Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Отсюда: politconservatism.ru/articles/povest-o-prosvesh...
Б.Межуев. Повесть о просвещенном авторитаризме и горьких плодах реформы
Нация под прогрессивным облучением
АНС (Аркадий Натанович Стругацкий) умер, не дожив всего несколько дней до назначения своего зятя заместителем руководителя правительства Российской Федерации, и он уже не мог никак прокомментировать его деятельность. Зато БНС (Борис Натанович Стругацкий) примерно с 1994 года весьма активно высказывал свои взгляды на текущие события, неизменно подчеркивая верность тому курсу, который избрала команда реформаторов. БНС поддержал вслед за Гайдаром не только расстрел Белого дома и приватизацию по Чубайсу, но и первые действия Путина в 1999-2000 г., включая вторую чеченскую войну. Однако по мере усиления отчуждения либералов от Путина БНС начал занимать все более критическую в отношении нынешнего режима точку зрения.
читать дальше
На фоне этих вполне «системно либеральных» взглядов несколько странно, а, с точки зрения как Илларионова, так и Кургиняна, напротив вполне закономерно, смотрятся последние художественные произведения Бориса Стругацкого, которые он в отрыве от своего брата издал под псевдонимом С. Витицкий. Обе эти книги — «Поиск предназначения» и «Бессильные мира сего» — требуют отдельного разговора. Обратим внимание только на проявляющийся в этих сочинениях сюжет о странном переплетении новой российской демократии и старых советских спецслужб. В первом из романов выясняется, что миссия одного из признанных деятелей российской демократии, защитника Белого дома в 1991 году, состоит исключительно в поддержании жизни истинного любимца судьбы, руководителя какой-то тайной спецслужбы. Эта служба проводит секретные эксперименты по производству человеческих клонов. Таинственная неуязвимость героя, оказывается, объяснялась тем, что он, единственный, мог выводить своего друга из комы во время приступа неизвестной болезни. С производством клона главного героя его предназначение заканчивается. Автор с явной иронией, если не издевкой рассказывает о наивности нового «демократического вождя», возомнившего себя Пророком и Мессией.
В «Бессильных мира сего» БНС под маской С. Витицкого снова возвращается к теме «секретных экспериментов» спецслужб, в данном случае — уже сталинских. По сюжету романа, в результате каких-то гулаговско-бериевских опытов, два человека, включая главного героя, освободились от гена старости и обрели чудодейственные способности. Один из этих людей, своего рода alter ego автора, пытается вернуть команду учеников, разбредшуюся в годы реформ по разным конторам, в целях обеспечения победы на выборах правильного кандидата. Способы возвращения заблудших он выбирает довольно жутковатые: одного из персонажей в самом начале произведения поcланцы учителя жестоко, по-гестаповски, пытают, сжимая щипцами его мизинец. Цель у посланцев самая благородная — заставить этого товарища бороться (посредством своих сверхспособностей) на выборах против Генерала и за Интеллигента. О методах прогрессивных пиар-технологов предоставим судить читателю: «Все происходило по хорошо продуманному и не однажды апробированному сюжету. Все совершалось правильно. Непослушному человеку вдумчиво, аккуратно, умело и со вкусом давили пальцы, причем так, чтобы обязательно захватить основания ногтей. Человек кричал. Вероятно, человек уже обмочился. Человеку преподавали серьезный урок, и человек был расплющен и сломлен. Что, собственно, в конечном итоге и требовалось: человек в совершенно определенной кондиции».
В общем, технологии Неизвестных Отцов вполне сопоставимы с играми духовных руководителей «либеральной элиты». И хотя С.Витицкий – это и не Стругацкие, но то, что нашло столько яркое выражение в последних книгах Бориса Натановича, увы, уже имплицитно присутствовало в произведениях, подписанных именами обоих братьев. Равно как и политическая позиция позднего БНС — едва ли не логический вывод из того мифа о «просвещенном авторитаризме», который с таким блеском запечатлел себя на страницах «Обитаемого острова».
Мой личный интерес к Стругацким не был ни в малейшей мере предопределен любовью к научной фантастике как таковой. Этот интерес возник в середине 1990-х, и он был связан исключительно с политической актуальностью произведений братьев для понимания тех реформ, которые осуществлялись в нашей стране с момента прихода к власти правительства Ельцина-Гайдара. И нужно сказать, что чтение братьев сыграло огромную роль в становлении моего политического мировоззрения, моего неприятия тех идей и тех рецептов, которые предлагались в повестях наиболее популярных советских фантастов. Я никогда не испытывал никакой ностальгии по советскому строю, и тем не менее тот путь реформ, который был избран гайдаровским правительством и который в определенной степени продолжается до сих пор, казался мне не столько ошибочным, сколько порочным в самом своем основании. И Стругацкие помогли ответить на вопрос, в чем был основной порок, основной грех всей субкультуры российского либерализма. Проблема была не в том, что эта субкультура решила переделать всю Россию на свой лад, а в том, что она с самого начала отказывалась от этой задачи. Стругацкие отнюдь не воспевали «прогрессоров» как своего рода «национальных модернизаторов», способных обеспечить нашей стране рывок в будущее, именно потому что они не видели никакого прока в том, чтобы задавать «рывок в будущее» социуму в целом.
