Брандис Е., Дмитревский Вл. Век нынешний и век грядущий: Заметки о советской научной фантастике 1962 года // Новая сигнальная. - Л., 1963. - С.256-271.
О НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ
Е. БРАНДИС, Вл. ДМИТРЕВСКИЙ
Век нынешний и век грядущий
(Заметки о советской научной фантастике 1962 г.)
читать дальше
1.
Года два назад, разговорившись с писателем Д. Граниным, мы были обрадованы, узнав, что он не только интересуется научной фантастикой, но и собирается сам в недалеком будущем выступить в этом жанре. В то время он работал над новым романом. Когда в «Знамени» был опубликован роман «Иду на грозу», герои которого, ученые-физики, пытаются обуздать атмосферное электричество и поставить его на службу людям, мы, по правде сказать, решили, что это и есть то самое обещанное Граниным фантастическое произведение.
В самом деле, если бы мы исходили из печально известных установок фантастики «ближнего прицела», то «Иду на грозу», вещь, отмеченная печатью настоящего литературного таланта и свидетельствующая о научной эрудиции автора, смело могла бы быть названа научно-фантастической. Герои романа живут и действуют в наши дни и решают научную проблему, которая еще недавно показалась бы, пожалуй, не менее фантастической, чем запуск ракеты к Марсу или создание так называемого «игольчатого луча» - квантового генератора.
Однако мы ошиблись. «Иду на грозу» Д. Гранин вовсе не считает научно-фантастической книгой. И когда один из нас позвонил ему по телефону и задал вопрос:
- А как же, Даниил Александрович, с научно-фантастическим романом? Вы о нем думаете?
- Нет, - ответил Гранин, - я его пишу.
На столе перед нами лежит рукопись новой повести другого известного писателя - Геннадия Гора. Она называется «Гости с Уазы». Вы можете подумать, что гости приехали из департамента Сены и Уазы, что находится неподалеку от Парижа? Ничего подобного! Уаза - обитаемая планета с высокой цивилизацией, затерявшаяся в глубине Галактики, и гости, которых ждет Земля, уже приближаются к нашей солнечной системе.
«Гости с Уазы» - третье научно-фантастическое произведение Г. Гора, написанное после повестей «Докучливый собеседник» и «Странник и время». Но ведь еще совсем недавно мы знали Геннадия Гора как автора своеобразных по этнографическому колориту произведений о людях Советского Севера. Мы знали также его как писателя, страстно увлекающегося биологией и физикой и заставляющего героев «Университетской набережной» и «Ошибки профессора Орочева» спорить о самых общих проблемам современной науки.
Почему же Геннадий Гор и другие писатели, которые до недавнего времени относились к научной фантастике, как к литературе «второго сорта», предназначенной лишь для развлечения и просвещения юношества, сами сейчас активно проявляют себя в этом жанре?
Дело в том, что научная фантастика доказала свои поистине неограниченные возможности. Этот вид литературы, а говоря шире - искусства вообще, - избравший своим предметом искания науки, ее преобразующую роль в развитии общества и личности, как нельзя лучше отвечает духовным запросам миллионов, научившихся думать о грядущих судьбах нашей страны и всей планеты.
К этой мысли пришли не только советские, но и прогрессивно мыслящие зарубежные писатели. Известный английский ученый и литератор Артур Кларк при вручении ему в Дели премии Калинги, присуждаемой за лучшие работы в области популяризации науки, заявил: «Научная фантастика содействует распространению космического представления о мире... Такая литература - это прежде всего описание изменений, а изменения - это единственное, в чем мы можем быть уверены сейчас, в век идущей столь быстрыми темпами научной революции... Она исходит из того, что будущее должно коренным образом отличаться от прошлого, хотя и не пытается, как часто считают, предсказывать это будущее во всех деталях... Намечая возможные черты будущего наряду с многими невозможными, автор научно-фантастических книг может оказать большую услугу обществу. Он развивает у своих читателей гибкость ума, готовность принять новое и даже приветствовать его».
