, конечно, были очень разными людьми. Хотя в разное время у нас были разные отличия – в последние годы, например, мы стали похожи друг на друга так, как становятся похожи долго прожившие вместе супруги».

А работали они так: «…Слово за словом, фраза за фразой, страница за страницей. Один сидит за машинкой, другой рядом. Каждая предлагаемая фраза обсуждается, критикуется, шлифуется и либо отбрасывается совсем, либо заносится на бумагу. В основном Аркадий Натанович сидел за пишущей машинкой, а я – рядом, сидел или лежал на диване. Иногда ходил…»

Работа их была сплошным спором: «Если одному из нас удавалось убедить другого в своей правоте – прекрасно. Если нет – бросался жребий, хотя это случалось довольно редко. У нас существовало простое правило: кому-то из соавторов не нравится фраза? Что же, это его право, но тогда его обязанность – предложить другую. После второго варианта может быть предложен третий, и так далее…»

Но, как подчеркивал Аркадий Натанович Стругацкий (АНС), «методика эта возникла не сразу. Сначала мы встречались, обговаривали идею, сюжет, композицию… Потом разъезжались и писали каждый свою часть по отдельности. Или оба работали над одним и тем же куском, а потом „сращивали“ их. Лишнее отпадало. Но впоследствии убедились, что это не самый рациональный метод».

Кстати, бытовала легенда, шутки ради запущенная журналистом «Комсомолки», что братья, живущие в Ленинграде (Борис) и Москве (Аркадий), встречались между городами – в кафе «У Бори и Аркаши» на известной станции Бологое, напивались чаю и садились писать.

Довольно распространены мнения об одном главном Стругацком и втором в качестве бесплатного приложения. Одни глаголят о том, что «главным писателем» был Аркадий, другие – что Борис. Биограф Стругацких Ант Скаландис категорически заявляет, что эти версии ничего общего с реальностью не имеют:

«Они были равны друг другу, насколько могут быть равны старший и младший брат. Они были нужны друг другу как никто иной в целом мире. Они были достойны друг друга…»

Объединяли их высокий интеллектуальный уровень, литературный талант, художественный вкус, трудолюбие, нравственное понимание того, что хорошо и что плохо. А трудновообразимая непохожесть рождала эффект идеального взаимодополнения. «Это было чисто гегелевское, – утверждает Скаландис, – единство и борьба противоположностей».

Интересна история написания первой совместной книги – «Страна багровых туч» (1959). Идея повести об экспедиции на планету Венера возникла у АНС в начале 1950-х. А позже толчком к старту работы стало пари «на бутылку шампузы», родившееся во время прогулки АНС с супругой и БНС по Невскому в Ленинграде. Борис вспоминал:

«АН с БНом, как обычно, костерили современную фантастику за скуку, беззубость и сюжетную заскорузлость, а Ленка слушала-слушала, потом терпение ее иссякло, и она сказала: „Если вы так хорошо знаете, как надо писать, почему же сами не напишете, а только все грозитесь да хвастаетесь? Слабо?“».

Еще интересно: как заверяют биографы, АБС никогда не выступали вместе. Единственное исключение – Всемирный конвент фантастов 1987 г. в Брайтоне. И то их с трудом уговорили туда поехать. Бытовала даже шутка, что есть только один Стругацкий, но в Москве он называет себя Аркадием, а в Ленинграде – Борисом.

А это уже не шутки: Наталия – дочь Аркадия – однажды услышала шепот за спиной: «Вот идет дочь братьев Стругацких». А жена Бориса как-то услышала, что «вот идет жена братьев Стругацких».

Одно время «двойка» даже могла вырасти до квартета – возникла идея сотворчества Стругацких с братьями Вайнерами. Однако с фантастическим детективом «в четыре башки» не сложилось. У АБС остались лишь приятные воспоминания о нескольких встречах и фонтанах идей. А вот в одиночку некоторые произведения Аркадий и Борис написали.

ВЫБОР

Стругацкие вывели формулу: «Настоящая фантастика – чудо – тайна – достоверность». В их книгах романтика космических путешествий, придуманные цивилизации, аллюзии на тоталитарный СССР, зомбирующее влияние пропаганды, научно-технические достижения, учительство. Они поднимают темы сложных этических коллизий: соотношение ценности человеческой жизни и подвигов, интересы личности и общества, взаимоотношения высокоразвитых и отсталых цивилизаций. Рисуют образы людей будущего – отлично образованных, нравственно ответственных, творческих. Сражаются с бездуховностью, мещанством, конформизмом. Языком юмора и сатиры высмеивают невежество и глупейшие регламенты советской бюрократии.

Их первые произведения классически для тогдашней советской литературы борются с империализмом.

«Мы тогда были настоящими сталинцами», – резюмировал спустя годы БНС. Заметно повлияла на их мировоззрение «оттепель», они начали критично смотреть на сталинское прошлое, но продолжали верить в светлое коммунистическое завтра. Создают «мир Полудня» – «в котором было бы уютно и интересно жить» и им самим, и многочисленным читателям.

Постепенно мировоззренческий генезис уводил их от утопических моделей к все более трезвому пониманию реалий. Они не колебались вместе с линией партии, а росли как личности, преодолевая розовые иллюзии коммунистических догм. Пришло осознание, что «не надо надежд на светлое будущее. Нами управляют жлобы и враги культуры. Они никогда не будут с нами. Они всегда будут против нас».

Впоследствии братья не очень любили свои ранние вещи. Считали, что «настоящие Стругацкие» начинаются только с повести «Попытка к бегству» (1962). И особо позитивно выделяли среди своих работ «Улитку на склоне», «Второе нашествие марсиан» и «Град обреченный».

Аркадий отмечал, что их книги «посвящены духовному ожирению и тупости, ведущим к жестокости», и констатировал: «Мы никогда не учим злу». А главной своей темой они называли выбор: «Есть долг перед обществом и долг перед самим собой – что впрямую связано с проблемами того же самого общества, – долг, скажем, перед своим талантом. Очень трудно сделать такой личный выбор».

И СМЕХ, И ГРЕХ

«Так уж устроена была наша писательская жизнь, что счастье от выхода любой из наших вещей практически всегда было чем-то испорчено», – вспоминал Борис. Хотя встречались им и хорошие редакторы, но от цензоров и редакций настрадались Стругацкие изрядно. Своими «лакейскими правками» бюрократы от литературы уродовали тексты. А то и вовсе их запрещали. Например, «Жук в муравейнике» в формате книги вышел в СССР только после десятка изданий за рубежом. Не обошлось и без курьеза. Был там эпиграф, придуманный ребенком – сыном Бориса Стругацкого Андреем:

Стояли звери
Около двери,
В них стреляли,
Они умирали.

