Сегодня все-таки воскресенье...

[silent-gluk]

Поэтому с нами очередное, хотя и малоинтересное, издание.



Обложка.






Авантитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 5 - шмуцтитул "Сказки о Тройке" (первой).




Страница 219 - шмуцтитул "Сказки о Тройке-2".




Выходные данные.








Реклама.


Итак, с нами:

Стругацкий А. Сказка о Тройке; Сказка о Тройке-2: [Повести] / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Серийное оформление и компьютерный дизайн В.Воронина; [Художник П.Тавони]. - М.: Изд-во АСТ, 2016. - 352 с. - (Книги братьев Стругацких). - 3.000 экз. - Подп. в печ. 29.02.2016. - Зак. 38297. - ISBN 978-5-17-097160-2.

Содерж.:
Сказка о Тройке. С.5-218.
Сказка о Тройке-2. С.219-347.

Что об издании можно сказать? Текст стандартный восстановленный. Обложка неожиданная (и почему никогда в этой серии не указывают художника?).

@темы: Картинки, Сказка о Тройке, Библиофильское, Библиография, Книги

---

И опять Сонет Цурэна

[silent-gluk]

На этот раз - очень подходящий ко времени.

Автор - https://www.stihi.ru/avtor/vetkacofe

сонет Цурэна. Поклон Земле

Как лист увядший падает на душу
Уже законченный ремонт Небес.
Стропила Солнца нам ещё послужат
И Мироздания удержат вес.

Как золотит дней ласковая н'авись,
Надежды рассылая на подъём.
И стать Зимы, и локоны-на зависть!
Ликуя,льнет,заглядывая в дом.

Как будто вдох и выдох изменились.
От сердца беспокойство отошло.
Кручине горькой подрезаю крылья,
Чтоб не стремилась залетать в
окно.

Зима!тебя люблю!но жду-растает
лёд.
Я побегу к Земле с поклоном
в огород.

Утащено отсюда - www.stihi.ru/2017/01/14/1081

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

И еще раз сонет Цурэна...

[silent-gluk]

Автор - Фатиния Гаврилова

Как лист увядший падает на душу,
и, невесомый, точек болевых,
почти не трогая, лишь чуть касаясь их,
как молотом, души устои рушит,

так, самости сирен уже не слыша,
я, в душу Арканара бросив взгляд,
там вижу рай, там вижу серый ад,
и в них, как в зеркале, себя я ясно вижу.

И, на ветрах безвременья застыв,
из донов благородных и простых,
я первородства бегством не унижу.

И, дар любви, её смертельный дар,
меня целуя, нежный Арканар,
как лист увядший, падает на душу.

Источник: www.chitalnya.ru/work/1878428/

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

И старая публицистика...

[silent-gluk]

ДВА СТАРТА В КИНОФАНТАСТИКЕ: "Круглый стол" писателей. Отклики зрителей: [После просмотра фильмов "Таинственная стена" и "Его звали Роберт"] // Советский экран. - 1967. - № 18. - С. 3.

СТАРТ ПЕРВЫЙ
/.../
Аркадий СТРУГАЦКИЙ:
- Я пришел как писатель-фантаст к кинематографистам-фантастам. Картина мне понравилась. Каждая победа кинофантастов - это наша победа, их поражение - наше поражение. Не только из чувства простой товарищеской солидарности, но и из горячей заинтересованности в развитии советской фантастики в кино я всячески поддерживаю это начинание.
Если советская кинофантастика будет развиваться такими темпами - после печальной памяти "Планеты бурь" прошло шесть лет, - то, может быть, лет через шесть мы получим своих киноклассиков фантастики.
СТАРТ ВТОРОЙ
/.../
Аркадий СТРУГАЦКИЙ:
- А может быть, это картина-пародия? Может быть, смысл в том, что Роберт - копия своего создателя? А "родитель"-то - человек узкий, душевно небогатый. Есть такой тип в современном научном мире: знающий, даже талантливый в своей области человек, но презирающий эмоциональную сторону жизни.
Не пародия ли машина-Роберт, который начинает чувствовать свое несовершенство и пытается стать богаче своего оригинала?
Конечно, с точки зрения фантастики в фильме некоторая, что ли, неквалификация. Авторы "Роберта", так же как и "Стены", в фантастике - читатели. Усердные и доброжелательные, но читатели. Они еще не владеют материалом, давно разработанным в литературе этого жанра.
Так и неясно, зачем нужно было делать робота похожим на человека для полета на Вегу? Зачем вся эта драма машинной "эмансипации"?
Возможно, вся эта фантастика просто прием, "ширма", а главное в хитрой иронии: человеческая личность на уровне соседа Роберта по гостинице вполне может сойти за робота, а робот на уровне Роберта - за человека?
/.../
Ариадна ГРОМОВА:
- Все же жаль, что наши собратья по фантастике в кино работают без всякой консультации с литераторами.
Бывают же в военных фильмах консультанты!
Произведем, например, в "генералы от фантастики" Аркадия Стругацкого - пусть помогает.
(А.Стругацкий: "Согласен на ефрейтора и работать готов на общественных началах!")

@темы: Публицистика, А.Стругацкий

---

И еще тьмускорпионская новость

[silent-gluk]

Вполне традиционно - от polakow.

Но ведь конвенты - это места, где можно встретить любого писателя, ведь так? Абсолютно любого! Я вон даже с Борисом Стругацким умудрился познакомиться...!

Злотников Р. Я ржал! // Богатыри не мы. Устареллы. - М.: Э., 2016. - С. 7.

@темы: Б.Стругацкий, Тьмускорпионь

---

А собственно говоря, почему бы и нет?..

[silent-gluk]

Попросили меня тут добыть и дать почитать книгу М.Гелприна "Хармонт. Наши дни". Ну, раз уж оно само, можно сказать, пришло, ознакомилась заодно и я.

Что можно сказать?.. Будь оно тем, что на жаргоне фанфикописцев и фанфикочитателей называется "ориджинал", т.е. оригинальным произведением, я бы его дочитывать не стала. Не потому что оно плохо, отнюдь нет, не в этом дело. Просто... как бы это сформулировать... Мне и сейчас хочется чего-то теплого, светлого, уютного... Или надежного. Вот я сейчас перечитываю "Разделяющий нож" - и мне хорошо. Что буду делать, когда дочитаю, еще не решила, но, скорее всего, возьму советскую фантастику годов так 1960-х. Собственно, тот же "Полдень..." можно. А "нуаром" я проникнуться так никогда и не могла, увы.

Но поскольку это "фанфик" - в широком смысле этого слова - и по Стругацким... Раз уж начала - надо дочитать.

Автор очень старался (ну, или не старался, а оно получалось само, не знаю) именно продолжить "Пикник на обочине". Рассказать историю Того Самого Хармонта дальше. Это заметно и по самой структуре текста (название первой главы: "Ричард Г. Нунан, 54 года, представитель поставщиков электронного оборудования при хармонтском филиале Международного Института Внеземных Культур", и далее это выдерживается), и по использованной лексике (особенно в случае с персонажами, уже появлявшимися у Стругацких - впрочем, здесь они появляются очень ненадолго, и что-то в этом решении есть), и по деталям (привет от резной лавочки! Я правильно понимаю, что это та самая, которую некогда сделал Шухарт?). Кроме того, автор явно хорошо знает и иные произведения Стругацких (мне виделись отсылки то к "Испытанию СКИБР" - хотя, впрочем, аналогичный момент мелькал и в "Пикнике на обочине", то к "Улитке на склоне", то к "Машине желаний" - любопытно, что в этом контексте значит тот факт, что в Зону идут не трое, а двое, и кто именно?).

Персонажи... Части из них... причем, если вдуматься, то довольно-таки существенной части... получается даже сопереживать. А некоторых так даже и уважать. Правда, к сожалению, остается другая часть. И главный вопрос - "Зачем так?" Я об истории с дочерью Нунана. Пятнадцать лет угробить ради благой, но ведь даже не глобальной цели... Да еще таким способом - Нунану-старшему хоть в этом плане попроще было... А по-другому точно никак нельзя было?.. (И вообще у меня большие сомнения, что на месте Нунана-ст. я бы предложила дочери карьеру в _этом_ направлении.)

И вообще, знаете, так вот присмотришься - хороших (мне больше нравится это деление, чем на "свой-чужой", предлагаемое в книге, хотя оно тоже упрощает) людей (пусть даже "хороших с оговорками", "хороших, хотя" - в противоположность "плохим с оговорками", "плохим, правда") нам показано явно больше, чем плохих, и уж явно они показаны подробнее. И они даже местами и временами хоть как-то счастливы. (Задумалась, насколько совпадает мое деление "хороший-плохой" с предложенным "свой-чужой". Да, "хороших-чужих" я не помню, но есть ведь "хорошие-непротестированные". То же и насчет "плохих-своих" - не протестированы ведь... Я не помню, того же полицейского, скажем, тестировали? Вряд ли - как бы и зачем бы? Но вообще забавное чувство: "почувствуй себя Зоной"). Так почему же мне так хочется обозвать это все нуаром?..

Возможно, из-за того, что автор тут заглянул за тот угол диорамы, куда мне никогда не хотелось смотреть, в мир Хрипатых и проч. Ну а там, сами понимаете, жизнь очень далекая от Морального кодекса строителя коммунизма (или от 10 заповедей). А возможно - из-за количества предательств. В "Пикнике..." их, по сути, всего два (Стервятника оставим за кадром, да его методы сами же сталкеры воспринимали как "ну, это уж слишком"). И потому они оба так пугающе, пронзительно воспринимаются. А тут... Нет, я не скажу, что предают все, но мало к кому стоит поворачиваться спиной. Только, пожалуй, к родным и можно (в этом плане, я имею в виду). Т.е. тут все та же тема "свой-чужой", проходящая через всю книгу. Хотя замечу, что финал третьей части придает этому делению некоторую оригинальность (хотя, со сто восемьдесят девятой стороны, ход "вражда - это такая любовь" встречался и раньше, и нет, я не о слэше. Со сто девяностой же стороны, возможно, разговор Джекпота и Карлика ближе не к этому ходу, а к чему-то вроде "водяного перемирия").

Да, кстати, еще в плюс "Хармонту..." тот факт, что автор либо успешно избегает аллюзий на современность (хотя имел на них особенно полное право, учитывая, что действие третьей части происходит вообще в 2015 году), либо прячет их так успешно, что я не заметила.

В сущности, пожалуй, можно сказать, что это книга о предательстве и преданности. И о долге. (Да, кстати, почему из больницы спасали только Мелиссу? Или Мелиссу в первую очередь? Или, наоборот, в последнюю - остальных успели погрузить в машины? Или остальных Ежи просто не нашел/не заметил?)

Ну а основной мой вывод - что два раза в одну реку войти таки никак не получается. Даже если этого хочет не только читатель, но и автор (а хотел ли он? Не знаю.).

