Сегодня с нами статья...

[silent-gluk]

ЭВЕРСТОВ МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ Мотив социального подавления в романах-антиутопиях Стругацких // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. №2 С.55-60.

В данной статье говорится об особенностях жанра антиутопии. В частности, большое внимание уделяется вопросу мотивной структуры. Мотивы единой власти и навязанного счастья в антиутопических романах являются центральными и принципиально влияют на сюжетную и композиционную форму, образуя в свою очередь жанр. Многие авторы антиутопий, кроме известных комбинаций художественных мотивов, могут опираться на мотив социального подавления - в раскрытии образа власти, играющий ключевую роль. Такой мотив имеет особое место в фундаментальных антиутопических романах Евгения Замятина, Олдоса Хаксли, Джорджа Оруэлла и Рэя Брэдбэри. Статья посвящена анализу общего между мотивной структурой, включая мотив подавления, и сюжетными компонентами. Данный мотив имеет магистральное значение в романах-антиутопиях братьев Аркадия и Бориса Стругацких «Хищные вещи века», «Обитаемый остров».


Для литературы XX век был веком антиутопий. Если во времена Мора и Кампанеллы преобладает утопия с описанием быта идеального общества, то уже роман «Когда спящий проснется» Уэллса открывает время антиутопий. В книге Ют утопии к кошмару» Чед Уолш подметил: «Все убывающий процент воображаемого мира - утопии... Антиутопия, как перевернутая утопия, была в XIX веке незначительным обрамлением утопической продукции. Сегодня она стала доминирующим типом» [6, с. 14], [6, р. 14]. Многие фундаментальные признаки антиутопии параллельны утопическим и представляют логичное прогрессирование в силу негативных трансформаций. Поэтому вслед за Ф. Аинсой, признавая «пространственную изолированность», «вневременность», «автаркию» и «регламентацию», - мы используем аппарат утопий для анализа собственно антиутопических характеристик [1, с. 23-27]. В утопии изолированность оправдана попыткой воплощения проектов идеального государства в небольшом локусе (гора,
остров, убежище), в антиутопии такая необходимость продиктована возможностью использования приемов манипуляции в воспитании. Можно сказать про вневременное существование и автаркию, что не важно, когда существует антиутопический мир, он будет стремиться изолировать себя от человечества, страшась нарушить оберегаемый порядок. Если по Ф. Аинсе регламентация утопии - попытка придания одинаковости «жизни, совместной работе и организации общественного досуга обитателей идеального города», в антиутопии регламентация связана с установкой конкретных правил, на которых строится жизнь общества [1, с. 23-27]. Мы помним, что жизнь в «Утопии» Мора позиционируется как установленный порядок, где каждый занимается своим делом. То же можно сказать о мире Кампанеллы, отдавшему все нити управления обществом государству. Если выделять из вариативных черт антиутопии доминанты, заметим довлеющее положение мотивов, стоящих за фабульным и композиционным содержаниями жанра. Именно регламентация, гротескно отражаясь в антиутопии, создает мотивы единой власти и «навязанного счастья» [3, с. 53]. Каждый член общества обязан следовать жестким правилам, которые устанавливает верхушка власти. В романе Замятина «Мы» индивид живет по законам тоталитарного государства, превозносит его успехи и не противится программе уничтожения инакомыслия (в финале его научились вырезать лазером). Счастье «номеров» строится на незнании, ограниченности интересов и прославлении строя. В «Дивном новом мире» Хаксли тенденция продолжает развитие: воспитание находится не в руках профессиональных педагогов, но запрограммировано изначально. От грусти и сомнений избавляет наркотик, синтезированный для решения психологических проблем («сомы грамм - и нет драм»). Мотив единой власти достиг качественного изменения в романе «1984» Оруэлла и вылился в монументальный образ всезнающего Большого Брата - собирательного конструкта тоталитаризма. Иллюзию счастья создает министерство, распространяющее дезинформацию о состоянии социальной и экономической картины страны, свою роль играют плакаты («Свобода - это рабство») и экраны, призванные следить за партийными деятелями. Оппозиционеров Партия превращает в послушные и довольные личности: они не могут вытерпеть давления и отдаются на милость режиму.
Мотив навязанного счастья может претерпеть функциональные изменения, соприкасаясь с мотивом, также унаследованным от утопии -использования достижений передовой науки. Однако, если в утопии жанровая модель детерминирована на использование ее во благо (предполагаемое), для достижения потребительской мечты и покорения космоса, в антиутопическом мире наука - орудие в руках власть имеющих. Сравнивая в «Гулливере» Свифта фантастику и положения антиутопии, Ю. Кагарлицкий говорит о Лапуте: «Государство, изображаемое Свифтом, использует достижения науки для подавления граждан» [2, с. 287]. Без инноваций произведения, описывающие будущее, не имели бы возможности называться антиутопиями во многих случаях: где Большой Брат обходится пытками и убеждением, «Дивный новый мир» невозможен без генной инженерии и транквилизаторов.