Редактор из «Лениздата» нашел в нем переиначивание… маршевой песни гитлерюгенда.

Повесть «Гадкие лебеди», завершенная в 1967-м, готовилась к печати в издательстве «Молодая гвардия», но через сито цензуры не прошла. Копии рукописи попали в «самиздат», затем были опубликованы в ФРГ, в издательстве «Посев», в 1972 г. Без согласия авторов. А Стругацких в Союзе заставили сетовать на врагов. Текст их отмежевания от провокационной акции опубликовали в «Литературной газете».

«Сказку о Тройке» с сатирой на бюрократию советского образца рискнул опубликовать в 1968 г. иркутский альманах «Ангара». После чего его редактор потерял должность.

При прохождении рукописи «Полдень, XXII век» через цензуру «Главлита» она была еще направлена в «Главатом», чтобы выяснить, не содержится ли там секретная информация об атомной энергетике. И смех, и грех: секретов «Главатом» не обнаружил, зато высказался… о низком литературном уровне произведения. Оказалось, что «рецензентов» смутили «сложные научно-технические термины». Например, термин «абракадабра», «который, может, и употребляется среди узких специалистов, но массам он непонятен». Для преодоления сопротивления «атомщиков» понадобилось почти три месяца нервотрепки.

При рассмотрении «Хищных вещей века» директор издательства требовал от авторов то, что цензура полагала недопустимым. Он был сторонником привнесения революции в другие страны на штыках и считал, что нужно сделать на этом акцент, а цензорша как раз обвиняла авторов в том, что они выступают за такой экспорт революции.

Когда выходили книги, писателям порой приходилось выслушивать от читателей, что «это здорово сделано, но…» Читатель не знает, что стоит за выходом работы. Цензура – невидимка, а упреки – авторам. Но как бы не утрамбовывали цензурные асфальтоукладчики их произведения, живые и свежие мысли все равно пробивались к читающему.

Только во второй половине 1980-х одни работы АБС стали впервые доходить до советского читателя в полном стругацком виде, а другие – вообще впервые доходить. В восстановленный для переопубликования «Обитаемый остров» пришлось внести… около 900 изменений, убирая следы цензуры.

«ЖИДЫ ГОРОДА ПИТЕРА»

В ряде своих работ Стругацкие затрагивали еврейскую тему. Прежде всего нужно говорить об Изе Кацмане из «Града обреченного» и о «Жидах города Питера, или Невеселых беседах при свечах».

«Град обреченный» (1972) повествует о некоем городе, пребывающем вне времени и пространства. В нем предложили пожить людям из разных стран и эпох и поучаствовать в эксперименте, суть которого не ясна. В романе подняты темы фанатизма и свободомыслия, родства идеологий сталинизма и нацизма, эволюции мировоззрения части советских людей – от коммунистических догм до безыдейного безвоздушного пространства. Кацман – один из главных героев. Сначала он предстает перед читателем как «встрепанный, толстый, неопрятный и, как всегда, неприятно жизнерадостный». Но за этой внешней оболочкой скрывается глубоко интеллектуальный персонаж, пытающийся «докопаться» до необъяснимого – до тайны эксперимента.

Борис Стругацкий так отзывался об этой крайне удивительной для советской литературы фигуре: «Откровенный еврей, более того, еврей демонстративно вызывающий… постоянно, как мальчишку, поучающий главного героя, русского, и даже не просто поучающий, а вдобавок еще регулярно побеждающий его во всех идеологических столкновениях…»

Опубликовать «Град обреченный» братья и не пытались. Было понятно, что перспектив нет. Читателям роман стал доступен только в конце 1980-х.

В пьесе «Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах» действие грустной комедии происходит во время перестройки в СССР, в одном из домов Петербурга. Ночью жителю дома, еврею Пинскому, приходит повестка от некоего председателя-коменданта, в котором «всем жидам города Питера и окрестностей» предписывается явиться утром на один из городских стадионов, имея при себе документы, а деньги, сберкнижки, драгоценности надлежит оставить дома. Тем, кто не подчинится, грозит наказание. Очевидная ассоциация с тем, что распространяли в 1941 г. нацисты в Киеве перед Бабьим Яром.

Похожие указания явиться на разные площади и стадионы города приходят и его русским соседям. Только там адресатами указаны не «жиды», а богачи, распутники, дармоеды, мздоимцы… Соседи собираются вместе и обсуждают, как реагировать. Профессор Кирсанов говорит, что «мы все этого ждали. „Товарищ, знай, пройдет она, эпоха безудержной гласности, и Комитет госбезопасности припомнит наши имена!“… Не может у нас быть все путем, обязательно опять начнут врать, играть мускулами, ставить по стойке „смирно“!».

Работник политпросвещения товарищ Базарин признает, что «контроль утрачен над обществом… Страна захлебывается в собственных выделениях… Крутые меры необходимы! Ассенизация необходима!.. Слишком далеко мы зашли…»

Пинский уверен, что послания сочиняет бездарный, серый как валенок, а потому убежденный юдофоб: «У нас же юдофобия спокон веков – бытовая болезнь вроде парши, ее в любой коммунальной кухне подхватить можно! У нас же этой пакостью каждый второй заражен».

Кирсанов убеждает, что времена теперь не прежние, рабов нет, настоящий террор невозможен и все это – очередная глупость начальства.

Все показанные в пьесе представители старших советских поколений хоть и храбрятся, но готовы подчиниться предписаниям и прийти утром в назначенные им места.

И только молодое поколение, представленное сыном Кирсанова Сергеем и его другом, смотрит на повестки совсем иначе. «Приносят тем, кто сделал выбор раньше, – ему еще повестку не принесли, а он уже сделал выбор! – говорит Сергей. – Выбор свой люди делают до повестки, а не после… Не ходите вы никуда утром. Повестки эти свои порвите, телефон выключите, дверь заприте… И ложитесь все спать. Не поддавайтесь вы, не давайте вы себя сломать!» Только молодые люди оказались готовы к сопротивлению.