Понимаете, вот в "Пикнике на обочине" как к Зоне и к Посещению относятся?.. Скорее, как к чему-то безопасному. Ну, условно, конечно, безопасному - в Зону соваться не следует, а рядом с ней жить - почему бы нет?.. Максимум - устроить вокруг Зоны полосу отчуждения. Идея уничтожить Зону (или хотя бы Золотой Шар или его аналог) - это позже (кстати, хорошо бы понять, _что_ толкнуло АБС и/или Тарковского на такое решение, но "я подумаю об этом завтра"). "Пикник на обочине". Прилетели, да, нагадили, улетели. Все, конец Посещения, теперь сами думайте, как утилизировать оставшееся. Или не думайте. "Вторжение", "кровопролитные бои между неуязвимыми пришельцами и в высшей степени уязвимыми, но неизменно доблестными королевскими танковыми частями" - это удел дешевых книжонок и столь же дешевых газетенок.

Здесь же... как бы это так сказать, чтобы не было спойлеров... Дешевые книжонки с газетенками оказываются не так уж и неправы. Хотя в этом контексте, кстати говоря, очень любопытной становится тема "рачьего глаза" - припоминаются сразу не то "Второе нашествие марсиан", не то вообще "Майор Велл Эндъю"... Ладно, будем думать о людях хорошо и вспомним "Извне".

Примерно в эту же тему - я про различие двух эпох, отраженное в двух книгах - отношения между сталкерами. Если в "Пикнике на обочине" методы Стервятника довели самих сталкеров, что в очередной раз ему сказали - один лучше не возвращайся, в "Хармонте..." это норма. И количество (применяемого) огнестрельного оружия - сюда же. И трактовка хабара как остатков оружия (пустые/полные обоймы, все такое) - сюда же.

И финал, естественно, сюда просто-таки _особенно_. Ну, чем "Пикник на обочине" кончается, вы, естественно, помните - ужасом осознания Шухартом, что он знает, чего быть не должно, но не знает, что быть _должно_. И в отчаянии он произносит эту знаменитую фразу про "счастье всем, даром". Потому что это все, на что он способен в плане положительной программы. А ты, читатель, как у тебя с положительной программой?.. А "Хармонт..." - ох, опять спойлеры... как бы так выкрутиться... в общем, это, конечно, самооборона, самооборона всего человечества, пришельцы начали первыми, все понимаю... Но в мире "Пикника..." (который, напоминаю, роман, а не межавторский проект) такого быть не могло по определению. В мире книги, написанной за Железной Стеной (помните, что там?) - не вопрос. А вот в мире "Пикника..." - никак.

P.S. Только уж очень меня озадачивают улицы, названные в честь сталкеров. При том, что сталкерство - по-прежнему уголовное преступление, о лицензировании его (о превращении пиратов в каперов) только разговоры идут...

@темы: «Пикник на обочине», Вторичное творчество, Фанфики

---

Опять тьмускорпионская новость

[silent-gluk]

Традиционно - от polakow.

Тени сгущались, последние лучи солнца скрылись в окончательно закрывших небо тучах комаров, сквозь их победное гудение прорывалось уханье проснувшихся сов и филинов, а вдали можно было различить душераздирающие сетования и жалобы голого вепря Ы – а можно было и не различать…

Камша В. Когда коты были босыми // Богатыри не мы. Устареллы. - М.: Э., 2016. - С. 278.

/.../ можно было забраться на дерево и с него обрушиться на пирующих негодяев, однако вновь прибывший растоптал благородные традиции, как голый вепрь Ы – опенки.

Там же. - С. 290.

Поляна Незабудок опустела, но ненадолго. Кусты лещины обыкновенной на ее краю расступились, и из них вышло семейство голого вепря Ы – сам вепрь, вепрева вдовая мамаша, шесть вепревых жен, пять тещ, два тестя и три дюжины вепренят
/.../
Исполнив свой свинский долг, семейство голого вепря Ы, плача и стеная, но уже не столь горестно, торжественно удалилось.

Там же. - С. 309.

– Я буду очень-очень признателен, – заверил эльф, – но в первую очередь мы должны подумать, что станет кушать Розочка.
– Ы! – фыркнул блондин.
Столь вульгарного выкрика принцесса не ожидала даже теперь, хотя, если вдуматься, нижнеморалийцы способны на все!
– Там расплодились вепри Ы, – развил свою мысль блондин, – будет просто прекрасно, если у тварей появится, наконец, ощутимый повод для стенания. Правда, тогда они скорее всего заткнутся…

Там же. - С. 391.

Именно для обнаружения Зла и служило вышеупомянутое зеркало. Больше оно не годилось ни на что. Однажды тетка его величества принцесса Эрминтруда попробовала увидеть в нем жениха, но ее взору предстало нечто совершенно неприличное, а именно хорунжий фон Рогген, коий, до того как появиться в зеркале, почитался личностью мифической, то есть на самом деле несуществующей.

Там же. - С. 288.

@темы: Тьмускорпионь

---

И в очередное воскресенье...

[silent-gluk]

...с нами не менее очередное издание. Испанское.



Это обложка.






Авантитул.




Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 7, кусочек предисловия.




Страница 179, кусочек "Комментариев к пройденному".




Страница 189, "Об авторах". Тоже кусочек.



Итак, с нами:

Strugatski A. Que dificil es ser dios / Strugatski A., Strugatski B.; Trad. J.E.Vasco, R.Marquez; Nihil obstat - Natalia Cervera, Ill. de cubierta - Estudio Fenix. - Barcelona: Gigamesh, 2011. - 192 p. - ISBN 978-84-96208-84-1. - Исп. яз. - Загл. ориг.: Трудно быть богом.

Содерж.:

Presentacion / R.Marquez. P.7-8
Que dificil es ser dios / Strugatski A., Strugatski B. P.9-177
Comentario de Boris Strugatski / B.Strugatski. P.179-188.
Nota acerca de los autores. P.189-191.

Что можно сказать об издании? Если верить обороту титульного листа, текст взят из "сталкеровского" собрания сочинений, и, соответственно, похоже, и перевод новый.

Варианты имен (Анечка/Анка, Антон/Тошка и т.д.) сохраняются, но без объяснений. Прозвища переведены (Бон Саранча - Bon Langosta; Вага Колесо стал Raga el Rodillo, а отец Кабани почему-то padre Senglar. А вот Пэкор Губа так и остался Pecor Guba). Из хоть сколько-то интересных вариаций - Karl Rosenbluhm, Jeremy Tafnat, Baguir (de Kissen), Икающий лес - El bosque Hiposo, а вот вепрь Ы - pelado Yi. Дона передается как dona (через n-с-тильдой). Странно, наверное, это читать испаноязычным, для которых don и dona - вполне себе родные и привычные добавления к имени. Почти как "господин Рэба" и "госпожа Окана". Но как тут вывернуться - я не представляю. Разве что менять don и dona на что-нибудь, но на что?.. -Но- (которое -но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара) перевели как de, тоже приблизив к привычному для испаноязычных виду. Пиц (который король) - то Pits, то Pisa.

Что в этом экземпляре забавно, так это напечатанная (не наклеенная!) пометка "не для продажи" на задней странице обложки и "рекламный экземпляр" на авантитуле и на обороте титульного листа. Что это мне досталось???

@темы: Картинки, Переводы, Библиофильское, «Трудно быть богом», Библиография, Книги

---

А вот давно у нас старой критики не было

[silent-gluk]

Дмитревский Вл. Встречи с грядущим // О литературе для детей. - Л., 1964. - Вып.9. - С.29-46.

