Сонет Цурэна

[silent-gluk]

Разлука

Как лист увядший, падают на душу
Прощальных слов холодные оковы,
Бегу пороков торжества пустого,
Мир без тебя невыразимо скучен.

Мой утлый чёлн любой волне послушен,
Но гонят прочь их зыбкие объятья,
Разлуку нашу не смогу принять я,
И к славе, и к позору равнодушен.

Возврата нет, надежды след утерян,
Но имя повторяю безустанно,
Во мгле, что днём и ночью окружает.

Пока дышу, не прекращаю верить,
Что смерти торжество непостоянно,
И в царство света возвращусь из сна я.

Автор - Лаконик, взято отсюда: poembook.ru/contest/951-proschalnyj-sonet-tsure...

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

Вместо воскресенья

[silent-gluk]

Сегодня с нами очередной том Полного собрания сочинений.



Это обложка.





Авантитул.




Контртитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5.




Страница 7.




Страницы 8-9.




Страницы 110-111.




Страницы 112-113.




Страницы 262-263.




Страницы 266-267.




Страницы 276-277.




Страницы 288-289.




Страницы 300-301.




Страница 335.




Страница 337.




Страницы 338-339.




Страницы 342-343.




Страницы 344-345.




Страница 389.




Страница 391.




Страницы 392-393.




Страницы 434-435.




Страницы 450-451.




Страницы 454-455.




Страницы 494-495.




Страницы 496-497.




Страницы 502-503.




Страницы 504-505.




Страницы 510-511.




Страницы 512-513.




Страницы 518-519.




Страницы 520-521.




Страница 523.




Страница 525.




Страницы 526-527.




Страницы 528-529.




Страницы 558-559.




Страницы 560-561.




Страницы 562-563.




Страницы 570-571.




Страницы 572-573.




Содержание.




Выходные данные.




Вклейка, страницы 2-3.




Вклейка, страницы 14-15.


Итак, с нами:

Стругацкий А. Полное собрание сочинений в тридцати трех томах: Том седьмой. 1963 / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Концепция издания: С.Бондаренко, А.Воронин; Сост.: С.Бондаренко, В.Курильский, Ю.Флейшман; Подг. илл. мат-лов: А.Горбов, П.Северцов; Дизайн обложки: А.Андреев. - [Б.м.]: Сефер Исраэль, 2018. - 576 с., 16 с. вкл. - Подп. в печ. 24.01.2018.

Содерж.: I. Художественные произведения. С.5-334.
Далекая Радуга / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.7-110.

Глава 1. С.7-20.
Глава 2. С.20-34.
Глава 3. С.34-44.
Глава 4. С.44-57.
Глава 5. С.57-65.
Глава 6. С.65-72.
Глава 7. С.72-82.
Глава 8. С.82-91.
Глава 9. С.91-104.
Глава 10. С.104-110.
Трудно быть богом / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.111-261.
Пролог. С.111-121.
Глава 1. С.121-139.
Глава 2. С.139-156.
Глава 3. С.156-169.
Глава 4. С.169-186.
Глава 5. С.186-203.
Глава 6. С.203-210.
Глава 7. С.210-230.
Глава 8. С.230-248.
Глава 9. С.248-253.
Глава 10. С.253-260.
Эпилог. С.260-261.
Из архива / Подг.С.Бондаренко. С.262-287.
Бедные злые люди / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.262-265.
Первые люди на первом плоту / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.266-275.
К вопросу о циклотации / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.276-287.
Варианты рукописей и изданий / Подг. С.Бондаренко, В.Казаков. С.288-334.
«Далекая Радуга». С.288-300.
[О том, как и почему Стругацкие…] / Бондаренко С. С.288.
Далекая Радуга: [План] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.288-292.
Гл. I / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.288-289.
Гл. II / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.289.
Гл. III / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.290.
Гл. IV / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.290-291.
Гл. 4а / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.291-292.
[В рукописном наброске главы 4а…] / Бондаренко С. С.292.
Гл. V / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.292.
Гл. VI / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.292-293.
Гл. VII / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.293.
[К номеру последней главы…] / Бондаренко С. С.293.
[Сделать так, чтобы многие…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.293-294.
[Хотя в целом…] / Бондаренко С. С.294-295.
[— Робик, — сказала Галя…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.295-297.
[Впервые повесть была опубликована…] / Бондаренко С. С.297-298.
[— Вот четыре яркие звезды…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.298.
[Все, что шло после «Солнца»…] / Бондаренко С. С.298-300.
«Трудно быть богом». С.301-334.
[Этапы замысла и создания повести…] / Бондаренко С. С.301.
[Дон Румата, 26 лет.] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.301-305.
[К тому же периоду работы…] / Бондаренко С. С.305.
[Когда дон Румата миновал перекресток…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.305-319.
[От раннего черновика второй главы…] / Бондаренко С. С.319.
[Сновиденье стало мучительным…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.319-323.
[Сохранился список проблем…] / Бондаренко С. С.323.
[1. Наблюдение — эксперимент — операция.] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.323.
[К более поздней стадии работы…] / Бондаренко С. С.323-325.
[...королей, слово раб станет непонятным…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325.
[Видимо, Авторы сочли этот эпизод…] / Бондаренко С. С.325.
[Тогда он сразу остыл…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325-326.
[В дальнейшем Авторы предпочли…] / Бондаренко С. С.326.
[Если бы не были так темны крестьяне…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326.
[Убираются выводы, до которых читатель…] / Бондаренко С. С.326.
[...потом поднялся в гостиную…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326.
[Уточняется психологический портрет Руматы…] / Бондаренко С. С.326.
[Этой ночью неодолимое ощущение…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.326-327.
[По-иному пытался обосновать Румата…] / Бондаренко С. С.327.
[Страна кишела шпионами…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. 327.
[Неоднократно переделывалась беседа Руматы…] / Бондаренко С. С.327.
[А я не могу по-настоящему ни жаловаться…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.328.
[Мысли о том, что Румата — плохой разведчик…] / Бондаренко С. С.328.
[Но почему — в трясину?..] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.328.
[А вот что думал Румата…] / Бондаренко С. С.329.
[Румата потряс головой…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.329.
[Кстати, в черновике той же сцены…] / Бондаренко С. С.329.
[Он усмехнулся, снял с головы обруч…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.329.
[Уже при рукописной правке черновика…] / Бондаренко С. С.329-330.
[Брат Нанин перестал улыбаться…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331.
[В окончательном тексте первопричина…] / Бондаренко С. С.331.
[1. Пролог. Учесть, что действие происходит…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331.
[План главы о встрече Руматы с Аратой…] / Бондаренко С. С.331.
[Глава № X…] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.331-332.
[Вообще говоря, заинтересованному читателю…] / Бондаренко С. С.332-334.
II. Публицистика. С.335-388.
Опубликованное. С.337-342.
[Предисловие к набору открыток А. Соколова] / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.337-340.
[Предложения по работе конференции] / Стругацкий А. С.341-342.
Из архива / Подг.Ю.Флейшман. С.343-388.
Кобаяси Такидзи / Стругацкий А. С.343-346.
Рецензия на повесть Н. Разговорова «Четыре четырки» / Стругацкий А. С. 347-350.
[Стенограмма выступления] / Стругацкий А. С.351-352.
Краткий обзор: Kingsley Amis. New Maps of Hell / Стругацкий А. С.353-361.
1. Starting Points. С.353-355.
2. The Situation Today. С.355-356.
3. New Light on the Unconscious. С.356-357.
4. Utopiae I. С.357-358.
5. Utopiae II. С.358-360.
6. Prospects. С.360-361.
Рецензия на сборник «Мой лучший научно-фантастический рассказ» / Стругацкий А. С.362-366.
Рецензия на повесть Артура Кларка «Пески Марса» / Стругацкий А. С.367-372.
Фантастика как метод: тезисы доклада / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.373-375.
Общая рецензия на англо-американские научно-фантастические рассказы / Стругацкий А. С.376-381.
Рецензия [на рассказы П. Андерсона, П. Филлипса, А. Кларка] / Стругацкий А. 382-384.
Научная фантастика в Советском Союзе / Стругацкий А. С.385-388.
III. Письма. Дневники. Записные книжки / Подг.В.Курильский. С.389-522.
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Переписка, 1963. С.391-494.
Аркадий — брату, 4 января 1963, М. — Л. С.391-392.
Борис — брату, 8 января 1963, Л. — М. С.392-394.
Аркадий — брату, 12 января 1963, М. — Л. С.394-395.
Аркадий — брату, 13 января 1963, М. — Л. С.395-396.
Борис — брату, 13 января 1963, Л. — М. С.396-397.
Борис — брату, 15 января 1963, Л. — М. С.397-399.
Аркадий — брату, 18 января 1963, М. — Л. С.399-400.
Борис — брату, 21 января 1963, Л. — М. С.400-401.
Аркадий — брату, 1 февраля 1963, М. — Л. С.401-402.
Борис — брату, 4 февраля 1963, Л. — М. С.402-404.
Аркадий — брату, 6 февраля 1963, М. — Л. 404-405.
Борис — брату, 11 февраля 1963, Л. — М. С.405-406.
Аркадий — брату, 17 февраля 1963, М. — Л. С.406-407.
Борис — брату, 18 февраля 1963, Л. — М. С.407-408.
Аркадий — брату, 23 февраля 1963, М. — Л. С.409.
Борис — брату, 1 марта 1963, Л. — М. С.410.
Аркадий — брату, 3 марта 1963, М. — Л. С.411.
Борис — брату, 8 марта 1963, Л. — М. С.411-413.
Аркадий — брату, 10 марта 1963, М. — Л. С.413-415.
Борис — брату, 12 марта 1963, Л. — М. С.415-417.
Аркадий — брату, 17 марта 1963, М. — Л. С.417-418.
Борис — брату, 19 марта 1963, Л. — М. С.418-421.
Аркадий — брату, 22 марта 1963, М. — Л. С.421-422.
Борис — брату, 26 марта 1963, Л. — М. С.422-423.
Аркадий — брату, 27 марта 1963, М. — Л. С.423-427.
Аркадий — брату, 30 марта 1963, М. — Л. С.427-428.
Борис — брату, 31 марта 1963, Л. — М. С428.
Борис — брату, 1 апреля 1963, Л. — М. С.428-429.
Борис — брату, 4 апреля 1963, Л. — М. С.429-430.
Аркадий — брату, 6 апреля 1963, М. — Л. С.430-431.
Борис — брату, 7 апреля 1963, Л. — М. С.431.
Аркадий — брату, 17 апреля 1963, М. — Л. С.431-432.
Борис — брату, 20 апреля 1963, Л. — М. С.432-433.
Аркадий — брату, 24 апреля 1963, М. — Л. С.433-434.
Аркадий — матери, 24 апреля 1963, М. — Л. С.434-435.
Борис — брату, 25 апреля 1963, Л. — М. С.435.
Борис — брату, 28 апреля 1963, Л. — М. С.436-437.
Аркадий — брату, 1 мая 1963, М. — Л. С.437-438.
Борис — брату, 4 мая 1963, Л. — М. С.438-439.
Аркадий — брату, 7 мая 1963, М. — Л. С.439-440.
Борис — брату, 9 мая 1963, Л. — М. С.441.
Аркадий — брату, 12 мая 1963, М. — Л. С.441-443.
Аркадий — брату, 15 мая 1963, М. — Л. С.443.
Борис — брату, 15 мая 1963, Л. — М. С.443-444.
Аркадий — брату, 16 мая 1963, М. — Л. С.444.
Аркадий — брату, 17 мая 1963, М. — Л. С.444-446.
Аркадий — матери, 20 мая 1963, М. — Л. С.446-447.
Борис — брату, 20 мая 1963, Л. — М. С.447-448.
Аркадий — брату, 22 мая 1963, М. — Л. С.448-449.
Борис — брату, 25 мая 1963, Л. — М. С.449-450.
Аркадий — брату, 29 мая 1963, М. — Л. С.450.
Аркадий и Борис — матери, начало июня 1963, М. — Л. С.450-451.
Аркадий и Борис — матери, 10 июня 1963, М. — Л. С.451-452.
Аркадий — матери, 5 июля 1963, М. — Л. С.452.
Аркадий — брату, 6 июля 1963, М. — Л. С.453.
Борис — брату, 9 июля 1963, Л. — М. С.453-454.
Аркадий — матери, 14 июля 1963, Булли, Латвия — Л. С.454-455.
Аркадий — матери, 23 июля 1963, Булли, Латвия — Л. С.455.
Борис — матери, 25 июля 1963, Малореченское, Крым — Л. С.455-456.
Борис — матери, 1 августа 1963, Малореченское, Крым — Л. С.456.
Борис — матери, 6 августа 1963, Малореченское, Крым — Л. С.456-457.
Аркадий — матери, 9 августа 1963, М. — Л. С.457-458.
Борис — брату, 13 августа 1963, Л. — М. С.458-459.
Аркадий — брату, 17 августа 1963, М. — Л. С.459-461.
Борис — брату, 20 августа 1963, Л. — М. С.461-462.
Аркадий — брату, 21 августа 1963, М. — Л. С.462-463.
Аркадий — матери, 26 августа 1963, М. — Л. С.463-465.
Борис — брату, 26 августа 1963, Л. — М. С.465-466.
Аркадий — брату, 5 сентября 1963, М. — Л. С.466.
Борис — брату, 9 сентября 1963, Л. — М. С.466-467.
Аркадий — брату, 12 сентября 1963, М. — Л. С.468.
Борис — брату, 15 сентября 1963, Л. — М. С.468-469.
Аркадий — брату, 18 сентября 1963, М. — Л. С.469-471.
Аркадий — брату, 5 октября 1963, М. — Л. С.471-472.
Борис — брату, 7 октября 1963, Л. — М. С.472-473.
Аркадий — брату, 11 октября 1963, М. — Л. С.473-474.
Борис — брату, 15 октября 1963, Л. — М. С.474-475.
Аркадий — брату, 18 октября 1963, М. — Л. С.475-476.
Аркадий — матери, 18 октября 1963, М. — Л. С.476-477.
Борис — брату, 23 октября 1963, Л. — М. С.477-479.
Аркадий — брату, 25 октября 1963, М. — Л. С.479-480.
Аркадий — матери, 27 октября 1963, М. — Л. С.480-481.
Борис — брату, 29 октября 1963, Л. — М. С.481-483.
Аркадий — брату, 31 октября 1963, М. — Л. С.483-485.
Борис — брату, 2 ноября 1963, Л. — М. С.485-486.
Аркадий — брату, 5 ноября 1963, М. — Л. С.487-488.
Борис — брату, 9 ноября 1963, Л. — М. С.488-490.
Аркадий — брату, 11 ноября 1963, М. — Л. С.490-491.
Борис — брату, 13 ноября 1963, Л. — М. С.491-492.
Аркадий — брату, 17 ноября 1963, М. — Л. С.492-493.
Аркадий — брату, 30 декабря 1963, М. — Л. С.493-494.
Борис Стругацкий. Письма супруге, 1963. С.495-501.
Борис — супруге, 3 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.495-496.
Борис — супруге, 9 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.497-498.
Борис — супруге, 14 января 1963, Л. — Кисловодск, Горная станция. С.498-500.
Борис — супруге, 20 января 1963, Л. — Кисловодск. С.500-501.
Рабочие записи, 1963 / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.502-503.
Дневник, 1961–1965 / Стругацкий А. С.504-510.
6 января 1963 года (воскресенье). С.504.
9 января 1963 г. (среда). С.504.
22 января (вторник) 1963 г. С.505.
17 февраля (воскресенье) 1963. С.505.
11 марта (понедельник) 1963 г. С.506.
20 апреля (суббота) 1963 г. С.506.
12 августа 1963 (понедельник). С.506.
13 августа 1963 г. (вторник). С.506-507.
14 августа (среда) 63. С.507.
17 августа (суббота) 63. С.507.
21 августа (среда) 63. С.507
6 сентября (пятница) 63. С.508.
21 сентября 63 г. (суббота). С.508.
5 октября 1963 г. (суббота). С.508-509.
22 октября (вторник) 63 г. С.509.
27 октября (воскресенье) 63 г. С.509.
16 ноября (суббота) 1963. С.509-510.
Дневник приездов в Ленинград, 1962–1970 / Стругацкий А. С.511.
Дневник, 1963–1970 / Стругацкий А. С.512-517.
1963 год, ОКТЯБРЬ. С.512-514.
7, понедельник. С.512.
8, вторник. С.512.
9, среда. С.512.
10, четверг. С.512.
11, пятница. С.512.
[План на предстоящие дни]. С.513.
12, суббота. С.513.
13, воскресенье. С.513.
14, понедельник. С.513.
15, вторник. С.513.
[План на предстоящие дни]. С.513.
17, четверг. С.513.
18, пятница. С.514.
19, суббота. С.514.
20, воскресенье. С.514.
21, понедельник. С.514.
[План на предстоящие дни]. С.514.
25, пятница. С.514.
26, суббота. С.514.
27, воскресенье. С.514.
28, понедельник. С.514.
29, вторник. С.514.
НОЯБРЬ. С.515-517.
2, суббота. С.515.
3, воскресенье. С.515.
4, понедельник. С.515.
5, вторник. С.515.
[План на предстоящие дни]. С.515.
6, среда. С.515.
10, воскресенье. С.515.
11, понедельник. С.516.
14, четверг. С.516.
[План на предстоящие дни]. С.516.
16, суббота. С.516.
18, понедельник. С.516.
19, вторник. С.516.
20, среда. С.517.
[План на предстоящие дни]. С.517.
ДЕКАБРЬ 63. С.517.
29, воскресенье. С.517.
30, понедельник. С.517.
Записная книжка, 1962–1963 / Стругацкий А. С.518-519.
8.01 <1963>. С.518.
24.01. С.518.
26.01. С.518.
28.01. С.518.
7.02. С.518.
8.02. С.518.
14.02. С.518.
20.02. С.518.
25.02. С.519.
6.04. С.519.
20.04. С.519.
[Записи без дат:]. С.519.
Записная книжка, 1962–1965 / Стругацкий А. С.520-522.
IV. Приложения. С.523-573.
Необходимые пояснения. С.525-526.
Комментарии и примечания / Подг. В.Курильский, Р.Муринский, Л.Рудман. С.527-558.
Библиография. 1963 г. / Подг.Ю.Флейшман. С.559-560.
Указатель имен / Подг.В.Курильский. С.561-570.
Указатель заглавий произведений и их аббревиатур / Подг.В.Курильский. С.571-573.