Так в 1990 г. Стругацкие описали в аллегорической форме путч, произошедший через год. Комментируя произведение, БНС констатировал, что ему было совершенно ясно: попытки реставрации неизбежны. Авторы сделали правильное предположение: «Наше поколение шестидесятников в большинстве своем примет его со склоненной головой. В отличие от поколения молодого… Но мы не угадали, что все кончится так быстро. Я был уверен, что это – долгая и тошная история на 2–3 года, а кончилось все за три дня».

Пьеса приобрела большую популярность. Стругацким звонили из театров, просили разрешения поменять название, оставить только «Невеселые беседы при свечах», говорили об опасности антисемитизма. Но они решительно отказывали. Название представлялось им абсолютно точным. Оно перекидывало мостик между страшным прошлым в оккупированном Киеве и виртуальным будущим. И «все наши герои, – отмечал Борис, – независимо от их национальности, были в каком-то смысле „жидами“ – внутри своего времени, внутри своего социума, внутри собственного народа…»

НАТАНОВИЧИ

Отец Стругацких – Натан, еврей, большевик, был комиссаром кавалерийской бригады в Гражданскую войну, затем партработником, занимался вопросами культуры и искусства. Был исключен из партии «за антисоветские высказывания» и только по стечению обстоятельств избежал репрессий. Умер во время Второй мировой, выбираясь из блокадного Ленинграда.

Мать – Александра Литвинчева – вышла замуж за Натана против воли своих родителей, недовольных его этническим происхождением. Работала учительницей русского языка и литературы. Семья получилась хорошая. Александра и Натан крепко любили друг друга и своих детей.

Но «расплачиваться» за еврея-отца АБС приходилось всю жизнь. Борис, например, рассказывал в интервью, что после школы собирался поступать на физфак. 1950-й год, разгар антисемитской кампании. Он был серебряным медалистом. По тогдашним правилам медалист проходил собеседование, после которого без всяких аргументов объявлялось решение. И ему объявили: не принят. «Медалистов собралось на физфаке человек пятьдесят, и только двоих не приняли. Меня и какую-то девочку, фамилии которой я не помню, но в памяти моей она ассоциируется почему-то с фамилией Эйнштейн… И хотя по паспорту я числился русским, тот факт, что я Натанович, скрыть было невозможно, да и в голову не приходило – скрывать… Однако и другое объяснение тоже вполне возможно: как-никак отец наш был исключен из партии в 1937 г. и в партии его так и не восстановили…»

Тогда Борис пошел на мехмат и на сей раз поступил. А после окончания университета уже точно столкнулся с антисемитизмом. Отличник учебы, по распределению он должен был идти в университетскую аспирантуру при кафедре астрономии. Но «мне заранее сообщили по секрету, что меня как еврея в эту аспирантуру не возьмут». Правда, взяли в аспирантуру Пулковской обсерватории.

С различными антисемитскими выпадами братья сталкивались нередко. И выражалось это не только в дополнительных трениях с выходом книг. То и дело «словно мухи, тут и там» ходили слухи – как специально запускаемые, так и с любопытством распространяемые – об их эмиграции из СССР, что в условиях советских реалий грозило преогромными неприятностями.

Громкая история произошла в 1976 г. «Комсомольской правде» предложили опубликовать письмо, якобы написанное АБС в адрес Шестого съезда писателей СССР. Дескать, мы – писатели с мировым именем, но нас не печатают без объяснения причин. Будем вынуждены покинуть страну. И две старательно, но плохо скопированные подписи.

Закипая от злости, Аркадий отправился к оргсекретарю Союза писателей Юрию Верченко.

– Вы знаете, кто это сделал?
– Да.
– А сказать можете?
– Нет. А зачем вам?
– Хочу ему морду набить.

Или вот однажды, например, Аркадию позвонила знакомая и спросила, можно ли в ближайшее время прийти к нему в гости.

– Не получится, – ответил он. – На следующей неделе уезжаю.

В тот же день Москва и Ленинград знали: Стругацкие эмигрируют. Хотя уезжал Аркадий Натанович всего лишь… в Душанбе, над сценарием работать. Слухи об отъезде братьям приходилось опровергать постоянно. Хотя они – люди советской закалки – никуда уезжать не собирались.

«ЗДРАВСТВУЙТЕ, ПАН СТРУГАЦКИЙ!»

В СССР у Стругацких была армия из миллионов поклонников. Фанатично преданные их фантастике читатели буквально охотились за их книгами, покупали их на «черном рынке» за космические деньги, воровали из библиотек, записывали приглянувшиеся фразы, говорили цитатами, перепечатывали тексты. Один из исследователей творчества Стругацких, российский журналист Борис Вишневский, вспоминает:

«Стругацкие – это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия».

Популярность Стругацких была столь высока, что о ней легенды слагаются. А уж сколько реальных свидетельств! Аркадий зашел в Москве в книжный магазин, обслуживавший членов Союза писателей, чтобы купить свой только что вышедший двухтомник. Ажиотаж был настолько огромный, что больше одного экземпляра продавщица никому не продавала. АНС робко попросил два: «Видите ли, я – автор». «Знаю я вас, авторов, – грубо отреагировала продавщица. – Сегодня уже пятый или шестой».

Прелюбопытнейший случай произошел в 1993 г. У БНС украли в Ленинграде из автомобиля барсетку с документами и деньгами. Он позвонил Борису Вишневскому – тогдашнему депутату райсовета – и попросил помочь восстановить документы. Однако позднее перезвонил и сообщил, что барсетку подбросили назад, все документы и деньги в целости и сохранности. Вероятно, воры попались читающие. Когда поняли, кого ограбили, стыдно стало.

Знают Стругацких и за рубежом. Их произведения изданы на 42 языках в 33 странах. Стругацкие были самыми публикуемыми на Западе советскими авторами. Писатель-фантаст Кир Булычев рассказывает о случае в Польше. Польский коллега повел его в Варшаве в специализированный магазин по продаже фантастической литературы. Булычев смотрел книги на полках, а его знакомый сказал хозяину магазина, что это фантаст из России. Хозяин подошел к Булычеву и поздоровался по-русски:

«Здравствуйте, пан Стругацкий!»

Читают Стругацких в разных странах и сегодня.

АБС выступали против мрачных сторон окружающей действительности. Как могли, как умели, как считали для себя возможным. И делали это успешно. Есть такая фотография: Аркадий Натанович сидит за столом на сцене, а за спиной его, на занавесе – слова из известного лозунга «…ум, честь и совесть нашей эпохи». Аналогично можно сказать и о Борисе Натановиче.