Гора казалась довольно высокой.
Мы поднимались по крутой, вьющейся между кустами и низкорослыми деревьями тропке, камни осыпались из-под ног, и я хватался за тянувшиеся мне навстречу ветви и подтягивался, как если бы это был канат, спущенный с вершины.
Карабкаться было трудно, я уже здорово устал и мысленно поругивал приятеля, сказавшего, что с вершины горы откроется вид поражающей красоты. «Бог с ним, с этим видом», - думал я...
И тут другой мой товарищ, подхватив меня под локоть, сказал:
- Я третий раз взбираюсь на эту чертову гору. Ну, просто нельзя оторваться. Хрусталь бьется о синие камни, и над синим потоком - кипящая радуга... А за потоком - долина, теплая и розовая, как раскрытая ладонь. И домик под платаном, точно под узорчатым зонтом. Понимаешь, один во всей долине. Кто живет в нем? Все не удается подсмотреть. Может, сегодня...
Я тотчас же представил себе, что увижу, когда поднимусь на вершину горы. Заработало воображение. Я услышал звонкий гул горной речки, ощутил тишину и необыкновенность маленькой долины, заверявшейся среди гор. Я увидел домик и багряные блики на стеклах его окон, выплеснутые закатным солнцем. И тех неизвестных, кто живет в этом доме...
Так чистая абстракция - «вид поражающей красоты» - обрела в моем воображении совершенно конкретные зрительные образы, я почувствовал красоту и необыкновенность того, что мне предстояло увидеть, и подъем в гору уже не казался таким долгим и трудным.
Невозможно мечтать о счастье, удовлетворяясь лишь философским определением духовного и физического состояния счастливого человека. Представление о счастье всегда субъективно и конкретно. В полной мере счастливыми, но каждый по-своему, могут быть и человек на склоне лет и совсем еще зеленый юноша.
Мы находимся в великом походе в будущее. Цель похода - завоевание подлинного счастья для всех и каждого. Такое всеобъемлющее счастье достижимо лишь при окончательном торжестве коммунистического строя. Мы строим коммунизм, руководствуясь девизом: «Все для человека, все во имя человека».
В Программе партии записано: «Коммунизм - это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям». Коммунизм - это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа».
Каждый из нас, следовательно, знает, что коммунизм - это высшая фаза общественно-экономической формации, вырастающая из ее низшей фазы - социализма. Более того, оказавшись непосредственными участниками строительства коммунизма, мы обрели счастливую возможность наблюдать сам процесс глубинных качественных преобразований в его беспрерывном развитии, то есть осязать побеги коммунизма, всходящие на почве нашей действительности.
Они растут и крепнут. Новое коммунистическое мы обнаруживаем не только в масштабах гигантских, в масштабах общегосударственного порядка, когда речь идет об ускорении развития производительных сил, о создании могучей материально-технической базы нового общества, обеспечивающей изобилие материальных и духовных благ, о все возрастающей роли науки и т. п., но и в малом, хотя, по всей вероятности, не менее важном - в делах и поведении отдельного человека. И все же мы пока в состоянии видеть и осязать лишь частности, только рабочие чертежи и отдельные детали всего величественного здания. А мы уже и сегодня мечтаем зрительно и эмоционально представить его себе во всей красоте и гармоническом совершенстве.
Белинский, говоря о пафосе поэта, утверждал, что: «...идея является, в его произведении, не отвлеченною мыслью, не мертвою формою, а живым созданием, в котором живая красота формы свидетельствует о пребывании в ней божественной идеи и в котором нет черты, свидетельствующей о сшивке или спайке, - нет границы между идеею и формою, но та и другая являются целым и единым органическим созданием».
Если согласиться с тем, что наша научная фантастика - прежде всего мечта о будущем, облеченная в плоть и кровь научного предвидения, то есть мечта о создании на земле самого совершенного, коммунистического общества, то определение великим критиком пафоса поэта и разницы между идеей отвлеченной и поэтической становится компасом, направляющим современную художественную литературу, посвященную грядущему, то есть ту, которую мы относим к жанру научной фантастики.
Сейчас, когда советская научная фантастика сделала заметный количественный и качественный шаг вперед, многие критики пытаются определять ее назначение.
В статье «Золушка», напечатанной в «Литературной газете», Громова утверждает, что «современная фантастика приучает к тому, что мир непрерывно меняется, что перемены эти неотвратимы, а последствия их не всегда еще удается предугадать».
Такое определение представляется мне расплывчатым и несколько объективистским. Сказать, что современная фантастика «приучает» к тому, что мир беспределен, что мир разнообразен, что мир в движении и т. п., все равно что, созерцая колесо телеги, «приучать» себя к мысли, что оно крутится. Утверждать лишь, что перемены в мире неотвратимы и что научная фантастика призвана помочь понять сию неотвратимость, значит ограничить возможности художественной литературы этого жанра, которая прежде всего призвана показать, какими должны быть эти перемены.
Именно на вопрос «какими» и стремятся ответить советские писатели-фантасты, заглядывая в близкое и далекое грядущее человечества.
Тут может возникнуть сомнение: а не являются ли все эти гипотетические построения интеллектуальными забавами их авторов? Не относится ли научная фантастика к области составления гороскопов и изобретения философского камня? Может ли сознание, которое есть отражение бытия, предвосхищать будущую действительность?
Владимир Ильич Ленин, анализируя мысли Гегеля о развитии человеческого познания, писал, что «сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его». Исходя из этого ленинского положения, подкрепленного многолетней практикой строительства социализма и коммунизма, последовательно преобразующей мир, следует сделать вывод, что, опираясь на познание объективных законов реальности, можно увидеть и те процессы, которые развернутся в будущем.
Наши писатели-фантасты, всматриваясь в даль веков, пользуются сильной и точной оптикой - марксистско-ленинским учением. Поэтому в их произведениях нет места чувству растерянности и подавленности перед огромным непознаваемым миром. Они не предрекают неотвратимые перемены, последствия которых, по мнению Громовой, «не всегда еще удается предугадать», но активно творят новый радостный мир, который они в состоянии не только осмыслить, но и горячо полюбить.
Первым художественным произведением, давшим наиболее полное и впечатляющее представление о коммунистическом обществе, воцарившемся на всей планете, был роман И. А. Ефремова «Туманность Андромеды». Он завоевал умы и сердца миллионов писателей как у нас, так и за рубежом. Один французский буржуазный критик, проводя параллель между «Туманностью Андромеды» и утопическим романом Герберта Уэллса «Люди как боги», пришел к выводу, что Ефремову удалось показать цель человеческого существования после того, как исчезнут опасность войны и экономическая борьба. «Это не химерическая утопия «Господин Барнстепл у людей-богов», а прозорливое предвидение лучшего будущего», - восклицает критик в конце своей рецензии.
О романе Ефремова написано множество статей. Нет надобности поэтому подвергать его здесь подробному разбору. Я позволю себе лишь напомнить о том эмоциональном воздействии, которое оказывает «Туманность Андромеды» на вдумчивого читателя. Люди разного возраста и темперамента, самых различных профессий и устремлений сходятся на том, что «Туманность Андромеды» помогла им осмыслить свой жизненный путь, увидеть, если так можно выразиться, конечную перспективу. «Читая роман Ефремова, я встретился со своей мечтой. Она была прекрасна и удивительно реальна! Я почувствовал себя современником людей эры Великого Кольца», - говорил мне однажды писатель Юрий Константиновский. Примерно то же самое могу сказать я и о себе.
Прочитав «Туманность Андромеды», я как бы совершил подъем на очень высокую гору и с ее вершины увидел то, что мне так хотелось увидеть, - мир будущего и наших далеких потомков, созидающих этот мир.
Ефремов убежден, что в каждом из нас таятся нераскрытые могучие силы, пробуждение и развитие которых ведет к подлинному духовному богатству и гармонии как личности, так и коллектива. В своем новом романе «Лезвие бритвы» он стремится доказать, что постановка и решение этой проблемы возможны уже и сейчас, в условиях переходного периода от социализма к коммунизму, когда наука, всецело служащая интересам народа, развивается с непостижимой стремительностью, проникая в тайное тайных макро- и микромира. «Лезвие бритвы» всесторонне иллюстрирует пророческое утверждение Маркса, относящееся еще к 1848 году: «Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука».
Итак, в «Лезвии бритвы» намечается путь к достижению человеком физического и духовного совершенства, а в «Туманности Андромеды» показывается уже результат.
Почти одновременно с «Туманностью Андромеды» была написана еще одна книга, трактующая проблемы социального будущего. Ее написал известнейший польский писатель-фантаст Станислав Лем. Это «Магелланово облако».
Критики, занимающиеся творчеством Лема, склонны считать, что роман «Магелланово облако» - пройденный этап писателя, что все его последующие произведения (а их немало, Лем поразительно плодотворен) ярче, сильнее и тоньше.
Мне трудно согласиться с такой точкой зрения. Конечно, переведенные на русский язык «Дневники Йона Тихого», сборник рассказов «Формула Лимфатера», повесть «Солярис» и непереведенные «Эдем», «Возвращение со звезд» и другие поражают грандиозностью воображения, многосторонностью и глубиною знаний, зрелостью таланта. Но я высоко ценю и люблю «Магелланово облако» за то, что оно помогло мне увидеть свою мечту, и не в неясных образах-призраках, а так, как если бы я сам оказался среди людей XXXII века.
Помните, что произошло на гигантском звездолете «Гея», когда он на своем пути к планетам Проксимы Центавра достиг «светового порога скорости»? У некоторых членов экспедиции обнаружились явления «мерцания сознания». Они бросились к наружным люкам, пытаясь открыть их и выброситься в межзвездное пространство. И тогда один из руководителей экспедиции - историк Тер-Хаар - нашел слова страстные и убеждающие, которые проникли в сознание отчаявшихся и потушили бессмысленный и опасный мятеж. Тер-Хаар рассказал о немецком коммунисте Мартине, в глубокой древности боровшемся с фашизмом.
«- Этого человека мучили, избивали - он молчал. Молчал, когда от него отвернулись родители, брат и товарищи. Молчал, когда уже никто, кроме гестаповцев, не разговаривал с ним. Были разорваны узы, связывавшие человека с миром, но он продолжал молчать. Чем мы заплатили за это молчание?
Тер Хаар поднял руку.
- Мы, живые, донесли до самого отдаленного будущего огромный долг, долг по отношению к тысячам тех, кто погиб подобно Мартину, но чьи имена останутся нам неизвестны. Он умирал, зная, что никакой лучший мир не вознаградит его за муки и его жизнь окончится навсегда в известковой яме, что не будет ни воскрешения, ни возмездия. Но его смерть и молчание, на которое он сам себя обрек, ускорили приход коммунизма, может быть, на минуту, а может быть, на дни или недели - все равно! Мы находимся на пути к звездам потому, что он умер ради этого...»
Это поистине прекрасные строчки! Крутой аркой моста, перекинутого через пропасть времен, они соединяют настоящее с будущим, устремления и дела наших современников с идеями и свершениями их далеких потомков.
Речь здесь идет о долге и взаимоответственности людей коммунистического мировоззрения разных поколений. Мы - коммунисты XX века - ответственны перед будущим в не меньшей степени, чем они - коммунисты XXXII века - перед прошлым. Таким образом Лем утверждает новый закон нравственности, объективным критерием которого является борьба за победу коммунистического общества: сегодня, завтра, всегда!
В «Магеллановом облаке» поэтический пафос писателя, влюбленного в свою тему, достигает чрезвычайно высокого накала. И вовсе не благодаря подробному описанию красоты и необычности (в нашем сегодняшнем понимании) того мира, в котором действуют герои романа, а лишь с помощью раскрытия их духовной жизни - напряженной и многогранной.
Если первые главы романа, в которых действие происходит на Земле, являются экспозицией - и в них писатель позволяет себе широкими яркими мазками набросать общую картину нашей планеты с ее поразительными превращениями, то в последующих, где повествуется о полете «Геи», фокусируется центральная идея произведения - показать типические черты нового человека. Не столь уж важно, что «Гея» - сверхгигантский космический корабль, на долгие годы покинувший Землю, чтобы осуществить первый в истории человечества межзвездный перелет. Неизмеримо значительнее то, что «Гея», принявшая на борт двести двадцать семь отважных, является микроскопическим макетом Земли, ячейкой общества будущего. Прибегая к привычному сравнению, можно сказать, что, рассматривая коллектив «Геи», как каплю воды под микроскопом, Лем строит свои суждения о всем человеческом океане.
Вы помните их - гениального ученого Гообара, астронавигаторов Тер-Акониана, Сонгграма, Гротриана, главных конструкторов Ирьолу и Утенеута, того же Тер-Хаара, пилотов-разведчиков Амету и Зорина, «звездную» Анну и молодого врача, от чьего имени ведется повествование. У них разные индивидуальности, сложные характеры, разный накал воли и степень сопротивляемости. Они вовсе не похожи друг на друга в своем отношении к частностям и личной и общественной жизни. Но в то же время все они дети своего времени, объединенные стремлением идти вперед.
«Некогда, в древности, - говорит Ирьола, - людей объединяли общие традиции, обычаи, рядовые и национальные связи, труды прошлых поколений и культ самых выдающихся событий. А нас сильнее всего связывает наша деятельность по завоеванию будущего. Мы смотрим далеко за пределы личной жизни одиночки. В этом наша Сила, мы не ждем пассивного будущего, но сами творим его: наши требования вырастают на основе наших мечтаний, отсюда изменяется и обновляется все - как в нас самих, так и вокруг нас».
Глубокая философская мысль, не только высказанная, но и показанная в ее практическом претворении! Лем, написав «Магелланово облако», устроил нам незабываемую и волнующую встречу с далеким будущим.
Словами своего героя он как бы предсказывает бесконечный путь развития и совершенствования человечества: «Человек освоил путь к звездам, познал пространство и время, познал и самые звезды, на которых он возник. Никто не может противостоять ему. И чем больше препятствий встречается на пути человека, тем больше проявляется его величие. Даже звезды стареют и угасают, а мы навеки остаемся. Пройдут годы, минет эпоха быстрого прогресса нашей цивилизации, перед человечеством встанут новые трудности, и тогда люди оглянутся назад и вновь откроют нас, как мы открыли великую эпоху прошлого».
Тысячелетия назад были написаны первые книги о будущем, куда вносилась авторская мечта и представления об идеальном общественном устройстве. Быть может, одним из первых был Платон, который в своих «Законах» изобразил гипотетическое государство, управляемое «философами», охраняемое «стражами», а материальные ценности в котором создаются «ремесленниками».
Каждая новая социальная формация рождала своих провозвестников и пророков. И ныне буржуазные писатели пытаются нарисовать «чарующие» картины грядущего, в основу которого положены весьма непрочные кирпичи, отформованные социологами и философами старого, распадающегося мира. Нет надобности повторять здесь, что пренебрежение объективными законами общественного развития приводит к тому, что мифические здания будущего социального устройства рассыпаются как карточные домики. Даже великий Уэллс не смог справиться с задачей, когда взялся - в первый и последний раз - изобразить встречу мрачноватого и несовершенного настоящего с ослепительным завтрашним днем. При всех достоинствах его утопический роман «Люди как боги» анемичен и абстрактен в своей утверждающей части. Люди-боги призрачны и бесплотны. Только современники писателя, переступившие фантастическую грань четвертого измерения, вполне живые люди. Но даже лучший из них - Барнстепл - совсем не тот, кто мог бы своими поступками проложить путь в мир утопии и тем самым сделать утопию реальностью.

