Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Отсюда: milkyway2.com/works/mamaeva1.html
Продолжение следует. Когда-нибудь.
Наталия Мамаева
Что они этим хотели сказать?
Хищные вещи века
О, хищные вещи века!
На душу наложено вето…
А.Вознесенский
Мир, - учил он, - мое представление!
Из английской поэзии
в переводах С. Маршака
Мы не случайно предпослали этой главе в качестве эпиграфа те строчки из стихотворения А.Вознесенского, которые вдохновили АБС. Андрей Вознесенский, творчеством которого в свое время так восхищались, остался поэтом своего времени, поэтом-шестидесятником, поэтом эпохи «оттепели» и последующих «заморозков». Повесть «Хищные вещи века» также принадлежит своей эпохе. Здесь есть осуждение капитализма, но что гораздо важнее в ней, несмотря на всю мрачность и безнадежность, есть оптимизм шестидесятых, который потом из творчества Стругацких уйдет.
читать дальше
На уровне сюжета мы имеем некий богатый курортный городок, благополучную капиталистическую страну, постиндустриальное общество, оно же общество всеобщего благоденствия, оно же общество равных возможностей. Но общество это, с точки зрения героя и авторов, на самом деле, является крайне неблагополучным. В нем присутствуют некоторые положительные черты, которые так расстраивали критиков советской эпохи - всеобщее благосостояние, ликвидация голода, четырехчасовой рабочий день. Но все это отнюдь не смягчают негативной характеристики Страны дураков, которую дают авторы. Напротив, на фоне всеобщего благоденствия образ жрущей, пьющей, танцующей, стреляющей толпы выглядит особенно омерзительно.
«Хищные вещи века» были посвящены борьбе с мещанством, то есть той проблеме, которая является сквозной в творчестве Стругацких, особенно, если говорить о первой половине их творчества. Если в повести «Трудно быть богом» мир мещанства был спроецирован на мир западноевропейского средневековья, что не позволяло воспринимать его как достоверный, в данном произведении внешние и глубинные слои совпадают идеально.
Если обратиться к реальной современной истории, следует признать, что странам Западной и Северной Европы удалось построить вполне благополучное общество, и Стругацкие описывают его более чем реалистично. Картина выглядела фантастической только для советского читателя, который слабо представлял себе реалии жизни развитых капиталистических стран. Разумеется, некоторые фантастические приметы всеобщего благосостояния, которых еще нет в реальности, в повести имеются. До всеобщей бесплатной еды, раздачи книг и других предметов культуры даже благополучные скандинавские страны еще не дожили. В повести вполне реальные приметы «загнивающего капитализма» (телесериалы, легализация наркотиков, всеобщая автомобилизация) соседствуют с сугубо фантастической атрибутикой (парикмахерские-автоматы, автоматы-такси, кибер-носильщики и т.д). Правда, с точки зрения современного читателя вся эта футуротехника плохо сочетается с радиоприемниками, которые используют слегачи, и пишущей машинкой, на которой работает главный герой. Но не будем требовать точности в прогнозировании сугубо технических деталей.
Итак, первый внешний сюжетный слой повести - благополучно и радостно загнивающий капитализм. На идейном уровне имеет место осуждение этого общества и осуждение это дано настолько сильно и мощно, что читатель примерно с середины книги пребывает в состоянии глубочайшего омерзения. Так что писатели своей цели достигли и «загнивнаие» осудили. Мир всеобщего изобилия, мир людей, которые разучились думать и уже разучиваются развлекаться, производит сильное и, конечно, неприятное впечатление. Более того, сейчас, спустя почти полвека, придя в этот мир (правда, куда менее сытый и благополучный), мы должны согласиться с авторами. Общество потребления действительно уничтожает духовность. В этом смысле книга может быть рассмотрена (хотя сами авторы вряд ли имели это в виду) как хвалебный гимн миру социализма. В СССР действительно была «великая эпоха» и сейчас, оказавшись в мире «хищных вещей», мы это особенно четко осознаем. В этом мире не появился слег, но другие электронные наркотики, например Интернет, вполне успешно его заменяют.