"Еврейская панорама", Берлин

Отсюда: www.isrageo.com/2020/08/28/plane373/

@темы: Ссылки, «Гадкие лебеди», «Обитаемый остров», «Полдень, XXII век», «Хищные вещи века», «Град обреченный», «Жук в муравейнике», Попытка к бегству, Улитка на склоне, Сказка о Тройке, «Страна багровых туч», Второе нашествие марсиан, "Жиды города Питера...", «Вечерние беседы при свечах», Полдень XXII век (Возвращение)

---

Любопытно

[silent-gluk]

Израильские Стругацкие

02.06.2023



Борис Стругацкий с внуками Светланой и Борисом - ныне израильтянами. Фото: Светлана Стругацкая с личной страницы сына писателя Андрея в сети Facebook

Сын Бориса Стругацкого: "Отец осудил бы нынешнюю власть"

Фото: личный архив семьи Стругацких

В год 90-летия Бориса Натановича «Собеседник» пообщался с его сыном Андреем, который в прошлом году репатриировался с семьёй в Израиль, где уже живут его дети Светлана и Борис.

В этом году исполнилось бы 90 лет писателю-фантасту Борису Стругацкому, который в соавторстве со своим братом Аркадием создал десятки произведений. По многим романам, повестям и рассказам сняты фильмы. «Собеседник» пообщался с сыном Бориса Натановича Андреем, который в прошлом году репатриировался с семьёй в Израиль, а этой зимой перевез из Питера и кота.


ИЗОЛИРОВАННАЯ КОМНАТА

– Впечатления об отце у меня всегда были весьма уважительные и почтительные, как детские, так и взрослые, – рассуждает Андрей. – С самого раннего детства он был для меня безусловным авторитетом, абсолютно непререкаемым. И слово его было для меня закон. Хотя, чего греха таить, иногда этот закон и нарушался, когда очень хотелось чего-нибудь не очень дозволенного и не поощряемого…

– Когда вы стали осознавать, что папа и ваш дядя – писатели?

– Да вот как-то это осознание пришло постепенно, точной даты не назову. В школе в младших классах на профессии родителей никто особого внимания не обращал: у кого-то папа – инженер, у кого-то – токарь, а у кого-то – писатель, подумаешь! Когда подросли, то одноклассники уже стали интересоваться и даже книжки братьев Стругацких просили дать почитать. Таким макаром, кстати, я умудрился проворонить «Обитаемый остров» с дарственной надписью от папы: дал кому-то почитать – и всё, с концами. К старшим классам, понятное дело, я уже вполне осознавал, кем являются мои папа и дядя. И какое-то время и сам мечтал стать писателем, даже сочинение на эту тему писал, кажется, в девятом классе.

– Наверное, родитель-писатель вас заставлял читать больше?

– Да нет, особо не заставлял. Но любовь к чтению прививали мне настойчиво. И папа, и мама, и обе бабушки постоянно что-то мне читали, начиная с самого нежного возраста. С какого-то момента я преодолел природную лень, стал читать сам, и вот тогда меня уже стало не оторвать от этого благородного занятия. До сих пор не представляю себя без книги, невзирая на всяческие соблазны в лице разнообразных интернетов.

– Андрей, а какое из произведений братьев Стругацких вы прочитали первым?

– «Понедельник начинается в субботу», семь лет мне тогда исполнилось. Эту повесть мне начала читать мама, но на странице тридцатой я отобрал у неё книгу и дальше запоем дочитывал уже сам. Впечатления были мощные! Потом были уже «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Трудно быть богом» и далее по списку. Практически все произведения перечитал десятки раз.

– Как Аркадий и Борис Стругацкие реагировали на то, что их произведения экранизировали?

– Положительно. Это же была отчасти и их работа! Другое дело, как они относились к тому, что в результате получалось. Например, «Сталкера» Тарковского они считали фильмом гениальным, хотя режиссёр с них семь потов согнал, требуя все новых и новых вариантов сценария. И только девятый по счету был принят. А, скажем, «Отель «У погибшего альпиниста» они считали крепким середнячком. Ну а фильм «Чародеи» им не слишком понравился. Как и мне, кстати говоря.

– Вообще, как вместе работали братья Стругацкие? Интересно даже в чисто бытовом плане…

– Никаких тайн из метода своей работы они никогда не делали. Сначала каждый из них разрабатывал свой вариант грядущей повести или романа, потом съезжались, разрабатывали уже общий план и начинали писать. Буквально строчку за строчкой, обдумывая каждое слово. И так до самого завершения произведения. А в бытовом плане это никому особо не мешало: ранние повести они писали ещё в квартире своей мамы (моей бабушки Шуры), для этого там была отдельная изолированная комната. Ну а потом стали работать в разных домах творчества – в Гагре, Голицыно под Москвой, а последние пару десятилетий – почти исключительно в Комарово рядом с Питером.

– Насколько я знаю, вам обидно, когда братьев Стругацких называют писателями-фантастами?

– Да! Они были своего рода предсказателями, что ли. Ну, скажем так, отталкивались от дня сегодняшнего, видели некие тенденции и экстраполировали их в будущее. И «предсказания» иногда получались до жути точные, например облучающие башни из «Обитаемого острова» или мир потребления из «Хищных вещей века».



Андрей Стругацкий



Братья Стругацкие



Братья Стругацкие

896 ПРАВОК В «ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ»

– Насколько политические темы увлекали вашего отца? Вспоминаю некоторые его высказывания в интервью, где он критиковал власть…

– Разумеется, братьев Стругацких политика интересовала! И конечно, влияла на их творчество. Ведь дряхлеющий советский режим довольно быстро распознал их как совершенно чужих для себя личностей и постоянно ставил цензурные препоны. Например, «Обитаемый остров» в книжном варианте был допущен к печати лишь после того, как авторы внесли в него аж 896 (!!!) правок, в большинстве своём совершенно идиотских. А потом в течение многих лет у Стругацких не вышло ни одной новой книжки, только редкие журнальные публикации. А, скажем, такие вещи, как «Гадкие лебеди» и «Град обреченный», увидели свет лишь в годы поздней перестройки, хотя написаны были намного раньше. И вот как тут не заинтересуешься политикой?! Кстати говоря, в начале 1990-х, уже после ухода брата, отец провёл огромную работу по приведению всех произведений в первоначальный вид, выкинул из них все цензурные правки, вернул на место фрагменты, которые цензура заставила убрать. И с тех пор все повести и романы публикуются в оригинальном виде.