Нет необходимости снова поднимать набивший оскомину вопрос о пресловутой «специфике жанра». Ясно одно, что писатель-фантаст обязан владеть не только всей палитрой изобразительных средств, то есть быть писателем без скидок, но и свободно ориентироваться в интересующей его научной области. И сама наука в ее непостижимо стремительном развитии подсказывает писателю на каждом шагу «сверхфантастические сюжеты».
«Пройдет совсем немного времени, - пишет в «Литературной газете» член-корреспондент Академии наук СССР В. И. Сифоров, - и мы сможем установить радиосвязь с обитателями других населенных планет, находящихся в системе дальних звезд. Сможем принять сигналы иных цивилизаций нашими радиотелескопами, сможем вести беседы с неведомыми разумными существами и поддерживать связь с нашими космическими кораблями, пользуясь квантовыми генераторами-лазерами - устройствами, созданными по новому принципу, создающими концентрированные пучки световых волн огромной энергии».
Обратите внимание: «пройдет совсем немного времени...» Ведь это говорит не писатель-фантаст, а ученый, работающий в области точных наук!
Произведения последнего времени позволяют утверждать, что наша научная фантастика «повзрослела», стала более серьезной и широкой по диапазону. Разве проникнутые философской мыслью повести Геннадия Гора, остроумные и парадоксальные рассказы И. Варшавского, по-новому ставящие моральные проблемы последние повести А. Стругацкого и Б. Стругацкого, острые политические памфлеты Л. Лагина и С. Розвала, ошеломляющие воображение кибернетические рассказы А. Днепрова, последователя самых «крайних идей» академика Колмогорова? Разве еще недавно такие произведения могли бы уместиться на Прокрустовом ложе привычных представлений о научной фантастике, как развлекательной литературе для детей?
читать дальше
2
Недавно в Ленинграде гостил известный польский писатель Станислав Лем. Мы с ним много разговаривали о научно-фантастической литературе. Споры велись главным образом о ее назначении и возможностях.
- На мой взгляд, - сказал Лем, - в фантастике существуют три главных направления: роман-мечта, роман-предостережение и социальный роман. Это относится, понятно, не только к романам, но и к произведениям других видов.
- А какое из этих главных направлений вы предпочитаете?
- Самым важным и нужным жанром фантастики, по-моему, является социальный роман, так как наиболее интересны общественные отношения. Причем в выборе сюжета писатель совершенно не ограничен. Это может быть судьба какого-то большого технического открытия, приключения людей в космосе или еще что-нибудь. Важно не это. Важно показать моральные или нравственные последствия того или иного действия, осветить вопросы философского и этического характера, сделать попытку разобраться в том, по какому пути идет развитие человеческого общества.
- Это правильно, - сказал один из нас. - Но вот что интересно. Кибернетическая фантастика сильно потеснила космическую. Она, можно сказать, вошла в моду. Вот у вас эмоциональный робот влюбляется в своего создателя. У Геннадия Гора кибернетическая машина ведет философские диспуты. Проблема «человек и машина» поглощает внимание Анатолия Днепрова, Ильи Варшавского. Об американской фантастике и говорить не приходится. Достаточно вспомнить Азимова.
- Лично меня, - ответил Лем, - очень интересует проблема «человек и техника». Хотя слово «раб» - плохое, я бы предпочел в будущем видеть робота-раба, а не робота-брата.
- До сих пор еще многие полагают, что основная задача научной фантастики - предвидеть будущее с возможно большей приближенностью. Мы оба, занимаясь в качестве критиков научной фантастикой, не раз писали в наших статьях, что предвидение в научной фантастике - только частный случай. Ведь точно угадать то, что будет в науке через пятьдесят или сто лет, труднее, чем найти иголку в стоге сена. Иное дело пробудить воображение и заставить мысль работать в нужном направлении. Именно так и говорил Циолковский о романах Жюля Верна. Мы очень ценим «Туманность Андромеды» Ефремова, но вовсе не считаем, да и сам он не считает, что общество будущего будет слепком с Эры Великого Кольца.