@темы: Публицистика, Дневники, Записные книжки, Картинки, «Далёкая Радуга», Письма, Собрание сочинений, Бедные злые люди, Письма и дневники, Первые люди на первом плоту, «Трудно быть богом», Полное собрание сочинений, К вопросу о циклотации, Книги

---

Годовщина смерти

[silent-gluk]

Вчера была годовщина смерти Виктора Максимовича Курильского (1961.03.14 - 2018.07.27). ЖЖ-юзера perets - perets.livejournal.com/ (почему perets? Он чувствовал какое-то родство с Перецем из "Улитки на склоне"?)

"Виктор Курильский. Великий охотник за скрытыми цитатами и «псевдоквазиями». Исследователь от бога. Безусловно, знает творчество АБС вдоль и поперек в совершенстве и давно уже обогнал самих авторов в этом знании" - Борис Натанович Стругацкий.

"Фэн, фантастиковед, исследователь творчества братьев Стругацких, автор «Комментариев к Мирам братьев Стругацких».

Родился и жил в г. Ильичевск (Одесская область, Украина). Работал в лаборатории химиком в морском порту. В 1991 году присоединился к группе энтузиастов и исследователей творчества братьев Стругацких «Людены», где специализировался на поиске скрытых цитат в текстах Стругацких. Был участником подготовки шеститомника «Неизвестные Стругацкие: письма, рабочие дневники» (2005-2009), четырехтомника «Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники» (2012-2014) и 33-томного «Полного собрания сочинений Стругацких» (с 2017-го)." ( www.fantlab.ru/autor6082 )

И фото оттуда же.



Помним.

И его очень не хватает. И как исследователя - работа над Полным собранием сочинений продолжается (куда ж она денется), но уже _не так_, - и просто как человека...

@темы: Картинки, Фэндом, Фотографии, Письма и дневники, Полное собрание сочинений, Неизвестные Стругацкие, Ссылки

---

Годовщина смерти

[silent-gluk]

Четвертая годовщина смерти Владимира Львовича Гопмана. 1947.05.31 - 2015.07.27.

Российский критик и литературовед, публицист и переводчик, составитель антологий и сборников. Родился и живет в г. Москве. Окончил романо-германское отделение филологического факультета МГУ. Кандидат филологических наук (1981, диссертация посвящена творчеству английского фантаста Дж. Г. Балларда), доцент (2003). Член общества Г. Дж. Уэллса (Великобритания).

Во время учебы организовал секцию по изучению фантастики при научном студенческом обществе. 1970-1980-е гг. – активный участник движения клубов любителей фантастики. Член Московского КЛФ. В 1988-1991 годах – член Всесоюзного Совета КЛФ. 1979-1991-е гг. – член Московского семинара молодых писателей-фантастов и участник Всесоюзных совещаний молодых писателей-фантастов в Малеевке и Дубултах. В 1986-1993 гг. – неоднократный участник фестивалей фантастики «Аэлита», а также семинаров и конференций КЛФ в Ново-Михайловском и Николаеве («Соцкон». В 1988 году участвовал в ежегодной конференции писателей-фантастов в Будапеште, а в 1995-м – в семинаре, посвященном столетию романа Г. Дж. Уэллса «Машина времени» в Лондоне. В 2007 году участвовал в семинаре, который проходил в Лондоне и был посвящен исследованию научных и философских взглядов Г. Дж. Уэллса.

Работал в отраслевом НИИ Министерства нефтяной и хим. промышленности.

1989-1994-е гг. – ответственный редактор издательства «Текст». С 1995 г. на преподавательской работе. Заведовал кафедрой истории зарубежной литературы факультета журналистики Нового гуманитарного университета Натальи Нестеровой. Читал курсы истории зарубежной журналистики, истории литератур Африки, Германии, стран Дальнего Востока, Испании, Португалии, стран Латинской Америки, Италии и стран Северной Европы. Профессор кафедры литературной критики факультета журналистики Российского Государственного Гуманитарного Университета (РГГУ). Читал курсы истории русской литературы и журналистики ХIХ века, истории зарубежной журналистики.

Член общества Г.Дж. Уэллса (Великобритания).

Печатался с 1973 года. В 1973-1979 гг. некоторые работы писал и публиковал в соавторстве с М. Ковальчуком под общим псевдонимом Вл. Гаков. Автор свыше 350 публикаций (литературно-критические работы, посвященные различным проблемам зарубежной литературы, зарубежной и отечественной фантастики, переводы, публицистика). Некоторые работы выходили в Англии, Болгарии, Венгрии, Германии, Израиле, Индии, Канаде, Польше, Румынии, США, Чехословакии и Швеции.

Автор небольшой книжки «Zoo, или Письма не о любви» (1991), в которой представил свою переписку 1986-1987 годов с различным инстанциями по поводу печального состояния советской фантастики.

В. Гопман был очень общительным и открытым человеком, его любили и уважали студенты и коллеги. Имея множество знакомств в своей стране и за рубежом, как с классиками фантастической литературы, так и с обычными любителями жанра, старался поддерживать контакты со всеми. Кроме литературы имел одно трогательное хобби. Его друг Николай Блохин вспоминает: «Он собирал всевозможные изображения львов. У него их сотни. И фотографии, и маленькие фигурки, и паззлы со львами. Возможно, потому, что отчество у него Львович? В любом случае, он весьма уважал этих царственных зверей».

(По материалам: www.rsuh.ru/who_is_who/detail.php?ID=4512, archivsf.narod.ru/1947/vladimir_gopman/index.ht..., www.fantlab.ru/autor1555 ).



Его авторству принадлежит несколько интервью с А.Н.Стругацким и статей о творчестве Стругацких, а также цитирование и/или упоминания Стругацких и их книг в почти любой работе.

@темы: Картинки, Фэндом, Фотографии, Ссылки

---

Любопытно...

[silent-gluk]

На "Посмотре.ли" (а именно здесь) в "Жуке в муравейнике" нашли любопытную перекличку: "А вот как насчет романа Кёкутэя Бакина «Восемь псов-воинов»? Восемь мальчиков, мистически рожденных от княжны Фусэ и её пса, носят родинки в форме пиона и связаны через бусины-чётки с иероглифами, обозначающими конфуцианские добродетели. И японист Аркадий Стругацкий мог если не читать Бакина, то ознакомиться с пересказом романа…".

Интересно, сколько правды в этом предположении...

@темы: Параллели, «Жук в муравейнике», Ссылки

---

Любопытно...

[silent-gluk]

На "Посмотре.ли" (а именно здесь) в "Парне из преисподней" нашли отсылку к "Войне и миру": "Гаг обожал герцога алайского так же, как Николай Ростов — царя Александра I".

Интересно, сколько правды в этом предположении...

@темы: Параллели, Парень из преисподней, Ссылки

---

Сегодняшним постом...

[silent-gluk]

...мы опять обязаны братскому сообществу с мейл.ру ( my.mail.ru/community/abs/65B83349712E8C2C.html ) и конкретно Альфии К. ( my.mail.ru/mail/anita69/ )

Пишет Андрей Стругацкий:
"Чтобы увековечить память знаменитого писателя, дожидаться справки о том, что он таки да является писателем, вовсе не обязательно. Хотя вышеупомянутая справка, как мы знаем, уже имеется.
Группа фантастических энтузиастов - Владимир и Анатолий из Екатеринбурга и небезызвестный Лео из Петербурга/Москвы - взяли да и сварганили временную табличку, после чего прикрепили её к стене дома, где жил Борис Стругацкий!
Молодцы ребята, горячо одобряю и поддерживаю сей почин!"

@темы: Б.Стругацкий, Перепост, Ссылки

---

Как интересно!..

[silent-gluk]

Гугл сегодня отмечает 60-летие со дня выхода первой повести Стругацких, и по этому поводу показывает вот такую картинку:



Ссылка вот: g.co/doodle/8clyq

За информацию спасибо братскому сообществу с мейл.ру ( my.mail.ru/community/abs/2610CF44A90094AE.html ) и конкретно Альфии К. ( my.mail.ru/mail/anita69/ )

@темы: Картинки, «Страна багровых туч», Перепост, Ссылки

---

Старая статья

[silent-gluk]

Обнаружилась у меня в архивах любопытная, IMHO, заметка про Стругацких, вышедшая в газете московских профсоюзов "Солидарность" в 1992 г. Вполне приличная была газетка, я сам в неё сатьи про охраняемые первоцветы таскал. И что характерно — печатали.
Газета редкая, так что не знаю, видали её широкие массы или нет.

"Солидарность" (газета профессиональных союзов, Москва)

1992. № 5 (54), стр. 14


Наталья ЖУКОВА, Борис ЖУКОВ

А. и Б.: феномен братьев Стругацких

— Да, я, помнится, читал какого-то Стругацкого... По-моему, это белиберда для идиотов!
— Вы правы: для идиотов это действительно белиберда.

Из частной беседы.


За последние пять-семь лет об Аркадии и Борисе Стругацких сказано в печати гораздо больше, чем за предыдущие двадцать пять. Вроде бы все правильно: писатели, пришедшиеся не ко двору тоталитаризму, на волне перестройки должны были стать захваленными, обласканными и приближенными к власти. Со многими так и произошло. Но только не со Стругацкими. Подавляющее большинство критических статей и даже кратких упоминаний в обзорах – резко негативны, порой просто враждебны. Причем отношение к Стругацким как бы не зависит от направления издания: их бранят и в "Знамени", и в "Литературке", и в "Молодой гвардии". И если с последней все ясно, то что же остальные? Ведь столь дружной и обильной ругани не удостоился даже фантастический (в обоих смыслах) графоман Ю. Петухов. Мало того – ругань не прекратилась и после смерти Аркадия Стругацкого, что необычно даже для наших не слишком гуманных литературных нравов.

Знакомство с конкретными критическими обвинениями только усиливает недоумение. Похоже, что авторы иных статей вообще не читали разбираемых книг и знают их то ли в пересказе сына-второклассника, запомнившего только драки, то ли по крутой экранизации. Из статьи в статью кочует пассаж о Румате Эсторском, который якобы "огнем и мечом преобразовывал инопланетный мир", хотя в книге русским языком (и каким!) написано, что он, наоборот, берег его по мере сил от местных преобразователей, да и дрался куда меньше, чем от него требовала роль местного аристократа. В другой книге Стругацкие, немного изменив некую подробность евангельского сюжета, вынесли канонический текст в эпиграф – специально для жаждущих уличить их в незнании евангелия. Тем не менее их в этом все-таки "уличили".
Будь такая статья одна, это означало бы лишь, что ее автор напрасно полез в неизвестные ему области. Обилие подобной критики дало бы повод посетовать, что фантастов у нас до сих пор не считают за писателей, а потому даже о лучших из них пишут какие-то третьесортные критики. Но ведь других-то почти нет! (Исключение – статья Р. Арбитмана в той же "Литературке", благородная и добротная, но несколько наивная по замыслу: если люди глухи к тексту самих Стругацких, можно ли надеяться, что их проймут доводы из газетной критики? Есть еще снисходительно-одобрительная статья Л. Радзиховского в "Господине Народе" – и все.) Это уже заставляет предполагать какое-то более фундаментальное объяснение непонимания и неприятия Стругацких. Похоже, что "критиков" раздражают не приводимые ими частности, а что-то в самой сути творчества Стругацких. А поскольку назвать эту болячку по имени никто не решается, она, должно быть, не только больная, но и стыдная.
Может быть, дело в том. что Стругацкие оказались единственными за все советские годы и во всех видах искусства творцами, сумевшими убедительно изобразить пресловутое Светлое Коммунистическое Будущее. У них одних получилась не химера, не абстрактный символ, не утопия, даже не поэтическая метафора. а живая и полнокровная картина. Она пленяла и завораживала, она была неотразима. Земля, а потом и Вселенная просто обязаны были когда-нибудь стать такими, иного просто не допускала природа вещей. ("Коммунизм есть квинтэссенция НОРМАЛЬНОГО бытия" – сказал Аркадий Стругацкий летом 1989 года, когда от слова "коммунизм" шарахались уже и правые и левые). И мы, откровенно потешавшиеся над заклинаниями казенного "коммунизма", продолжали в глубине души верить в неизбежность наступления Века Стругацких. В то, что однажды откроется в беспросветных тучах квадратная дырка, схлынет в ужасе куда-нибудь вся сволота, смывая по пути слабых духом, рассыплются ржавой пылью орудия рабства и убийства - и придут ОНИ...
Может, нынешняя враждебность к Стругацким – это враждебность новоотрекшихся от коммунистической утопии к самым талантливым ее проповедникам, самым опасным соблазнителям? Поколение, уже, казалось бы, подходившее к вратам Эдема, вдруг обнаружило, что бредёт по бескрайней помойке и что искомого рая нет не только поблизости, но и вообще. И никогда не будет. Вот и выплеснулась на страницы жгучая, нестерпимая детская обида на обманщиков, соединенная с упрямым нежеланием признать себя обманутым. "Мальчик за несбывшиеся сказки, закусив губу, – пять пуль в упор..."
Между тем, в этих сказках была не только упоительная прелесть, но и весьма недвусмысленные намеки. Способность Стругацких к предвидению просто поражает. В "Хищных вещах века" (1963 год!) можно найти и вошедшие в моду десятилетием позже дискотеки ("дрожка"), и примету уже наших дней: бесконечные "мыльные" телесериалы, во время показа которых пустеют не только улицы, но, как говорят, и окопы. Мелочь, конечно, но какие законы социальной психологии надо применить, какие формулы вывести и что за параметры в них подставить, чтобы вычислить эту мелочь? А вот прогноз помасштабней, отмеченный в вышеупомянутой статье Л. Радзиховского: клиническая картина "лучевого голодания", охватившего жителей Саракша после взрыва Центра ("Обитаемый остров"). Она удивительно совпадает с нынешним состоянием нашего общества: внезапное снятие психического диктата вызывает не эйфорию, а депрессию, отчаяние, острый психоз и желание "сделать всё, как было". А ведь написано это четверть века назад, в 1967 году! Как раз тогда всемогущая Система уверилась, что ей и впрямь нет преград ни в море, ни на суше, а ее оппоненты ждали со дня на день танков в Париже и все глубже проникались грустной мыслью, что "ЭТО никогда не кончится". А Стругацкие думали как раз о том, что будет, когда ЭТО кончится.
Может быть, имеет смысл внимательнее вчитаться в их последние книги? Особенно тем, кто принимает (или думает, что принимает) решения?
Может, и снисходительные усмешки над "наивностью" ранних книг Стругацких лучше пока попридержать или хотя бы не увековечивать в публикациях? Чтобы потом не пришлось натужно "интерпретировать" свои сегодняшние художества...
Еще одним источником критического раздражения может быть то, что Стругацкие не вписываются ни в какие стереотипы общественного сознания и, соответственно, не допускают стереотипного отношения к себе. Коммунсты? Да, но в то же время – крайние демократы, считающие свободу самостоятельной и абсолютной ценностью; "популяризаторы" коммунистической идеи – "антисоветчики" и лидеры самиздата. "Безродные космополиты", издевающиеся над самим понятием "национального самосознания"? Да, но в то же время – прозаики (и поэты!) с поразительным чувством языка, безошибочные выразители современного русского менталитета и в значительной степени его творцы. Простенький пример: кто из нас – демократов, либералов и врагов всякой диктатуры – не испытывал кайфа и облегчения в финале "Сказки о тройке", когда приходил Хунта, говорил банде канализаторов "Вон!", и те послушно сматывались? И не ждут ли подсознательно сегодня многие "демократически мыслящие" чего-то подобного от Ельцина по отношению к депутатам?
Возьмите любую расхожую пару антиномий (реализм – авангард, официоз – андеграунд и т.п.) – и вы убедитесь, что она попросту неприложима к Стругацким. Они каждый раз попадают или сразу в обе взаимоисключающие категории, или ни в одну. Может быть, наиболее интересно проследить их положение в координатах "элитарность – массовость". В самом деле, для кого пишут Стругацкие-для "избранных" или для "толпы"? Элитарно или массово их творчество?
Безусловно, массово. Дело тут не в тиражах и даже не в принадлежности к "массовой культуре" самого жанра "научной фантастики". Просто книги Стругацких стали источником общепринятых формулировок и присловий для пары поколений советской интеллигенции. В нашей речи фразы Стругацких встречаются даже чаще евангельских крылатых выражений. Вспомните: "потребность у всех, а селедка для модели", "кадавр жрал", "не понимаю, почему бы благородному дону...", "это дубли у нас простые", "великое одержание", "вы это прекратите..." Честное слово, жалко "прекращать" – очень уж вкусные обороты!
И в то же время – найдите-ка писателей поэлитарнее, чем Стругацкие! Достаточно уже и того, что это сценаристы Тарковского и Сокурова. А среди их читателей можно найти самых крайних снобов. Например, школьничков из знаменитых спецшкол, обожавших в доперестроечные времена щегольнуть изысканной цитаткой из труднодоступных книг Стругацких. А уж кто, как не эти детки, привык делить все и вся на "быдло" и "избранных" – относя к последним, разумеется, себя! Ныне эту лестную теорию открыли для себя многие наши сограждане, но необходимость определить свое отношение к таким авторам, как Стругацкие (или Высоцкий, или Есенин) сразу ставит новую "духовную аристократию" в положение придворных голого короля, вынужденных оценивать невидимую ткань. Не удивительно, что источник такой неприятности вызывает сильнейшее раздражение, которое, может быть, выливается и в чересчур критических статьях.
Между тем сами Стругацкие относят к "избранным" каждого человека. Любая личность имеет для них абсолютную ценность, самый эпизодический персонаж – индивидуален, незаменим и имеет свою тайну. При этом даже главный герой запросто может обходиться вовсе без портрета - и быть незабываемой личностью. Мы знаем того же Румату Эсторского не хуже, чем своих реальных знакомых, но кто скажет, какого цвета у него глаза или волосы? А ведь насколько чаще в фантастике бывает наоборот – портрет героя выписан тщательно, а самого героя нет. У Стругацких за каждой мелкой деталью, за сюжетным ответвлением на один-два абзаца стоит целая история, которой фантасту средней руки хватило бы на толстый роман. И в этом романе на четырехстах тридцати пяти страницах дерзкие новаторы преодолевали бы земных бюрократов и лишь на предпоследней встречали бы инопланетянина. А для Стругацких такая встреча – так, эпизод.
Она занимает пару страниц, занимая свое место в истории бесконечного постижения мира людьми, каждый из которых сам – мир.
Впрочем, здесь мы касаемся еще одного удивительного феномена, связанного со Стругацкими. Ладно бы их не понимали только критики – с них вподне хватило бы и читательского понимания. (Удивительно все-таки: целые слои общества понимают самые тонкие нюансы смысла – а профессиональные толкователи в упор не видят написанного черным по белому!) Но ведь Стругацкие выглядят одинокими и среди писателей.
Проделайте мысленный эксперимент: возьмите всю современную русскую фантастику и вычтите из нее Стругацких. Что останется? Ну, Кир Булычев, ну... и все. Даже на "раз, два – и обчелся" не хватает.
Сами Стругацкие, правда, называли несколько имен, в частности, Нину Катерли. Можно вспомнить А. Беляева и И. Ефремова, фантастические опыты М. Булгакова, Ч. Айтматова, Д. Гранина, В. Орлова, но ведь ясно, что все это из другой оперы. Школа собственно фантастики в русской литературе отсутствует.
Выяснение причин этого пробела завело бы нас слишком далеко. Но откуда же взялись сами Стругацкие, подобные даже не оазису, а выросшему прямо посреди пустыни одинокому плодовому дереву? Писатели, создавшие свой первый роман на спор – и подарившие нам затем новое измерение Вселенной?
Зная их чувство юмора, решимся на одно предположение.
Помните регулярно появлявшиеся к каждому празднику призывы ЦК КПСС к разным категориям советских граждан? В частности, писателей родная партия призывала "изображать современную действительность в ее историческом, революционном развитии", "открыто становиться на позиции передовых общественных сил", "смело вскрывать и обнажать социальные противоречия и конфликты", "решительно уходить от догм и шаблонов", "сочетать идейную убежденность с ярким художественным талантом и вкусом", "непрерывно совершенствовать мастерство", "расширять свой научный и общекультурный кругозор" и т.д. и т.п. Разве что вот до призыва неустанно совершенствовать чувство юмора многомудрый Агитпроп ЦК так и не додумался – вероятно, потому, что не знал о таком.
Никто никогда не принимал эти новоязные мантры не то что всерьез – их вообще не считали текстом, скорее, ритуальным орнаментом. Нашлись, однако, люди, которым достало свежего взгляда, таланта и юмора осуществить все это буквально. И на пустом, голом, безжизненном поле "советской фантастики" выросла и расцвела чудо-проза братьев Стругацких. Родная партия плохого не посоветует – по крайней мере, открытым текстом...
Вы шокированы? Вы не знаете, считать ли это предположение эпатажем или просто бестактностью?
Ну хорошо, давайте считать его обычным приемом фантастов – буквализацией. Сами Стругацкие успешно применяли его, в частности, в "Управлении" из "Улитки на склоне". Но в любой буквализации, как и в шутке, должна быть доля истины. В нашем случае она состоит в том, что в обществе всегда существовало какое-то количество людей, при всем желании неспособных к двоемыслию. Иногда эта особенность совпадала с талантом, и тогда люди, ставшие таким "счастливым совпадением", оказывались способными к решению, казалось бы, невозможных задач. Скажем, Система так долго и старательно призывала советскую интеллигенцию занять активную жизненную позицию, что в конце концов накликала себе на голову академика Сахарова и сложившееся вокруг него правозащитное движение. Подобные неожиданные эффекты случались и в других сферах: в педагогике (И. Иванов и его единомышленники), в поэзии... А вот в фантастике таким "совпадением" оказались Стругацкие.
И это, между прочим, показывает, что не было в нашей истории и культуре "вычеркнутых", "пустых" советских десятилетий, не было зиновьевских "хомо советикус", не имеющих ничего общего с нормальными людьми. Бог с ним, в конце концов, с коммунизмом, но ведь задача убедительного художественного изображения гармонического общества решалась мировой литературой столько времени, сколько эта литература существует. И Стругацкие, решавшие ее для своего века и своего народа, не баюкали его пропагандистскими сказками, а подобно фронтовым связистам восстанавливали своими душами распавшуюся было связь времен.