– Если бы ваш отец Борис Натанович был жив, какую бы позицию он сегодня принял: отмалчиваться или?..

– Конечно, не отмалчивался бы! И совершенно определённо осудил бы действия нынешней власти самым категоричным образом. И это не «я так думаю» и не «я предполагаю» – а совершенно точно ЗНАЮ, что именно так и случилось бы. На двести процентов!

«ЧЕГО ЖЕ ТЫ, БРАТОК, КНИГ НЕ ПИШЕШЬ?»

– Иногда меня спрашивают: отчего же ты, браток, книг-то не пишешь? Типа имея в анамнезе таких знаменитых предков – сам бог велел! Ну, положим, мыслишки написать что-нибудь этакое время от времени у меня проскакивают. Не художественное, разумеется – куда уж нам! – а что-то вроде воспоминаний о рокерско-тусовочно-пивной молодости. Ну или придумать какие-нибудь весёлые байки-раздолбайки, основанные на подобном же материале…

Но, во-первых, заниматься какой-либо упорядоченной творческой деятельностью мне чрезвычайно лениво. Во-вторых, все, что я гипотетически мог бы накалякать, придирчивый читатель неизбежно и неотвратимо станет сравнивать с творчеством знаменитых предков. И со стопроцентной вероятностью это сравнение будет отнюдь не в мою пользу! Тут же начнётся на редкость «дружеская» критика, подколки, подстёбки, издевательства и прочее малоаппетитное бурление какашек. И разумеется, сакраментальная фраза о детях гениев будет звучать из каждого утюга.

Я достаточно спокойно отношусь к подобным вещам, но положа руку на сердце: а оно мне надо? Полагаю, что не очень. Впрочем, буду до конца откровенным: причина, указанная в пункте первом, является конечно же главной и определяющей, и сей факт я честно признаю.

ОТ РЕДАКЦИИ "ИСРАГЕО"

Мы желаем от всей души успешного израильского бытия и Андрею, и его жене Светлане, и дочери Светлане, и сыну Борису, и коту Каляму. Уверены, они сделали правильный выбор. Ну, конечно, придется перетерпеть наши израильские шаравы с хамсинами, так резко контрастирующие с питерскими погодами. Но израильские Стругацкие, уверены, к этому привыкнут. А остальное приложится.

Отсюда: www.isrageo.com/2023/06/02/izrst517/

@темы: Семья, Ссылки, Сталкер, Чародеи, «Отель "У погибшего альпиниста"», «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Путь на Амальтею», «Град обреченный», «Страна багровых туч», Б.Стругацкий

---

Любопытно

[silent-gluk]

Под небом голубым: Град Обреченный братьев Стругацких (#6)

Armen Zakharyan

Град Обреченный - одна из лучших и самых загадочных книг братьев Стругацких. Как можно выжить в Эксперименте, что чувствует крыса в своем лабиринте и когда ждать светлого будущего? Об этом в новом выпуске литературного подкаста “Армен и Фёдор”.

Дисклеймер: Эксперимент есть Эксперимент.

//

В выпуске звучит композиция "Город Золотой" группы "Аквариум".

Отсюда: youtu.be/_JmSDJM7JkI?si=C2Wgy_2xtIZEGAol

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный»

---

Любопытно

[silent-gluk]

Впечатление от романа Аркадия и Бориса Стругацких "Град Обреченный".

Олег Дорожинский

Отсюда: youtu.be/54hto3KR9Eg?si=Xe_DO2BDJExBPNW4

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный»

---

Любопытно

[silent-gluk]

Женские образы в творчестве Аркадия и Бориса Стругацких

Братья Стругацкие относятся к числу лучших советских писателей – более того, к числу лучших писателей русской литературы. Их книги с точки зрения художественного мастерства почти эталонны. Разумеется, литературная техника Аркадия и Бориса Стругацких основана на долгой традиции, на постепенном совершенствовании литературы, но именно братья Стругацкие довели отечественную литературную традицию до совершенства.

У них были и промахи, когда они пытались написать «что-нибудь серьёзное», то есть, «вернуться к корням», к уже устаревшей к 70-м годам ХХ века манере «боллитры». Тут их ждали совершенно закономерные провалы – например, совершенно уё..щный роман «Отягощённые Злом», написанный в стиле, культивировавшемся такими титанами графомании, как Анатолий Ким и Тимур Пулатов. Это было дурное подражание манере великого Леонида Леонова, индивидуальной манере, которая в принципе невоспроизводима другими авторами, и при попытке повтора приводит к появлению литературного мусора. К счастью, такие эксперименты занимают относительно небольшую часть наследия братьев Стругацких.

Одним из особенно эффектных приёмов Стругацких было создание персонажей, живых, ярких, убедительных, запоминающихся сразу, с нескольких строчек. Дон Сэра и дон Тамео занимают в «Трудно быть богом» микроскопическое место, но их помнят все, читавшие повесть, и это только один пример, а, например, «Понедельник начинается в субботу» представляет собой, в значительной степени, панораму по фигурам гротескных виньеточных персонажей, каждый из которых прекрасен и узнаваем.

Но странным образом женские персонажи занимают очень скромное место в этой пёстрой, шумной, однако превосходно скоординированной литературной вселенной. Их роль, как правило, исчерпывается амплуа «подруга героя». Самостоятельного значения они не имеют и вообще не запоминаются. И ведь нельзя сказать, что Стругацкие не умели создавать полноценные женские образы. Например, Вузи Туур и её мама вполне живые и эффектные. Или, скажем, Аля Постышева, мелькнувшая в «Далёкой Радуге», ничуть не уступает блистательному дону Сэра... Тем не менее, большинство женских персонажей в книгах Стругацких безлики и функциональны, как Сельма Нагель в «Граде Обреченном».

Исключения из этого правила есть, и о них стоит поговорить отдельно.

Сначала негативный пример. Диана из «Гадкий лебедей». Я буду краток. Это ужасно. Это абсолютно неубедительно, неправдоподобно и напоминает худшие страницы треш-литературы. Но, вполне возможно, картонность Дианы не баг, а фича, потому что в «Гадких лебедях» вообще нет ни одного убедительного персонажа. Там все герои просто выдуманы из головы или увидены в чужом кино. Не случайно братья Стругацкие в конце концов переадресовали эту повесть своему герою, литератору-конформисту Сорокину, вечно держащему фигу в кармане.

