Но получилось ну очень непонятно, и захотелось добавить немного пояснений, а затем "Остапа понесло", и вышла какая-то пугающая просто стена текста.
Так что эту запись можно читать двумя способами. Прочесть только выделенный текст, или прочесть целиком. Два отчета в одном.
Нуоченьмногобукв"
Я слышала байки о деревьях, которые рождаются без коры. Они тянутся друг к другу, они сплетаются ветвями и строят замки. Их никто никогда не видел, но говорят, они умеют даже скрываться от людей. Уходить далеко в леса и забираться в горы.
Я – дерево без коры. Говорят, каждый рождается с корой, которая твердеет с возрастом. Я росла с обнаженной сердцевиной, и это было больно до хрипоты. Кому-то из таких, как я, везет, и кора вырастает на нем сама по себе.
Мне не повезло. Мне пришлось растить кору самой, чтобы спрятать за ней живое, болезненное сердце. Иногда куски её отпадают, и приходится растить её снова.
Я дерево без коры. Ветер трогает кости. Вынимает сердце. Вдалеке стучат топоры.
Я дерево без ветвей. Расту от холодной злости. Холодно до поры. Чувства тают.
Я дерево без корней. Без ветвей. Без коры. Здесь врастаю.
Так было до Флоры. До Флоры меня не было.
Девочку Елену звали Ёлкой ещё в школе. До Флоры.
Знаете ли вы, что у елей процентное соотношение массы коры к массе дерева меньше, чем кажется на глаз? А вот у дуба – наоборот. Остаточные культурные знания, покиньте меня!
Будем проще – у ели меньше и тоньше кора, чем кажется. У ели колючие лапы, которые торчат во всем стороны. Но если осторожно погладить еловую ветку, то она пушистая, словно хвост зеленой лисы, живущей весной в ветвях.
Я Ёлка. Ёлка, колючие лапы которой закрывают смоляные слезы на тонком стволе.
Открываться больно. И страшно. Безумно, до крика больно.
Не потому, что кора присохла, а потому, что страшно – дотронутся до ствола и ранят.
От ветра укрою я душу свечи.
Если хочешь кричать –
Промолчи.
Но здесь, именно здесь, во Флоре, можно приоткрыться. Можно найти понимание, которого не хватает в бетонных коробках города, словно воды в засуху.
Я не умею просить для себя. Я умею просить лишь для других.
Даже заговариваю с другими людьми лишь тогда, когда мне кажется, что это нужно кому-то ещё.
Но я почти не боюсь открываться перед Адой и Ша. Наш маленький круг вместе хранит Золотой Шар. Мы храним знание о нем.
Хочешь спрятать дерево – прячь его в лесу.
Мы спрятали Шар, придумав шарик, раскрашенный золотой краской, к которому все ходят.
Поэтому настоящий Золотой Шар не ищет никто. А настоящий Шар – и не шар вовсе. Он невзрачен и незаметен. Это место, которое можно чувствовать. Его нельзя потрогать.
А культуре постоянно нужно трогать, топтать, ощупывать и отщипывать всё, что им попадется на пути. Они получают то, что хотят, посмотрев на что-то круглое и золотое.
Пусть трогают наш воздушный шарик.
И Шару ничего не угрожает.
И они, и мы счастливы.
О чем молчат деревья в ожидании весны?
Быть может, видят сны?
Это ведь так важно – чтобы все были счастливы. Чтобы Флора жила. Вся Флора. Рана Флоры – моя рана.
Вита. Ясень.
Так уже было.
Когда дезморфин начал убивать Флору, было принято тяжелое решение отдать культуре часть Флоры. Признать её не-Флорой. Сдать поставщиков. Вылечить зависимых.
Мало кто хотел идти в город. Туда отправились мы с Адой и Хагеном.
Флора должна жить. Безопасности Флоры не должно угрожать ничто.
Мы сделали это. Мы сдали часть Флоры культуре. Повторись всё снова, я бы сделала так же.
Но знаете ли вы, что это такое, когда обрубаешь у себя часть веток? Убиваешь часть себя?
Тогда я ушла в лес, чтобы никто не слышал меня, и кричала, пока не сорвала голос. Это больно. Это безумно больно. Но это было неизбежно.
Я не хочу это помнить.
Спорить с судьбой, быть собой –
Это быль и полынь.
Это боль.
Всё повторяется настолько похожим, что я не хочу помнить, как это будет.