- Я согласен с вами, - сказал Лем. - По-моему, незачем пытаться точно предсказывать развитие науки. Это просто невозможно. Мы можем определить лишь общее направление этого движения. Можно сказать, например, что через тысячу лет человечество наверняка станет галактическим фактором, решающим судьбу звездных систем. Но так можно говорить только о наиболее общих закономерностях. О более конкретных вещах, о развитии науки на ближайшие сто-двести лет делать какие-то предсказания совершенно бессмысленно. Разве мог кто-нибудь предвидеть сто или даже пятьдесят лет тому назад появление кибернетики в том виде, в каком она существует сегодня? А сколько еще таких неожиданностей на пути человека! Фантаст не может серьезно говорить о точном облике будущего. По законам общественного развития меняются язык, нравы, отношения между людьми. То, что сегодня мы считаем серьезным и значительным, в будущем может оказаться просто смешным, и наоборот. Максимум, чего можно достичь, - это какого-то отблеска будущих процессов, проложить в будущее очень, узкую тропку, и - все. Но это и неважно. Фантаст пишет для современников, людей сегодняшнего дня. И сам он живет сегодня. Призма будущего позволяет с особенной остротой увидеть настоящее, заставляет людей понять свою ответственность и за завтрашний день, и за все дальнейшее развитие человечества. Кстати, я очень люблю гротеск и, как вы знаете, часто пользуюсь этим художественным приемом.
- Но ведь в «Магеллановом облаке» нет даже намека на гротеск?!
- Да, так это не входило в мои задачи. «Магелланово облако» - роман социальный. Я пытался в нем представить себе моральный облик людей будущего, а также показать, какие сложности могут возникнуть при контакте цивилизаций разных звездных систем...
Беседа с Лемом лишний раз утвердила нас в мысли, что современная научная фантастика - явление достаточно сложное и многообразное. Подходить к ней сейчас со старыми мерками нельзя.
3
Человек и машина... Сразу вспоминаются «кибернетические» рассказы Анатолия Днепрова «Суэма» и «Крабы идут по острову». Видимо, им было суждено открыть новую страницу в истории советской научной фантастики. Роботы встречались и раньше, но это были скорее заводные куклы, сделанные искусными механиками. Стремительное развитие кибернетики выдвинуло перед писателями-фантастами совершенно новые проблемы. А. Днепров откликнулся на них первым, словно проиллюстрировав тезис Винера о том, какую опасность могут представить самоорганизующиеся машины, если они вырвутся из-под власти человека.
Хотя Днепров продолжает настаивать, что в известных случаях можно создавать художественные произведения с главным героем-машиной или героем-идеей, он в своих последних рассказах основное внимание направил все же на человека, разрабатывал научную тему в психологическом или памфлетном плане («Пятое состояние», «Мир, в котором я исчез»). Очевидно, с ростом писательского мастерства и неизбежным расширением тематики Днепрову становится тесно в бездушном мире кибернетических устройств. Мы не отрицаем, конечно, что иногда «умная» машина может взять на себя функции литературного героя и даже «лирического Я», но частое повторение такого приема ограничивает диапазон и художественные возможности писателя, как бы он ни был талантлив.
Придя в литературу из науки, А. Днепров выдвигает на первый план самые узловые и перспективные вопросы, находящиеся на стыках физики, кибернетики и биологии. В последних его рассказах преобладает биологическая тема («Фактор времени», «Красная мумия»).
4.