* * *

Такие дела. Я не зануда, на этом с заметками из прессы (пока?) всё. Всем всех благ!

Отсюда: prokhozhyj.livejournal.com/28149.html

@темы: Улитка на склоне, Критика, Сказка о Тройке, «Обитаемый остров», «Хищные вещи века», Перепост, Ссылки

---

Воскресенье

[silent-gluk]

Сегодня с нами издание португальское.



Это обложка.





Вклеенная реклама.




Авантитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5, предисловие.




Страницы 6-7.




Страницы 8-9.




Страницы 12-13.










Еще вклеенная реклама.




Страницы 142-143.








Реклама.


Итак, с нами:
Strugatsky A. Besouro no Formigueiro / Strugatsky A., Strugatsky B.; Trad. de A.Pinheiro; Capa: estudios P.E.A. - Mem Martins: Publicacoes Europa - America, 1999. - 148 p. - (Livros de bolso: Ficcao cientifica). - ISBN 972-1-04665-5. - Порт. яз. - Загл. ориг.: Жук в муравейнике.

Что-то меня смущает "название оригинала" на обороте титульного листа ("Beetle in the Anthill"). Опять же, вспоминается ""Prisioneiros do Poder", что точно перевели с английского. Уж не английский ли перевод был и в данном случае оригиналом?..

@темы: Картинки, «Жук в муравейнике», Переводы, Библиофильское, Библиография, Книги

---

А.Генис о Стругацких

[silent-gluk]

Контакт

Пропасть между прошлым и будущим — разрыв в преемственности. Фантастика обещала его заполнить своими домыслами. Стругацкие показали, почему это невозможно. Будущее не продолжает, а отменяет настоящее. И непонятно, как жить, зная об этом



Антиутопию может написать каждый. В сущности, сама жизнь — антиутопия. Она начинается с любви, а кончается смертью. Поэтому наиболее радикальная утопия отменила конец совсем и навсегда. В моем пионерском детстве об этом мы, понятно, не задумывались, удовлетворяя тягу к потустороннему научной фантастикой. (Глупее других были отечественная «Голова профессора Доуэля» и американский «Ральф 124С+»). Нанесенный в детстве урон оказался невосполнимым: я до сих пор люблю фантастику и тайком отождествляю ее с коммунизмом. Хотя в первой «научного» было не больше, чем во втором, она вправе так называться, ибо героем обоих был ученый.

В то время опиумом для народа была не религия, а наука. Рукотворная метафизика, она, как Бог, создавала будущее, и мы жили у него взаймы — вроде Пети Трофимова из «Вишневого сада», только хуже. Настоящее, однако, казалось сносным, ибо вчера было заведомо хуже, чем завтра, которое наука приближала своими темными путями. Осветить их обещала фантастика, за что мы полюбили ее, не рассуждая, по-детски, ведь перед будущим все — дети. Но с тех пор, как я постарел, а фантастика выродилась, мне стало яснее ее внутреннее устройство.

Центральный конфликт — контакт неравных. Фабулу определяет вопрос, кто дальше ушел по пути прогресса. Ответ на него составляет сюжет, который разыгрывает главную мистерию нашей географии, — открытие Нового Света. Если пришельцы выше нас, то роль индейцев играем мы. Если ниже, то — они. Раздетая до скелета, фантастика напоминает вестерн для очкариков, которыми нас всех делает трехмерный и вторичный «Аватар».

До поры до времени, пока научная фантастика не стала посредственной сказкой, даже на этой скудной почве росли диковинные цветы. У Брэдбери Контакт кончался лирической трагедией, у Лема — теологией неполноценного бога, у Стругацких — живой утопией.

Всему хорошему в СССР меня научили братья Стругацкие. Я их читал, сколько себя помню, не переставая любить, но за разное. Ребенком они мне нравились, потому что обещали светлое будущее. Когда я вырос, мы вместе с авторами перестали в него верить. Сейчас я их люблю за то, что светлое будущее все-таки было. Только теперь оно называется светлым прошлым, и я в него верю вместе с замшелыми пенсионерами, которых еще пускают на Октябрьскую демонстрацию, но уже с трудом.

Стругацкие начинали там, где все было бесспорно, понятно и знакомо. Их кумиром был Уэллс, а учителем — Жюль Верн, который первым открыл безошибочную формулу жанра: техника и юмор. Второй позволял переварить первую, особенно тогда, когда капитан Немо на протяжении 40 страниц отвечает на вопрос, какова глубина Мирового океана. Стругацкие избавили фантастику от технологического крена и создали мир, в котором они — и мы — хотели жить. Придумывая с запасом, они перенесли его не в XXI, а в XXII век, который сочли зенитом истории и назвали Полднем человечества.

Люди Полудня напоминали студенческую ватагу. Они умны, здоровы, веселы и заняты — сложным, малопонятным, интересным. Здесь, как на ВДНХ, царила дружба народов, и каждому находилось место под высоким солнцем. Здесь оставалось место подвигу, несчастной любви и только мелким нелепостям. Короче, «Полдень» напоминал «Незнайку» для подросших читателей, что не обескураживало героев. Ваганты будущего, они кочевали по Земле и ее неблизким окрестностям в поисках риска, открытий и рыцарских авантюр, но главное — увлекательной работы.
В ранней повести «Попытка к бегству» есть такой диалог:

— Однако же нельзя все время работать…

— Нельзя, — сказал Вадим с сожалением. — Я, например, не могу. В конце концов, заходишь в тупик и приходится развлекаться.

Чуть позже Стругацкие вынесли эту мысль в лапидарный афоризм, ставший названием их самой популярной повести «Понедельник начинается в субботу». В сущности, это — советский «Гарри Поттер». В этой книге братья учинили не только рационализацию, но и бюрократизацию магии, сделав ее родной, доступной и достойной зависти. Все читатели Стругацких хотели бы работать в НИИЧАВО, как все поклонники Роулинг мечтают учиться в Хогвартсе.

Оккупировав наше детство, Стругацкие повлияли на советского человека больше не только Маркса с Энгельсом, но и Солженицына с Бродским. Собственно, они (а не Брежнев) и создали советского человека в том виде, в каком он пережил смену стран и эпох. Все, кого я люблю и читаю сегодня, выросли на Стругацких — и Пелевин, и Сорокин, и даже Толстая. Мощность исходящего от них импульса нельзя переоценить, потому что они в одиночку, если так можно сказать о братьях, оправдывали основополагающий миф отравившего нас режима. Стругацкие вернули смысл марксистской утопии. Как последняя вспышка перегоревшей лампочки, их фантастика воплотила полузабытый тезис о счастливом труде. Пока другие шестидесятники смотрели назад — на «комиссаров в пыльных шлемах» (Окуджава), вбок — «коммунизм надо строить не в камнях, а в людях» (Солженицын), или снизу — «уберите Ленина с денег» (Вознесенский), Стругацкие глядели в корень, хотя он и рос из будущего. Их символом веры был труд — беззаветный и бескорыстный субботник, превращающий будни в рай, обывателя — в коммунара, полуживотное — в полубога.

Такой труд переделывал мир попутно, заодно, ибо его настоящим объектом была не материя, а сознание. Преображаясь в фаворском свете коммунизма, герой Стругацких эволюционировал от книги к книге, приобретая сверхъестественные способности и теряя человеческие черты. Так продолжалось до тех пор, пока он окончательно не оторвался от Homo sapiens, чтобы стать «Люденом» — новым, напугавшим уже и авторов существом, у которого не осталось ничего общего не только с нами, но и с жителями светлого будущего.

Всякая утопия, если в нее слишком пристально вглядываться, становится своей противоположностью. Однако по пути от одной крайности к другой Стругацкие свернули в сторону, чтобы создать непревзойденную по глубине и трагизму версию Контакта. Их «Улитка на склоне» (наравне с «Солярисом» Лема) подняла до вершины жанр, который быстрее других впадал в слабоумие.

Гений «Улитки» — в фальшивой симметрии. Чередуя главы, авторы переносят нас со Станции в Лес — и обратно. Но одна часть отличается от другой так же разительно, как описанная в них действительность. Параллельны тут не сюжетные линии, а герои: один, Перец, стремится попасть в Лес, другой, Кандид, — из него выбраться. Плохо и там, и тут, но по-разному.

Два мира несовместимы друг с другом. Тот, что на Станции, нам легче узнать, ибо им управляет абсурд замкнутой на себе бюрократической утопии. Ослепленная своим могуществом, она растет себе на погибель, ибо пользуется ложным расчетом. Символ Станции — испорченный калькулятор, который никто не собирается чинить.

— 12 на 10, — сказал Ким. — Умножить.

— 1007, — механически продиктовал Перец, а потом спохватился и сказал: — Слушай, он ведь врет.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал Ким.

«Станция» напоминает о Кафке. «Лес» написан свихнувшимся «деревенщиком». Речитатив заговаривающейся прозы опутывает Кандида словесными лианами. Речь на дрожжах, изобильная, как все в Лесу, заливает бессмыслицей остатки распустившегося на природе разума. Если первая часть — кошмар Просвещения, то вторая — утрированный Руссо.

Лес, однако, не выбирает между «городом» и «деревней». Лес снимает это противоречие, исправляя ошибку эволюции, отвернувшейся от самой себя ради металлических чучел. Цель Леса — болото, оружие — «разрыхление и одержание», столица — Озеро. Эта живородящая дыра природы служит не храмом, а мастерской для той амазонки, которую встречает наконец прозревший Кандид:

Она вышла из лесной чащи, белая, холодная, уверенная, и вступила в воду, в знакомую воду, вошла в озеро, как я вхожу в библиотеку.

Этой влажной, топкой утопией управляют женщины, упразднившие мужчин. Непорочные девы развернули вектор прогресса, заменив патриархальный техницизм биологией матриархата. Мужская цивилизация заменяет природу машиной, и живую среду мертвым камнем:

— Когда выйдет приказ, — провозгласил Доморощинер, — мы за два месяца превратим там все в бетонированную площадку, сухую и ровную.

Экспансия — мужской путь. Мы творим вне себя, ибо нам не дано, как женщинам, творить из себя. Мужская цивилизация плодит мертвую технику, которая искореняет поддерживающую нас жизнь. Но в Лесу вечная война мужчин и женщин закончилась полной победой последних и безоговорочной капитуляцией первых:

Они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте.

А мы, лишившись смысла и назначения, оказались тупиковой ветвью цивилизации, которая творит себе подобных из железа, как мужчины, а не из плоти, как женщины:

— Вы там, — говорит одна из Подруг, — впали в распутство с вашими мертвыми вещами на ваших Белых скалах. Вы вырождаетесь.

Различие между механической и биологической эволюцией определяет не история, а пол, не культура, а природа. (Много лет спустя я понял, как это может выглядеть, когда услышал про овцу Долли.) Мужчины строят, женщины рожают — они и есть будущее. В Лесу это очевидно, а на Станции об этом еще не знают, но уже догадываются:

Изобилие красок, изобилие запахов. Изобилие жизни. И все чужое. Чем-то знакомое, кое в чем похожее, но по-настоящему чужое. Наверное, труднее всего примириться с тем, что оно чужое и знакомое одновременно. С тем, что оно производное от нашего мира, плоть от плоти нашей, но порвавшее с нами и не желающее нас знать. Наверное, так мог бы думать питекантроп о нас, о своих потомках, — с горечью и со страхом.

В этом видении Леса — ключ к «Улитке». Лес и Станция — две фазы одной реальности, они противостоят друг другу как будущее и прошлое. Разделяющая их пропасть — разрыв в преемственности. Фантастика обещала его заполнить своими домыслами. Стругацкие показали, почему это невозможно. Будущее не продолжает, а отменяет настоящее. У будущего нельзя выиграть. И непонятно, как жить, зная об этом.