В книге есть два монолога, которые ставят жестокий диагноз миру бездуховных развлечений. Вставной монолог-рассуждение – это характерный прием творчества АБС, о чем уже неоднократно упоминалось выше. Первый монолог – это монолог доктора философии Опира, который произносит оду «Эпохе Удовлетворения Желаний». А спустя пять глав круглоголовый адепт социального мазохизма, работник своеобразной гусарской рулетки, выносит приговор этому обществу: человеку неинтересно просто жрать, пить и спать, ему хочется чего-то необычного, но придумать это необычное он не в состоянии. Отсюда и появляются все извращенные удовольствия Страны дураков, включая и электронный наркотик новейшего поколения.
Безудержным социальным оптимизмом веет от этих мрачных слов! Как мы убедились на практике, человек прекрасно может жить с набором самых простых удовольствий и не испытывать особого дискомфорта и уж тем более не стремиться к вершинам культуры. О времена, о нравы! Одна из самых мрачных повестей ранних Стругацких воспринимается сейчас как почти неприлично оптимистическая. Люди всерьез верили, что интеллигенция захочет и будет бороться против сытого мещанина, что мещанину будет скучно, что мещанин будет изобретать новые развлечения. Какие приятные иллюзии эпохи социализма в современной литературе постмодерна!
Сейчас нам кажется странным и парадоксальным, что в этой, чуть ли не самой «правоверной» и «социально правильной» повести братьев Стругацких цензура усмотрела какой-то социальный негатив. Цензура просто не поняла, какими апологетами социализма были авторы. Замечания советских критиков о том, что «не может быть богатых стран, где все есть и одновременно нищих азиатских стран», и капитализма с полным материальным благополучием сейчас кажутся просто смешными.
Удивительно, что повесть, несмотря на весь социальный пафос, практически не устарела в том, что касается бытовых деталей. Очень многое в мире со времени написания этой повести изменилось, но политический расклад остался практически тем же, как во времена Стругацких. Недаром один из последователей и учеников Стругацких Андрей Измайлов так легко переносит действие повести в постсоветскую Россию 1990-х, в новую Страну дураков, в которую попадает вечный Иван-дурак, Ваня Жилин. Только в мире Измайлова уже нет того социалистического рая, из которого приезжает Жилин. Сейчас книгу Стругацких можно читать как диагноз современному российскому обществу, только проблема в том, что мало осталось читателей.
Обозначенная проблема по-прежнему остается актуальной, как остаются актуальными и рассуждения Ивана Жилина о необходимости воспитания человеческого мировоззрения. И со скептицизмом самого Жилина и его коллег мы, наверное, тоже согласимся.
Если говорить о социально-философских аспектах книги, то следует признать, что социальная картина постиндустриального общества и социальный диагноз даны совершенно точно. Вызывают интерес и философские рассуждения доктора Опира. Разумеется, не сами рассуждения, а цитируемые имена и теории – Маркс, Фрейд, Мальтус. Что касается Маркса, то здесь все верно. Многие экономисты полагают, что капитализм сумел прийти к обществу равных возможностей именно потому, что воспользовался идеями Маркса. А вот говоря о том, что Мальтус устарел, доктор Опир не прав. И появление восточного сепаратиста в кафе этого благополучного мира прекрасно это доказывает.
Сама идея повести во многом заимствована. Идея слега взята из произведения С. Лема «Насморк». Есть здесь и прямая отсылка к еще одной вещи Лема «Рукопись, найденная в ванной». Действие этого романа Лема происходит в чудовищном мире будущего, в котором герой пытается выполнить свою миссию, согласно указаниям руководства. Но спасти мир не удается, наступает всепланетный катаклизм, результатом которого стало тотальное разложение бумаги. У Стругацких исчезает не сам носитель бумага – а духовное содержание этого носителя.
Новые технологии способствуют возникновению новых благ и новых опасностей. Мысль эта в литературе XX веке достаточно очевидная и расхожая. Но вот что касается оценок субъективного идеализма и объективного материализма, то здесь Стругацкие категорически расходятся с Лемом. Лему явно импонировала идея существования человека просто как набора электронных импульсов. При этом сознание могло существовать вполне автономно от объективного мира, да и сама идея существования этого объективного мира подвергается сомнению. Постольку, поскольку мир существует только в голове конкретного человека, то почему бы там не существовать иллюзорному миру, возникшему под влиянием психоволновой терапии. Мир этот ярок, многообразен и богат, а его иллюзорность не есть его недостаток. Звучащие в книге Стругацких доводы «contra» оформлены следующим образом:
1. Слег выуживает все желания из подсознания, из пресловутого «Оно». А подсознание – это по определению плохо. Типично советское отношение к фрейдизму. А почему собственно подсознание – это всегда плохо? И почему слег работает именно с подсознанием? Это ведь ничем не доказано, кроме ощущений самого Жилина. И еще один продолжатель Стругацких вполне убедительно доказывает, что мечтать под воздействием слега можно и о вполне осознанных и даже политических вещах, например о построении социализма во всем мире (Лукьяненко С. «Ласковые мечты полуночи»).