Совсем новое имя в научной фантастике - Илья Варшавский. О нем стоит поговорить более подробно. Опытный инженер, работающий на одном из ленинградских заводов, он писал свои короткие фантастические новеллы лишь для «семейного употребления» и рассматривал свое сочинительство как своеобразный «активный отдых» после напряженного рабочего дня. Случилось так, что с рассказами Варшавского познакомились литераторы, после чего несколько рассказов появилось в печати, а «Индекс-Е81», опубликованный в журнале «Техника - молодежи», получил третью премию на Международном конкурсе писателей-фантастов стран социалистического лагеря.
Несмотря на свою литературную молодость, И. Варшавский - писатель, имеющий отчетливо выраженную авторскую индивидуальность. Проявляется она прежде всего в афористичности изложения и иронических интонациях. Каждый рассказ - своеобразная логическая конструкция, доказывающая или опровергающая ту или иную гипотезу. И. Варшавский очень скуп в выборе изобразительных средств, лаконичен, избегает стилистических украшений. Беря за основу какой-то научный тезис, он доводит его до логического конца со всеми последствиями, которые могут показаться даже абсурдными. Так, например, в рассказе «Гомункулус» взбунтовавшийся робот громит магазины, выламывает железные прутья из балюстрады, внушая окружающим страх и ужас. На робота организуется облава, но когда конструктор в сопровождении милиции врывается в комнату, чтобы обезвредить чудовище, он застает своего робота за мирным занятием: мурлыча меланхолическую песенку, он создает из металлических деталей свое подобие. Оказывается, напуганный разговорами о неизбежности смерти, он поспешил заняться «деторождением», раздобыв для этого все необходимые материалы.
В любой новелле И. Варшавского эффект достигается неожиданной концовкой или заключительной ударной фразой, на которой, собственно, и держится весь замысел. Персонажи, как правило, условны и схематичны, но происходит это вовсе не от неумелости автора, а от особенностей его творческой манеры. Ему важнее раскрыть идеи, а не характеры. Поэтому персонажи, часто даже не названные по именам, выполняют чисто служебные функции. Самое ценное в рассказах И. Варшавского - парадоксальные научные идеи и смелые фантастические гипотезы. В научных вопросах он человек вполне компетентный, способный выразить свое собственное отношение к проблемам, волнующим ученых нашего времени. Мы сталкиваемся у него с фантастическими предположениями, вытекающими из новейших гипотез в области биохимии и кибернетики («Красные бусы», «Молекулярное кафе»), с парадоксальными представлениями о разных формах жизни и биологической приспособленности во Вселенной, с сюжетами, основанными на представлениях о «кривизне пространства» и эйнштейновском «парадоксе времени» («Путешествие в Ничто», «Ловушка», «Возвращение»). И. Варшавский не ставит своей целью поучать и популяризировать. Он стремится будить мысль и волновать воображение.
Станислав Лем, познакомившись с рассказами И. Варшавского, высоко их оценил и заметил, что в них сконцентрированы в лапидарной форме все основные проблемы и даже сюжеты, характерные для современной научной фантастики.
5
Мы уже упомянули новые повести Геннадия Гора. Казалось бы, и в них на первом плане модная тема - сосуществование человека и думающей машины. Но в действительности эти произведения гораздо сложнее, так как писателя больше всего занимает философская проблема времени. Все три повести необычны по сюжету и свободны от всякого шаблона. Они насыщены, а местами даже перегружены серьезными рассуждениями о путях развития современной науки, главным образом биологии и кибернетики. Владея приемами многоплановой композиции, писатель свободно переносит действие из нашей современности в эпоху среднего палеолита, в коммунистическое будущее Земли («Странник и время») и на далекие миры - планету Анеида («Докучливый собеседник») и Уазу («Гости с Уазы»).
В повести «Докучливый собеседник» самое интересное - попытка понять чувства и переживания космического Путешественника, прибывшего на Землю сто тысяч лет назад, взглянуть на мир его глазами, подняться мысленно до уровня его знаний.