Оба мотива - мотив навязанного счастья и использования открытий науки - связаны с попытками манипулировать людьми с помощью политических и научных инструментов, а также в случае неповиновения оказывать влияние. В первоначальном виде данные мотивы не олицетворяли орудия подавления. На них оказала влияние сама антиутопия, вывернув наивные представления утопии о прекрасном мире и достижениях будущего. Счастье в утопии дано как центральный аспект, антиутопия же ищет «счастья, к которому человека ведут железной рукой» [3, с. 53] [3, р. 53]. Учитывая, что в подавляющем большинстве мы говорим о тоталитарном государстве, этот путь связан с отсутствием свобод у граждан. «Бремя свободы считается непосильным для маленького человека, ибо ничего, кроме мук (самых страшных - мук выбора), ему не приносит. Всегда найдется «Благодетель», готовый взять на себя это бремя в обмен на сладкий призрак блаженства...» [3, там же].
Мы считаем необходимым выделить мотив социального подавления, тесно связанный с перечисленными выше. Установив свой порядок, власть тоталитарного государства стремится обезопасить свою политику внутри острова/города/страны: запугивать или отвлекать от происходящего вокруг. В «Дивном новом мире» Главноуправители продвигали спорт: во-первых, это давало рабочие места, во-вторых, заполняло досуг, отвлекало от мыслей. Большой Брат следил с помощью экрана, контролировал все контакты. В антиутопии «451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбэри государство использовало науку для сведения всех потребностей к удовольствию - телевизоры с погружением, езда по автостраде, отсутствие книг делали людей занятыми либо работой, либо развлечениями. Можно сказать, подавив социальные стремления граждан и желание думать, политики оградили себя от возможных волнений. Исказить реальное положение дел и запустить механизм потребительского круговорота - вот путь, по которому идет тоталитарное государство.
Среди авторов антиутопий, изображающих мотив социального подавления в тоталитарном государстве, можно выделить братьев Стругацких. В романе «Хищные вещи века» этот мотив поставлен в центр проблемы удовлетворения потребностей: все, что захочет индивидуум Страны Дураков - он получит (радикальный спорт, алкоголь или наркотики). «Общество изнасиловано бездельем и ненужностью самим себе» [6, с. 476]. Социальное подавление сконцентрировано вокруг наркотика «слега» и звуковых стимуляторов «дрожек». Если «слег» нас интересует косвенно, как проблема иллюзорного бытия, то «дрожки» - это часть плана по социальному подавлению. Оказавшись возле «дрожки», Иван Жилин становится частью толпы. Этих людей связывает желание единения, общая радость и иллюзия счастливых мыслей. «И тут я, наконец, понял, что все это необычайно весело. Стало просторно». Когда музыка заканчивается, все падают без сил, «сделалось холодно и неудобно». Вот ключ к разгадке. После «дрожек» ни у кого нет желания и сил думать и анализировать происходящее. И получается замкнутый круг: на работе думать некогда, в свободное время нет возможности. «Отбарабанил свои четыре часика, выпил - и на дрожку, и бей ты его хоть из пушки», говорят в Стране Дураков. Только Иван понимает, что страна погрязла в удовольствиях и ее ничего не интересует: Ют бесцветности повседневного существования ... готовы пойти куда угодно: в мир снов, бессмысленной опасности, нарочно построенного риска. «Главное - не думать»».
Но Страна Дураков в некотором роде аполитична: тоталитаризма здесь нет, вместо него анархия. Хотя все остальные признаки антиутопии в наличии (ограниченность локуса, кастовость, противостояние героя и строя), мотив социального подавления не обоснован с точки зрения агрессии власти. Зачем отвлекать людей, если они предоставлены сами себе? Для того, чтобы мысли не появились и человек не перестал тратить время и средства на потребительство, размышляет Жилин. «Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют... Дурак стал нормой, еще немного - и дурак станет идеалом».
Другой роман Стругацких «Обитаемый остров» демонстрирует тоталитарное государство, которое имеет лицо - Неизвестных Отцов. И мотив навязанного счастья продиктован именно страхом перед волнениями в стране, где у населения нет права на свободу, права голоса, волеизъявления. Все сосредоточено в руках Неизвестных Отцов. Власть «поддерживается жестоким насилием - главным орудием фашистских диктатур.» [5, с. 276].