Я совершенно убежден, что «Магелланово облако» Станислава Лема наряду с «Туманностью Андромеды» И. Ефремова на сегодня лучшие, наиболее полные и законченные художественные произведения, создающие правдивое видение жизни на Земле в эпоху восторжествовавшего коммунизма.
Вплотную к ним примыкают повести Аркадия и Бориса Стругацких, занимающие все более значительное место в советской научной фантастике. Происходит это потому, что авторы «Страны багровых туч» не почили на лаврах своего первого литературного успеха. Их творческий труд напоминает бег с препятствиями. Всякий раз Стругацкие ставят перед собой новую, «усложненную» задачу и, надо признать, блестяще ее решают. Тому свидетельство - их повести «Возвращение», «Стажеры», «Попытка к бегству», «Далекая Радуга».
В Программе партии сказано: «В период перехода к коммунизму возрастает возможность воспитания нового человека, гармонически сочетающего в себе духовное богатство, моральную чистоты и физическое совершенство».
Вот он, ключ к пониманию центральной идеи, заложенной в каждом произведении Стругацких! Она четко сформулирована устами одного из героев повести «Стажеры» Ивана Жилина, того самого бортинженера легендарного «Тахмасиба», которого мы отлично помним по книге «Страна багровых туч».
Жилин, привязавшись к юному стажеру Юре Бородину, думает о том, что мог бы здорово помочь миллионам таких же Юриков, оставшихся на Земле. «Помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить свое место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлеб.
Научить настороженно относиться к опыту бывалых людей, потому что жизнь меняется необычайно быстро. Научить презирать мещанскую мудрость. Научить, что любить и плакать от любви не стыдно. Научить, что скептицизм и цинизм в жизни стоят дешево, что это много легче и скучнее, нежели удивляться и радоваться жизни.
Научить доверять движениям души своего ближнего. Научить, что лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому.
Научить, что дело не в том, как на тебя влияют другие, а в том, как ты влияешь на других.
И научить их, что один человек ни черта не стоит».
Но подлинный художник не имеет права ограничиться одним лишь декларированием своих воззрений.
Идея должна найти свое образное выражение! И вот, читая книги Стругацких, мы убеждаемся, что слово у них не расходится с делом. И герои старшего поколения - экипаж «Тахмасиба»: командир Алексей Быков, планетолог Владимир Юрковский, штурман Михаил Крутиков, бортинженер Иван Жилин, и представители молодежи - стажер Юрий Бородин, «смерть-планетчики» с астероида Эйномия и персонажи повестей «Возвращение» и «Далекая радуга» обретают видимые и осязаемые черты человека новой формации, шагнувшего из царства необходимости в царство свободы.
Жизнь каждого из них прежде всего неповторима. Друзья и соратники, совершившие когда-то первый полет на Венеру, вовсе не похожи один на другого. Суровый и внешне очень сухой Быков, «роскошный», лениво-пренебрежительный Юрковский, нежнейший Крутиков, простой и ясный Жилин... С одним было бы приятно провести застольные часы, с другим поговорить по душам, с третьим просто помолчать, иногда лишь встречаясь взглядами. Но с каждым из них и со всеми вместе легко и радостно совершить самое главное в своей жизни, такое, что потребует полной отдачи и самого высокого взлета души, то, что принято называть подвигом. И это объясняется тем, что у них есть своя, выверенная мера поступков и поведения, не позволяющая сфальшивить или принять малое и не очень значительное за большое и важное.
Кстати, о подвиге. Герои Стругацких, как правило, люди мужественные и смелые. Они не страшатся опасности. Охотно идут на риск. Возьмем, к примеру, Юрковского. Известный всей планете ученый, он в качестве генерального инспектора совершает «поездку» по трассам Солнечной системы. И когда на Марсе проводится облава на чудовищных пиявок, этот, уже немолодой, человек, первым проникает в пещеру, куда скрылись спасшиеся от облавы страшилища. Тот же Юрковский укрощает бунт «нищих духом» на астероиде Бамберга и в конце концов погибает во время исследования колец Сатурна, пытаясь помочь раздавленному каменной глыбой Крутикову.
В «Далекой Радуге» физик-нулевик Роберт Скляров садится на резервную «Харибду» (танк - поглотитель энергии) и вступает в неистовое, безнадежное единоборство с Волной, испепеляющей на своем пути все живое. А на другой «Харибде» работает флегматичный Патрик.
Можно привести много подобных примеров. Но характерно, что совершающему подвиг и в голову не приходит, что он поступает как-то особенно. Не звучат фанфары славы, и авторы не спешат увенчать героя лавровым венком. Подвиг становится поступком, вытекающим из нормы поведения человека. Иным он быть не может, ибо таково его существо - результат коммунистического воспитания многих поколений.
В каждом произведении Стругацких мы сталкиваемся с попыткой писателей найти, раскрыть и обосновать те новые конфликты, которые, по всей видимости, вырастут на почве будущего и станут типичными для человека, которому придется решать массу новых, сложнейших нравственных, моральных и философских проблем. Особое значение придается вопросам нравственности. Преодолевать собственные слабости и недостатки. Уметь понять душевное состояние другого человека и вовремя прийти ему на помощь. Ненавидеть и презирать равнодушие - эту коррозию, разъедающую душу...
Особенно четко и непримиримо поставлен вопрос о качествах нового человека в повести «Попытка к бегству». Наш современник, советский офицер Репнин, бежит из фашистского концлагеря. В какой-то момент им овладевает страх, ибо в его «шмайсере» осталась последняя обойма. Вместо того чтобы выпустить ее по врагам, Репнин... «дезертирует» в будущее. Попав на далекую неизученную планету, Саул, он же Репнин, сталкивается с насилиями, ужасами, концентрационными лагерями, со всей той скверной, которую преодолевает человечество на своем многовековом пути к физической и нравственной свободе. И Саул в конце концов приходит к убеждению, что совершить «прыжок» в коммунизм нельзя: право войти в коммунизм завоевывается очень высокой ценой, хотя бы и ценой собственной жизни!
Идея этого сложного и смелого по мысли произведения раскрывается в финале. Заключенный концлагеря Репнин погибает в схватке с фашистами, расстреливая последнюю обойму.
Меня могут упрекнуть в непоследовательности. Ведь, говоря о «Туманности Андромеды», я оправдывал «непохожесть» людей эры Великого Кольца на наших современников, а сейчас, анализируя произведения Стругацких, положительно отзываюсь об их героях, которые мало чем отличаются от нас. Но все станет на свои места, если вспомнить, что Ефремов относит время действия примерно на тысячелетие вперед, тогда как у Стругацких будущее - это конец XX и начало XXI веков («Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажеры»), XXII век («Возвращение», «Далекая Радуга»). Таким образом, Алексей Быков, Владимир Юрковский, Леонид Горбовский и другие лишь поднимаются по ступенькам лестницы, которую уже преодолели Дар Ветер и Эрг Hoop.
Пристально вглядываясь в лицо нашего современника - строителя коммунистического общества, Стругацкие берут на вооружение лучшие его черты и наделяют ими своих героев, понятно, трансформируя их применительно к новым социальным условиям бытия. И из искры возгорается пламя благородной, чистой и мужественной души нового человека.
Лютая ненависть к сытому мещанству, к мертвенной рутине, к ханжеству и лицемерию сочетается у Стругацких с высоким гуманизмом, выдвигающим на первый план жизнь и судьбу человека. «Никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни, - говорит Жилин. - Рисковать жизнью разрешается только ради жизни. Это придумали не люди. Это продиктовала история, а люди только сделали эту историю». И когда во время катастрофы на Радуге возникает вопрос, что надлежит спасать в первую очередь: материалы величайших научных открытий, принадлежащих двадцати миллиардам землян, разбросанных по вселенной, или же детей, находящихся на погибающей планете, Леонид Горбовский колеблется лишь мгновение. «Надо выбрать и сказать вслух, громко, что ты выбрал. И тем самым взять на себя гигантскую ответственность, совершенно непривычную по тяжести, ответственность перед самим собой, чтобы оставшиеся три часа жизни чувствовать себя человеком, не корчиться от непереносимого стыда...»
И Горбовский уже решил. Он берет микрофон и говорит просто: «Все уже решено. Ясли и матери с новорожденными уже на звездолете. Остальные ребятишки грузятся сейчас. Я думаю, все поместятся. Даже не думаю, уверен».
Вот ситуация, в которой оправдывается не только право рисковать жизнью, но и отдать свою за жизнь других!
В произведениях Стругацких вы не найдете всеобъемлющего исследования коммунистического общества. Да, вероятно, такой цели они перед собой и не ставили. Но каждая их повесть вводит нас в это общество, заставляет увидеть его таким, каким оно представляется авторам, - всегда в поиске, в поступательном движении.
Атмосфера необычного, нового обволакивает нас и тогда, когда мы вместе с Юрковским оказываемся на маленьком астероиде Эйномия, где несколько энтузиастов-ученых, «двадцать пять человек, крепких, как алмаз, умных, смелых», изучают распространение гравитационных волн («Стажеры»), и тогда, когда мы незримо присутствуем в кабинете директора Радуги-планеты, превращенной в базу для проведения самых неимоверных научных экспериментов («Далекая Радуга»). На первый взгляд, рабочий день Матвея Вязаницына мало чем отличается от рабочего дня директора какого-нибудь крупного завода или научно-исследовательского института наших дней. Многочисленные посетители. Вызовы. Споры. Столкновение интересов. Вязаницын то убеждает, то упрашивает, иногда - приказывает. Из его кабинета выходят довольные, смущенные, разгневанные. Но вслушайтесь в этот быстрый лаконичный диалог. Никто не говорит о себе. Никто не жалуется на свои обиды и невзгоды. Но когда дело касается их работы, посетители директорского кабинета свирепеют и устраивают «начальству» грандиозные скандалы. Физики сражаются с физиками за право распоряжаться энергией, пытаются вне очереди получить нужные им аппараты, дерутся за время и за людей, необходимых для проведения эксперимента. И это уже завтрашний день, когда творческий труд стал необходимостью, радостью, счастьем для каждого!
А в «Возвращении» мы встречаемся с подростками - учениками аньюдинской школы. Ну, мальчишки как мальчишки! Романтики, забияки, драчуны. Они носят великолепные клички: «Капитан», «Атос», «Лин»... У них есть детально разработанный план - удрать из школы и... отправиться на Венеру, чтобы принять участие в грандиозных работах по дистилляции ее атмосферного покрова. И все же они - представители самого молодого поколения XXII века - разительно отличаются от подростков нашего времени. То, что сегодня лишь намечено в сознании и характерах самых передовых, самых лучших ребят-целеустремленность, ненасытная жажда знания, отвращение ко всему фальшивому и дурному, - стало естественной потребностью каждого из учеников аньюдинской школы. Потому-то их учитель Тенин находит способ отвлечь их от легкомысленной затеи - бегства из школы - и натолкнуть на более посильные для них дела, потому-то так горячо и искренне звучат слова Поля, обращенные к Вальтеру: «Ты помнишь, что самое дрянное на свете? Я напомню тебе: трусить, врать и нападать. Слава богу, ты не трус, но остальное ты забыл. А я хочу, чтобы ты запомнил это накрепко!»
Кредо Стругацких изложено Евгением Славиным - звездолетчиком-релятивистом, шагнувшим в будущее, понявшим и полюбившим его. «Мое воображение, - говорит он, - всегда поражала ленинская идея о развитии общества по спирали. От первобытного коммунизма, коммунизма нищих, нищих телом и духом, через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости, к коммунизму неисчислимых материальных и духовных богатств. С коммунизма человек начал и к коммунизму вернулся, и этим возвращением начинается новая ветвь спирали, такая, что подумать - голова кружится. Совсем-совсем иная ветвь, не похожая на ту, что мы прошли. И двигает нас по этой новой ветви совсем новое противоречие: между бесконечностью тайн природы и конечностью наших возможностей в каждый момент. И это обещает впереди миллионы веков интереснейшей жизни».
Оттуда, из грядущего - крутого витка спирали общественного развития - доносится до нас уверенный и твердый голос наших потомков: «Спокойной плазмы!»
И мы, поверившие и полюбившие их, отвечаем из нашего трудного, но прекрасного сегодня, молодому незнакомому племени: «И вам спокойной плазмы, друзья!»