Что касается позитивных примеров, то, несомненно, возглавит этот, увы, слишком короткий список Мария Дауге из пролога к «Стажёрам». По идее, это отрицательный персонаж. Но Стругацкие показали Марию настолько неоднозначно, её характер представлен настолько полно, что сестра Юрковского превратилась в единственного равновеликого оппонента главных героев повести. При этом, хотя о прошлом Марии почти ничего не сказано, мы можем с лёгкостью воспроизвести весь жизненный путь этой умной, проницательной и злой милфы. Даже то, что она – сестра Юрковского, а не фигура со стороны, имеет обоснование в её характере и косвенным образом многое объясняет в самом Юрковском.

И всё же настоящая звезда творчества братьев Стругацких, это Майя Глумова из повести «Малыш». Это абсолютно живой человек, представленный, между прочим, так, что разобраться в этой фигуре весьма сложно.

Сами Стругацкие считали повесть «Малыш» не то чтобы халтурой, но отдыхом от написания «серьёзных» книг, затрагивающих социальные вопросы. Что ж, мир изменился, многие вопросы, серьёзно волновавшие Стругацких, стали достоянием истории (на самом деле это не так, советское прошлое по-прежнему держит сегодняшний день за горло мертвой хваткой, но рассуждение про устаревание советских комплексов звучит красиво), а вроде бы абстрактные проблемы «Малыша» и «Беспокойства» по-прежнему актуальны.

Конечно, «проблема контакта с негуманоидной цивилизацией», якобы «поставленная» в «Малыше», это только декорация для сюжета. Реально же речь идёт о Майе Глумовой и только о Майе Глумовой. Об определённом человеческом типе.

Сама повесть «Малыш» очень хитро выстроена. Для того, чтобы её оценить и вообще понять происходящее, следует уяснить прежде всего вот такие вещи:

1. Стас, рассказчик, наивен. Это фирменный повествовательный приём Стругацких – ненадёжный рассказчик. Практически во всех текстах, написанных после «Стажёров», персонаж, глазами которого мы видим происходящее, ошибается. Иногда это квазидетективный сюжет расследования, как в «Хищных вещах», «Отеле «У погибшего альпиниста» и так далее, иногда это культурное несовпадение с контекстом, как в «Обитаемом острове», «Улитке на склоне», «Парне из преисподней» и так далее. Но этот принцип выдерживается последовательно: тот, чьими глазами мы видим ситуацию, неправильно интерпретирует увиденное. При этом, Стругацкие всегда дают читателю возможность сделать собственные выводы из предлагаемых фактов.

2. Итак, Стасу нравится Майка и не нравится Комов, поскольку Комов начальник и вдобавок Майка тайно в него влюблена... Погодите, с чего это «нравится» и как это «влюблена», если Стас ни разу не проявил влюблённости, и Майка слова доброго про Комова ни разу не сказала? А вот так. Тут очень точные детали. Стас непрерывно сообщает читателю (то есть, обращает внимание) на душевное состояние Майки, ему постоянно не всё равно, какое у неё настроение. Настроение Вандерхузе или Комова его не заботит, а вот надувшаяся непонятно на что Майка – это уже причина встревожиться. С другой стороны, Майке не всё равно, как ведёт себя Комов. Она непрерывно рвётся поведать Стасу, что она думает и чувствует по поводу Комова. Она неравнодушна к нему. Она с горечью говорит, что очень многого ждала от личной встречи с такой грандиозной личностью, как Комов. А он не оправдал ожиданий!

И вот, если мы отвечёмся от симпатий Стаса к Майке, что мы увидим? Майя Глумова - единственная из всей команды, кто так и не вступил в эмоциональный контакт с Малышом. Стас с Малышом болтал и играл в футбол. Вандерхузе толковал о бакенбардах. Комов, помимо необходимости контакта, азартно вываливал на Малыша кучу всяких сведений, как учитель, дорвавшийся до талантливого и заинтересованного ученика. И только Майка сидела в углу, надувшись, и лишь один раз ответила на реплику Малыша. Плюс — подсунула ему «атомную бомбу», способную снести половину планеты и причинить аборигенам невероятную боль (и причинила, да, и осталась довольна содеянным). Всё!

После всех событий она торжественно провозгласила, что собирается стать педагогом, но, как мы знаем из «Жука в муравейнике», стала архивным работником, подальше от детей.

Так зачем Майя Глумова сорвала контакт и так больно ударила по ни в чём не повинной цивилизации этой планеты?

А на объяснение её поступка есть намёки в тексте: всё выстроено так, чтобы мы предположили, что до начала действия Майка клеилась к Комову, которого воспринимала, как всепланетную знаменитость и суперзвезду. Комов, надо полагать, сперва не устоял перед симпатичной студенточкой, а потом, опомнившись, выстроил дистанцию против этой прилипалы. И она его возненавидела и на протяжении всей повести старательно капала на мозги Стасу «ах, какой Комов плохой, какой он зануда и вообще». Ну, Стас купился, он же мальчик, ему приятно, когда милая девочка открывает ему тайны своих эмоций и других мальчиков ругает.

И вот, Майке подвернулась возможность реально подложить Комову кусок говна в шляпу. И она не утерпела. То, что при этом пострадали аборигены, что Малышу нанесена душевная травма — неважно, плевать. Главное — сорвалась мечта всей жизни Комова, контакт гуманоидной и негуманоидной цивилизаций не будет установлен. Месть раскручена по планетарному масштабу. Майка сидит и улыбается, очень довольная результатом.

Комов всё прекрасно понял и, как человек ответственный, взял вину на себя. Тем более, что он в самом деле был отчасти виноват, Майю Глумову надо было гнать из проекта сразу же, до того, как она начала откалывать свои фокусы. Разумеется, контакт был бы свернут и без Майки — недаром Горбовский так встревожился, узнав о ситуации на Ковчеге — но контакт был бы свёрнут осторожно, чтобы никто не пострадал. Но Майя Глумова... Ей нужен был большой бабац, удар по самому больному месту максимального количества людей и нелюдей. То, что Малыш мог погибнуть, её не интересовало. Главное — чтобы Комову, отвергшему её амбиции, стало по-настоящему плохо.