Путешественник живет на чужой планете в окружении кибернетических роботов. Один из них - робот Ипс - запечатлевает во всех подробностях для грядущих тысячелетий бытие пещерных людей. Второй робот - «твое Второе Я» - жизненный спутник от рождения и до последних часов жизни каждого человека на планете Анеида, удерживает о своей кибернетической памяти все впечатления постоянно ускользающего времени, чтобы в любую минуту их можно было снова воскресить.
Наиболее сложный и совершенный робот - «Собеседник» или «Анти-Ты», с которым связана центральная идея произведения. Ученый, создавший механического Собеседника, наделил его беспощадным аналитическим «умом». Вместе с огромной эрудицией робот «унаследовал» от своего создателя скептический взгляд на вещи. Он ведет с Путешественником научные и философские споры, доводя его до отчаяния безжалостной, холодной логикой, мефистофелевским нигилизмом и отсутствием каких бы то ни было эмоций.
И тут ставится вопрос о пределах развития кибернетических машин, которые ни при каких обстоятельствах не смогут вытеснить и заменить человека. Мысль гуманистична по своей природе, ибо впечатления бытия необъятны и не могут быть замещены наисовершеннейшей кибернетической памятью. И если даже допустить, что гениальный изобретатель вложил в этого механического Мефистофеля частицу своей сущности, все равно живая человеческая мысль неизмеримо богаче бездушного робота. Так писатель определяет границу, отделяющую возможности живого человеческого мозга от электронной памяти сложнейшей кибернетической машины.
Та же тема получает дальнейшее развитие в повести «Странник и время». Молодой ученый Погодин, согласившись «отдать свою жизнь как бы в долг», подвергается анабиозу, чтобы пробудиться через триста лет. С помощью этого излюбленного фантастами и довольно нехитрого сюжетного хода автор получает возможность показать наше будущее. Но показывает он его не всесторонне, а лишь в тех областях науки, которые его больше всего интересуют. Это прежде всего проблема памяти, которую научились не только кодировать, но и как бы отделять от субъекта, и проблема времени в физическом, философском и моральном аспектах. Люди освободили себя от железного детерминизма времени, и перед ними открылся безграничный простор. Мысль устремляется в бесконечность еще нс освоенных миров. Погодина захватывает ритм гармоничного коммунистического бытия. Каждая отдельная личность чувствовала свое постоянное единство, духовную слитность со всем огромным коллективом. Но счастье и для наших отдаленных потомков - не итог, а путь к цели.
«Для литературы будущего, - писал И. Ефремов в статье «Наклонный горизонт», опубликованной в журнале «Вопросы литературы», - нужна не бесконфликтность, а исследование конфликтов высшего порядка, возникающих у человека, научившегося сочетать свои интересы с интересами государства, отученного от собственности и индивидуалистического (не путать с индивидуальным!) стремления к возвышению себя и привыкшего помогать каждому человеку».
В этом смысле в повестях Г. Гора есть общие черты с «Туманностью Андромеды» И. Ефремова. Он стремится наметить совершенно новые этические проблемы и вытекающие из них конфликты. В повести «Странник и время» один ученый-кибернетик живет идеей создания «эмоциональной сферы», но когда его долголетние опыты в конце концов увенчиваются успехом и ему удается создать не только думающего, но и чувствующего робота, который, по сути дела, уже перестает быть вещью, опыты признаются антигуманными и запрещаются.
Нечто подобное встречаем мы и в третьей повести Г. Гора «Гости с Уазы». Ученым удалось закодировать память умершего человека и воспроизводить ее с помощью особого устройства. Это было величайшим научным достижением. Герой повести, работающий в Институте Памяти, постоянно слышит живой голос давно умершего человека, неустанно рассказывающего о своей внезапно оборвавшейся жизни, и молодому ученому это кажется настолько бесчеловечным, что он самовольно разрушает механизм отделенной от субъекта памяти, и отдает себя на суд общественности.