Я не имею возможности говорить здесь о всех произведениях советской научной фантастики, вышедших за последние годы. За весьма редкими исключениями, они тоже повествуют о событиях, происшедших в близком или далеком будущем нашей планеты. Их авторов, будь то Геннадий Гор с его философскими повестями, или Анатолий Днепров, все более уходящий от своей первоначальной, несколько локальной «кибернетической» темы, или же бакинские романтики Валентина Журавлева и Генрих Альтов, вдохновляет вера в завтрашний счастливый день человечества.
Несколько подробнее следует остановиться на романах Георгия Мартынова. На это есть две причины. Во-первых, Мартынов принадлежит к категории тех фантастов, которые стремятся создавать комплексные представления о коммунистическом строе, и, следовательно, его книги имеют прямое отношение к теме встречи с грядущим. Во-вторых, Мартынов пишет для детей и юношества и, надо признать, сумел установить прочный и постоянный контакт со своими читателями - народом романтичным, увлекающимся, но в то же время очень чутким к любой фальши.
И вот получается так, что некоторые критики в своем скептически пренебрежительном отношении к творчеству Мартынова не хотят или не могут понять, что этот писатель делает большое и важное дело, раскрывая в доступной и понятной юным читателям форме тот самый мир, к порогу которого они уже подошли.
Высоко ценя произведения Ефремова, Гора, Лема, я далеко не убежден, что двенадцатилетний подросток, прочитав их, составит ясное представление о коммунизме как о самом совершенном социальном строе. Ведь и в мировоззрении существует и своя таблица умножения и свое интегральное исчисление!
Мне не приходилось слышать, что наши школьники пионерского возраста играли бы в робота «Анти-Ты» Гора. Но вот в каллистян они действительно играют самозабвенно, увлеченно и изобретательно. Мартынов проник в горячие мальчишеские и девчоночьи сердца и покорил детское воображение потому, что его собственные представления о мире будущего непосредственны, быть может, чуть наивны и всегда - совершенно конкретны.
«В углу кабинета на небольшом столике помещался аппарат, сделанный из чего-то вроде горного хрусталя и пластмассы. Колба-трубка вставлялась в специальное отверстие этого аппарата; поворачивалась крохотная рукоятка, и чистый красивый голос начинал читать книгу. Громкость и скорость чтения регулировались той же рукояткой».
Понимаете, в чем дело! Можно взять какую-нибудь медную трубочку, вставить ее в картонную, почти пластмассовую коробочку и представить себе, что пользуешься аппаратом для чтения книги, изобретенном в трехтысячном году...
Широчайшие просторы открываются перед путешественниками в будущее. Вместе с молодыми советскими учеными Синяевым и Широковым они проникают на планету Каллисто, обогреваемую ослепительно-голубыми лучами Рельоса, знакомятся с социальным устройством у каллистян, их наукой, техникой, бытовым укладом, а затем сопровождают Дмитрия Волгина в его фантастическом прыжке через тысячелетия в светлый справедливый и умный мир наших далеких потомков. Играть в каллистян - это значит играть в людей большой доброты, высокой нравственности и неутомимого творческого поиска.
Сейчас писатель опубликовал свой новый роман «Гианэя». Гианэя - это имя молодой девушки, первой представительницы инопланетной цивилизации, таинственным образом оказавшейся на 3емле.
Изображая завтрашний день Земли, Мартынов проводит параллель между двумя общественными формациями - коммунистической, у нас, и плутократической, на родине Гианэи.
Но возможно ли, что разумные существа, достигшие высокого уровня развития науки и техники, вплоть до межзвездных перелетов, могли разработать и попытаться осуществить чудовищный план постепенного уничтожения человечества и, в последующем, колонизации Земли?
«Всего немногим более ста лет тому назад, - вспоминает историк и философ Первенцев, - одна из самых развитых стран Земли - Германия - ввергла мир в опустошительную войну, проводя доктрину уничтожения других народов. А разве владение термоядерными силами не высокая техника? И разве не было времени, когда люди, владевшие этой техникой, готовили ядерную катастрофу, грозившую тем, кто уцелеет, той же участью, которой грозили соотечественники Гианэи?»
Глазами Гианэи - поначалу подозрительной, недоверчивой, прямо враждебной - всматривается Мартынов в грядущий облик Земли - мир разума, доброжелательства и вдохновения. Поняв этот мир и полюбив его, Гианэя предупредила землян об угрозе и тем самым как бы признала, что общественные отношения, сложившиеся на чужой для нее планете, выше, совершеннее и лучше, чем те, которые она знала у себя. Мартынов не отступает от своей главной темы показа коммунистического общества как на Земле, так и на других планетах с высоко развитой цивилизацией. Ибо, в конце концов, и на родине Гианэи народ уничтожает кучку «ненавистных» и устанавливает свободный, справедливый и разумный строй.
Книги Мартынова, таким образам, выполняют благородную воспитательную роль - они учат коммунизму наше подрастающее поколение.
Пришло, кажется, время, когда значение научно-фантастической литературы как действенного оружия идеологической борьбы и коммунистического воспитания понято и признано.
Академик Д. Щербаков в своей статье «О том, что волнует»1 пишет: «Фантастические повести, рассказывающие о людях будущего, о их делах и стремлениях, призваны играть огромную воспитательную роль, так как они повествуют о примерах, к которым надо стремиться. Всякий писатель, взявшийся за научную фантастику, обязательно должен досконально разобраться в настоящем, в противном случае его мечты будут бессмысленными».
Посыл, как говорится, совершенно правильный. Приятно, что крупный ученый признает огромную воспитательную роль научной фантастики. Но, начав за здравие, академик кончает за упокой!
«К сожалению, - продолжает он, - даже самый беглый анализ научно-фантастической литературы показывает, что это совершенно необходимое правило часто не выполняется. Вот почему герои ряда произведений этого жанра не вызывают никакой симпатии у читателя».
Думается, что Д. Щербаков делает излишне поспешный вывод именно потому, что его знакомство с советской научно-фантастической литературой носит самый беглый характер. Может быть, ему просто не повезло, и, прочитав, скажем, «Гриаду» А. Колпакова или «Оранжевую планету» Л. Оношко, он, грустно вздохнув, вынес свой суровый приговор почти всей нашей научной фантастике.
Потому что человек, встретившийся с героями Ефремова, Стругацких, Гора и других наших серьезных писателей, не стал бы, конечно, утверждать, что они либо «сводная таблица всевозможных добродетелей», либо «упитанные невежды, наивные и никчемные».
Писатели-фантасты - люди, одаренные особым даром воображения. Они могут и должны нарисовать правдивые, прекрасные и величественные картины того мира, который ныне строят более миллиарда землян во главе со своими архитекторами и прорабами - коммунистическими партиями.
Что же может быть благороднее и значительнее задачи ярко, выпукло, осязаемо показать то, что было когда-то мечтой многих поколений, а ныне воплотилось в программу конкретных дел и свершений каждого из нас!


1 «Октябрь», 1964, № 1.

@темы: «Далёкая Радуга», Попытка к бегству, Критика, «Страна багровых туч», Возвращение (Полдень XXII век), «Путь на Амальтею», «Стажёры»

---

И еще цурэновский сонет

[silent-gluk]

На этот раз утащен отсюда: www.reshetoria.ru/user/LunnayaZhelch/index.php?...

Автор - LunnayaZhelch

Как лист увядший падает, на душу
спускается осенняя хандра,
ты вновь сидишь среди морей идущих
не в силах оторваться от ведра.

Земля твоя - то линия, то - точка,
то - преломлённый облаком мираж.
Ты говорил, что всё отдашь за строчку,
но знал ли, что за строчку - всё отдашь?

За песни, в чьё значенье не вникали,
в сандалиях гремят чужие камни.

Пульс незнакомых звёзд в твоём стакане -
чуть тлеющих - не могущих гореть.
Изгнание бесчувственно, как смерть,
как вышивка машинная на ткани.

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

Обратите внимание на № 19!

[silent-gluk]

Оригинал взят у ЖЖ-юзера petro_gulak в Продажные

Самые тиражные фантасты мира (без номеров – писатели, известные по преимуществу / не только фантастикой). Довольно неожиданный набор имен и тем более их порядок.
1) J.K Rowling (c. 450 million)
2) Stephen King (c. 400 million)
3) JRR Tolkien (c. 350 million)
4) Stephanie Meyer (250 million)
[Dean Koontz (c. 200 million)]
[Michael Crichton (c. 200 million)]
5) Anne Rice (136 million)
6) CS Lewis (120 million+)
7) Edgar Rice Burroughs (100 million+)
8) Sir Arthur C. Clarke (100 million+)
9) Suzanne Collins (100 million+)
10) Andre Norton (90 million+)
[H. Rider Haggard (85 million+)]
11) Sir Terry Pratchett (85 million+)
12) Robert Jordan (80 million+)
13) George R.R. Martin (70 million+)
[Star Wars (70 million)]
[John Saul (60 million+)]
14) Rick Riordan (55 million+)
15) James Herbert (54 million+)
16) Terry Brooks (50 million+)
17) Richard Adams (50 million+)
[Dennis Wheatley (50 million)]
18) Robert Heinlein (50 million)
19) Arkady & Boris Strugatsky (50 million+)
20) Cassandra Clare (50 million)

Приятно видеть, что эхотаг - самый "тиражный" из неанглоязычных писателей.

@темы: Перепост, Ссылки

---

Продолжаем таскать цурэновские сонеты...

[silent-gluk]

Этот утащен отсюда: zhurnal.lib.ru/k/kiselew_a_e/14wehty.shtml

Автор - Улисс

Как лист увядший, падает на душу
Прощальных слов негромкая печаль...
Я помню - волны бились о причал
И ветер нёс прощальный крик на сушу -

Когда-то... Вслед - надежде?.. тишине?..
Я отплывал к иной, нездешней жизни...
К покою? Нет, скорее - от Отчизны.
Но вот - куда? В каком далёком сне?..

Теперь - иное... Знаешь ли - судьба...
Она нам - не служанка, не раба,
И вряд ли тут хоть кто-нибудь поможет!