2. Контрдоводы самого Жилина: «Твой идеал – дерьмо, Римайер. Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу – дерьмо». Это тоже звучит не вполне убедительно. Да, слегач Римайер послала Жилина к рыбарям, то есть на верную смерть но, может быть, это индивидуальная подлость Римайера. Буба же Жилина туда не послал и, более того, дал ему слег, между прочим, совершенно бесплатно.
3. Доводы, апеллирующие к эмоциям: «Буба лежал в ванне по шею в зеленоватой воде, от воды поднимался пар. Я стоял и глядел на Бубу. На бывшего космонавта-испытателя Пека Зеная… Мне было противно думать, что какой-нибудь час назад я был похож на него… Пьяные гнусно храпели, распространяя запах перегара…» Зрелище, конечно, крайне неприглядное, но ведь все это только эмоции.
Тем не менее, после такого описания картина всего человечества в огромном корыте с горячей водой представляется при всей своей апокалиптичности вполне реальной. Видимо, это в свое время и испугало (просто на уровне подсознания) советскую цензуру. Созданная антиутопия оказалась столь страшной и столь яркой, что описание слега было не столь уже и важным. Слег был нужен авторам для того, чтобы двигать сюжет шпионского романа. И. Ефремов очень верно и очень проницательно заметил, что роман «настолько ярок и страшен, что не оставляет никакой надежды на что-либо хорошее для человечества». Видимо, это и позволяет сохранять ему актуальность в сегодняшнем мире.
Что они этим хотели сказать?
Хищные вещи века
О, хищные вещи века!
На душу наложено вето…
А.Вознесенский
Мир, - учил он, - мое представление!
Из английской поэзии
в переводах С. Маршака
Мы не случайно предпослали этой главе в качестве эпиграфа те строчки из стихотворения А.Вознесенского, которые вдохновили АБС. Андрей Вознесенский, творчеством которого в свое время так восхищались, остался поэтом своего времени, поэтом-шестидесятником, поэтом эпохи «оттепели» и последующих «заморозков». Повесть «Хищные вещи века» также принадлежит своей эпохе. Здесь есть осуждение капитализма, но что гораздо важнее в ней, несмотря на всю мрачность и безнадежность, есть оптимизм шестидесятых, который потом из творчества Стругацких уйдет.
читать дальше
На уровне сюжета мы имеем некий богатый курортный городок, благополучную капиталистическую страну, постиндустриальное общество, оно же общество всеобщего благоденствия, оно же общество равных возможностей. Но общество это, с точки зрения героя и авторов, на самом деле, является крайне неблагополучным. В нем присутствуют некоторые положительные черты, которые так расстраивали критиков советской эпохи - всеобщее благосостояние, ликвидация голода, четырехчасовой рабочий день. Но все это отнюдь не смягчают негативной характеристики Страны дураков, которую дают авторы. Напротив, на фоне всеобщего благоденствия образ жрущей, пьющей, танцующей, стреляющей толпы выглядит особенно омерзительно.
«Хищные вещи века» были посвящены борьбе с мещанством, то есть той проблеме, которая является сквозной в творчестве Стругацких, особенно, если говорить о первой половине их творчества. Если в повести «Трудно быть богом» мир мещанства был спроецирован на мир западноевропейского средневековья, что не позволяло воспринимать его как достоверный, в данном произведении внешние и глубинные слои совпадают идеально.