По мнению писателя, безграничное развитие бионики, которая приведет к вторжению в самые сокровенные сферы человеческого бытия, неминуемо вызовет к жизни совершенно новые нравственные проблемы.
6
Аркадий и Борис Стругацкие, начав несколько лет назад творческий путь с довольно обычных для современной фантастики сюжетов о полетах в космос, об освоении планет солнечной системы и создании сложнейших кибернетических устройств («киберы»), с каждой новой вещью расширяют свой диапазон и ставят перед собой все более трудные задачи. Нам кажется, что отправной точкой их творческих исканий служит моральный кодекс строителя коммунизма, сформулированный в Программе КПСС, принятой XXII съездом. Обратим внимание читателей лишь на некоторые идеи, характерные для их последних фантастических повестей «Возвращение (Полдень. 22-й век)» и «Попытка к бегству».
Речь идет о формировании человека будущего. Отдельные черты этого человека писатели находят в наших лучших современниках, и поэтому они вполне сознательно переносят на своих героев, живущих в 22-м веке, многие признаки, свойственные представителям научно-технической интеллигенции наших дней, вплоть до лексики. Поначалу это может вызвать у читателя недоумение и даже чувство протеста, но потом, когда входишь в динамический ритм повествования, внимание переключается на куда более важные вещи. Как будет вести себя человек, поставленный в чрезвычайно трудные условия? Выдержит ли он проверку делом?
Читатель познакомился с четырьмя подростками из 18-й комнаты Акньюдинской школы. Они, конечно, мечтают о подвигах и, как вес мальчишки, убеждены, что именно им предстоит совершить нечто необыкновенное, например, незамедлительно удрать на Венеру, чтобы принять посильное участие в ее освоении. Но они забыли, что «в мире наибольшим почетом пользуются, как это ни странно, не космолетчики, не глубоководники и даже не таинственные покорители чудовищ - зоопсихологи, а врачи и учителя». Самые даровитые люди владеют именно этими профессиями, потому что здоровье и правильное воспитание человека находятся в центре внимания. Талантливый педагог Тенин, вовремя разгадав замысел своих учеников, осторожно и тактично наталкивает их на другие дела, которые они в состоянии выполнить. И вот они уже выросли, и каждый из них так или иначе находит свое настоящее призвание. Раскрывая жизненные пути своих героев, авторы показывают разные стороны социального устройства, быта и порядков, сложившихся в новом обществе, но при этом в меньшей степени, чем обычно, увлекаются техническими описаниями, перенося центр тяжести на психологию, характеры и взаимоотношения людей.
«Возвращение» - вещь неровная, излишне фрагментарная, она распадается на отдельные малосвязанные между собой эпизоды и по своей направленности занимает в творчестве Стругацких, как нам кажется, переходное положение. Во всяком случае, такое впечатление создается, когда сравниваешь «Возвращение» с новой повестью тех же авторов «Попытка к бегству». Здесь еще более отчетливо и углубленно вырисовываются высокие нравственные качества человека будущего, и авторы как бы отвечают на ими же поставленный вопрос, каким должен быть человек, достойный получить «визу» в коммунизм.
Произведение это сложное по идейному наполнению и написано в форме аллегории. Наш современник, советский офицер Репнин, бежит из фашистского концлагеря. В какой-то момент им овладевает страх, ибо в его «шмайссере» осталась последняя обойма. Вместо того, чтобы выпустить ее по врагам, он... «дезертирует» в будущее. Мы не знаем, то ли он спасовал и остался в лагере, то ли оставил товарищей и бежал один, но во всяком случае, его мучает совесть, и в его воображении возникают картины будущего, которые и составляют содержание повести. Случайно попав на далекую неизученную планету, Саул, он же Репнин, сталкивается с насилиями, ужасами, концентрационными лагерями, со всей той скверной, которую преодолевало человечество на своем многовековом пути к физической и нравственной свободе. И отношение к тому, что происходит на этой страшной планете, дается как бы в двух планах - с точки зрения Саула, то есть нашего современника, и его спутников, живущих на Земле в эпоху всепланетного коммунизма. И Саул в конце концов приходит к убеждению, что дезертировать в коммунизм нельзя: право войти в коммунизм надо выстрадать, завоевать, хотя бы ценой собственной жизни!