Я - ухожу. Прощайте... Не виня...
Ещё, быть может, вспомните меня -
Когда-нибудь. Когда-нибудь, быть может...

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

Трудно быть богом, или Сказка о потерянной грамоте

[silent-gluk]

Оригинал взят у maysuryan в Трудно быть богом, или Сказка о потерянной грамоте

На экраны вышел последний фильм умершего в 2013 году режиссёра Алексея Германа "Трудно быть богом" (по одноимённой повести Аркадия и Бориса Стругацких). В рецензиях на фильм, даже благожелательных, трудно не заметить сквозящего разочарования.

Вот цитаты из достаточно типичных отзывов.

Из рецензии Эдуарда Лимонова (отрицательной): "Идёт дождь, и много грязи и почему-то все принюхиваются и нюхают. Главное действующее лицо дон Румата Эсторский даже лопату нюхает. Вылавливают книжников и топят их в дерьме туалетов. А книжники - это те, у кого есть печатные издания. А печатные издания - это комки слипшихся страниц, а вовсе не книги. В грязи и по лужам, и дождь сверху, бродят такие зомби - население. Все поголовно - уроды. У тому же Алексей Герман Старший широко пользуется крупным планом. И вот эти грязные зловещие личики нам назойливо демонстрирует. Всё это грязное население ссорится, сталкивается, ходит, бродит, в грязи, дон Румата пьёт до бессознанки алкоголя, едет на осле лицом к его хвосту, швыряется дерьмом как нашист, и читает стихи Блока... Владения дона Руматы, это по-видимому подразумеваемый СССР, серое братство у власти. В общем, печальная никому не нужная неудача. На кой чёрт!".

Из рецензии блогера santagloria ("объективной"): "На первых же кадрах - длительный и детальный акт использования нужника, чей-то зад через прорезь дыры, и размазывание подобранного с земли (грязи? не-грязи?) по лицам в кадр. Подумала - не об этом ли молчали? Следующие двадцать минут были совершенно идентичными. Грязь. Герой просыпается под столом с гниющими остатками еды и пальцем достает насекомое из стакана, прежде чем выпить (к счастью, не пьет). Снова мерзость, требуха, парша, всё скользко от месива - на улице от дерьма и грязи, внутри помещений - от крови, грязи и того же дерьма. Кого-то долго и подробно топят в нужнике... Полное отсутствие любой динамики - визуальной или сюжетной. Все мутно и муторно: персонажи каждые три минуты или плюют друг другу в лицо или размазывают по этому же лицу очередную органическую грязь. Периодически в кадре всплывают отсылки к христианской иконографике - пьяный Румата задом наперед на осле пытается въехать в городские ворота и забрасывает свежим ослиным дерьмом поющих под стеной монахов. Ноги Руматы в воде, эту воду пьют. Разговоры о боге. Рыбы и прочая символика. Привычно отмечаю эти отсылки, но они не акцентированы и совершенно не выделяются из монотонного ритма повествования. А оно действительно монотонно и мучительно - густое, мёрзлое пространство, в котором постоянно происходит то, от чего всю жизнь учился отводить взгляд... Кому-то буднично вспарывают живот. Но это не шокирует. Не удивляет. Не пугает. Только монотонность, мерзость, отвращение, скука. Сопереживание - на нуле. Вовлеченность - на минус два. Действия нет, как такового, нет добра и зла, нет эмоционального контраста, нет вектора движения - только скучные, неприятные люди, совершающие бессмысленные действия с грязью во всех ее проявлениях. Нет, это не "Сало" Пазолини. Это даже не по мотивам книги и не по духу ее - сюжет и герои Стругацких здесь относительно декоративны. Недоуменная тоска. Скука и грязь. Зачем я смотрю на все это?.. Бесконечное колесо серости, вращающееся без всякой цели и смысла. Без катарсиса, без победы и поражения, без логического конца. В этом аду не заметна разница между прогрессорами и аборигенами. Нет даже торжества резни, устроенного Руматой."

А это отрывок из как бы положительной рецензии Умберто Эко: "Как только вы попадаете в это Босхово полотно, остаётся брести по закоулкам, даже по таким, которых на настоящем полотне-то и не видно. Вы бредёте под гипнозом ужаса. Нужна немалая сила духа, чтобы восстановить дистанцию... В этом аду, созданном из нетерпимости и изуверств, из омерзительных проявлений жестокости, нельзя существовать отдельно, как будто не о тебе там речь, не о тебе fabula narratur... Приятного вам путешествия в ад. В сравнении с Германом фильмы Квентина Тарантино - это Уолт Дисней."

В чём причина разочарования? "Ну не может же быть так, - рассуждала интеллигенция, - чтобы в последнем фильме Великого Режиссёра не было какого-то глубокого Откровения и Послания, месседжа?" И 15 лет, пока снимался фильм, она терпеливо ждала этого месседжа. Дождалась. На экране "очень много букофф" - эти буквы составлены из крови, дерьма, других нечистот, тупых уродливых лиц, - но осмысленный текст из этих букофф не складывается. Месседж не прочитывается. Послание заключается в отсутствии послания. Печалька!


Ну точь в точь как в бородатом анекдоте: "Идёт по пустыне караван верблюдов, оставляет за собой лепёшки навоза. Потом идёт другой караван, тоже оставляет лепёшки навоза. - А в чём соль-то? - Соли нет. Только песок и дерьмо."

Но фокус заключается в том, что в момент написания повести Стругацких послание у шестидесятнической интеллигенции, которой эта книга так пришлась по сердцу, было. В повести его вдохновенно выразил житель планеты "высокоучёный доктор Будах": "Чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!". В одной из сцен повести главный герой дон Румата с ненавистью думал про окружавшую его толпу светских донов: "Протоплазма... Просто жрущая и размножающаяся протоплазма". В другой сценке он мысленно называл её "колонией простейших". Но, спрашивается, чем сам-то благородный дон Румата от неё отличался? Не жрал, не пил, строго соблюдал обеты безбрачия и целомудрия?.. Вроде бы нет. Отличался он только и исключительно наличием Послания - вот того, которое сформулировал доктор Будах. Именно это наличие высокой жизненной цели и делало дона Румату из куска «протоплазмы» «прогрессором» - тайным служителем Истории, призванным ускорить её ход в королевстве Арканар. И ненавидел он окружавшую его "светскую чернь" именно за то, что она была лишена этого послания, просто жрала, пила и размножалась безо всякой цели, без смысла.

Примерно такой - причастной к тайному ордену прогрессоров - ощущала себя советская интеллигенция в середине 60-х годов, когда вышла в свет повесть Стругацких. И надо признать, что тогда у неё (интеллигенции) ещё были к этому некоторые основания. Но вот потом, в последующие 25 лет, произошли необратимые и досадные перемены. Послание, которое она несла, много раз переписывалось, редактировалось и дополнялось, из него бесследно исчез сначала труд, а потом и знание, зато возникли, как основная ценность, "права человека". А затем, в начале 90-х, откуда-то как самая высокая ценность внезапно свалились... деньги, что было для многих и вовсе полнейшим сюрпризом. В конце концов, примерно около 1993 года, послание совсем куда-то потерялось по дороге, как та гоголевская пропавшая грамота.

Это состояние - утраты интеллигентского послания - тогда, в 1993 году, неплохо выразила Валерия Новодворская, которая написала: "За последние 7 лет человечество утратило с нашей помощью такой золотой эталон, как фундаментальный критерий "прав человека"... Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит врать про права человека и про правозащитников. А то как бы не срубить сук, на котором мы все сидим... Невзоров, умница, первый додумался до корня проблемы. Есть "наши" - и есть "не наши". И каждый по части прав человека стоит за своих. Большего и требовать нельзя."

Однако - удивительное дело! - и после этого отречения от собственного прошлого интеллигенты продолжали считать себя прогрессорами. Они решили, что никакое послание им, в общем-то, и не требуется, потому что звание прогрессоров даёт вовсе не служение высокой цели, а то, какие они тонко чувствующие и всё понимающие, высокообразованные - не то что проклятое "быдло". Под "быдлом" и "протоплазмой" теперь подразумевалась вовсе не "светская чернь", не правящие классы, как в повести, а ровно наоборот - простые люди.

Вот это же самое состояние - отсутствие послания - и отразил бесстрастно фильм Германа. "Соли нет - есть только песок и дерьмо". В фильме нет никакой разницы между прогрессорами и окружающей их толпой, никакого контраста не возникает. Прогрессоры утратили свои отличительные качества, слились со "жрущей и размножающейся протоплазмой". Хотя прогрессор, у которого вместо послания - зияющая чёрная дыра - и не прогрессор никакой, а нечто прямо противоположное. Да, благородные доны и доньи, уже как минимум 20 с лишним лет вы не прогрессоры, а регрессоры, и единственное, к чему вы способны - это погрузить общество в зловонный мрак средневековья. (Как тех несчастных книжников, которых в фильме топят в сортирах вниз головой). Что вы с успехом и выполняете, непрерывно стеная про "Россию, которую вы потеряли" - то ли в XIX, то ли ещё в XVI веке, и усердно вращая колесо истории назад.

Кстати, нынешние украинские события невольно заставляют вспоминать многие фразы из повести Стругацких:
"Нормальный уровень средневекового зверства - это счастливый вчерашний день Арканара".
"- Отвратительная вонь, - с чувством сказал Румата.
- Да. Ужасная. Но зато как вольно дышится в возрождённом Арканаре!".
"Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные. Эх, историки, хвостом вас по голове".
Есть даже описание недавней неприятности, случившейся с Александром Музычко:
"Из-за портьеры снова выскочили трое монахов. Всё с той же неуловимой быстротой и точностью, свидетельствующими об огромном опыте, они сомкнулись вокруг ещё продолжавшего умильно улыбаться брата Аба, схватили его и завернули руки за спину.
- Ой-ей-ей-ей!..- завопил брат Аба. Толстое лицо его исказилось от боли.
- Скорее, скорее, не задерживайтесь! - брезгливо сказал дон Рэба.
Толстяк бешено упирался, пока его тащили за портьеры. Слышно было, как он кричит и взвизгивает, затем он вдруг заорал жутким, неузнаваемым голосом и сразу затих. Дон Рэба встал и осторожно разрядил арбалет. Румата ошарашенно следил за ним."
Да, на смену серым (воробуржуям, силовикам) на всём пространстве бывшего СССР - где быстрее, где медленнее - приходят чёрные (откровенные нацисты и... монахи). Хотя воробуржуи, понятное дело, тоже никуда не делись, просто нашли себе новых покровителей. Забавно, что интеллигенты, - так сказать, «идейные наследники» Стругацких, по поводу этих событий вовсю кинулись радостно возглашать: "как вольно дышится в возрождённом Арканаре!". Только у одних «возрождённый Арканар» находится по эту сторону украинской границы, у других - по ту, хотя на самом деле он - всюду.

Впрочем, в повести, в отличие от фильма, нетрудно найти оптимистические цитаты и для настоящего момента. Не у мятущегося интеллигента дона Руматы, само собой, а у местного крестьянского бунтовщика Араты Горбатого – спокойного и уверенного в себе:
"- И что вы намерены делать? - спросил Румата, опуская глаза.
- Как обычно. Я знаю, что такое Святой Орден; не пройдёт и года, как арканарский люд полезет из своих щелей с топорами - драться на улицах. И поведу их я, чтобы они били тех, кого надо, а не друг друга и всех подряд."
Осталось немного подождать и увидеть – сбудется ли прогноз благородного Араты?