Парадокс, который Лес поставил перед Кандидом, неразрешим. В других, более оптимистических версиях грядущего Стругацкие придумали профессию прогрессора. Но попав вместо прошлого в будущее, прогрессор становится регрессором. Поэтому герой «Улитки» — последний самурай, защищающий идеалы не только безнадежные, но вредные, в том числе — экологически. Встав на сторону обреченных аборигенов Леса, Кандид возглавил партию «питекантропов», чем вернул «Улитку» к стандартной притче Контакта. Но она исчерпывает сюжет, а не книгу.

«Улитка на склоне» описывает частный случай универсальной проблемы. Контакт между прошлым и будущим питает внутренний конфликт между тем, кем мы были, тем, кем стали, но главное — тем, кем будем. Встречаясь с палеолитом детства, мы не можем найти ему места в настоящем, точно так же как нам некуда себя деть в том будущем, где нас нет. Об этом всегда писал Бродский:

Так солдаты в траншее поверх
бруствера
Смотрят туда, где их больше нет.

Перед открывающейся с этой точки перспективой меркнет любой фантастический вымысел. Ведь в войне с будущим у нас нет шансов ни понять, ни уцелеть. Улитке с Фудзиямы повезло не знать, что она ползет по склону вулкана.

Александр Генис
13.10.2011

Новая газета (М.). - 2011. - 14 окт. (№ 115).

Отсюда: web.archive.org/web/20111016165259/http://www.n...

@темы: Попытка к бегству, Улитка на склоне, Критика, Понедельник начинается в субботу, «Полдень, XXII век», Полдень XXII век (Возвращение), Ссылки

---

Любопытно...

[silent-gluk]

05.07.2019 в 16:01

Пишет Дпйри-юзер Jake Enotoff:

"Улитка на склоне" в Воронежском академическом театре драмы


www.instagram.com/p/BziSgl9CcXH/

Последнее, что хотелось бы - это сравнивать постановку Никиты Рака "Улитка на склоне" в Воронежском академическом театре драмы с оригинальным произведением Стругацких. Но всё же отмечу, что сюжет книги был передан достаточно подробно, по крайней мере насколько это позволяет формат трёхчасового спектакля.

Однако к плюсы такого бережного подхода отнюдь не очевидны. Скорее наоборот - в какой-то момент действие могло показаться перегруженным, а собственно театральные моменты оттеснялись на второй план.

Не самым удачным было и решение следовать книжному чередованию сюжетных линий Кандида и Перца. Вернее, сам приём вполне имеет право на существование, но интенсивность его применения создавала ощущение определённой перенасыщенности.

При этом нельзя сказать, что сценическое пространство использовалось в полной мере. В основном актёры работали на самом краю сцены, где декорацией служил занавес в виде зелёной защитной сетки, а вращающаяся серебристая конструкция-комната за занавесом, на втором плане, когда действие перемещалось туда, концентрировала происходящее по сути в одной точке.

Впрочем, моменты, которые стоит отметить как безусловно удачные, в "Улитке на склоне" также имеются. Во-первых, отказ от использования сцены "вглубь" вполне компенсировался её использованием "вниз": из отверстий на краю, замаскированных под болото, то и дело выныривали различные персонажи, что вполне гармонировало с общей фантасмагоричностью сюжета. Во-вторых, нельзя не отметить музыкальное и вообще звуковое сопровождение: хотя использование песни Shortparis "Страшно" в финале показалось мне излишним, но, например, "Сказка" IC3PEAK прозвучала вполне органично, не говоря уже о песнях, записанных специально для постановки. В-третьих, костюмы персонажей вполне соответствовали заявленному жанру "русской народной галлюцинации" - в первую очередь по расцветке. Ну и самое главное - не могу не отметить совершенно замечательную хореографию спектакля, которая проявляла себя иногда довольно неожиданно (например, в беседе Кандида и Навы), что в итоге выглядело вдвойне эффектно.

Также удачным показалось финальное решение закончить действие отрывками из интервью Стругацких, где они разъясняют некоторые вопросы, которые могли бы возникнуть у зрителя. Не то, чтобы стало понятнее - но приём всё равно довольно уместный.

В общем, спектакль в целом скорее неплохой, а главное доступный даже человеку, не знакомому с литературным первоисточником. Но, может быть, правильнее было бы показать не театральную экранизацию, а скорее рефлексию на тему книги, которая в формате театральной постановки выглядела бы не менее интересно.

@темы: Театр, Улитка на склоне, Перепост, Ссылки

---

Всяко бывает...

[silent-gluk]

Пишет Борис Вишневский:

Меня, в общем, трудно удивить, но…

На протяжении длительного времени вместе с моим помощником Кириллом Страховым мы занимаемся установкой мемориальной доски Борису Натановичу Стругацкому на доме 4 по улице Победы, где он много лет жил.

Площадь рядом с его домом, — на пересечении Московского проспекта, улицы Победы и улицы Фрунзе, — пять лет назад по моему предложению названа именем Братьев Стругацких (первый случай, когда имя великих писателей закреплено на карте города), теперь надо установить мемориальную доску.

Уже есть эскиз мемориальной доски, выбрано место, практически решили вопрос оплаты изготовления.

И тут — городской комитет по культуре сообщает нам, что надо представить ... справку о том, что Борис Натанович — писатель!

Без справки они, видимо, в этом не уверены.

Я позвонил зампреду Союза писателей Санкт-Петербурга и президенту Фонда братьев Стругацких Сергею Арно.

Он хохотал, как безумный, несколько минут.

Потом сказал, что справку напишут, конечно.

И что теперь наш Союз войдет в историю — как выдавший справку о том, что Борис Стругацкий был писателем.

Наконец-то этот факт будет подтвержден.

Разместил эту историю в фейсбуке — получил взрыв хохота и шквал комментариев и устных откликов.

Тут же вспомнили, что в нашем городе от Иосифа Бродского уже требовали справку, что он поэт — но не нашлось, и потому объявили тунеядцем.

И памятник Пушкину, как выяснилось, стоит без справки.

Между прочим, дети в школе теперь будут требовать предъявления справок о том, что те, чьи книги надо «проходить», были писателями. Кто выпишет справку для Льва Толстого или Федора Достоевского?

Где, кстати, справка на Гомера?

И у Эрмитажа и Русского музея могут быть проблемы — кто докажет, что авторы картин были художниками?

Звонит мой давний друг и прекрасная писательница Нина Катерли, и сокрушается: а я давно из Союза писателей вышла — только в ПЕН-клубе осталась. «Будут, говорю, Нина Семеновна, проблемы с мемориальной доской. Так что, не спешите…».

И знаменитое «без бумажки ты — букашка…» вспомнили.

И «Мастера и Маргариту», где некая гражданка требовала от Коровьева с Бегемотов удостоверений, что они — писатели, вспомнили.

И, что именно про это Лавров твердил «Дебилы, бл…!».

Замечательный Леонид Каганов, впрочем, справку на Бориса Натановича уже оформил.

Что он является «писателем руками, головой, пишмашинкой и ЭВМ, а также иными средствами сочинения текста».

И что справка выдана «для предоставления в прачечные, х...ные и иные Министерства культуры РФ».

Внизу: «Мединский Владимир Ростиславович (плюсик или подпись)».

Отсюда: echo.msk.ru/blog/boris_vis/2463337-echo/

@темы: Б.Стругацкий, Ссылки

---

На всякий случай-3

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 3. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

[... - см. посты от 13 и 14 июля]

* * *
«Кто умеет повелевать, кто должен повиноваться — это испытуется там! Ах, каким долгим исканием, удачей и неудачею, изучением и новыми попытками! Человеческое общество: это попытка, так учу я, — долгое искание; но оно ищет повелевающего! — попытка, о братья мои! Но не «договор!» («Так говорил Заратустра»).
А теперь — «Град обреченный». Снова эксперимент над людьми. Разноязыких участников Эксперимента «выдергивают» из критических ситуаций их реальной жизни в разные времена ХХ века и вынуждают участвовать в ролевой игре — иной жизни. И хотя в повести подробнейшим образом описаны труд и быт мусорщиков и представителей других непрестижных профессий, хотя высказываются самые разные предположения о природе Наставников и о целях самого Эксперимента, все повествование пронизывает «философия власти», хотя, как считает Андрей Воронин, «лучше о бабах думать,чем об этой ерунде» Но это уже, скорее, позиция авторов повести...

Эксперимент есть Эксперимент, и цель его, как полагал Андрей Воронин, когда был
еще мусорщиком, — «продолжать дело Сталина в совершенно других условиях, в необычных, в непредусмотренных никакой теорией». Оказалось же, что Эксперимент —
это прежде всего отбор!
« — Нам ведь нужны не всякие люди. Нам нужны люди особого типа, — сказал
Наставник следователю Воронину.
— Какого? — спросил Андрей.
— Вот этого-то мы и не знаем, — сказал Наставник с тихим сожалением. — Мы
знаем только, какие люди нам не нужны». Оказалось, не нужны такие, как Иосиф
Кацман... От самого же Андрея требуется вовсе не понимание, а нечто совсем иное.
« — Что?!
— Если бы знать...» («Ну и ответы», — подумал бы на месте следователя Воронина дон Румата!)
« — Но ведь все это во имя большинства? — спросил Андрей почти с отчаянием.
— Конечно, — сказал Наставник. — Во имя темного, забитого, ни в чем не виноватого, невежественного большинства...
— Которое надо поднять, — подхватил Андрей, — просветить, сделать хозяином
земли! Да-да, это я понимаю. Ради этого можно на многое пойти...»
В общем, Наставник остался доволен Андреем: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает, — сказал он. — Не ошибки опасны — опасна пассивность, ложная чистоплотность опасна, приверженность к ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие
заповеди? Только в ветхий мир».
Выходит, мусорщик Воронин был прав! Какой уж там «договор»? «Отбор», о котором тянул речь Наставник, есть не что иное, как «кадровая политика», а невнятные
порой ответы на вопросы следователя Воронина объясняются тем, что Наставник вынужден лавировать между ницшеанством и большевизмом. Известно, что Ницше, с его индивидуалистическим и радикально-аристократическим идеалом сверхчеловека, был
страстным врагом демократов и социалистов. Это не помешало, однако, последним
оказаться под его влиянием, и недаром Г. В. Плеханов называл В. И. Ленина и его сторонников ницшеанцами и сверхчеловеками. А в разговор следователя Воронина с На -
ставником можно было бы вставить в виде реплики едкое замечание Ницше в адрес
социалистов: «Если хотят цели, то хотят и средств: если хотят рабов, то надо быть дураками, чтобы воспитывать их для господства» («Сумерки идолов»).
Уже став «господином советником» и возглавив операцию «Зигзаг», экспедицию
по поиску Антигорода, рассуждая о «философии власти», Воронин убеждает сам себя: «Право на власть имеет тот, кто имеет власть. А еще точнее, если угодно, — право
на власть имеет тот, кто эту власть осуществляет. Умеешь подчинять — имеешь пра -
во на власть. Не умеешь — извини!..»
В финале операции «Зигзаг» участвуют двое — Андрей Воронин и его приятель,
«ненужный» Изя Кацман. Они спорят о значении элиты, или «творческого меньшинства», как у А. Тойнби. «История большинства имеет конец, — говорит „элитарист“
Изя, — а вот история меньшинства закончится только вместе со Вселенной». Эгалитарист Андрей считает, что «всякая элита — это гнусно».
«...— Ну, извини! — возразил Изя. — Вот если бы ты сказал: „всякая элита, владею -
щая судьбами и жизнями других людей, — это гнусно“, — вот тут бы я с тобой согласился. А элита в себе, элита для себя самой — кому она мешает? Она раздражает —
до бешенства, до неистовства! — это другое дело, но ведь раздражать — это одна из ее
функций... А полное равенство — это же болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такого быть не может — полного равенства...»
Ницше решительно выступал против всех форм равенства; иерархия была для него высшим законом самой жизни. В «Антихристианине» (фраг. 57) философ заявлял:
«Неравенство прав — первое условие для того, чтобы существовали права... Право —
значит преимущественное право, привилегия. У всякого свое бытие — и свои преимущественные права. Не будем недооценивать права посредственностей». Иерархия, по
Ницше, должна пронизывать как антропологическую, так и социальную сферы: «Высокая культура, — писал он, — всегда строится как пирамида: основание широко, предпосылка целого — консолидированная, крепкая и здоровая посредственность. [...] Для
посредственности быть посредственностью счастье. [...] Совершенно недостойно сколько-нибудь глубокого ума видеть в посредственности, как таковой, некий упрек. Посредственность сама по себе есть первое условие того, чтобы существовали исключения, —
посредственностью обусловлена культура в ее высоком развитии».
Ну, а если посредственности — избыток? Президент Гейгер встревожен состоянием
литературы и искусства: «В городе миллион человек. Больше тысячи числятся литераторами. И все бездари. [...] Писателей выдающихся нет... Художников — нет. Композиторов — нет...» Скульпторов, архитекторов и киношников — тоже нет. «Я слыхал, —
продолжает Гейгер, — что в каждом порядочном обществе все это есть. А раз у нас этого
нет, значит, что-то не в порядке». Но, с другой стороны, зачем нужны лишние хлопоты? — сеет зерно сомнений Изя Кацман (это было еще до операции «Зигзаг»): «Ну, появятся у тебя талантливые писатели, ну, начнут они тебя костерить в своих гениальных произведениях... И пойдут у тебя самые неприятные неприятности. Сначала ты
будешь их уговаривать, потом начнешь грозить, потом придется тебе их сажать...»
Но президент не сдается: «Да почему это они будут меня обязательно костерить? —
возмутился Гейгер. — А может быть, наоборот, — воспевать?» Однако Кацман безжалостен: «Нет, — сказал Изя. — Воспевать они не станут... великие писатели... всегда брюзжат. Это их нормальное состояние, потому что они — это больная совесть общества,
о которой само общество, может быть, даже и не подозревает». Последняя попытка Гейгера спасти игру: «На то он и писатель, чтобы врачевать язвы...» — «Сроду писатели не врачевали никаких язв, — возразил Изя. — Больная совесть просто болит, и все...»
И правда, какое там врачевание, если сам «Ницше выбрасывает из себя запекшиеся
куски крови и желчи, раскрывает свою истерзанную душу», как писал С. Н. Булгаков
(«Размышления о национальности», 1910).
Вернемся, однако, к участниками экспедиции, Воронину и Кацману. Они спорят
о храме культуры. «Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все
главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм», — говорит Изя.
Храм этот и напоминает ницшевскую «пирамиду», и отличается от нее. Он неотделим
от «стада самоедных свиней» и «немыслим без него». А разве сами строители этого храма, — язвительно спрашивает Изя, — не свиньи? — «Господи, да еще какие свиньи иногда!..» Но для нас сейчас — не это главное, а те символические объекты, которые встречаются героям повести на их пути. Это прежде всего Хрустальный Дворец. Известно, что как «хрустальный дворец» представлял социалистическое общество
Достоевский. Именно в Хрустальном Дворце Изя написал «Путеводитель по бредовому миру» и размножил его на диковинном копировальном автомате. Позднее Андрей размышлял: «Нормальный человек, как до Хрустального Дворца дойдет, так там
на всю жизнь и останется... Как в Хрустальном Дворце, я никогда еще не жил и жить
больше не буду... Ну хорошо — Изя... А если бы не было со мной Изи — ушел бы я оттуда или остался? Вопрос!..»
А потом Изя решает соорудить «малый храм»: над конвертом, в котором, как послание потомкам, запечатаны несколько экземпляров «Путеводителя по бредовому
миру», друзья воздвигают пирамиду высотой метра полтора. Ее Изя в довершение де -
ла полил ядовито-красной краской. Многозначительная символика!..
Вяч. Иванов писал М. О. Гершензону из своего «угла»: «Ницше... лишний раз засвидетельствовал, что путь освобождения личности есть путь ввысь и вглубь, движение
по вертикали. Опять обелиск, опять пирамида!» У Стругацких же появляется новый
замысел сверхчеловека — в духе идеи «вертикального прогресса», которую, судя по
всему, развивал член Всемирного Совета Геннадий Комов, бывший когда-то одним из
обитателей 18-й комнаты Аньюдинской школы.
В центре повести «Волны гасят ветер» — Тойво Глумов, инспектор КОМКОНа-2,
сам бывший прогрессор, сын Майи Глумовой (помните трагедию Льва Абалкина?), женатый на Асе Стасовой. Под пристальным наблюдением начальника отдела ЧП, пожилого уже Максима Каммерера, Т. Глумов в течение нескольких лет искал на родной
планете таинственных и неуловимых Странников, которые, по его глубокому убеждению, выполняют на Земле примерно ту же работу, что и прогрессоры-земляне на «отсталых» планетах Галактики.
Уверенность Тойво еще более окрепла после его ознакомления с Меморандумом
доктора Айзека П. Бромберга о планируемой и управляемой эволюции разума по пу -
ти к Монокосму. Каждый новый индивид Монокосма, говорится в Меморандуме Бромберга, «возникает как произведение синкретического искусства: его творят и физиологи, и генетики, и инженеры, и психологи, эстетики, педагоги и философы Монокосма».
(У Ницше была внешне схожая идея — в духе его, ставшего одиозным, плана выведения расы господ: новая «аристократия, в которой воле философов насилия и тирановхудожников будет дана закалка на тысячелетия», возьмет «судьбы Земли в свои руки,
чтобы над самим созданием „человек“ поработать, как художник над произведением
искусства». Но эта «песня» оказалась фальшивой: «Раса невежественных господ, невразумительно бормочущих что-то о воле к власти, в конце концов приписала ему „антисемитское безобразие“, которое Ницше всегда презирал», — как заметил А. Камю.)
Бромберг так мотивировал вероятный интерес Странников к земной цивилизации: «Мы движемся, а следовательно — мы можем ошибиться в выборе направления движения». В этом случае Странники вмешаются и подкорректируют наше движение, с тем
чтобы можно было выделить и приобщить созревших для этого индивидов к Монокосму, то есть Космическому Разуму.
Одержимость Тойво Глумова в поисках и «разоблачении» агентов Странников на
Земле становится сродни «синдрому Сикорски», видевшего в «подкидышах» лишь опасные для человечества «автоматы Странников». Даже любимая жена его Ася не может
понять, почему это плохо, если Странники вмешиваются в жизнь землян:
«— Почему, когда ТЫ спрямлял историю других миров — это было хорошо, а когда некто берется спрямлять ТВОЮ историю... Ведь сегодня любой ребенок знает, что
сверхразум — это обязательно добро!
— Сверхразум — это сверхдобро, — сказал Тойво.
— Ну? Тем более!
— Нет, — сказал Тойво. — Никаких «тем более». Что такое добро — мы знаем, да
и то не очень твердо. А вот что такое сверхдобро... [...] Мы боимся, что они начнут
творить здесь добро, как ОНИ его понимают! [...] Странники пришли без спроса, это
раз. Они пришли тайно, это два. А раз так, то подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо, — это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не
примем их целей, — это два. И я не знаю, как ты, а я не хочу этого». (Такая постановка
проблемы — добро и сверхдобро — заинтересовала бы, наверное, самого Ницше.) Запомним эту позицию Тойво Глумова! Она — свидетельство того, как много значат для
человека его суверенитет и свобода выбора.
На деле же оказалось, что представителей сверхцивилизации Странников на Земле
нет (как и предполагал Максим Каммерер), зато есть «аборигены»-чужаки, окопавшиеся в Харькове, в так называемом Институте Чудаков — филиале Института мета -
психических исследований. Они-то и занимались (тайно!), используя иногда аморальные и даже жестокие приемы, отбором «своих» — обладателей «третьей импульсной
системы» — и доведением их до состояния метагома, или «людена». Одним из «акушеров» новой «расы» был давний приятель Каммерера — Даниил Логовенко.
Когда Каммереру посредством тонкой контрразведывательной операции удается
«разоблачить» деятельность зарождающейся в недрах процветающего и ничего не
подозревающего человечества новой цивилизации метагомов (по сути, сверхлюдей),
происходит Большое Откровение — встреча и разговор начистоту («собеседование»)
членов Всемирного Совета Л. А. Горбовского и Г. Ю. Комова с замдиректора Института Чудаков Д. А. Логовенко, состоявшаяся 14 мая 2199 года в «Доме Леонида» (Краслава, Латвия). Вот краткое содержание Большого Откровения:
• людены — не люди, хотя и «рождены людьми и от людей». Людены — не результат биологической революции, они появились потому, что человечество достигло
определенного уровня социотехнологической организации (Логовенко);
• третья импульсная система, активизация которой ведет к превращению человека
в людена, обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной (Логовенко);
• отличие людена от обыкновенного человека огромно. Один из «уровней» людена — человеческий (когда отличие его от людей — только в сознании, что он не
такой, как они). На других уровнях все другое — другое сознание, другая физиология, другой облик (Логовенко);
• человечество раскалывается на «высшую» и «низшую» расы — что может быть
отвратительней? Отсюда — тайна (Логовенко);
• выход один: метагомы (людены) должны покинуть Землю (Комов);
• в подавляющем своем большинстве людены на Земле не живут. Все их интересы,
вся их жизнь — вне Земли (Логовенко);
• самое страшное, что раскол проходит через семьи, через дружбы... Это трагедии
(Логовенко, Горбовский);
• интересы метагомов и землян не пересекаются, сотрудничество между ними вряд
ли возможно (Комов, Логовенко);
• если допустить, что Земле и человечеству будет угрожать опасность, людены придут на помощь не задумываясь и всей своей силой (Логовенко);
• это вертикальный прогресс в чистом виде, за который так ратовал Комов. Человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, рванулось вверх.
Рванулось, но не всей толпой — человечество всегда уходило в будущее ростками
лучших своих представителей (Горбовский);
• резюме пессимистическое: «И тех, кто меня уничтожит, встречаю приветственным
гимном...» (Комов);
• резюме оптимистическое: «И тех, кто меня обгоняет, провожаю приветственным
гимном...» (Горбовский).
Хотя Откровение и было громко названо «большим», оно оказалось лишь частичным, так как в фонограмме «откровенного разговора» позднее обнаружились лакуны
общей длительностью 58 с половиной минут — запись в этих местах была полностью
уничтожена, сработала «цензура» метагомов: «простым смертным» кое-какие вещи
знать пока (а может быть, и вообще) не следует.
Когда же выяснилось, что и у самого Тойво Глумова имеется «третья импульсная»
(о чем ему сказал сам Каммерер уже после Большого Откровения), началась борьба
человека с потенциальным люденом. В разговоре с Каммерером, который делает отчаянную попытку «завербовать» Глумова, пока тот еще не стал метагомом, Тойво уверяет шефа, что даже не собирается менять свою человеческую сущность: «Я человек, —
говорит он Максиму, — и я не хочу быть никем другим. Я не хочу смотреть на Вас сверху вниз. Я не хочу, чтобы уважаемые и любимые мною люди казались мне детьми...»
Но затем, после почти двухчасовой беседы с Логовенко, настроение Глумова меняется, его убежденность поколеблена. В послании Каммереру Тойво сознается: «Враг рода
человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от
шанса обрести сверхсознание и власть над Вселенной». Но ему страшно. Он абсолютно уверен: «Как только они превратят меня в людена, ничего... человеческого во мне
не останется». А это равнозначно предательству тех, кого он любит: жены, матери, товарищей. Превращение в людена, заключает Глумов, «гораздо хуже смерти, потому
что для тех, кто меня любит, я останусь живым, но неузнаваемо отвратным. Спесивым,
самодовольным, самоуверенным типом. Вдобавок еще и вечным, наверное».
Многие герои Стругацких подчеркнуто антиэлитарны: это, как мы уже видели,
и Сергей Воронин во «Граде обреченном», и Виктор Банев в «Гадких лебедях» («ненавижу всяческую элиту»), это, наконец, и сам Тойво Глумов («я — человек непрестижный, как Вам хорошо известно, и не терплю элиты ни в каком обличье»). Но когда
речь зашла об обретении власти над Вселенной, дрогнул даже стойкий Тойво. И стал
433-м люденом, обитающим и играющим на Земле и в Космосе. Да, людены способны быть людьми (как и Демиург в «Отягощенных злом»), но человеческий облик, или
«уровень», для них «крайне утомителен»...
В виде компенсации или бонуса, что ли, Логовенко поведал Глумову, а тот передал Каммереру, что главная задача люденов в отношении своей «колыбели» — человечества — «стоять на страже», поскольку период стационарного развития цивилизации заканчивается и близится эпоха биосоциальных и психосоциальных потрясений
(еще бы!) — этакое «малое откровение»... Значит, Тойво забыл о своей «человеческой позиции», о своих сомнениях относительно «сверхдобра», высказанных в споре
с Асей! Да он и Асю-то забыл... Теперь людены — хранители, носители «чуда», тайны и... Может быть, у земного человечества все же хватит сил устоять перед магией «триады»
Великого инквизитора?
Итак, Тойво Глумов отрекся от всего «земного» и стал метагомом, сверхчеловеком.
«Что делает отрекающийся?» — спрашивает Ницше в «Веселой науке» (фраг. 27). И отвечает: «Он стремится к более высокому миру, он хочет улететь дальше и выше, чем
все положительные люди, — он отбрасывает прочь многое, что отягчило бы его полет,
и, между прочим, многое, что ему дорого и мило: он жертвует этим своему стремлению ввысь». Почти о том же пишет с горечью Геннадию Комову его 98-летний школьный друг Атос: «Они уходят, мой Капитан. Они уходят несчастные и оставляя за собой
несчастных. Человечность. Это серьезно. [...] И теперь, мой Капитан, когда они ушли
и не вернутся больше, мы все теперь вздохнули с облегчением. Или с сожалением?
Я не знаю. А ты?»
А что бы сделали мы, если бы все это было с нами и взаправду?