Я считаю, что образ Майи — очень большая удача Стругацких. В ней сконцентрировано очень много черт людей, мгновенно идущих вразнос, если что-то им не по нраву, и холодно равнодушных ко всему, что их лично не касается. Описана Майя Глумова, обаятельная, эгоистичная сволочь, буквально как живая. В самом деле, мы привыкли, что социопаты, подобные "подпольному человеку" Достоевского, это какие-то опознаваемые с первого взгляда уроды, "докторы хаусы" и "ганнибалы лектеры". А вот понять, что симпатичная девочка, рыженькая, со смешными веснушками на вздёрнутом носике, может, не задумываясь, по каким-то личным причинам, взорвать полпланеты и сидеть потом, улыбаясь, это до нас доходит с трудом.

Фирменный приём Стругацких — заставлять читателя думать. Чтобы читатель не послушно повторял всё, что говорят персонажи повестей и романов, а сам делал выводы из представленных фактов. Но увы, Стругацкие переоценили своих читателей! Мало кто решается выйти из комфортной зоны согласия с персонажами, даже если сами авторы настойчиво подчёркивают, что персонажи — не правы в своих оценках.

Отсюда: alexander-pavl.livejournal.com/254662.html

@темы: Ссылки, Версии, Понедельник начинается в субботу, «Отель "У погибшего альпиниста"», «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Стажёры», «Хищные вещи века», «Град обреченный», Улитка на склоне, «Малыш», Парень из преисподней, Отягощенные злом или Сорок лет спустя

---

Любопытно

[silent-gluk]

#КНИГОЛИКБЕЗ : Град обреченный

КИНОЛИКБЕЗ KINOLIKBEZ

Вялотекущий эксперимент, смысла которого никто не понимает - это, конечно, метафора нашей истории. Ничего принципиально не меняется на русском поле экспериментов. Именно поэтому "Град обреченный" воспринимается сегодня как пророческий. В действительности не братья Стругацкие заглянули в будущее, а мы вернулись в прошлое. Пока остальной мир движется вперед, пластинка правящей нами идеологии бесконечно проигрывает фирменный трек: у нас свой путь, с другими нам не по дороге. Для эксперимента по продлению жизни ксенофобскому клептократическому государству годится старый леонтьевский лозунг "Россию нужно подморозить". Для того, чтобы население обреченного града не беспокоилось, подходит традиционный рецепт: алкогольная анестезия. В состоянии неуклонной умственной деградации читать, думать, вопрошать невозможно. Значит, банкет и эксперимент будет продолжаться. Бесконечности Вселенной не уступает только бесконечность человеческой глупости...

Отсюда: youtu.be/c_x2L9LuipE

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный», Вторичное творчество

---

Любопытно

[silent-gluk]

Лит. подкаст. Братья Стругацкие "Град обреченный". Постмодернистская, великая фантастика

Канал Ламполоджи

Отсюда: youtu.be/jEIecw5j8BM

@темы: Видео, Ссылки, «Град обреченный», Вторичное творчество

---

28 том

[silent-gluk]

Славное издательство "Сидорович" вместе с не менее славной, но неизвестной типографией и книжным магазином "Ленкниготорг" выпустило в свет и в продажу 28 том Полного собрания сочинений Стругацких.

Том посвящен 1987-1989 годам, очень толстый (1088 страниц, не считая вкладки, и вес почти 2 кг), а потому дороже - 3.150 рублей плюс доставка.

Купить можно здесь - lenknigotorg.ru?pss_strug_28 .

Содержание:

I. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя: роман
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Жук в муравейнике: сценарий
ВАРИАНТЫ РУКОПИСЕЙ И ИЗДАНИЙ
«Отягощенные злом, или Сорок лет спустя»
«Жук в муравейнике» (сценарий)
II. ПУБЛИЦИСТИКА
ОПУБЛИКОВАННОЕ
1987
Борис Стругацкий. [Предисловие к повести А. Измайлова «Спокойной ночи, или Необыкновенные приключения гидролога Пети Зудикова»]
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. От авторов [к отрывку из ГО]
Борис Стругацкий. [Предисловие к повести В. Жилина «День свершений»]
Аркадий Стругацкий. «Думать — не развлечение, а обязанность...»: интервью
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Многие из вас спрашивают...: интервью
Борис Стругацкий и др. Фантастика — сегодня, завтра...: интервью
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Осторожно войти...: интервью
Борис Стругацкий. Вопросы остаются: интервью
Аркадий Стругацкий. Каким я его знал: эссе
Аркадий Стругацкий и др. Тайна на экране: интервью
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. «Жизнь не уважать нельзя»: интервью
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. От авторов [к сц. «Туча»]
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Кое-что о нуль-литературе: статья
Аркадий Стругацкий. «Будем драться!»: интервью
Борис Стругацкий. [Предисловие к повести Л. и Е. Лукиных «Вторжение»]
Аркадий Стругацкий. «Фантастика здесь ни при чем!»: интервью
1988
Борис Стругацкий. «Фильм, разрушающий каноны...»: высказывание
Борис Стругацкий. Что такое фантастика?: статья
Аркадий Стругацкий. Писатели-фантасты об эсперанто: опрос
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Что запомнилось особенно?: высказывание
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Три кита: статья
Аркадий Стругацкий. Телефонный разговор: высказывание
Аркадий и Борис Стругацкие. Слово писателя: статья
Борис Стругацкий. [Предисловие к рассказу А. Щеголева «Дождик»]
Борис Стругацкий. [Предисловие к рассказам А. Карапетяна, А. Измайлова, А. Столярова]
Аркадий Стругацкий. Ни слова о пришельцах: интервью
Аркадий Стругацкий. «Заговор-87»: отчет
Аркадий Стругацкий. Из области фантастики: интервью
Аркадий Стругацкий. Фантастика учит гражданственности...: интервью
Аркадий Стругацкий. «Это мой журнал»: интервью
Аркадий Стругацкий. «Главное — мысль»: интервью
Аркадий Стругацкий. И снова — встреча...: интервью
Аркадий Стругацкий. За фантастику действия: высказывание
Борис Стругацкий. «Берусь составить библиотеку молодой фантастики»: интервью
Борис Стругацкий. По барометру гласности: интервью
Борис Стругацкий. Главное — на Земле: интервью
Аркадий Стругацкий. Гласность отточит перья: интервью
Борис Стругацкий. [Предисловие к повести А. Тюрина и А. Щеголева «Клетка для буйных»]
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Между прошлым и будущим: интервью
Аркадий Стругацкий. «...и будь здоров!»: статья
Борис Стругацкий. О настоящем во имя будущего: интервью
Аркадий Стругацкий. «История пришпорена», ей не помешать...: интервью
Аркадий Стругацкий. Читал ли Лем Кафку?: интервью
1989
Аркадий Стругацкий. О Нгуен Динь Тхи и его пьесе: предисловие
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Аркадий и Борис Стругацкие представляют книгу Андрея Столярова «Изгнание беса»
Борис Стругацкий. Интервью с Борисом Стругацким
Аркадий Стругацкий. «За державу обидно...»: интервью
Аркадий Стругацкий. «Мы не знаем вещей, ради которых следует отказаться от фантастики»: интервью
Борис Стругацкий. «...В душе мы оптимисты»: интервью
Борис Стругацкий. Художник невиданных миров: статья
Борис Стругацкий и др. О достоинствах и недостатках/: высказывание
Борис Стругацкий. Веселые беседы при свечах: интервью
Борис Стругацкий. [Об иллюстрациях А. Карапетяна]: высказывание
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Атака против гласности: статья
Борис Стругацкий. «Мы не предсказываем будущее...»: интервью
Аркадий Стругацкий. «Оптимизм... взамен наград»: интервью
Аркадий Стругацкий. Мы никогда не целились...: интервью
Борис Стругацкий. «Писать не о том, что у всех на языке...»: интервью
Борис Стругацкий. [Предисловие к повести Н. Ютанова «Путь обмана»]
Борис Стругацкий. Читать интереснее, чем жить?: интервью
Борис Стругацкий и др. Столпы общества о самиздате: опрос
Аркадий Стругацкий. О Соцконе, «утках» и перестройке: интервью
Борис Стругацкий. «В инопланетян не верю»: интервью
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Прогноз: интервью
Борис Стругацкий. [О порядке выступлений от имени Ленинградского семинара фантастов]: высказывание
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. «Это не может быть прощено»: открытое письмо
Аркадий Стругацкий. «Лучше всего надеяться на самих себя»: речь
Борис Стругацкий. Фрагменты выступления Б. Н. Стругацкого на региональном слете любителей фантастики в Сосновом Бору 15.04.89
Борис Стругацкий. [Предисловие к подборке пародий]
Аркадий Стругацкий. [Письмо в редакцию]
Аркадий Стругацкий. «Привет всем членам «Гэйма»!»: высказывание
ИЗ АРХИВА
1987
Борис Стругацкий. Рецензия на повесть Константина Васильева «Мой друг марсианин Контрабас»
Борис Стругацкий. Комментарии к фантастической повести «Улитка на склоне»
Аркадий Стругацкий. Открытое письмо в «Литературную газету»
Аркадий Стругацкий. К вопросу о том, куда торопилось серебристое «вольво»: открытое письмо
Аркадий Стругацкий. Открытое письмо в «Правду»
Аркадий Стругацкий. Рецензия на В. Савченко для «Советского писателя»
1988
Борис Стругацкий. Рецензия на сборник Андрея Измайлова «Шапочный разбор»
Аркадий Стругацкий. Отрывок письма в «Правду»
Аркадий Стругацкий. Открытое письмо Владимиру Щербакову в журнал «В мире книг»
Аркадий Стругацкий. Предисловие [к статье В. Савченко]
Борис Стругацкий. Ответы А. Левинскому
Борис Стругацкий. Ответы Ю. Илкову в журнал ФЭП
1989
Борис Стругацкий. По поводу книги В. Сосноры «Дом дней»
Борис Стругацкий. Ответы на анкету японского журнала «Новая японская литература»
Борис Стругацкий. О книге П. Григоренко
Борис Стругацкий. В печать и в свет!: интервью
Борис Стругацкий. Несколько одобрительных слов по поводу новой повести А. Измайлова
Борис Стругацкий. Четвертое поколение: предисловие
Борис Стругацкий. Стенограмма выступления
III. ДНЕВНИКИ. ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Рабочий дневник, 1971–1987
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Рабочий дневник, 1987–1991
Аркадий Стругацкий. Дневник, 1987–1990
Аркадий Стругацкий. Дневник, 1978–1987
Аркадий Стругацкий. Рабочие записи, 1986–1987
Аркадий Стругацкий. Рабочие записи, 1987–1990
Аркадий Стругацкий. Рабочие записи по сценарию «Жук в муравейнике», 1986–1988
Борис Стругацкий. Дневник, 1985–1988
Борис Стругацкий. Дневник, 1987
Борис Стругацкий и др. Дневник поездок, 1987–1989
IV. ПРИЛОЖЕНИЯ
Необходимые пояснения
Комментарии и примечания
Библиография. 1987–1989 гг.
Указатель имен
Указатель заглавий произведений и их аббревиатур
Вклейка с фотографиями и рисунками
16 страниц: 29 фотографий и 1 рисунок

Осталось 5 томов. А потом будут дополнительные. Надеюсь...

@темы: Ссылки, Интервью, Дневники, Публицистика, Записные книжки, Сценарии, «Град обреченный», Туча, «Жук в муравейнике», Улитка на склоне, Собрание сочинений, Полное собрание сочинений, Отягощенные злом или Сорок лет спустя

---

Любопытно

[silent-gluk]

Лекция-игра «Стругацкие на Послезавтра. Град обреченный как энциклопедия русской жизни»
22 апреля, Москва, ВДНХ, павильон № 32, Центр "Космонавтика и авиация"

О событии
Если вам вдруг кто-то скажет, что Стругацкие устарели – не верьте! Есть мнение, что они были прекрасными писателями для своей эпохи, а сейчас времена другие, и знаменитых фантастов можно убрать на пыльную полку.

Наоборот! Некоторые произведения братьев Стругацких до сих пор до конца не поняты именно потому, что их время еще не пришло. И самый главный и самый непонятный роман – «Град обреченный».

Именно этот роман станет основной темой лекции-игры. Участникам будет предложено примерить на себя образы героев романа: восторженного комсомольца Воронина, ироничного скептика Кацмана, разочарованного социолога Купера, свободолюбивого фермера Юры, тихого китайца Вана, авторитарного офицера Гейгера и многих других. Насколько эти образы применимы к сегодняшнему дню? В чем заключается наш Эксперимент? Где проходит эта Стена?
Мероприятие проводит научный журналист Григорий Тарасевич, шеф-редактор журнала «Кот Шрёдингера».

Зарегистрироваться - cosmos-vdnh.timepad.ru/event/2393611/

Отсюда: vdnh.ru/events/lektsiya-igra-strugatskie-na-pos...

Может, кто-то сумеет попасть?..

@темы: Ссылки, Мероприятия, «Град обреченный»