ФОРУМ.мск: Трудно быть богом, или Сказка о потерянной грамоте

Из комментариев на форум.мск:

Надо объяснять - Иприт Удушев (27.03.2014 10:20)
Та часть рецензии, где говорится о Послании, безусловно ценна. Насчет антуража - очевидно, что уже фильм "Хрусталев, машину!" снимал психически тяжело нездоровый человек. Главным образом, полагаю, за ленту "Мой друг, Лапшин", так и не понятую, судя по некоторым срачам здесь от имени дебилов, культурные люди ему простили и 15-летнее открытое (ах, у гениев свои причуды) топтание на одной-единственной жалковатой идее арканарской тотальной грязи - при отсутствии творческого выхода из шизофренического замкнутого круга. Ситуацию, без ложного стыда, нужно принимать, как она есть.

lavr (27.03.2014 09:45)
"Великий режиссер" - это весьма смелая оценка. Все его фильмы тусклые, а их всего-то пять вместе с последним, ничем не выдающиеся, разве что серостью, а еще скукой. Но всегда находятся люди, которым хочется считать себя "элитой", отличной от "обывателя" или "быдла", которые видят то, чего никогда не смогут узреть люди ограниченные, недостаточно тонко чувствующие, умственно неполноценные. Быдло, одним словом. В полном соответствии со смыслом сказки о голом короле. Вспоминается еще один "великий" (может даже "величайший") режиссер, тоже, кстати, снявший фильм по Стругацким, редкостная дрянь, как и другие его "шедевры".

Сашко (27.03.2014 08:36)
Имхо, автор данного текста смог, не падая оглянуться, проходя мимо "шедевра".
Жаль, что испортили повесть.
Зачем же он,режиссер, эту грязюку копил..
Всю жизнь.

Сельский (27.03.2014 07:32)
Если есть быдло, то типа есть и небыдло. Вопрос состоит в правильной идентификации.
Например: если "правозащитник" И. Пономарев якобы небыдло, то это не означает что он не дурак. А он гольный дурак (читайте вчершнее обращение). Или "просвещенный" Ярмольник якобы небыдло, хотя почти все последние фильмы к которым он имеет отношение о чем угодно, но только не о вечном и прекрасном. Это как раз был удел "совкового быдла" снимать шедевры.
Если небыдло постоянно демонстрирует гниль и перхоть своих воззрений, то может быть лучше отнести себя к быдлу - к сегодняшним работягам, пахарям, учителям, врачам и т.д.
Вот только проблемы небыдла в том, что они глубоко ошибаются, считая что "оное быдло утратило все безвозвратно". Наоборот, рано или поздно маховик закрутиться в обратную сторону. И тогда сегодняшнее небыдло займет свое иконнное место - на помойке ситории, в забвении и проклятии. Это же относится к нынешнему "искусству" - в том числе дурацким фильмам про дерьмо, снятым дерьмовыми режиссерами и дерьмовыми актерами

(27.03.2014 01:28)
а я и не смотрел этот дерьмовый фильм.Как и этих дерьмовых "режиссеров".

Дон Румата, 1964 (титульный лист первого издания повести). Простоват...


Дон Румата - 50 лет спустя. Зато теперь он стал настоящим аристократом!

А я фильм так и не рискнула посмотреть...

@темы: Фильмы, Критика, Вторичное творчество, «Трудно быть богом», Экранизации, Герман, Перепост, Ссылки

---

По, опять же, понятной причине...

[silent-gluk]

...очередное издание я показываю не в воскресенье, а в понедельник. Оно не настолько интересно, чтобы начинать им год - но подошла его очередь...



Это обложка.






Титульный лист.




Оборот титульного листа.




Страница 238, "Комментарии к пройденному".




Содержание.




Выходные данные.


Итак, с нами:

Стругацкий А. Пикник на обочине: [Фантаст. повесть] / Стругацкий А., Стругацкий Б.; Художник А.Дубовик. - М.: АСТ, 2007. - 253,[3] с. - (Миры братьев Стругацких). - ISBN 978-5-17-045438-9. - Подп. в печ. 04.05. 2007. - Заказ 4052. - Доп. тираж 5.000 экз.

Содерж.:
Пикник на обочине / А.Стругацкий, Б.Стругацкий. С.3-237.
Комментарии к пройденному / Б.Стругацкий. С. 238-254.

Что можно сказать об издании? Текст стандартный восстановленный (взят из "сталкеровского" собрания сочинений, т.е. на тот момент самый восстановленный), обложка стандартная (и сильно мною не любимая)... Впрочем, текст, конечно, важнее, а он тут - вполне "на уровне".

@темы: Картинки, «Пикник на обочине», Б.Стругацкий, Комментарии к пройденному, Библиофильское, Библиография, Книги

---

С Новым Годом!

[silent-gluk]

Ну вот, теперь уже можно!..

Хочу вам, дорогие участники сообщества, пожелать - традиционно - чтобы "предметы вашей любви" можно было собрать вместе не только на картинке. И много-много вкусного печеночного паштета. В широком смысле.

Ну и новогодняя картинка.

@темы: Даты, Картинки

---

Любопытно...

[silent-gluk]

Открыли краудфаундинговый сбор на издание сборника цурэновских сонетов - www.sbor-nik.ru/kick.jsp?id=sbor566326905012224...

Надеюсь, соберут, и надеюсь, из лучших представителей сего субжанра...

@темы: Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

И еще статья

[silent-gluk]

Оригинал взят у ЖЖ-юзера maysuryan в За 999.999.960 лет до конца света

Исполнилось 40 лет фантастической повести братьев Стругацких "За миллиард лет до конца света". Вернее, написана она была в 1974 году, опубликована журналом "Знание — сила" — в 1976-м. А в 1975 году рукопись повести уже лежала в редакциях, с неё, как это в таких случаях бывало, снимали копии, её обсуждали, читали, пусть пока и в нешироком кругу — в общем, выражаясь словами Стругацких, началось "взаимодействие литературного произведения с читателем, без которого не бывает ни литературного произведения, ни литературы вообще". Как отмечал Борис Стругацкий, "ВСЕ действующие лица повести имеют своего прототипа. Редкий случай! Никто не придуман совсем уж из головы... Может быть, именно поэтому "Миллиард..." числился у нас всегда среди любимейших повестей — это был как бы кусочек нашей жизни, очень конкретной, очень личной жизни, наполненной совершенно конкретными людьми и реальными событиями."
Таким образом, если рассматривать Стругацких и их творчество как зеркало советской интеллигенции, то повесть запечатлела как бы фотографический портрет этого социального слоя середины 70-х годов. Что же мы видим на этом портрете?
Герой-эталон "Миллиарда..." — математик Филипп Вечеровский, интеллигентский рыцарь без страха и упрёка. Вот как выглядит внешне этот эталонный интеллигент образца середины 70-х: "Как всегда, у него был такой вид, словно он собирается в консульство Нидерландов на приём в честь прибытия её величества и через пять минут за ним должна заехать машина. Был на нём какой-то невероятной красоты кремовый костюм, невообразимые мокасины и галстук. Этот галстук Малянова всегда особенно угнетал. Не мог он представить себе, как это можно работать дома в галстуке." Ещё о нём же: "Невыносимо уверенный, подтянутый, элегантно небрежный, как на дипломатическом приёме. Он и чашку-то держал — словно какой-нибудь там занюханный пэр на файвоклоке у королевы...". Что это, интересно, за настойчивые упоминания коронованных и титулованных особ — отнюдь не самых частых гостей СССР середины 70-х? Они вовсе не случайны, и мы к ним ещё вернёмся.