Я знаю, что несколько кустов будут только рады, если нусятник выкорчуют. Они так могут. Я не могу.
Не хочу снова кричать, обнимая ствол дерева. Нет.
Нуси говорят о понимании. Они говорят, что могут убрать стены между людьми.
Понимание…
Флора не отдаст их. Не позволит выкорчевать из себя. Такое не должно происходить. Никто не должен страдать.
Если кто-то должен умереть, пусть это буду я. Не они. Даже мысль об отсекании ещё части Флоры ранит.
Нет.
То, что я чувствую, что это? Любовь, понимание, сочувствие?
Искупление?
Страх?
Вдруг из темноты – звук
Ко мне.
Это враг? Или друг?
Мне хочется сбросить кору, совсем, словно надоевшую одежду, найти тех, кто примет меня такой, какая я есть, рассказать им, как долго я искала этого, как жажда понимания сушит меня, как я хочу стать одной из…
Мне страшно. Я откроюсь – и меня ударят. Я жажду – а выпьют меня. И Золотой Шар – что будет со мной, что будет с ним, что будет со всеми нами?
Я говорю «не хочу». Я вру. Я не могу сказать правду. Мне страшно. Страшно до дрожи.
Хочу. Безумно. Я жажду понимания.
Наверное, мне надо было назваться Осиной!
Может, это Шар отучил меня просить для себя и научил просить лишь для других?
Но… ведь если они хотят, чтобы мы понимали друг друга, может, они попытаются понять меня?
Ведь так?
Вы – соль земли.
Мы – соль на ваши раны.
Мы – бесконечной жизни океаны.
Зачем вам нужно, чтобы мы ушли?
Всё понимание культуры – набор штампов и избитых истин. За одну избитую истину во Флоре две небитых дают.
Культура говорит о понимании. Много говорит.
Культура может смотреть на Флору только через микроскоп. Они хотят выкорчевать нас и посадить в горшки.
Бетонный город придет к нам на следующий день. Выжигать нас. Мы для него кость в горле.
Нас нужно понимать, нас нельзя измерять формулами. Но они не знают ничего, кроме формул.
Им кажется, что нам просто лень жить так, как они.
Они не знают, что это, когда ты слышишь хор леса в порывах ветра, когда твои корни тянутся к корням земли, когда твои ветви обнимают остальные кусты. Это…
Любовь.
Я люблю всех. Нелепых и умных, суровых и мягких. Я так хочу рассказать им об этом, но не могу.
Я готова отдать им себя целиком, до последней капли древесного сока, но не могу сказать об этом. Страх зажимает мой голос.
Культура убивает нас своим присутствием и не понимает этого.
Драки. Обвинения. Флора умирает. А значит, умираю и я.
Я могу попытаться стать деревом. Попросить этого у Шара и прорасти. Этого я смогу попросить для себя.
Ша тоже наверняка захочет прорасти здесь. Но другим я не стала бы предлагать этот путь.
Я хожу по Флоре и уговариваю Флору уезжать. Никто не должен пострадать.
А я могу стать деревом. Но я хочу понимания… Я не знаю, не знаю, не знаю…
Сон разорван ночью в клочья.
Ночь насмешливо хохочет…
Если бы мы с Кеем смогли присниться друг другу, я смогла бы сказать те слова, что хватают меня днем за горло.
Но это так сложно – сниться кому-то. Непросто даже в Зеленом сне.
Зато мне приснился Хикару. Я отдала ему свою ветку, а он выкинул её.
Да. Так оно и есть.
Он приходит из темноты,
Вырастает за левым плечом.
Познакомься со своим
Палачом.
Я просыпаюсь с пониманием того, что понимания не будет. Мою протянутую руку отбросят.
Зачем нужны Ёлки? Чтобы раз в год отрубать им корни, втыкать их в гостиной, увешивать блестящей мишурой, а затем безжалостно выкидывать.
Всем нужны лютики. Мотыльки. Кустики чайных роз.
Я не нужна нуси.
Я не нужна культуре.
Я не нужна никому, кроме леса.
Я могу прорасти здесь. Стать ёлкой по имени Ёлка. Остаться с Шаром…
Проходит время, крыльями шурша
Моя душа в ладонях держит Шар.
Я иду к Шару, чтобы просить об этом. Я хотела бы разрушить стены, сбросить фальшивую кору, стать ближней, но я не нужна им. Они так много говорят о понимании, так много слов, так много слов и так мало понимания…
Я нужна лесу. Я попробую стать деревом. Если лес пророс в меня, то Шар исполнит мою просьбу…
Я попрошу для себя, первый раз попрошу чего-то для себя, в надежде, что лесу это тоже нужно.