Если обратиться к реальной современной истории, следует признать, что странам Западной и Северной Европы удалось построить вполне благополучное общество, и Стругацкие описывают его более чем реалистично. Картина выглядела фантастической только для советского читателя, который слабо представлял себе реалии жизни развитых капиталистических стран. Разумеется, некоторые фантастические приметы всеобщего благосостояния, которых еще нет в реальности, в повести имеются. До всеобщей бесплатной еды, раздачи книг и других предметов культуры даже благополучные скандинавские страны еще не дожили. В повести вполне реальные приметы «загнивающего капитализма» (телесериалы, легализация наркотиков, всеобщая автомобилизация) соседствуют с сугубо фантастической атрибутикой (парикмахерские-автоматы, автоматы-такси, кибер-носильщики и т.д). Правда, с точки зрения современного читателя вся эта футуротехника плохо сочетается с радиоприемниками, которые используют слегачи, и пишущей машинкой, на которой работает главный герой. Но не будем требовать точности в прогнозировании сугубо технических деталей.
Итак, первый внешний сюжетный слой повести - благополучно и радостно загнивающий капитализм. На идейном уровне имеет место осуждение этого общества и осуждение это дано настолько сильно и мощно, что читатель примерно с середины книги пребывает в состоянии глубочайшего омерзения. Так что писатели своей цели достигли и «загнивнаие» осудили. Мир всеобщего изобилия, мир людей, которые разучились думать и уже разучиваются развлекаться, производит сильное и, конечно, неприятное впечатление. Более того, сейчас, спустя почти полвека, придя в этот мир (правда, куда менее сытый и благополучный), мы должны согласиться с авторами. Общество потребления действительно уничтожает духовность. В этом смысле книга может быть рассмотрена (хотя сами авторы вряд ли имели это в виду) как хвалебный гимн миру социализма. В СССР действительно была «великая эпоха» и сейчас, оказавшись в мире «хищных вещей», мы это особенно четко осознаем. В этом мире не появился слег, но другие электронные наркотики, например Интернет, вполне успешно его заменяют.
В книге есть два монолога, которые ставят жестокий диагноз миру бездуховных развлечений. Вставной монолог-рассуждение – это характерный прием творчества АБС, о чем уже неоднократно упоминалось выше. Первый монолог – это монолог доктора философии Опира, который произносит оду «Эпохе Удовлетворения Желаний». А спустя пять глав круглоголовый адепт социального мазохизма, работник своеобразной гусарской рулетки, выносит приговор этому обществу: человеку неинтересно просто жрать, пить и спать, ему хочется чего-то необычного, но придумать это необычное он не в состоянии. Отсюда и появляются все извращенные удовольствия Страны дураков, включая и электронный наркотик новейшего поколения.
Безудержным социальным оптимизмом веет от этих мрачных слов! Как мы убедились на практике, человек прекрасно может жить с набором самых простых удовольствий и не испытывать особого дискомфорта и уж тем более не стремиться к вершинам культуры. О времена, о нравы! Одна из самых мрачных повестей ранних Стругацких воспринимается сейчас как почти неприлично оптимистическая. Люди всерьез верили, что интеллигенция захочет и будет бороться против сытого мещанина, что мещанину будет скучно, что мещанин будет изобретать новые развлечения. Какие приятные иллюзии эпохи социализма в современной литературе постмодерна!
Сейчас нам кажется странным и парадоксальным, что в этой, чуть ли не самой «правоверной» и «социально правильной» повести братьев Стругацких цензура усмотрела какой-то социальный негатив. Цензура просто не поняла, какими апологетами социализма были авторы. Замечания советских критиков о том, что «не может быть богатых стран, где все есть и одновременно нищих азиатских стран», и капитализма с полным материальным благополучием сейчас кажутся просто смешными.
Удивительно, что повесть, несмотря на весь социальный пафос, практически не устарела в том, что касается бытовых деталей. Очень многое в мире со времени написания этой повести изменилось, но политический расклад остался практически тем же, как во времена Стругацких. Недаром один из последователей и учеников Стругацких Андрей Измайлов так легко переносит действие повести в постсоветскую Россию 1990-х, в новую Страну дураков, в которую попадает вечный Иван-дурак, Ваня Жилин. Только в мире Измайлова уже нет того социалистического рая, из которого приезжает Жилин. Сейчас книгу Стругацких можно читать как диагноз современному российскому обществу, только проблема в том, что мало осталось читателей.
Обозначенная проблема по-прежнему остается актуальной, как остаются актуальными и рассуждения Ивана Жилина о необходимости воспитания человеческого мировоззрения. И со скептицизмом самого Жилина и его коллег мы, наверное, тоже согласимся.