Мотив социального подавления развит следующим образом: военная диктатура удерживает внешних врагов и волнения внутри страны, пропаганда направлена на нивелирование масс, но основной вес несут на себе «вышки» - приборы, оказывающие непосредственное влияние на оценку действительности и принимаемые решения. «По мере развития агентурной работы стали выявляться и другие особенности цивилизации Саракша... наличие гипноизлучения» [4, с. 6]. Большая часть населения не знает о них (замаскированы под орудие противовоздушной обороны), но те, кто знают, составляют подполье. Вышки выполняют несколько задач: подавление любой активности людей и деформация трезвого взгляда на положение в мире; также создают вспышки патриотизма, из-за которого человек начинает слепо верить Неизвестным Отцам и ненавидеть их врагов; наконец, они выполняют еще одну важную функцию - обнаружение теоретических оппозиционеров, у которых иммунитет к прибору. «Основной прием, с помощью которого Неизвестным Отцам удается удержать народы в послушании - не одурманивающие военные марши, не орды штурмовиков. используют дьявольские волны, способные воздействовать на психику человека.» [6, с. 476.].
В романе «1984» приемы и орудия Большого Брата ограничены временем и средствами. Это плакаты, постоянное внушение и агрессивный аппарат тайных служб. Более научно подошел к этому Хаксли: Главноуправители, кроме слежки и пресечения связи с внешним миром (дикари), взяли на вооружение генетику и теорию социальной градации. Таким образом, мотив научного знания - неотъемлемая часть мотива подавления социальной активности. Если Неизвестные Отца хотят добиться послушания, «вышки» - это преимущество. Мотив счастья через внушение, управления людьми также был раскрыт до этого в романе Хаксли, где наркотик «сома» нужен, чтобы сделать людей счастливее. Этот наркотик, прививающий жажду к удовольствиям и лишающий способности размышлять конструктивно, выполняет схожие с «вышками функции - оболванивает и выматывает, лишая даже желания бунтовать.
Герой «Обитаемого острова» Максим заметил следы негативных явлений еще при входе: «Где-то за лесами был город, вряд ли благополучный: грязные заводы, дряхлые реакторы, сбрасывающие в реку реактивные помои, некрасивые дома под железными крышами.». Его рефлексия тем более нас интересует, что он проходит через многие социальные общности: солдат - оппозиционер - беглец. Он видел как солдат, какую реакцию вызывает волна «вышек»: как поют воины, надрывая глотки, готовые умереть, сознавая лишь, что есть враг. Максим знал как одна из единиц подполья, что они хотят лишь свергнуть действующий режим и использовать «вышки» сами. Герой понимал как беглец, что похожие вещи проходят везде, не только в Стране Неизвестных отцов, чья исключительность заключалась в изобретении «вышек».
Резюмируем, что в антиутопических текстах Стругацких мотив социального подавления сильно зависит, во-первых, от научных достижений тоталитарного государства («дрожки», «слег» - в «Хищных вещах», «вышки» - в «Обитаемом острове»), во-вторых, от целей, которые власть преследует (это может быть оболванивание людей для поддержания псевдогармонии, либо агрессивное влияние на оценку происходящего). Характерные признаки антиутопии при этом могут оставаться неизменными, образовывая жанр, но мотивная структура активно развивается, дополняя мотив навязанного счастья, мотив научности, мотив единовластия в тоталитарном обществе - мотивом социального подавления, строящемся на желании одних управлять другими.
Литература:
1. Аинса Ф. Реконструкция утопии : эссе / Ф. Аинса; пер. с исп. Е. Гречаной, И. Стаф. М. : Наследие - Editions Unesco, 1999. С. 207.
2. Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика? М. : Художественная литература, 1974. С. 352.
3. Павловец М. Мы. Анализ текста / М. Павловец, Т. Павловец, M. Замятин. М. : Дрофа, 2005. 94 с.
4. Переслегин С. Последние корабли Свободного Поиска. Пред. к романам: «Обитаемый остров», «Малыш». М. : ACT: ACT МОСКВА, 2009. С. 573.
5. Ревич В. Перекресток утопий: Судьба фантастики на фоне судеб страны. М. : Институт востоковедения РАН., 1998. 354 с.
6. Шестопалов О. Тридцать лет спустя. Послесловие к фант. Повестям «Хромая судьба», «Хищные вещи века». М. : Книга, 1990. 480 с.
7. Уолш Ч. От утопии к кошмару. Лондон, 1962.

Literature:
1. Ainsa F. Reconstruction of utopia : essay / F. Ainsa; transl. from Spanish E. Greceanii, I. Staf. M. : Nasledie - Editions UNESCO, 1999, P. 207.
2. Kagarlitskii Yu. What is science fiction? M. : Khudozhestvennaya literature, 1974. P. 352.
3. Pavlovets M. Text analysis / M. Pavlovets, T. Pavlovets, M. Zamyatin. M. : Drofa, 2005, 94 p.
4. Pereslegin S. The last ships of Free Search: introduction to novels: «Inhabited Island», «Baby». M. : AST, 2009, P. 573.
5. Revich V. Crossroad of utopia: The fate of science fiction against the background of the destinies of the country. M. : Institute of Oriental Studies of RAS, 1998, 354 p.
6. Shestopalov O. Thirty years later. Afterword to fiction stories «Lame destiny», «Predatory things of the age». M. : Kniga, 1990. 480 p.
7. Walsh Ch. From utopia to nightmare. London, 1962.

Научная библиотека КиберЛенинка: cyberleninka.ru/article/n/motiv-sotsialnogo-pod...

@темы: Литературоведение, «Обитаемый остров», «Хищные вещи века», Ссылки