Прорасти корнями до костей земли…
У Шара я вижу просьбу Ша, которая просит того же, чего хочу я – прорасти. Чтобы проросла она, чтобы пророс Ягель… «А Ёлка хочет уехать. Доброго пути!».
Я оставляю свою просьбу и бреду в лагерь. Больно, словно по корням ударили топором.
Мне кажется, я истекаю кровью.
Те, близкие мне, кто понимал меня, кто хочет того же, что и я, так же истово и отчаянно – меня не поняли. Не понимают. Думают, что я уеду.
Первый раз я попросила чего-то для себя. Может, лесу я тоже не нужна?
Зерно прорастает из пепла.
Быть может, я тоже
Ослепла?
Учитель Ирина подходит ко мне и задает мне вопрос «Ёлка, ты ведь хочешь остаться?»
Я застываю. Мои корни кровоточат. Внешние поняли меня. Близкие мне – нет.
Она говорит мне много, много слов, и я даже что-то спрашиваю. Зачем?
Листья слов шелестят под ногами всех вокруг, о понимании, о любви, но это лишь слова.
Она говорит мне об отъезде, о выборе специальности, о том, что я всё же нужна внешнему миру…
Мое сердце птицей колотится о прутья грудной клетки. Я слышу лишь «камеры одиночки. Ты выберешь камеру-одиночку. Ты будешь жить там, где не прорасти сквозь бетонный пол. Где можно перестукиваться с сокамерниками через толстые стены. Где тюремщики, быть может, разрешат кричать из окошка о прекрасном разрушенном мире, который можно вернуть обратно в горшках и под присмотром»
Я вижу Кея. Он проходит мимо. Я хочу убежать. К нему. К кому угодно. Развернутся. Уйти. Но я не могу. Мои кровоточащие корни вросли в землю. Я – кролик перед удавом. Я - подрубленное дерево.
Уведите меня, заберите меня, дайте мне закричать!
Но пламя крика гасят слезы.
Пустота и злые сны
На пути
Моей весны.
Она отпускает меня.
Я не хочу ни с кем говорить. Я хочу умереть прямо сейчас.
Стать деревом, стать лесом.
Страх хватает меня за горло. Страх шепчет мне «ты не можешь знать, что лес позволит тебе прорасти деревом. Что, если лес тоже отвергнет тебя? Что, если ты не сможешь прорасти в нем деревом? Что, если Шар вовсе не слышит тебя?»
Я блуждаю в тумане.
И в этом тумане я вижу силуэты людей, которых обращают одного за другим.
Они возьмут всех. Кроме меня.
Ветер гладит дерево и плачет.
Дерево бормочет на ветру:
«Что такое – я умру?
Что это значит?»
Флора, которая была частью меня, частью которой была я, умирает.
Я боялась, что придется отсечь от себя Флору, а теперь на моих глазах Флора отсекает меня.
Я не знаю, что мне делать.
Я не знаю, куда мне идти.
Я не знаю, кто я теперь.
Ветер с силой толкает в спину.
Ветер, я взлечу?
Я сгину?
Я смотрю на пустую, умершую Флору.
Я чувствую, как умираю я сама.
Я слышу Адажио Альбинони.
Я понимаю, что это конец.
Ухожу, не прощаясь. Не оглядываясь.
Я успеваю в последние минуты. Хикару спрашивает меня «ты с нами? Или ты с нами?»
Я мотаю головой. Почему я снова отказываюсь? Зачем?
Листья моей души, шелестя, осыпаются к ногам окружающих меня.
Мы забираемся в грузовик. Я не прорасту деревом в этом лесу, хотя я хотела этого так же безумно, как и понимания. Мои корни останутся здесь. Часть меня останется здесь. Но не я.
До Флоры меня не было. Флоры нет. А значит, и меня тоже. Мне кажется, я схожу с ума.
Нерожденные слова теребят горло, сдавливают горло, душат меня. Я хватаю Хикару за руку, и надеясь, что он слышит, задыхаясь, отчаянно шепчу ему: - мне страшно, ты не представляешь, как мне страшно, больно, но да, я… с вами.
Грузовик трогается, и я слышу, как лесные ветви хлещут его по железным бокам.
А кажется, что меня…
@темы: Отягощенные злом, Ролевые игры, Игры, Перепост, Ссылки