Если говорить о социально-философских аспектах книги, то следует признать, что социальная картина постиндустриального общества и социальный диагноз даны совершенно точно. Вызывают интерес и философские рассуждения доктора Опира. Разумеется, не сами рассуждения, а цитируемые имена и теории – Маркс, Фрейд, Мальтус. Что касается Маркса, то здесь все верно. Многие экономисты полагают, что капитализм сумел прийти к обществу равных возможностей именно потому, что воспользовался идеями Маркса. А вот говоря о том, что Мальтус устарел, доктор Опир не прав. И появление восточного сепаратиста в кафе этого благополучного мира прекрасно это доказывает.
Сама идея повести во многом заимствована. Идея слега взята из произведения С. Лема «Насморк». Есть здесь и прямая отсылка к еще одной вещи Лема «Рукопись, найденная в ванной». Действие этого романа Лема происходит в чудовищном мире будущего, в котором герой пытается выполнить свою миссию, согласно указаниям руководства. Но спасти мир не удается, наступает всепланетный катаклизм, результатом которого стало тотальное разложение бумаги. У Стругацких исчезает не сам носитель бумага – а духовное содержание этого носителя.
Новые технологии способствуют возникновению новых благ и новых опасностей. Мысль эта в литературе XX веке достаточно очевидная и расхожая. Но вот что касается оценок субъективного идеализма и объективного материализма, то здесь Стругацкие категорически расходятся с Лемом. Лему явно импонировала идея существования человека просто как набора электронных импульсов. При этом сознание могло существовать вполне автономно от объективного мира, да и сама идея существования этого объективного мира подвергается сомнению. Постольку, поскольку мир существует только в голове конкретного человека, то почему бы там не существовать иллюзорному миру, возникшему под влиянием психоволновой терапии. Мир этот ярок, многообразен и богат, а его иллюзорность не есть его недостаток. Звучащие в книге Стругацких доводы «contra» оформлены следующим образом:
1. Слег выуживает все желания из подсознания, из пресловутого «Оно». А подсознание – это по определению плохо. Типично советское отношение к фрейдизму. А почему собственно подсознание – это всегда плохо? И почему слег работает именно с подсознанием? Это ведь ничем не доказано, кроме ощущений самого Жилина. И еще один продолжатель Стругацких вполне убедительно доказывает, что мечтать под воздействием слега можно и о вполне осознанных и даже политических вещах, например о построении социализма во всем мире (Лукьяненко С. «Ласковые мечты полуночи»).
2. Контрдоводы самого Жилина: «Твой идеал – дерьмо, Римайер. Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу – дерьмо». Это тоже звучит не вполне убедительно. Да, слегач Римайер послала Жилина к рыбарям, то есть на верную смерть но, может быть, это индивидуальная подлость Римайера. Буба же Жилина туда не послал и, более того, дал ему слег, между прочим, совершенно бесплатно.
3. Доводы, апеллирующие к эмоциям: «Буба лежал в ванне по шею в зеленоватой воде, от воды поднимался пар. Я стоял и глядел на Бубу. На бывшего космонавта-испытателя Пека Зеная… Мне было противно думать, что какой-нибудь час назад я был похож на него… Пьяные гнусно храпели, распространяя запах перегара…» Зрелище, конечно, крайне неприглядное, но ведь все это только эмоции.
Тем не менее, после такого описания картина всего человечества в огромном корыте с горячей водой представляется при всей своей апокалиптичности вполне реальной. Видимо, это в свое время и испугало (просто на уровне подсознания) советскую цензуру. Созданная антиутопия оказалась столь страшной и столь яркой, что описание слега было не столь уже и важным. Слег был нужен авторам для того, чтобы двигать сюжет шпионского романа. И. Ефремов очень верно и очень проницательно заметил, что роман «настолько ярок и страшен, что не оставляет никакой надежды на что-либо хорошее для человечества». Видимо, это и позволяет сохранять ему актуальность в сегодняшнем мире.
Продолжение следует. Когда-нибудь.
@темы: «Волны гасят ветер», «Жук в муравейнике», «Далёкая Радуга», Попытка к бегству, Критика, Парень из преисподней, Комментарии к пройденному, Второе нашествие марсиан, «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Хищные вещи века», Ссылки