А что этот блистательный персонаж ест и пьёт на протяжении повести? "Ахтамар", очень редкий в наших широтах армянский коньяк с легендой". Ещё кофе — "волшебный напиток "а ля Вечеровский" из "хрупкой, как розовый лепесток, розовой чашечки". А вот как обставлена скромная кухня этого светского денди: "В этой сверкающей ароматной кухне, где было так прохладно, несмотря на ослепительное солнце, где... всё было самого высшего качества — на мировом уровне или несколько выше..." Стоп-стоп-стоп, "было так прохладно", говорите? Но ведь повесть с того и начинается, что "белый июльский зной, небывалый последние два столетия, затопил город. Ходили марева над раскалёнными крышами, все окна в городе были распахнуты настежь, в жидкой тени изнемогающих деревьев потели и плавились старухи" и т.д. И позднее тема летней жары рефреном повторяется на протяжении всей повести, и даже усиливается — "такой жары, говорят, двести пятьдесят лет не было". Так откуда же подобная роскошь — прохлада — в разгар небывалого зноя? Нет ли тут какого-то чуда? Может быть, это волшебная аура гения Вечеровского, распространяющего вокруг себя прохладу? Нет, ларчик открывается гораздо проще: "Здесь прохладно, тихо. В каждой комнате кондиционер". "Полно, князь, душа моя, это чудо знаю я". Даже сейчас, спустя 40 лет, кондиционеры, тем паче в каждой комнате, доступны далеко не всем. В середине 70-х годов это была совсем уж экзотическая роскошь. Иначе говоря, Филипп Павлович по советским меркам весьма, весьма обеспечен, чтобы не сказать — богат. Однако более существенно — что быть богатым в интеллигентской среде уже отнюдь не стыдно, это вызывает вовсе не презрение к "мещанству" и насмешки, как всего десятилетием ранее, а наоборот, почтительное восхищение и желание в меру сил подражать и приобщаться. Тянуться к вещам "самого высшего качества — на мировом уровне или несколько выше".
Между прочим, в написанной десятилетием ранее повести "Понедельник начинается в субботу" (1965) тоже был дан подробный портрет советской интеллигенции 60-х годов, главным образом технической. Будучи апологетами данного социального слоя — но при этом честными его апологетами, Стругацкие так же честно и добросовестно отражали его характеристические черты. И, если эти черты менялись, то менялся и их портрет. Важнейшая черта интеллигентов "Понедельника" — отношение к работе, которая составляла главное содержание их жизни (что отражено и в заглавии повести). Сравним это с признанием того же Филиппа Вечеровского: "Когда мне плохо, я работаю. Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, я сажусь работать. Наверное, существуют другие рецепты, но я их не знаю. Или они мне не помогают." Как будто всё остаётся так, как и было в 1965-м? Так, да не так.
Потому что в 1965 году, в мире "Понедельника", "стоило сотруднику предаться хотя бы на час эгоистическим и инстинктивным действиям (а иногда даже просто мыслям), как он со страхом замечал, что пушок на его ушах становится гуще. Это было предупреждение. Так милицейский свисток предупреждает о возможном штрафе, так боль предупреждает о возможной травме. Теперь всё зависело от себя. Человек сплошь и рядом не может бороться со своими кислыми мыслями, на то он и человек... Но он может поступать вопреки этим мыслям, и тогда у него сохраняются шансы. А может и уступить, махнуть на всё рукой («Живём один раз», «Надо брать от жизни всё», «Ничто человеческое мне не чуждо»), и тогда ему остаётся одно: как можно скорее уходить из института. Там, снаружи, он ещё может остаться по крайней мере добропорядочным мещанином, честно, но вяло отрабатывающим свою зарплату. Но трудно решиться на уход. В институте тепло, уютно, работа чистая, уважаемая, платят неплохо, люди прекрасные, а стыд глаза не выест. Вот и слоняются, провожаемые сочувственными и неодобрительными взглядами, по коридорам и лабораториям, с ушами, покрытыми жёсткой серой шерстью, бестолковые, теряющие связность речи, глупеющие на глазах. Но этих ещё можно пожалеть, можно пытаться помочь им, можно ещё надеяться вернуть им человеческий облик…"
Но ведь если так, то герои "Миллиарда" должны были зарасти жёсткой ушной шерстью до самого потолка! И кумир и эталон авторов Филипп Павлович Вечеровский — в самую первую очередь. Или он умудрялся заполнять свой дом предметами "мирового уровня или несколько выше" без единой эгоистической или мещанской "кислой мысли"? Да и откуда у этих образцовых интеллигентов "Миллиарда", если они так хорошо и плодотворно творчески работали, вообще бралось время, чтобы доставать — в 1974-то году — все эти "голубые японские мойки" (упоминается в повести) и прочие предметы обстановки "мирового уровня"? Или они падали им в руки без малейших усилий с их стороны, подобно манне небесной? Ой, едва ли. Что-то здесь у братьев-фантастов явно не стыкуется, не вяжется. Ведь у человека всего только одна жизнь, а не две и не три, чтобы одну целиком посвящать работе, а другую — заполнению дома вещами "мирового уровня или несколько выше". Тут приходилось выбирать... По крайней мере, в 1974 году дело обстояло именно так.
На самом деле братья-фантасты, в общем, правильно отразили переходное состояние интеллигента середины 70-х годов, этакого кентавра (то есть, если сказать грубее, получеловека-полускотины). Наполовину это ещё искренне преданный делу технарь-энтузиаст-бессребренник образца 1965 года из числа героев "Понедельника". Но на другую половину — столь же увлечённый буржуа, гоняющийся за "культовыми" вещами "мирового уровня", вроде той же "голубой японской мойки". Почти готовый и созревший материал для буржуазной и полуфеодальной Реставрации 90-х. Да-да, и ведь совсем не случаен этот постоянно всплывающий в повести пиетет перед королевскими и пэрскими титулами, сохранившимися с феодальных времён. Более того, феодальные ценности в повести братьев-фантастов припоминаются не раз и не два. Один из героев говорит: "В прошлом веке, говорят, даже стрелялись, чтобы не капитулировать. Не потому, что боялись пыток и концлагеря, и не потому, что боялись проговориться под пытками, а просто было стыдно... В нашем веке стреляются потому, что стыдятся перед другими — перед обществом, перед друзьями... А в прошлом веке стрелялись потому, что стыдились перед собой".
Другой герой продолжает эту апологию "XIX века", хотя и как бы "от противного", ругая его. О Вечеровском: "Это не человек, а робот. Причём робот не из двадцать первого века, а из девятнадцатого. Если бы в девятнадцатом веке умели делать роботов, делали бы вот таких Вечеровских..." "Право, так сказать, первородства... Неплохой, неплохой товар, старик, не спорь со мной. Но — лежалый! Девятнадцатого века!". "Девятнадцатый век давно умер, похоронен, и всё, что от него осталось, — это миазмы, отец, и не более того... Гордость, честь, потомки — это всё дворянский лепет. Атос, Портос и Арамис..."
Ого! Да ведь вообще-то "Атос, Портос и Арамис" — это отнюдь не девятнадцатый век, а как бы не семнадцатый. То есть "девятнадцатый век" для авторов, героев и читателей — это, если называть вещи своими именами, смягчённый псевдоним феодализма, средневековья. Вот о чём они грезили, вот какие ценности провозглашали чуть ли не через слово. Сами того, возможно, для себя и не додумывая до конца.
И после этого кто-то удивляется, что столько раз прославленный и воспетый на все лады семнадцатый "девятнадцатый век", с его господством клерикалов, беспределом всяческих баронов и прочих д'Артаньянов по отношению к "простому люду", а равно и прочими прелестями, сошёл с книжных страниц, постучался в дверь и предстал на пороге, как тот "тонтон-макут" из повести? Здравствуйте, неужто не узнали?..
Хотя, если верить фантастам, всё не так уж безнадёжно. До конца света остаётся ещё как минимум целых 999.999.960 лет. Есть ещё немного времени, чтобы всё исправить...

Из комментариев к статье на форум.мск:

О Стругацких
ликбез написал 23.06.2015 14:45
Стругацкие — изначально "певцы" мелкоБУРЖУАЗНОЙ идеи "интеллигенция ради интеллигенции". Им было чуждо понимание интеллигенции как научно-культурно развитого слоя пролетарского класса, и они, поскольку жили в СССР, не могли быть интеллигенцией крупной буржуазии. Кроме того, они не принимали, видимо, смысла сказанного Лениным о том, что в современном обществе может быть либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата; середины тут нет. Стругацкие думали, наоборот, что середина есть, что можно "воткнуться" между Сциллой и Харибдой, и они следовали поэтому в СССР за идеалом, который задолго до них описал Александр Богданов (Малиновский) — один из умнейших людей нашего времени, "отец" Пролеткульта СССР:
"Научно-техническая интеллигенция, в своей наибольшей пока массе, а именно — за исключением высших своих слоев, перешедших к буржуазному делячеству, и низших, уже тяготеющих к рабочему пролетариату, — выдвигает такой идеал: планомерная организация труда и распределения под руководством ученых экономистов, инженеров, врачей, юристов, вообще — самой этой интеллигенции; при этом она создаст привилегированные, разумеется, условия для себя, но также условия жизненно-удовлетворительные для рабочего класса; тем самым устраняются основания для классовой борьбы и получается гармония интересов.Для такой системы требуется и государственно-политическая форма, чаще всего представляемая в виде централизованной республики. Сторонники этого взгляда — например большинство французских радикал-социалистов — обозначают поэтому свой идеал как "государственный социализм"" (Сборник "А.А.Богданов. Вопросы социализма. Работы разных лет". М., Политиздат, 1990, с.291).
.
Но середины НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. Поэтому Стругацкие по мере все большего обуржуазивания СССР, строительства "общенародного" государства неуклонно дрейфовали от идеала мелкой буржуазии к идеалу крупной. Но им не хотелось, видимо, "мира чистого чистогана". Отсюда их "оригинальные" (эклектические по сути) буржуазные поклоны "дворянской чести", КОНСТИТУЦИОННОЙ монархии; к которой ведь большей частью стремились и прославляемые в СССР дворяне-ДЕКАБРИСТЫ...

Вот такая история...
Шпун Тик написал 23.06.2015 12:53
Трест, в котором я тогда работал, праздновал день работника жилищно-коммунального хозяйства (это было время как раз где-то перед началом перестройки, быть может, 83 год). А надо сказать, что это был "блатной" трест. В частности, он мог делать ремонт квартир "за счет средств населения", т.е. платный ремонт, и при этом всегда подразделениям треста по всей Москве через госснаб предоставлялись материалы и оборудование, которых практически нельзя было купить в магазине, т.е. в свободной продаже (как сейчас: пошел - и купил).
.
Так вот, на праздничный концерт были приглашены многие "ходовые" тогда артисты, в том числе и "комик" Хазанов. Я ожидал, что вот сейчас этот "непримиримый сатирик-интеллигент" начнет "протягивать" наш трест за его "блат". Но Хазанов, рассказавший нам потом какую-то невнятную ".уйню" (не запомнил даже, о чем), начал свое выступления не с сатиры, а с совершенно униженных благодарностей тем, кто установил ему при ремонте его квартиры какой-то импортный унитаз, который даже и в нашей конторе нельзя было приобрести "просто так"... Впрочем, что Хазанов! "Даже" от "духовников"-попов из московской патриархии приезжал какой-то их снабженец лично ко мне, чтобы узнать о возможности замены советских унитазов на импортные. Заботясь, стало быть, не о душе, а о ж.пах тогдашних главпопов...
.
Ну, а потом наступила перестройка, и здесь уже Хазанов, заимевший по "блату" унитаз, проявил себя как настоящий сатирик. По отношению к советской власти.
+6

Жаль, что карьеристы пролезжие во власть в СССР отбросили нашу страну лет 200 назад
Татьяна написал 23.06.2015 05:23
Живу в Омске. На 1 вакансию 8 резюме. Большие надежды возлагали на замещение импорта. Двигатели для самолетов АН. Были разработаны в Омске, но изготовлять их передали Укр и Польше. Приехал к нам Рогозин. В политехе выдал: "Нам нужны специалисты, которые до косточки способны разобрать самый современный станок и сделать у нас такой же". А при советской власти сами делали точнейшие станки, которые до сих пор позволяют обрабатывать детали с точностью до десятых микрона.
На танковом заводе после визита Рогозина закрывают литейный цех. Каждый крупный завод в Омске имел литейное производство и имел возможность варить сталь. Это позволяло создать полный цикл производства на одном предприятии и нести ответственность за изделие, без упреков смежникам. Рогозин этого не понимает! Дилетант?
+12

@темы: «За миллиард лет до конца света», Понедельник начинается в субботу, Перепост, Ссылки

---

Как раз к праздникам!..

[silent-gluk]

Утащено отсюда: my.mail.ru/community/abs/3B824E59618B8FED.html

Спасибо Борису Вишневскому, который выдвинул инициативу наименования площади в 2014 году, и всем, кто принял участие в этом благородном деле.

@темы: Картинки, Фотографии, Сказку сделать былью, Перепост, Ссылки

---

И снова цурэновский сонет

[silent-gluk]

Утащен отсюда: zhurnal.lib.ru/k/kiselew_a_e/12wehty.shtml

Автор - Улисс

***

Томасу Биннори,
барду-изгнаннику...

Как лист увядший падает на душу
Усталость - одиночества сестра...
Но искрами бессонного костра
Слова, как прежде, просятся наружу.

Я не пророк, особенно с утра,
А слушают охотнее кликушу...
Из всех немногочисленных отдушин
Последняя - на кончике пера.

Пишу, надеясь, что кому-то нужен
Мой стих. Как ситуация стара...
Привычных слов волшебная игра
Сплетается в узор изящных кружев.

...и душу мне врачует красота
Опавшего осеннего листа...

@темы: Трудно быть богом, Вторичное творчество, Сонет Цурэна, «Трудно быть богом», Ссылки

---

А вот и подробности!

[silent-gluk]

Недавно я рассказывала про фильм "Невеселые беседы при свечах" и говорила, что ищутся подробности.

Вот они.

Фильм — учебная работа студентов ВГИК.
драма
2015, Россия, 13 мин.
режиссёр: Маргарита Фильчина
сценарий: Маргарита Фильчина, Аркадий и Борис Стругацкие
в ролях: Олег Зима, Сергей Шанин, Нина Арцибашева, Владимир Пискунов, Александр Панин

А вот тут - www.fantlab.ru/film7077 - можно посмотреть на скриншоты.

@темы: Фильмы, "Жиды города Питера...", «Вечерние беседы при свечах», Экранизации, Ссылки