@темы: «Волны гасят ветер», «Град обреченный», Критика, «Гадкие лебеди», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

Все забываю написать

[silent-gluk]

Как вы, возможно, заметили, уже некоторое время, сообщая о выходе очередного тома Полного собрания сочинений Стругацких, приходится уточнять, что форматы - только pdf и rtf, остальные "будут когда-нибудь".

Так вот, "когда-нибудь" наступило. В магазине электронных книг от "Млечного Пути" появились дополнительные форматы 19 тома - fb2, epub, mobi.

Если вы уже купили этот том, то зайдите в магазин litgraf.com/eshop.html?shop=10, авторизуйтесь и найдите сверху в меню "Куплено" - вот там можно скачать любой формат. Если не купили - ну, теперь на редкость подходящее время купить (стоимость - 400 рублей, местонахождение - а вот по ссылке выше, а там видно).

Напоминаю, что том посвящен 1973 году, включает в себя роман "Град обреченный" (а также рассмотрение рукописей и вариантов его), и традиционные "письма-дневники-записные-книжки", равно как и вспомогательные материалы (комментарии, указатели, библиографию).

@темы: Публицистика, «Град обреченный», Дневники, Записные книжки, Письма, Собрание сочинений, Письма и дневники, Полное собрание сочинений, Ссылки

---

Вместо воскресенья

[silent-gluk]

Сегодня с нами представитель еще одной серии. Поскольку в ней вышло уже несколько томов Стругацких, можно, наверное, это все считать собранием сочинений в рамках серии.



Это суперобложка.





Обложка.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 3, кусочек предисловия.




Страница 5.




Страница 7.




Страницы 8-9.




Страницы 58-59.




Страницы 60-61.




Страницы 126-127.




Страницы 128-129.




Страницы 174-175.




Страницы 280-281.




Страница 325.




Страница 327.




Страницы 328-329.




Страницы 330-331.




Страницы 336-337.




Страницы 342-343.




Страницы 344-345.




Страницы 348-349.




Страницы 352-353.




Страницы 366-367.




Страницы 372-373.




Страницы 376-377.




Страницы 382-383.




Страницы 386-387.




Страницы 388-389.




Страницы 404-405.




Страницы 408-409.




Страницы 414-415.




Страницы 416-417.




Страницы 420-421.




Страницы 436-437.




Страницы 444-445.




Страницы 448-449.




Страницы 452-453.




Страницы 456-457.




Страницы 458-459.




Страницы 464-465.




Страницы 474-475.




Страницы 480-481.




Страницы 490-491.




Страницы 498-499.




Страницы 504-505.




Страницы 506-507.




Страница 513.




Страница 515.




Страницы 516-517.




Страницы 520-521.




Страницы 526-527.




Страницы 536-537.




Страницы 542-543.




Страницы 588-589.




Страницы 590-591.




Страницы 616-617.




Страницы 618-619.




Страницы 622-623.




Страницы 624-625.




Страницы 628-629.




Страницы 632-633.




Страницы 634-635.




Страницы 636-637.




Страницы 650-651.




Страницы 656-657.




Страницы 664-665.




Страницы 666-667.




Страницы 668-669.




Содержание.




Выходные данные.


Итак, с нами:
Стругацкий А. Обитаемый остров; Жук в муравейнике; Волны гасят ветер / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Предисловие А.Б.Стругацкого; Дизайн обложки и серийное оформление Ю.Межовой. - М.: Изд-во АСТ, 2018. - 672 с. - (Звезды советской фантастики). - ISBN 978-5-17-107324-4. - 3.000 экз. - Подп. в печ. 2018.01.25. - Заказ 1424/18.

Содерж.:
"Дорогому моему уже взрослому сыну..." / Стругацкий А.Б. С.3-4.
Обитаемый остров / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.5-324
Жук в муравейнике / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.325-512.
Волны гасят ветер / Стругацкий А., Стругацкий Б. С.513-669.

@темы: «Волны гасят ветер», Картинки, «Жук в муравейнике», Критика, Библиофильское, «Обитаемый остров», Библиография, Книги

---

На всякий случай-2

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 2. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

[... - см. вчерашний пост]

* * *
Говоря о сугубом эстетизме «аристократического радикализма» Ницше, Томас Манн
в своей известной статье «Философия Ницше в свете нашего опыта» (1947) указывал, что знаменитый философ всю свою сознательную жизнь проклинал пресловутого «теоретического человека», хотя сам являлся чистейшим образцом этого самого теоретического человека. «Его мышление, — писал Т. Манн, — есть мышление гения; предельно апрагматичное, чуждое какому бы то ни было представлению об ответственности за внушаемые людям идеи, глубоко аполитичное, оно в действительности не стоит ни в каком отношении к жизни...» Ведь Ницше, продолжал Манн, «ни разу даже не дал себе труда подумать над тем, что получилось бы, если бы его проповеди были претворены в жизнь и стали политической реальностью!» Поэтому, подводил итог немецкий писатель, «Ницше, в сущности чуждый политике, не может нести моральной ответственности за фашизм...»