Идея этого сложного и смелого по мысли произведение раскрывается в финале. Заключенный концлагеря Репнин погибает в бою с фашистами, расстреливая последнюю обойму.
читать дальше
7.
Георгий Мартынов в своем последнем романе «Гость из бездны» пытается писать «без скидки на возраст», несмотря на то, что его прежние повести и романы «220 дней на звездолете», «Сестра Земли», «Наследство Фаэтонцев», «Каллисто» и «Каллистяне» были предназначены преимущественно для детей. В этом романе повествуется уже не о чужом прекрасном мире, якобы существующем на далекой планете Каллисто, а о Земле эпохи высшего расцвета коммунистических отношений.
В это грядущее, отделенное от нас двумя тысячелетиями, попадает Дмитрий Волгин - человек XX века. Он воскрешен усилиями ученых, рискнувших пойти на грандиозный опыт оживления мумифицированного трупа.
Хотя основное внимание автора сосредоточено на образе Волгина и его внутренней драме (непроходимая пропасть, отделяющая его сознание от могучего разума окружающих его людей), Г. Мартынову на этот раз удалось создать запоминающиеся индивидуализированные характеры наших далеких потомков. В этой книге можно встретить немало надуманных ситуаций, введенных лишь для обострения сюжета, далеко не все научные прогнозы писателя достаточно мотивированы. И все же роман «Гость из бездны» свидетельствует о несомненном творческом развитии писателя и его устойчивом интересе к первостепенной по важности теме социального будущего.
8.
Есть одна разновидность научно-фантастического романа, которая почему-то замалчивается критикой и не получила в нашей литературе широкого распространения. Речь идет о фантастическом романе-памфлете, имеющем свои давние традиции.
В идеологической борьбе сатира - один из самых эффективных видов оружия. В распоряжении писателя-сатирика множество художественных приемов: фантастическая гипербола, ирония, сарказм, пародия, шарж, гротеск. Любые средства хороши, если они позволяют довести идею или образ до большого социального обобщения.
Признанным мастером этого жанра является Лазарь Лагин, использующий фантастическую идею как отправную точку для метких политических разоблачений. Он отталкивается в своих книгах «Остров разочарований», «Атавия Проксима» от общих тенденций социального развития, умышленно опуская исторические подробности. Нас очень обрадовало появление в журнале «Знамя» нового памфлета Л. Лагина «Майор Велл Эндью». Писатель воспользовался необычным приемом, построив эту вещь. как дополнительные главы к «Войне миров» Герберта Уэллса. Речь ведется от имени закоренелого буржуа, майора Велла Эндью, который из ненависти к демократии и простому народу становится пособником инопланетных захватчиков и предателем человечества. Наблюдая за сражением английского крейсера с боевым треножником марсиан, он записывает в своем дневнике: «Как военный и патриот, я не мог не отдать должное мужеству и выдержке прочих офицеров и команды «Сына Грома». Это было высоковолнующее зрелище, в сравнении с которым тускнеет подвиг древних героев Фермопильского ущелья. Но как реальному политику, мне было больно видеть, как бесполезно гибнет один из тех кораблей, которые вскоре потребуются нам с марсианами для объединенных и вдохновляющих действий во славу цивилизации и прогресса».
Не так ли в наши дни «реальные политики» Запада, по имя «цивилизации» и «прогресса» толкают мир в бездну термоядерной войны?
В отличие от книг Лагина, романы-памфлеты Сергея Розвала строго документированы. К ним можно было бы составить обширный реальный комментарий.