Этот рывок следовало гарантировать лишь избранному привилегированному меньшинству, предлагая всем остальным идеал «просвещенной диктатуры», с «башнями излучения» или же без них. Те идеи, которые могли почерпнуть из книг Стругацких будущие молодые реформаторы, кто вырос на его книгах, представляли собой серьезнейшую ценностную альтернативу «советскому викторианству» с его представлением о собственной нации как о нации «взрослых людей», которым уже не требуется никакая внешняя опека. Нации людей, которые способны сами определять, в чем состоит их индивидуальный интерес, чтобы не полагаться в этом отношении на власть, которая, подобно врачу, лечащему нас, якобы лучше других знает, что мы хотим и чего мы заслуживаем. «Советское викторианство» постепенно складывалось как мировоззрение в позднебрежневские годы и оно не просто могло, но должно было стать идеологической основой демократической трансформации России. Нужно было только принять во внимание национальный компонент этой идеи. Однако победили люди с иными ценностными установками, и плоды задуманных ими реформ оказались удивительно горькими на вкус.
Уже в повести 1963 года «Трудно быть богом» мы видим стремление внешних наблюдателей из лучшего будущего не столько спасать социум, сколько спасать отдельных интеллектуалов от социума. Но подобная избирательность в плане спасения присутствует уже и в «Острове» — интеллигенты собираются в свободном от излучения Департаменте, а все остальные, как сообщает Странник, указывая на безропотно выполняющего его распоряжения бывшего ротмистра Чачу, «готовы, они всегда были готовы». Иначе говоря, остальные вполне могут посидеть и под «излучением».
Читатели советского времени воспринимали «Обитаемый остров» как антитоталитарную повесть. На самом деле, это произведение — может быть, наиболее откровенное в отечественной литературе оправдание временной несвободы, сохранения авторитарного контроля над большинством с целью его управляемости в интересах избранного меньшинства. Допускаю, впрочем, что между братьями во время создания повести существовали серьезные расхождения: ведь почти каждая книга зрелых Стругацких всегда представляла собой спор этического гуманизма и холодного индивидуалистического рационализма. По мере движения от 1960-х к 2000-ым последний наступал и брал верх. «Открытый финал» «Острова» и других лучших повестей Стругацких – признак хрупкого равновесия в этой растянувшейся на три десятилетия внутренней идейной борьбе самого знаменитого писательского тандема последних лет.
Но уже и в гуманистическом оптимизме ранних Стругацких был свой изъян. Проблема состояла не столько в оправдании авторитаризма как такового: имеются в истории случаи, когда авторитаризм не только возможен, но и необходим, когда демократический строй предопределенно ведет страну к катастрофе, когда общество еще не способно порождать само из себя политическую власть и контролировать ее, и когда власть сама вынуждена перестраивать и создавать (почти искусственно) общество заново. Грех Стругацких состоял не столько в апологии диктатуры, сколько в поэтизации внешнего иноземного контроля. Необходимое и неизбежное реформирование советской системы предстало в их фантастическом изображении в виде благотворного дисциплинарного контроля одной, более высоко организованной цивилизации над другой, отсталой, взрывоопасной, непредсказуемой. Реформа, проведенная людьми с таким мировоззрением, сразу же теряла национальную рамку и оттого немедленно утрачивала национальный смысл.
Когда я прочел под таким прицелом серию повестей Стругацких о Мире Полдня, меня ужаснула сама мысль, что Россию пытается преобразовать команда людей, у которых в сознании наличествует вот такая модель трансформации страны и своей роли в этом деле. Сразу же стало понятно, что единственная цель подобного реформирования будет состоять в превращении нашей страны в донора сырья, мозгов и тел для высшего и лучшего мира. И если ответить одним словом, что в конечном счете обрушило «перестройку-1» и сделало весьма проблематичными шансы «перестройки-2», то следует обратить внимание именно на этот комплекс идей, от которого так до конца и не смогла отступить либеральная среда, которая вплоть до возвращения Путина в президентское кресло лелеяла старую мечту о новом либеральном диктаторе.
@темы: «Град обреченный», Критика, Отягощенные злом, Поиск предназначения, С.Витицкий, Бессильные мира сего, «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», Ссылки
-
-
05.05.2017 в 18:44-
-
11.05.2017 в 18:23