Еще раньше Андрей Белый иронизировал: «Приводить Ницше к идеологии столь же
благодарное занятие, как отыскивать смысл великой идеологии Канта в заржавленном
пере, которым были написаны последние страницы его „Критики“, или в нюхательном
табаке, которым мог пользоваться старик» («Символизм и философия культуры»).
И сам Ницше признавал: «Легко говорить о всякого рода аморальных поступках,
но найдутся ли силы вынести их? Например, я не смог бы перенести, если бы я нарушил слово и убил: не знаю, как долго бы я мучился, но в конце концов умер бы от
этого. Такова была бы моя участь».
Обратимся теперь к Стругацким: возьмем уже упоминавшуюся выше книгу «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» — последнюю, написанную братьями вместе.
Половина этого романа — рукопись «ОЗ» — представляет собой Третье литературное
пришествие Христа (после Евангелий и «Легенды о Великом инквизиторе»). Новопришелец не имеет ничего общего с первыми двумя (поэтому люди его не узнают и пугаются) и называется то Кузнецом, то Гончаром, то Птахом, то Ильмариненом и т. п., но
преимущественно — Демиургом. Он всемогущ, но всемогущ ограниченно: все, что создается им доброго, отягощено злом (точнее сказать, сопровождается злом — как правое
левым, северный магнитный полюс — южным, аверс — реверсом и т. д.). Ему трудно,
ибо он пребывает сразу во всех восьмидесяти с лишним измерениях нашего пространства, во всех четырнадцати параллельных мирах и во всех девяти извергателях судеб.
Причем в этих иных реальностях здравствуют и действуют некоторые уже отжившие
свой век в нашем мире персонажи (например, художник А. Шикльгрубер); а иные даже
прорываются в нашу реальность (как один молодой человек — тощий, жалкий, услужливый, исполнительный... и проклинаемый как предатель вот уже две тысячи лет).
Цель появления Демиурга в перестроечном Советском Союзе не совсем ясна со стороны: не то подготовка Страшного суда, не то избавление мира от зла... Майору КГБ
Михаилу Смирнову во время импровизированного «допроса» Демиург показал, что
ищет Человека с большой буквы. Но об этом позже.
Демиург экспериментирует, в чем ему содействуют не только достойный своего шефа Агасфер Лукич Прудков — в миру агент госстраха, но и вполне «посюсторонний»
помощник — кандидат (без пяти минут доктор) физико-математических наук, астроном Сергей Корнеевич Манохин, автор рукописи «ОЗ». Кроме этих двоих, в квартире
еще не заселенного дома, превращенной в «коммуналку», обитают и другие участники эксперимента, подобранные Демиургом по собственному произволу, — люди, мягко говоря, разные (в том числе и «перлы мироздания»), но имеющие свои мечты и пла -
ны улучшения нашего мира. Они принимают посетителей, пишут меморандумы, докладные, наставления, рекомендации, замечания и представления. Плюрализм — полнейший. Зачем Демиургу понадобился этот бюрократический теремок? Дело в том,
что время, в котором живет астроном С. К. Манохин, — это еще «эпоха могущественных организаций», а Демиург, по его словам, «по старинке» все возится «с отдельными фигурами».
Среди них есть и Матвей Матвеевич Гершкович (он же — Мордехай Мордехаевич
Гершензон), ходатай за обиженных. «Он теоретик, — сообщает автор рукописи „ОЗ“. —
Он великий моралист-теоретик. В теории он беспощаден, жесток, непреклонен и мстителен безгранично. [...] Казалось бы, дай ему волю, и полмира насилья ляжет в дымящихся развалинах. Но не хватает целеустремленности... Мешает природная незлобивость,
а также врожденная убежденность, что два взрослых человека всегда могут договориться между собой. Поэтому перехода от теории к практике не происходит у Матвея Матвеевича никогда. Если бы Матвею Матвеевичу хоть раз в жизни привелось бы воплотить
в реальность хоть один из своих страшных лозунгов, я думаю, он перепугался бы до
икоты, а может быть, и совсем бы умер от огорчения, что так нехорошо получилось».
Почти как Ницше! А его критическое отношение к христианству? Матвей Матвеевич
убежден: «Христианство исказило естественное течение человеческих отношений. Учение Христа о том, что надлежит любить врага своего и подставлять ему все новую и новую щеку, это учение поставило человечество на грань катастрофы». Да это — почти
цитата из «Антихристианина»! И все же... Персонаж Стругацких — «моралист-теоретик», но его морализаторство в самом жестком своем виде не выходит за рамки талиона («око за око, зуб за зуб»), а фантазии насчет дымящихся развалин касаются все же
мира насилья. У Ницше — иное.
Вряд ли можно сомневаться в том, что лично сам философ и не пережил бы гипотетическое убийство им другого человека. Но, как указывал С. Л. Франк, в «формуле»
Ницше «человек есть нечто, что должно быть преодолено» содержится понимание того, что «истинно в человеке его высшее, «сверхчеловеческое» ... существо и что в этом
смысле природно-человеческое начало действительно должно быть преодолено и просветлено». И вот эта «правильная по существу тенденция напомнить человеку об его
высшем, аристократическом, „сверхчеловеческом“ происхождении и назначении, —
продолжал Франк, — противоестественно оборачивается прославлением сверхчеловека как животного высшей породы или расы, причем мерилом высоты породы оказывается момент власти, жестокости, высокомерного аморализма; воплощением сверхчеловека становится не то ренессансный злодей Цезарь Борджиа, не то древний германец —
„белокурая бестия“. Так в мире идей совершается роковое, страшное событие: пре -
одоление профанного гуманизма оказывается провозглашением бестиализма» («С нами
Бог. Три размышления», 1941).
И когда читаешь панегирик во славу «сверхчеловека», который «после всех своих варварских подвигов гордо и с легкой совестью, точно после студенческой проделки, возвращается домой, даже не вспоминая, как он резал, жег, пытал, насиловал»,
и сознаешь, что писал это не начальник «эйнзатцгруппы D» Отто Олендорф, а Фридрих
Ницше, становится не по себе... Нельзя относиться к произведениям Ницше чрезмерно «облегченно»: либо как к изощренной софистике, либо как к афоризмам на манер
Козьмы Пруткова. Думается, нет ничего удивительного в «антиницшеанском повороте», начавшемся, как отмечает М. Булл, в 90-е годы ХХ века, когда в сборнике «Почему мы не ницшеанцы», вышедшем во Франции под редакцией Люка Ферри и Алена
Ренана, было выдвинуто требование: «Мы должны перестать интерпретировать Ницше и начать ловить его на слове».
Нечасто персонажи Стругацких вспоминают Ницше. Причем цитирует и высоко
его оценивает, как мы уже видели, Г. А. Носов, светило и гордость педагогики XXI века
(из другой, «параллельной» части романа — дневника Игоря Мытарина, его ученика: вполне откровенная аллюзия на булгаковского Иешуа Га-Ноцри и мытаря Левия
Матвея при нем), а вот неважного мнения о немецком мыслителе и других «социальных дарвинистах» — адепт «философии неооптимизма» доктор Опир («Хищные вещи
века»). Этот «прогрессивный философ» за обедом в ресторане делится своими взглядами с бывшим космонавтом Иваном Жилиным: «Я оглядываюсь назад и с горечью
вижу, как слепы они были — потрясатели душ и властители умов недалекого прошлого. Сознание их было омрачено беспрерывным ужасом... И Ницше... Может быть, он
годился для голодных рабов фараоновых времен со своей зловещей проповедью расы
господ, со своими сверхчеловеками по ту сторону добра и зла... Кому сейчас нужно
быть по ту сторону? Неплохо и по эту, как вы полагаете?» Как-то топорно... В тонком
понимании Ницше сытый «неооптимизм» доктора Опира не заподозришь.
Так какого же Человека ищет Демиург в провинциальном Ташлинске, и зачем он
ему? После визита одного из «докладчиков» со своими предложениями «Демиург произнес не оборачиваясь:
— Все они хирурги или костоправы. Нет из них ни одного терапевта».
Итак, человеческая цивилизация зашла в тупик. Значит, она развивалась по неправильному пути. Европейская культура «больна». Это остро чувствовал и об этом
писал Ницше. М. О. Гершензону, к примеру, он был «не по душе»: «Ницше силен только в криках боли да в описаниях культурной болезни, изнуряющей человечество, —
делился он мыслями с Вяч. Ивановым. — Он, сам больной, нашел возможность поставить прогноз болезни культуры, и на основании этого прогноза — законодательствовать
грядущему» («Переписка из двух углов», 1920). В одном из своих эссе А. Кестлер выдвинул гипотезу, согласно которой в какой-то момент биологической эволюции «чтото пошло не так», в процесс вкралась «инженерная ошибка», приведшая к тому, что
последующая история человечества стала «параноидальной»; досадная ошибка влечет
человека к саморазрушению. Важнейший симптом болезни человека — разрыв между
его разумом и эмоциями (В. В. Дудкин. «Достоевский—Ницше (Проблема человека)»,
1994). Не в этом ли причина того, что Странники около сорока тысяч лет назад соорудили на одной планете в системе ЕН 9173 «саркофаг-инкубатор», в который были помещены тринадцать оплодотворенных яйцеклеток вида хомо сапиенс, пребывавших
в латентном состоянии («Жук в муравейнике»)? Надо полагать, Странники заметили
или предвидели «инженерную ошибку» и планировали использовать «подкидышей»
для ее исправления в далеком будущем. Они не подумали, что этой же проблемой,
уже «на месте», будет заниматься сам Демиург; а может, просто забыли... Однако мы
отвлеклись.
Ницше не только объявил, что человек — это «болезнь земли»; он «отыскал» и неустанно обличал главного виновника болезни: «Нет ничего менее здорового во всей
нашей нездоровой современности, чем христианское сострадание. Тут-то послужить
врачом, неуступчивым, со скальпелем в руках, — наша обязанность, наш способ любить
людей...» («Антихристианин», фраг. 7).
У Стругацких совсем не так: Демиургу нужен именно терапевт, а вовсе не хирург
«со скальпелем в руках». И сострадание. «Братья мои, — подумал Румата. — Я ваш, мы
плоть от плоти вашей! С огромной силой он вдруг почувствовал, что никакой он не
бог, ограждающий в ладонях светлячков разума, а брат, помогающий брату, сын, спасающий отца». Правда, в конце концов Румата взялся даже не за скальпель, а за меч —
но опять же из сострадания к братьям, мордуемым «костоправами» дона Рэбы.
Демиург увидел Человека с большой буквы и «терапевта» в Георгии Анатольевиче
Носове, руководителе Ташлинского педагогического лицея. Но дело в том, что Носов
живет уже в 2033 году, а Демиург со своими присными находится где-то году в 1989-м.
И у Г. А. Носова к тому же своих проблем несть числа: он — выдающийся, заслуженный, известный на всю страну педагог, готовящий в своем лицее учительскую элиту,
народный депутат — вступил в конфликт с обществом. Странное это общество: какой-то перезрелый социализм, где есть демократия и правящая компартия, «неформальные» молодежные объединения и комсомол, советская власть и наркомафия. Ему бы пора уже превратиться в долгожданный коммунизм, но для этого чего-то не хватает — наверное, как обычно, «сознательности» граждан. Перестройка затянулась, а до
XXII века с его Полуднем — еще далеко. И вот это общество оказалось некоторым образом подчинено ницшеанской «социологии»...
Изложив народу свое «учение о сверхчеловеке», Заратустра предупредил аудиторию и о том, что приближается время «последнего человека» — нежелательной, но
возможной альтернативы сверхчеловеку. Последние люди убеждены, что они нашли
свое счастье. В чем же оно? Все равны, нет «ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно». Некому и управлять: «Нет пастуха, одно лишь стадо!» И тут Заратустру «прервали крик и радость толпы. „Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, — так восклицали они, — сделай нас похожими на этих последних людей! Тогда
не нужен нам твой сверхчеловек!“»
В «Воле к власти» отмечается, что «стадо» противится возникновению как исключительно сильных, так и исключительно слабых: «Инстинкт стада видит в середине
и сред нем нечто высшее и наиболее ценное... ощущает исключение, стоящее как над
ним, так и под ним, как нечто враждебное и вредное». «Стадо», таким образом, старается защитить себя и от тех, кто сверху, и от «вырождающихся (преступников и т. д.)».
...Вот почему «общественность» Ташлинска резко негативно и даже агрессивно
настроилась как против Г. А. Носова и его лицея («дворянского гнезда»), так и — особенно! — против так называемой Флоры — сообщества совершенно свободных, беззаботных и безработных, безалаберных молодых людей, обитающих где-то за городом
и ведущих какой-то растительный образ жизни. Носов в городской газете пытается
как-то объяснить феномен этих новых «хиппи» и успокоить общественность: «Фло -
ра — разновидность преступного мира? Вздор. Ничего общего, — убеждает он в своей
статье. — Преступный мир паразитирует на нашей цивилизации, а Флора образует...
свою собственную. Преступники вообще ближе к нам, чем Флора, — и по системе материальных ценностей, и по иерархии внешнего престижа. Дух цивилизации Флоры
совершенно иной. Наши ценности для них — ноль. Их ценности для нас — за пределами нашего понимания, как кошачий язык». (Вот и пример радикальной «переоценки всех ценностей».) «Флора — это боль наша, наше страдание, — заклинает сограждан
Г. А. Носов. — Может быть, это болезнь. Может быть, это гноящаяся рана. Но тогда
нужен врач, профессионал, носитель знания и милосердия». И здесь нужен врач! А что
же сам Георгий Анатольевич?! Дело осложнено тем, что «нуси» — предводитель «фловеров», их гуру — не кто иной, как сын Г. А. Носова. А врачи, как правило, избегают
пользовать родственников. «Часто уже сын оказывается предателем своего отца: этот
последний понимает себя самого лучше, с тех пор как у него есть сын» («Веселая наука», фраг. 9). Может быть, эта мысль Ницше «работает» в случае Носова и «нуси»?
Развязка двух историй, сведенных Стругацкими в одном романе, покрыта тайной,
и нам приходится самим строить домыслы. Куда же девался Г. А. Носов? [1] Был убит
толпой «флорофобов» и ненавистников «дворянского гнезда». Судя по тому, что Игорь
Мытарин — автор дневника, который должен был лечь в основу его отчет-экзамена
по теме «Учитель двадцать первого века», — в «Необходимых пояснениях» в самом
начале романа дважды упоминает о «том страшном лете», для него самого и для других учеников Г. А. Носова конец истории 21 июля 2033 года был именно таким, трагическим. И хотя в «Необходимом заключении» тот же Игорь Мытарин рассказывает
о появлении у костра утром 21 июля «чудаковатого и неуместного типа» (первая встреча «агента госстраха» с Носовым состоялась 17 июля, в лицее), Агасфер Лукич для не -
го, по вполне «естественным» причинам, остался личностью совершенно неустановленной: толстеньким, лысоватым, «в дурацком костюмчике с дурацким разбухшим портфелем под мышкой». Мытарин пишет в дневнике: «Они поговорили о чем-то. Коротко и невнятно». Запомнились Игорю лишь последние слова Носова: «Да перестаньте вы,
в самом деле. Ну какой я вам терапевт? Я самый обыкновенный пациент...»
И в этом пункте происходит соединение двух сюжетных линий романа. Теперь уже
в рукописи «ОЗ» (29) С. К. Манохин подхватывает тему: «А совсем уже к вечеру объявился Агасфер Лукич, и не один.
— Эссе хомо! — провозгласил он, обнимая гостя за плечи и легонько подталкивая
его ко мне. [...]
— Прошу любить и жаловать, — произнес Агасфер Лукич весело. — Георгий Ана...»
На этом рукопись «ОЗ» обрывается, и возникают вопросы, самый естественный из
которых: как эта рукопись, которую Г. А. Носов передал И. Мытарину для облегчения
его работы над отчет-экзаменом, оказалась у самого Носова? На этот вопрос нет вразумительного ответа, а предложенное самим Георгием Анатольевичем объяснение
(рукопись была найдена при сносе старого здания гостиницы-общежития) нельзя
считать убедительным и даже серьезным, если заранее исключить «петлю времени»
и прочую заумь.
Сама собою напрашивается версия [2]: Г. А. Носов избежал расправы; он был перенесен Агасфером Лукичом в распоряжение Демиурга «в прошлое» и, возможно, изменил свою природу. Зачем в научной фантастике перемещаются из будущего в прошлое? Чтобы «скорректировать» настоящее! Ведь говорится же в «Необходимых пояснениях», что имя Г. А. Носова «словно бы взорвалось вдруг, сделавшись в одночасье
едва ли не первым в списке носителей идей нашего века». Это значит, что Г. А. Носов оказался не забыт и что хотя его самого в это время (70-е годы XXI века) уже нет,
есть его «имя» (при этом за «сорок лет» Учитель мог бы просто умереть и естественной
смертью). Его повзрослевшие ученики с изумлением обнаруживают, что идеи их учителя спустя десятилетия оказались востребованными, они стали ведущими в педагогике и претворены в жизнь. Но самого Учителя в их настоящем давно уж нет, поскольку он был «унесен» в прошлое (то есть для них все равно что умер) и остался там как
«генератор» этих идей.
А вот учитель Тенин будет применять педагогические методы Г. А. Носова в своей работе с обитателями 18-й комнаты Аньюдинской школы уже во второй декаде
XXII века («Возвращение. Злоумышленники»). И если бы Г. А. Носов не оказался в распоряжении Демиурга, не перенесся бы из мутноватого 2033 года в смутный 1989-й,
не было бы «Полудня», не было бы и того XXII века, к которому мы так привыкли!
Кстати, «Эссе хомо!» Агасфера Лукича напоминает нам «Ecce homo» Фридриха Ницше
и подталкивает к проведению некоторых неоднозначных аналогий... 20 июля 2033 го -
да визит первого секретаря Ташлинского горкома партии к Г. А. Носову закончился
безрезультатно: хотя встреча в лицее прошла вполне корректно, Первый отказался поддержать Носова, сославшись на волю всего города, позицию первичных парторганизаций, комсомола и другие веские причины. И когда Первый и его референт покидали лицей, провожавший их Мытарин не выдержал: он назвал визитеров предате -
лями, наговорил им дерзостей. Когда же кто-то из «предателей» с искренним удивлением спросил Игоря: «Так ты что же — веришь во все эти его фантазии?», последовал
честный ответ студента: «К сожалению, нет. Умишка у меня не хватает в это поверить. Но я одно знаю: пусть это фантазии, пусть это он даже ошибается, но его ошибка в сто раз грандиознее и выше, чем все ваши правильные решения. И в сто раз нужнее всем нам...»
Между прочим, в рукописи «ОЗ» С. К. Манохин допустил одну хронологическую
неточность. Рассказывая о своих приятельских отношениях с водителем Гриней Быкиным, он утверждает, что сложились они с начала 60-х годов, «когда я был начальником,
а он шофером экспедиции, занимавшейся в Туркестане поисками места для установки Большого Телескопа». Из других записей известно, что С. Манохин родился в 40-е годы,
и можно даже довольно точно установить, когда это произошло. Описывая свое рабочее
место в Приемной Демиурга, он сообщает, что нашел в шкафу «табель ученика пятого
„А“ класса 328-й школы Манохина Сергея с оценками за первую четверть 1958 года».
Если это не его тезка и однофамилец, что вряд ли, то С. К. Манохин родился в 1947 году, поэтому в начале 60-х годов быть начальником экспедиции он никак не мог ввиду
своего несовершеннолетия; скорее всего, было это уже в начале 70-х. Эта мелкая ошибка, описка несущественна и, разумеется, не может служить поводом для сомнений
в достоверности рукописи «ОЗ» в целом.

Окончание следует

@темы: «Волны гасят ветер», «Град обреченный», «Жук в муравейнике», Критика, Злоумышленники, «Гадкие лебеди», «Полдень, XXII век», Возвращение (Полдень XXII век), «Хищные вещи века», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

На всякий случай

[silent-gluk]

Поскольку ссылки в Интернете дело такое, сегодня они действуют, а завтра - нет, перепощу-ка я эссе М.Сидорова сюда.

Итак, часть 1. Отсюда: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf

Сидоров М. Судьба сверхчеловека: К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких // Нева (СПб.) - 2019. - № 6. - С. 187-207.

Михаил СИДОРОВ

[Михаил Михайлович Сидоров родился в 1949 году, кандидат исторических наук, доцент. Живет в Беэр-Шеве. Имеет более 120 публикаций — историко-публицистических статей по проблемам антисемитизма, советско-израильских отношений и др. в газетах и журналах России, Израиля, США и Германии («Нева», «Независимая газета», «22», «Слово» и др.). В 2015 году издал
книгу «Антисемитизм истоков». В 2016 году номинировался на Бунинскую премию.]


СУДЬБА СВЕРХЧЕЛОВЕКА (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких 1[ А. Н. Стругацкий родился 28 августа 1925 года, Б. Н. Стругацкий — 15 апреля 1933 года. Борис Стругацкий: «Много лет назад мы развлекались, вычисляя „день рождения братьев Стругацких“, то есть дату, равноудаленную от 28 августа 1925 года и 15 апреля 1933 года... День рождения АБС есть, оказывается, 21 июня 1929 года — день летнего солнцестояния» (Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному. СПб.: Амфора, 2003. С. 5). Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года])

...Г. А. сказал: «Ницше. Это был большой поэт. Однако ему весьма не повезло с поклонниками.
Братья Стругацкие. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя

Сказав это, Георгий Анатольевич Носов будет во многом прав. Еще
во время Первой мировой войны Н. А.Бердяев в своей статье «Ницше и современная
Германия» (февраль 1915) отмечал, что «судьба Ницше после смерти еще более трагична и несчастна, чем при жизни». Из него уже тогда пытались сделать «отца» германского завоевательного милитаризма, для чего, казалось бы, имелись веские основания: «Ницше, — писал Бердяев, — проповедовал волю к власти, учил о сверхчеловеке, который должен стоять по ту сторону добра и зла и быть жестоким. Ницше восхвалял дух войны». Разве этого мало?! На это сам же Бердяев и отвечал: «На поверхности истории кажется, что великий человек, творческая индивидуальность порождает какое-нибудь массовое историческое явление. Но в глубине жизни, в подлинной действительности ничего подобного нет. Св. Франциск не творил францисканства, Лютер — лютеранства, Толстой — толстовства, Ницше — ницшеанства. И то, что на поверхности истории называют христианством, то никогда не творилось Иисусом Христом».

