Стругацкие, как известно, были людьми хорошо – хотя и, по очевидным причинам, ограниченно – начитанными. (Когда-то мое внимание обратили на то, что Аркадий читал Лавкрафта еще в конце 1950-х, то есть когда о таком авторе тут вообще, кажется, никто не знал). «Улитка на склоне» (1965) – один из первых, если не первый пример прямого влияния Кафки и Фолкнера на советскую литературу. (Кафка – и напрямую, и через «Рукопись, найденную в ванне» Лема.)
Два примера того, как в круг чтения входят совсем новые явления, для которых или нет названий, или они еще неизвестны.
Exhibit A.
В 1963 году Аркадий Стругацкий конспектирует «Новые карты Ада» Кингсли Эмиса – новейший на тот момент анализ англоязычной фантастики и жанра фантастики вообще (1960).
«Эмис резко отграничивает science fiction от fantasy. Первую любит, вторую нет. Пока неясно, что он имеет в виду. Но предшественниками contemporary fantasy он считает литературный ряд от “Beowulf” до Кафки. Впрочем, он отдает справедливость fantasy, считая, что она, как и SF, вполне способна, хотя и в меньшей степени, отражать специфические стороны действительности.
Видимо, под fantasy понимается проза со сказочно-легендной атрибутикой. Эмис признает, что теоретически легко заменить эту атрибутику научной, пример чему приводится из высказывания Фредерика Брауна. Признается также и возможность “онаучивания” персонажей сказок».
А ведь работа над «Понедельником» уже идет, и еще в ноябре 1962-го Аркадий писал брату о своем выступлении в Политехническом музее: «Я с амвона как трахнул: “Нужно будет — про ведьм и колдунов напишем, нам наука не указ”. Что тут было! Хохот, аплодисменты, негодование!»
Маги есть, а слова «фэнтези» нет. (И, как знаем, Борис до самой смерти не смог принять, что фэнтези как метафорическая литература ничем принципиально не отличается от НФ или столь любимой им «реалистической фантастики». Душа не лежит – и всё.)
Возможно, именно к «отдаваемой Эмисом справедливости» восходит формулировка Нудельмана из статьи «Фантастика» в «Краткой литературной энциклопедии»: «Основная же масса фэнтэзи — особый вид лит. сказки, использующей мотивы волшебства, магии, рыцарского эпоса в сочетании с приемами реалистич. рассказа (А. Блэквуд, М. Пик, Д. Лавкрафт, Д. Толкайен). В основе подобной “сказки” лежат представления мистифицированного сознания; она выражает его растерянность перед непонятной действительностью и представляет собой попытку уйти в познавательно-непродуктивную, хотя иногда и талантливую игру фантастич. образами».
Вопрос, кого из названных авторов Нудельман читал, оставляем в стороне.
Exhibit B.
Из дневника Аркадия Стругацкого, 11 сентября 1974 г.:
«Прочитал первую треть “Лолиты” Набокова. Тошнит. Какой он к х... русский писатель!»
Здесь в равной степени любопытно то, что до «Лолиты» Стругацкий добрался так поздно (только что закончены «Град обреченный» и «Миллиард лет»!) – когда влияние Набокова на ленинградскую прозу, к примеру, было уже вполне очевидно; и то ли нежелание, то ли неумение заглянуть за фабульный уровень; и традиционное «Набоков – не русский писатель», только выраженное крепче, чем у большинства эмигрантских и советских критиков.
Мало кто из авторов того времени так упорно ломал прутья своих клеток – и тем примечательнее, какие именно прутья остались несломанными или даже незамеченными.
Сергей Арно передал мне два уникальных документа из архива Союза писателей СПб.
Это характеристики на Бориса Натановича Стругацкого - для того, чтобы ему разрешили поехать в Польшу.
Подписанные партбюро, правлением ленинградской писательской организации и месткомом (профсоюзной организацией).
"Политически грамотен", "морально устойчив", "в семье отношения нормальные"... советский новояз, который уже не понять тем, кому сейчас меньше сорока.
И им в принципе не понять, что именно так - и было.
Что для того, чтобы поехать по туристической путевке или по приглашению знакомых за границу (само собой, в социалистическую страну - в капиталистические можно было и не пытаться), надо собирать характеристики, проходить унизительные собеседования на "комиссиях по выездам за границу", и не иметь при этом никаких гарантий того, что тебя выпустят. И знать, что если ты незамужняя женщина или неженатый мужчина, то почти наверняка тебе откажут - а вдруг возникнет искушение остаться "там"? А жены (мужа) и детей на Родине нет, ничего не держит...
Само собой, таким, как я, работавшим тогда в "почтовых ящиках", даже это не светило - нас не выпускали ни при каких условиях. И в первый раз жизни я попал за границу в 38 лет, в 1993 году, когда с делегацией Ленсовета мы ездили в Стокгольм.
Все это полезно напомнить тем, кто до сих пор ностальгирует по Советскому Союзу.
Если бы мне лет тридцать-сорок назад сказали бы, что "Пикник на обочине" братьев Стругацких будет выходить с моей вступительной статьей и послесловием, я бы решил, что это ненаучная фантастика.
Книгу можно купить в "Буквоеде" (как я это сделал сегодня) и в "Лабиринте", но в "Буквоеде" дешевле))"
Друзья, год назад от нас, немного не дожив до 59 лет, ушел Юрий Флейшман.
Как и многих других, его унес проклятый ковид.
Лучший из знатоков творчества братьев Стругацких, блестящий исследователь и библиограф, верховный координатор группы "Людены".
Я много раз пытался найти определение для той важнейшей роли, которую играл Юра.
И наконец, нашел - когда Юре (увы, уже посмертно) вручали диплом АБС-премии.
Юра был - Хранитель.
Он бережно собирал и хранил все, связанное с Учителями.
Этому были посвящены несколько десятилетий его жизни.
Светлая ему память.
На фото - Борис Натанович и Юра, снимок мой, февраль 2011 года, дома у БНС.