В XX веке проблемой проблем становится наука, которая в недобрых руках обращается против человечества, служит не созиданию, а разрушению. Этой теме и посвящена дилогия С. Розвала «Лучи жизни» и «Невинные дела».
В основе фантастических событий - реальные факты из истории Соединенных Штатов в годы президентства Трумэна. Слова профессора Чьюза, героя обоих романов, определяют актуальность замысла: «Я верил, еще совсем недавно верил, что наука может принести счастье человечеству. Теперь я понял, как глубоко ошибался. Да, наука может низвести солнце с неба на землю. Но от людей зависит, что сделать с солнцем: взять у него тепло, счастье или сжечь им землю!»
Тема неустанной борьбы за мир и сохранение человечества от самоуничтожения не может быть преходящей в научно-фантастической литературе. Упомянутых книг Л. Лагина, С. Розвала и фантастических повестей-памфлетов Н. Томана, конечно, совершенно недостаточно, чтобы заполнить этот ощутимый пробел в советской научной фантастике.
9.
К сожалению, в короткой статье невозможно остановиться на всех заслуживающих рассмотрения произведениях научно-фантастического жанра, вышедших в 1962 году. Нужно было бы отдельно и подробно рассмотреть большой роман Е. Войскунского и И. Лукодьянова «Экипаж «Меконга», выход которого ознаменовал появление двух бесспорно талантливых писателей (кстати, их рассказ «Алтырь-камень» получил вторую премию на Международном конкурсе). Нельзя умолчать об остроприключенческом произведении «Гаяна», принадлежащем перу ростовского писателя П. Аматуни, а также о новой книге научно-фантастических повестей и рассказов ленинградца Александра Шалимова «Тайна гремящей расселины». Особую статью следовало бы посвятить рассмотрению лучших рассказов, отмеченных жюри Международного конкурса и напечатанных в журнале «Техника - молодежи». Недостаток места не позволяет нам упомянуть к о других интересных произведениях.
Можно ли назвать прошедший год «урожайным»? Если бы мы присоединили к разобранным или просто упомянутым нами произведениям книги и сборники, вышедшие в республиканских издательствах, а также десятки рассказов, опубликованных журналами «Искатель», «Техника - молодежи», «Знание - сила», «Наука и жизнь» и др., количественный скачок, сделанный за год, бесспорно порадовал бы многочисленных любителей жанра.
Но знамением 1962 года стал все же не количественный рост научно-фантастических произведений, а возросшее чувство ответственности писателей, редакторов и издателей, благотворно отразившееся на идейно-художественном уровне книг, попадающих в руки читателей. Сравнительно недавно гриф «научная фантастика» мог стать прибежищем для разнузданной халтуры, прорвавшейся через редакторский патруль с паролем «специфика жанра».
Теперь другие времена. Огромный интерес нашего читателя к научно-фантастическим произведениям вызвал нечто похожее на цепную реакцию. Он отбросил в сторону деляг, пытавшихся спекулировать на модном жанре, он заставил писателей-фантастов требовательнее относиться к себе, как бы ощущать постоянный контроль любознательной, чуткой и понимающей аудитории, а редакторов и издателей - решительно пересмотреть скептическое отношение к научно-фантастической литературе. Пример тому серьезная и плодотворная работа, проводящаяся в этом направлении издательством «Молодая гвардия» и Детгизом, планы, намеченные издательством «Знание».
Мы убеждены, что в текущем году отряд писателей-фантастов увеличится, а написанные ими романы, повести и рассказы завоюют миллионы новых читателей - будущих поклонников и знатоков научной фантастики.
-
-
13.01.2016 в 07:55Брандис - это который таблицы?
«в его воображении возникают картины будущего, которые и составляют содержание повести» - хм...
-
-
15.01.2016 в 01:25-
-
18.01.2016 в 21:55-
-
19.01.2016 в 01:40