В целом можно было бы принять подобную «линию защиты» такого бесспорно выдающегося мыслителя, каким был Фридрих Ницше, если бы через три с половиной
года, уже после Октябрьской революции, тот же Н. А. Бердяев не написал бы об упомянутом им ранее Л. Н. Толстом следующее: «Поистине Толстой имеет не меньшее
значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской. Правда, насилие и кровопролития ужаснули бы Толстого... Но ведь и Руссо ужаснули бы деяния Робеспьера и революционный террор. Но Руссо так же несет ответственность за революцию французскую, как Толстой за революцию русскую. Я даже думаю, что учение Толстого было более разрушительным, чем учение Руссо. [...] Преодоление толстовства есть духовное оздоровление России...» (статья «Духи русской революции» в сборнике «Из глубины», 1918. Кстати, в этой же статье Бердяев замечает, что «мораль Ницше бесконечно выше, духовнее морали Толстого»). Как же быть с глубиной жизни и подлинной действительностью в этом случае?
Да и трагизм посмертной судьбы Ницше был усугублен позднее его нацистскими
«поклонниками», чья «историческая практика» дала в руки критиков немецкого мыслителя «молот» потяжелее того, о котором говорил он сам, а до него — Мартин Лютер. И выходило, что Фридрих Ницше — «крайне реакционный немецкий философидеалист, откровенный апологет буржуазной эксплуатации и агрессии, прямой предшественник фашистских „идеологов“» («Краткий философский словарь». М., 1951).
И уж если «ответственных» за революции в своих странах Руссо и Толстого, как писал Бердяев, ужаснули бы террор, насилие и кровопролития, то что говорить о Ницше! Он бы, наверное, вторично лишился разума, если бы узнал о том, что наделали в Европе его соотечественники, большинство из которых были людьми, которых он как радикальный аристократ глубоко и искренне презирал и которым взбрело в головы, затуманенные баварским пивом, что это именно они — те самые «свехчеловеки», которых воспевал ницшевский Заратустра.
«Сразу же признаем, что для нас всегда останется немыслимым отождествление Ницше и Розенберга. Мы должны быть адвокатами Ницше», — эти слова Альбера Камю,
пожалуй, отражают наиболее трезвый подход к вопросу о «вине» немецкого философа
в нацистской бесовщине. Разве германский национал-социализм не вырос бы без Ницше, резко выступавшего против антисемитизма, власти государства и немецкого национализма? Автором «расовой теории» был вовсе не Ницше, и «Протоколы сионских
мудрецов» были опубликованы уже после его смерти; философ не имел никакого отношения ни к немецким антисемитским партиям, появившимся в 70-е годы XIX века,
ни к индустриальному подъему Германии, стимулировавшему агрессивность прусского милитаризма... Но «оправдательный приговор» не означает решения проблемы ответственности мыслителя за результаты его умственного труда. А. Камю видел ответственность Ницше «в том, что, по высшим соображениям метода, он в расцвете своего
дарования узаконил, пусть даже на мгновение, то право на бесчестье, о котором уже
говорил Достоевский: можно быть уверенным в том, что если предоставить это право людям, они ринутся его осуществлять» («Бунтующий человек»). Понимал ли Ницше потенциальную опасность своей философии? Вторая часть «Заратустры» открывается фрагментом «Ребенок с зеркалом», который можно охарактеризовать как предчувствие: «Посмотрев в зеркало, я вскрикнул, и сердце мое содрогнулось: ибо не себя
увидел я в нем, а рожу дьявола и язвительную усмешку его.
Поистине, слишком хорошо понимаю я значение снов и предостережение их: мое
учение в опасности, сорная трава хочет называться пшеницею!
Мои враги стали сильны и исказили образ моего учения, так что мои возлюбленные
должны стыдиться даров, что дал я им».
Профессор К. А. Свасьян, современный переводчик и комментатор Ф. Ницше, говоря о противоречивости его философии, характеризует ее как «самую неприкрытую,
самую бесцеремонную и вызывающую противоречивость, какую только знала исто -
рия европейской духовности». Причем противоречивость эта усугублялась еще и «маскарадом». Вот пример из «По ту сторону добра и зла»: «Все глубокое любит маску...
Бывают события такого нежного свойства, что их полезно засыпать грубостью и делать неузнаваемыми; бывают деяния любви и непомерного великодушия, после которых
ничего не может быть лучше, как взять палку и отколотить очевидца: это омрачит его
память» (фрагмент 40). Была охота у нацистских «поклонников» Ницше, сделавших
его учение своим «знаменем», вникать в глубины мысли философа, разбираться в тонкостях чувств поэта! А «взять палку и отколотить» легче было и безо всяких деяний
любви и великодушия. Потом палку заменил автомат...
Нельзя не сказать несколько слов о влиянии Ницше на русскую мысль. При этом
уместно начать с того факта, что самого Ницше во многом буквально предугадал
Ф. М. Достоевский. К. А. Свасьян по этому поводу высказался так: «Тема „Достоевский
и Ницше“ еще с работ Мережковского и Шестова прочно вошла в тематический план
ницшеведения; отмечены поразительные (до буквального совпадения) параллели у обоих писателей. Впечатление нередко таково, что в последних произведениях Ницше философствуют разные герои Достоевского, от Раскольникова до Ставрогина...» В самом
же Ницше некоторые авторы находят черты Ивана Карамазова. Все это, конечно, не
означает, что немецкий философ был эпигоном; он открыто признавал гений русского
писателя, считая его непревзойденным психологом, у которого ему было чему поучиться. Оригинальность же идей самого Ницше не вызывает сомнений. Так, предложенное
им в его раннем произведении «Рождение трагедии из духа музыки» противопоставление «дионисийского» и «аполлоновского» начал в искусстве широко обсуждалось
в России в начале ХХ века и заняло свое место в культурологии; ему же принадлежит
и первая разработанная психология мифических представлений (см.: Курт Хюбнер,
«Истина мифа», 1996). Увлечение ницшеанством захватило многих русских символистов, в том числе Вяч. Иванова и Андрея Белого, писателей Л. Андреева, М. Горького,
Д. Мережковского и других. В то же время с осторожностью, а иногда и негативно относились к Ницше философы С. Л. Франк и М. О. Гершензон, Лев Толстой. Владимир
Соловьев в целом отрицательно отзывался об учении «сверхфилолога», но наряду
с критикой заблуждений Ницше он также отметил и замечательные особенности его
учения: «Различие между истиною и заблуждением, — отмечал Соловьев, — не имеет
здесь для себя даже двух отдельных слов. Одно и то же слово совмещает в себе и ложь,
и правду этой удивительной доктрины».
Н. Ф. Федоров давал двойственную оценку ницшевской идее сверхчеловека: «Сверхчеловечество может быть и величайшим пороком, и величайшей добродетелью. Оно
безусловный порок сатанинского происхождения, когда состоит в превозношении одного или нескольких лиц над себе подобными...
Но сверхчеловечество есть и величайшая добродетель, когда оно состоит в исполнении естественного долга разумных существ в их совокупности, в обращении слепой, неразумной силы природы, стихийно рождающей и умертвляющей, в управляемую миром».
Ницше провозгласил себя «первым совершенным нигилистом Европы», и это была
не простая похвальба, поскольку нигилизм означает то, что «высшие ценности теряют свою ценность», а «проект» немецкого философа заключался именно в переоценке
всех ценностей. Но цель Ницше этим не ограничивалась: он хотел довести нигилизм
до предела и тем самым «остановить» его. Насколько удалась эта затея?
Обратимся снова к Н. А. Бердяеву. Уже в 1946 году в своей книге «Русская идея» он
подчеркивал: «Явление Ницше имеет огромное значение для судьбы человека. Он хо -
тел пережить божественное, когда Бога нет, Бог убит, пережить экстаз, когда мир так
низок, пережить подъем на высоту, когда мир плоский и нет вершин. Свою, в конце
концов религиозную, тему он выразил в идее сверхчеловека, в котором человек прекращает свое существование. [...] Происходит разрыв с христианской и гуманистической
моралью. Гуманизм переходит в антигуманизм».
Можно сказать, что достойные люди оценили Фридриха Ницше по достоинству,
а вот с «поклонниками» ни самому философу и поэту, ни всему человечеству действительно не повезло.
* * *
Философско-этические изыскания Ф. Ницше осуществлялилсь в эпоху, когда набирал силу биологизм — разновидность редукционизма, основанная на идее, что лишь
с помощью «философии жизни», ориентирующейся на биологию и дарвинизм, можно
прийти к подлинно научному мировоззрению.
Генрих Риккерт (1863—1936) в своей книге «Философия жизни. Изложение и критика модных течений философии нашего времени» (1920) показал, что все опирающиеся на эволюционный биологизм социально-политические направления, приветствуя
естественный отбор и приспособление особей в человеческом обществе, находятся в не -
примиримой вражде между собой. Таких направлений Риккерт выделил четыре: индивидуалистически-демократическое (либерализм), социалистически-демократическое (марксизм), социал-аристократическое и, наконец, индивидуалистически-аристократическое, которое и представлял Фридрих Ницше. Г. Риккерт продемонстрировал,
а история подтвердила, насколько взаимоисключающими могут быть жизненные иде -
алы, построенные на понятиях биологической науки.
В самом деле, читая Ницше, нельзя не заметить, как биологизм, дарвинизм «смотрит в окна» всех основных его концептов: воли к власти, вечного возвращения и тем
более — сверхчеловека. Недаром О. Шпенглер называл Ницше учеником Дарвина, хотя
и «бессознательным», а Н. Ф. Федоров писал: «Меняя своих идолов, Ницше оставался
верен Дарвину, хотя не сознавался в этом и даже считал Дарвина посредственностью».
И правда, в «Сумерках идолов» есть фрагмент под названием «Анти-Дарвин», в котором говорится: «Что касается прославленной борьбы за существование, то она, однако,
кажется скорее утверждением, нежели доказательством. Она встречается только в ви -
де исключения. [...] Общий аспект жизни сводится не к нужде, не к голоду, но, напротив, к богатству, пышному изобилию, почти что бессмысленной щедрости, — где идет
борьба, там она идет за власть... Не следует смешивать Мальтуса с природой».
Была у Ницше причина относиться к Дарвину «свысока»! Эволюция — это бесцельное и бессмысленное развитие. Прогресс же, как отмечал С. Н. Булгаков, — это эво-
люция «телеологическая, в которой причинность и постепенное раскрытие цели этой
эволюции совпадают до полного отожествления...» («Основные проблемы теории прогресса», 1902). Биологическая эволюция сама собою, даже путем «скачка», не в состоянии породить сверхчеловека; последний явится лишь как результат управляемого,
целенаправленного развития. Ницше называл сверхчеловека существом другого вида:
«Я пишу для человеческого рода, какого еще нет на свете: для „хозяев Земли“». И он,
как замечает Малкольм Булл в своей книге «Анти-Ницше» (2015), выражался не метафорически: «Он надеялся, — поясняет оксфордский профессор, — что новый вид мож -
но будет создать за счет селекционного разведения, и отмечал возможность международных племенных союзов, которые поставили бы себе задачу по выведению господствующей расы, будущих „хозяев Земли“». Налицо, таким образом, евгенический прожект, который мечтали реализовать фюреры Третьего рейха. К слову, забегая вперед,
о мечтах и мечтателях. У Стругацких в «Отягощенных злом...» Сергей Корнеев наставляет пришедших к Демиургу с проектом «О лишении человечества страха» студентов — «юнца» и «юницу»: «Конечно же, мечтать надо. Надо мечтать. Но далеко не
всем и отнюдь не каждому. Есть люди, которым мечтать прямо-таки противопоказано. В особенности — о мирах». Здесь один из героев и «авторов» романа имеет в виду как раз окончившееся весьма плачевно посещение мира своей мечты доморощенным
почитателем «святого Адольфа» Мареком Парасюхиным...
Каким же будет он, человек достаточно отдаленного будущего? Об этом задумывались и ученые, и писатели. Ницше устами своего Заратустры вещал: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым
должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором».
Ф. М. Достоевский не хотел давать внешне эффектные «научные» или визионерские
прогнозы. Тем не менее он был убежден, что человек должен «переродиться по законам природы окончательно в другую натуру.., которая не женится и не посягает». Да
и сам Ницше за пределами своего «евангелия» («Так говорил Заратустра») предсказывал биологическую трансформацию человека и говорил, что сверхчеловеку нужно
«новое тело».
Многие персонажи А. П. Чехова думали о том, какою станет будущая жизнь; в драме «Три сестры» подполковник Вершинин убежденно говорит: «Через двести, триста
лет жизнь на земле будет прекрасной, изумительной». Не все, однако, разделяют подобный оптимизм артиллериста. Барон Тузенбах высказывает иное мнение: «Не то
что через двести или триста, но и через миллион лет жизнь останется такою же, как
и была; она не меняется, остается постоянною, следуя своим собственным законам, до
которых вам нет дела или по крайней мере которых вы никогда не узнаете». Чеховские герои не спорят о том, как изменится сам человек будущего. Врач Астров в «Дяде
Ване» ограничивается лишь общей, ставшей хрестоматийной сентенцией: «В человеке
должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Зато в «Машине времени» Г. Уэллса нарисована ужасающая картина деградировавшего человечества, разделившегося на два подвида, каждый из которых по-своему страшен... В общем, люди
любят пофантазировать на такую щекочущую нервы тему, как будущее вида хомо сапиенс. Тем более что в ХХ веке наука дала для этого немало поводов. И литература
ими воспользовалась в достаточной мере.
Интересно, что и самого Ницше посещали мысли, которые мы теперь привычно
относим к фантастике. В «Веселой науке» (фраг. 374) он пишет о желании человека
«узнать, какие еще могли бы быть иные интеллекты и перспективы: например, способны ли какие-нибудь существа воспринимать время вспять или попеременно вперед
и вспять (чем было бы дано иное направление жизни и иное понятие причины и следствия)». Кто читал «Понедельник начинается в субботу», сразу же поймет, что в этом
фрагменте — зародыш идеи «контрамоции» — движения по времени в обратную
сторону, которая так блестяще развернута Стругацкими на страницах «повести-сказки для научных работников младшего возраста». «Мозговой штурм», предпринятый
молодыми сотрудниками НИИЧАВО, «объяснил» читателям не только судьбу директора института Януса Полуэктовича Невструева и его любимца попугая Фотона, но
и смысл «Тунгусского дива». Разве можно после этого придумать что-нибудь еще более
дерзкое и остроумное?! Попутно отметим: наши заметки не претендуют на раскрытие
«влияния» Ницше на братьев Стругацких, которого, возможно, и вовсе не было (ведь
если какой-то писатель употребил в своем романе слово «сверхчеловек», то это отнюдь
не значит, что он находится под влиянием Ницше). Мы лишь попытались отыскать
некоторые общие моменты, похожие темы, «параллели» в произведениях немецкого
философа и великих фантастов, которые могут быть и простым совпадением идей.
Борис Стругацкий в своих «Комментариях к пройденному» писал: «Идея человечества, нечувствительно и постепенно порождающего внутри себя Человека Нового
(хомо супер, хомо новус, хомо луденс), волновала и привлекала нас издавна, еще со
времен „Гадких лебедей“, которые изначально как раз и задумывались как встреча поручика пограничных войск Виктора Банева с первыми сверхчеловеками — мокрецами».
В написанных Стругацкими «Гадких лебедях» новый человек является в двух ипостасях: мокрецов и детей, находящихся под их влиянием. Мокрецы страдают незаразной генетической «очковой болезнью»; они живут за городом, в «лепрозории», за колючей проволокой и под вооруженной охраной, но имеют право выходить в город и общаться с детьми. Среди последних мокрецы пользуются непререкаемым авторитетом,
искренней симпатией, любовью и уважением (чем не могут похвастать их родители).
Из-за общения с мокрецами дети не по годам умны, в чем смог убедиться известный
писатель Виктор Банев во время встречи в гимназии с десяти-четырнадцатилетними
школьниками, своими вопросами и рассуждениями заведшими его в тупик.
«Пророк» Юл Голем, главный врач «лепрозория», рассказывает писателю о новых людях, которые живут уже как бы в будущем и которых считают больными: «Они
умны, — проговорил он с нежностью. — Они чертовски умны — в отличие от большинства людей. Они все как на подбор талантливы, Виктор. У них странные желания и полностью отсутствуют желания обыкновенные. [Помните: „не женится и не посягает“?]
— Обыкновенные желания — это, например, женщины...
— В каком-то смысле — да.
— Водка, зрелища?
— Безусловно.
— Страшная болезнь, — сказал Виктор. — Не хочу...»
Можно ли упрекать Банева за это? Он симпатичный, умный и честный парень
с чувством юмора, любит выпить, не пренебрегает женским обществом. Радикальная
ломка образа жизни, психологии, физиологии и проч. — не для него. (К тому же он
и не страдает «очковой болезнью»!) И все же разговор с Юлом Големом не оставил его
равнодушным, натолкнул на раздумья: «А вообще интересно было бы себе представить, как в наши дни рождается хомо супер. Хороший сюжет... куда уж мне... Это вообще невозможно. Шимпанзе не может написать о людях. Как я могу написать роман
о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных?» Шимпанзе — это как
будто прямо из «Заратустры»...
Но в повести Стругацких и в помине нет уничижительного отношения к человеку
как таковому, а вот выпады в адрес «сверхчеловеков» встречаются. Так, подруга Виктора Диана объясняет писателю, почему ей не нравится санитарный инспектор Павор
Сумман (оказавшийся агентом охранки): «Морда у него мерзкая... Белокурая бестия.
Знаю я эту породу. Настоящие мужчины. Без чести, без совести, повелители дураков».
И женское чутье не обмануло! Позднее, за выпивкой в мужской компании, Павор заговорил о «высоких материях», неся при этом «лютую банальщину», и предложил
решение всех проблем человеческой цивилизации: уничтожить девяносто процентов
населения Земли («В принципе Гитлер был прав...»).
«— Мельчите, Павор! — сказал в ответ на это Банев, которому санинспектор уже надоел. — И ведь всегда так с вами, со сверхчеловеками. Собираетесь перепахать мир,
меньше чем на три миллиарда трупов не согласны, а тем временем то беспокоитесь о чи -
нах, то от триппера лечитесь...» Разумеется, и «белокурая бестия», и «сверхчеловек»
в контексте повести — прежде всего реминисценции событий недавнего прошлого («Гитлер был прав...»). Но, к сожалению, Павор мог бы тут апеллировать и к авторитету Ницше, фундаментальный элитизм которого привел философа к выводу о том, что «большинство людей не имеет права на существование» («Воля к власти»).
В дискуссиях иного калибра поднимаются другие вопросы. Тот же Юл Голем предсказывает: «Конечно, человек овладеет вселенной, но это будет не краснощекий богатырь с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала он
изменит себя...» Изменения уже затронули мокрецов, и они коснулись не только их духовных потребностей, как думал Виктор Банев. Во время встречи с одним из самых
авторитетных мокрецов, философом и писателем Павлом Зурзмансором — бывшим мужем Дианы, Виктор узнает, что станет лауреатом литературной премии «лепрозория»,
вручать которую ему будут там же, в цитадели мокрецов...
« — Лечебный корпус, — повторил Виктор. — И кого же у вас там лечат?
— Людей, — сказал Зурзмансор со странной интонацией. Он усмехнулся, и вдруг
что-то страшное произошло с его лицом. Правый глаз опустел и съехал к подбородку,
рот стал треугольным, а левая щека вместе с ухом отделилась от черепа и повисла. Это
длилось одно мгновение».
Мокрец на секунду теряет свой человеческий облик — случайно или нарочно. Старик гаттаухокамбомон в похожей ситуации тут же схватил большой никелированный
револьвер и наставил его прямо на Льва Абалкина, у которого во время контакта с обитателями планеты Надежда при проведении операции «Мертвый мир» внезапно заработал неисправный мимикридный комбинезон, и он стал почти невидимым, так что
старик принял его за Странника. А Странники, по слухам, вообще не имеют формы —
как вода или пар («Жук в муравейнике»)...
Итак, овладение Вселенной — не дело краснощекого богатыря, это понимали и Достоевский, и Ницше, и Юл Голем. Но расстаться со столь доступным и привлекательным образом было нелегко, поэтому физические возможности обычных двадцатилетних ребят из Группы свободного поиска, живущих в XXII веке и прошедших еще в материнской утробе биоблокаду (она же — Токийская процедура, а точнее — фукамизация),
с обыденной, комиксной точки зрения кажутся нам вполне «сверхчеловеческими».
Один из них, Максим Каммерер, случайно оказавшийся на «неблагополучной» планете Саракш, проснувшись утром, мечтает: «Сейчас бы принять ионный душ... да выскочить нагишом в сад... где-нибудь под Гладбахом, на берегу серебристого Нирса, да
пробежать вокруг озера километров пятнадцать во весь опор, во всю силу, да переплыть
озеро, а потом минут двадцать походить по дну, чтобы поупражнять легкие, полазить
среди скользких подводных валунов...» Позднее, когда прогрессор поневоле М. Каммерер окажется среди «террористов» — борцов против тирании, и на него заведут «дело»,
выяснится, что он, Мак Сим, получил четыре смертельных ранения, но выжил; что он
видит в полной темноте, обладает очень чувствительным нюхом и вкусом, ориентируется по сторонам света без компаса, определяет время без часов, нечувствителен к высоким дозам радиации.
О том, что человек вида homo sapiens sapiens к середине XXII века достиг максимального технического могущества и вместе с тем предела своих физических и интеллектуальных возможностей, свидетельствует ряд «сигналов» в повестях Стругацких. Персонаж «Далекой Радуги» Камилл — существо вида «homo sapiens sapiens...», находящееся на «планете нуль-физиков», — был уже способен, по-видимому, взирать «сверху»
на тот лабиринт науки и абстрактных философских категорий, по которому обычные
люди бредут, видя только «стены». Талантливейший физик Этьен Ламондуа признается, что «рядом с Камиллом он чувствует себя глупым внуком умного деда». Через
много лет после катастрофы на Радуге Камилл, последний из «Чертовой Дюжины», оказавшийся в полном одиночестве среди людей, покончил с собой...
Другой «сигнал» — трагедия в Арканаре, феодальном государстве, куда сотрудники Института экспериментальной истории пришли с целью «спрямления» нелегкого пути средневековья, осложненного еще и фашистскими тенденциями. Антон, он же
Румата Эсторский, по сравнению с обитателями подопытной планеты — «сверхчеловек». Но руки его — связаны. Он, принимаемый за бога вечным бунтарем, главарем
мятежников Аратой, не может, не имеет права помочь тому «молниями», чтобы уничтожить невежественную «золоченую сволочь», в то время как последняя занимается не только грабежом простого народа, но и целенаправленным и безнаказанным истреблением «грамотеев»: ученых, врачей, поэтов и писателей — этого «дворянства духа».
Трудно быть богом, и Румате остается утешаться лишь пошлым: «не ведают, что творят». Так сильный и гордый человек оказывается в неестественном и немыслимом для
землянина XXII века — «коммунара»! — состоянии рессентимента (одно из ключевых
понятий ницшевской психологии). Это реактивное чувство возбуждает в человеке злобу
и мстительность, а невозможность осуществления мести лишь усиливает его. «Восстание рабов в морали начинается с того, — писал Ницше, — что ressentiment сам стано -
вится творческим и порождает ценности: ressentiment таких существ, которые не способны к действительной реакции, реакции, выразившейся бы в поступках, и которые
вознаграждают себя воображаемой местью» («К генеалогии морали»). И вот о чем мечтает Румата во время обеда у короля: «Взять Рэбу за ухо, подумал он сладостно. Притащить его в застенок. Сказать палачам: „Вот ируканский шпион, переодевшийся нашим
славным министром, король велел выпытать у него, где настоящий министр, делайте
свое дело, и горе вам, если он умрет раньше чем через неделю...“ Он даже прикрылся
рукой, чтобы никто не видел его лица. Что за страшная штука ненависть...»
«Это Эксперимент надо мной, а не над ними», — говорит измученный Румата в полузабытьи по-русски любимой девушке Кире. В конце концов гибель Киры срывает
путы, Румата обнажает мечи, но уже не для привычной, «спортивной» демонстрации
искусства владения этим оружием, а по прямому его назначению, и направляется туда,
«где сердце спрута»...
Идея о «вечном возвращении того же самого» — одна из ключевых в философии Ницше; ее он называл «самой крайней формой нигилизма». В «Веселой науке»
(фраг. 341) мысль эта подается в зловещей форме, как «Величайшая тяжесть»: «Что
если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий
демон и сказал бы тебе: „Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь
ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все
несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе,
и все в том же порядке и той же последовательности, — также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы
бытия переворачиваются все снова и снова — и ты вместе с ними, песчинка из песка!“ — Разве ты не бросился бы навзничь, скрежеща зубами и проклиная говорящего
так демона?»
Мысль о вечном возвращении пришла в голову Ницше в начале августа 1881 года
и привела его в состояние волнения и восхищения, а вместе с тем и страха. Даниэль
Галеви, биограф Ницше, писал: «Несчастный, раненный жизнью человек с невыразимым ужасом смотрел в глаза „Вечному возврату“» («Жизнь Фридриха Ницше», 1911).
Примерно в таком же духе выдержана и короткая повесть С. Ярославцева (псевдоним
публиковавшегося «в одиночку» Аркадия Стругацкого) «Подробности жизни Никиты Воронцова».
Следователь городской прокуратуры Варахасий Щ. во время «холостяцкого междусобойчика» делится со своим другом, писателем Алексеем Т., некоторыми деталями уголовного дела — «умертвия» на проспекте Грановского пятидесятичетырехлетнего мужчины, произошедшего июньским вечером 1977 года. Это было не «неосторожное убийство» в результате уличного конфликта с великовозрастными оболтусами,
как предполагалось в начале расследования, — смерть Никиты Воронцова наступила
в результате внезапной остановки сердца за несколько секунд до того, как он упал и ударился головой о тротуар. Дневник же умершего, оказавшийся в руках Варахасия Щ., поставил следователя перед тайной, которой он решил поделиться с другом-писателем, а заодно и обсудить с ним ситуацию и попытаться хоть как-то осмыслить и решить невероятную загадку.
Из рассуждений Варахасия Щ. следует, что Никита Воронцов прожил одну и ту же
жизнь (с некоторыми вариациями) неисчислимое множество раз, и выглядело это так:
«Воронцов благополучно доживает до 8 июня семьдесят седьмого года. В 23 часа 15 минут московского времени некая сила останавливает его сердце, а сознание мгновенно
переносит на сорок лет назад, в ночь на 7 января тридцать седьмого года, где оно внедряется в мозг Воронцова-подростка, причем внедряется со всем опытом, со всей информацией, накопленными за прожитые сорок лет. [...] Далее, Воронцов снова благополучно доживает до вечера 8 июня семьдесят седьмого года, и снова та же самая неведомая сила убивает его тело и переносит его сознание, обогащенное, кстати, опытом
и информацией новых сорока лет... и так далее...» Версия впечатляющая, что и говорить!
Молодая любовница Никиты Валентина, дочь женщины, которая в прошлой жизни Воронцова была его женой, в беседе со следователем рассказала: «Недели за две
до смерти он вдруг сказал мне ни с того ни с сего, ночью, я уже задремала... Громко и отчетливо сказал: „Скоро нам расставаться“, а я спросила сквозь дремоту: „Почему?“
И он ответил: „Потому что тебе дальше, а мне обратно, Нэко-тян...“» (Нэко-тян пояпонски — «кошечка»; в прошлой жизни Воронцов называл так мать «нынешней»
Валентины — Веру Самохину-Воронцову.)
Рассказанное следователем вызывает у читателя ряд вопросов:
• можно ли с уверенностью утверждать, что Никита Воронцов уникален? Может
быть, среди нас, ныне живущих, есть и другие подобные ему «путешественники по времени», только они просто не заявляют о себе, помалкивают, как помалкивал и сам Никита, пока не завел дневник, оказавшийся в конце концов у Варахасия Щ. Заподозрить их в том, что они — «скитальцы по времени», можно,
наверное, лишь заглянув им в глаза: они у них, как у Воронцова, со слов Веры
Самохиной, страшные, мудрые и тоскливые;
• раз Воронцов возвращается по времени назад и проживает очередной свой цикл
среди тех же людей — родственников, друзей, одноклассников, политических деятелей, учителей («Ай-яй-яй, Галина Родионовна!») — участников тех же самых
исторических событий, — значит, и они тоже вернулись обратно, только не обремененными памятью о прожитых прежде жизнях (хотя опять же — как знать!);
• как полагает следователь, вечером 8 июня 1977 года «некая сила останавливает»
сердце Н. Воронцова, «а сознание мгновенно переносит на сорок лет назад».
«Мгновенно» и «на сорок лет назад» здесь не следует понимать буквально, так
как неизвестно, сколько на самом деле времени — если здесь вообще имеет смысл
говорить о времени — проходит между смертью и очередным возрождением Никиты Воронцова (а значит, и всех остальных участников исторической драмы,
то есть всего нашего мира) миллиарды лет? Триллионы? С точки зрения вечности и это — сущий пустяк, миг, и такую версию можно увязать не только с ницшевской идеей вечного возвращения того же самого, но и с космологической
моделью «пульсирующей Вселенной».
Но если речь идет о «параллельных мирах», тогда — другое дело. Тогда в одном из
этих миров девятиклассник Никита Воронцов, завершивший в «нашем», недавно минувшем 2017 году очередной свой жизненный цикл, сегодня пребывает «там» в 1939 году и знает, что через два года начнется Отечественная война «и многие на ней голову
сложат».
А в последней повести Аркадия Стругацкого «Дьявол среди людей» есть жутковатая сцена с благополучным концом, также написанная как бы в подтверждение наблюдений Ницше, который заметил, что при слушании музыки человек испытывает на себе
стихийную одержимость: «Ритм есть принуждение; он вызывает неодолимую тягу к податливости, соучастию; не только ноги, но и сама душа начинает идти в такт, — предполагалось, что и душа богов!» В музыке, продолжал философ, увидели «силу разряжать
аффекты, очищать душу», смягчать ярость души. «Когда утрачивалась нормальная напряженность и гармония души, — читаем далее, — приходилось танцевать под такт
певца — таков был рецепт этого врачевания. Им Терпандр утихомирил бунт, Эмпедокл унял бесноватого, Дамон очистил любострастного юношу...» («Веселая наука»,
фраг. 84).
Коротко: два врача Ташлинской горбольницы — патологоанатом Моисей Наумович и терапевт Алексей Андреевич, смертельно рискуя, решают все-таки нанести визит Киму Волошину (не то беглецу из ада, не то адскому слуге) с целью уговорить его
уехать из города вместе с женой и дочерью и не творить больше ужасных дел, которых
он натворил уже предостаточно (не по своей, впрочем, инициативе). Своим кредо, выведенным из кошмарного личного жизненного опыта, Ким как-то поделился с бывшим
другом: «Любовь, доброта, великодушие — они жестоко наказываются, Лешка. Жесто -
ко и неизбежно».
Разговор, происходивший в доме Волошина, получился тяжелым и нервным. Алексей пошел «вразнос»; лицо Кима наливалось сине-багровой кровью, что предшествовало обычно какому-то психоэнергетическому удару, смертельно опасному для оппонента. Алексей уже чувствовал приближение гибели. И вдруг...
«И вдруг Моисей Наумович сорвался с места.
— Одну минуточку, одну минуточку! — завопил он пронзительным фальцетом. —
Ким Сергеевич! Алексей Андреевич! Ну, погорячились, и будет! [...] Давайте я вас развлеку немного.
Он сбросил свою шубенку, засунул большие пальцы костлявых рук под мышки и запел, приплясывая:
Авраам, Авраам, дедушек ты наш!
Ицок, Ицок, старушек ты наш!
Иаков, Иаков, отец ты наш!
Хаиме, Хаиме, пастушок ты наш!
Чому ж вы не просите, чому ж вы не просите,
Чому ж вы не просите пана Бога за нас?»
Ким Волошин, раскрыв рот и выпучив свой единственный глаз, «слушал и смотрел,
как пляшет старик, высоко вскидывая ноги в поношенных брючках и старомодных
суконных ботах». И Алексей ощутил, как смерть отдалилась и пропала. Атмосфера
разрядилась. «И тогда Ким загоготал... Минут пять гоготал он... Отгоготавшись, он
произнес:
— Силен. Тут ты меня сократил, Мойша, спасибо тебе. Сам догадался? Или интуиция? Ведь еще чуть-чуть...»
Ярость души Кима Волошина была смягчена, и на следующий день он с семьей покинул Ташлинск навсегда.

Продолжение следует.

@темы: «Жук в муравейнике», «Далёкая Радуга», А.Стругацкий, Критика, Понедельник начинается в субботу, Б.Стругацкий, Комментарии к пройденному, «Дьявол среди людей», Подробности жизни Никиты Воронцова, С.Ярославцев, «Гадкие лебеди», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», Отягощенные злом или Сорок лет спустя, Ссылки

---

Говорят, что...

[silent-gluk]

...в июньском номере журнала "Нева" есть эссе Михаила Сидорова «Судьба сверхчеловека» (К 175-летию со дня рождения Ф. Ницше и 90-летию братьев Стругацких).

Кому интересно - номер можно скачать (или почитать так) здесь: www.nevajournal.ru/Neva201906_20190526.pdf.

За информацию спасибо Фантлаб-юзеру slovar06 ( fantlab.ru/user64490 ).

@темы: Критика, Ссылки

---

День рождения

[silent-gluk]

Сегодня день рождения отмечает наше любимое сообщество, strugatskie.diary.ru/ .

Сами понимаете, что там происходит, но иногда там появляются и не мои посты!

Статистики для отметки на косяке я не нашла, поэтому так:

Дата регистрации: 11 июля 2008
Участники сообщества: 320
Участник сообществ: 3
Избранные дневники: 26
Постоянные читатели: 467

@темы: Фэндом, Ссылки