Глава восьмая...
Красным цветом выделены комментарии переводчика Эрика Симона.
Глава 8.
Он крадучись проходил тесные дворики горожан, путаясь в развешенном для просушки тряпье,......, на четвереньках пробегал между картофельными грядками.
Auf leisen Sohlen schlich er sich durch eine Flucht von Hinterhöfen, er versteckte sich in zum Trocknen aufgehängten Lumpen, ........ und kroch auf allen vieren zwischen Bergen von Kartoffeln hindurch.
Он крадучись проходил через вереницы задних дворов, прятался в развешенном для просушки тряпье,........, на четвереньках полз между грудами картофеля.
... Один ведь, как перст, да восемь сопляков за штаны держатся.
Ein einzelner ist doch so schwach wie ein kleiner Finger, und dem kleben noch siebzehn Rotznasen an der Kutte.
Один-одинешенек, ведь слаб как мизинец, да еще и семнадцать сопляков за подол цепляются.
(Ай да Кикус Хромач, ай да кузнец!!!)
Наступило, наконец, желанное послабление.
Jetzt wird man uns endlich den nötigen Respekt entgegenbringen.
Теперь, наконец, нам будет воздано необходимое уважение.
Румата тоже отошел от стола. Вот это трясина, подумал он.
Rumata trat ebenfalls vom Tisch weg. Das ist doch eine Schweinerei, dachte er.
Румата тоже отошел от стола. Это же свинство, подумал он.
«Хе... Так благородные, известно, не в привычку...»
«Воды, говорят, в таких случаях дать, да цепь коротка, не дотянуть...»
«Чего там, оклемаются...»
„Oho ...! Sind denn die Edlen nicht schon aus der Mode?“
„In solchen Fällen, sagt man allgemein, da setzt man ihnen Wasser vor, aber mit einer zu kurzen Kette, daß sie es nicht erreichen können ...“
„Was schnüffelt er hier herum ...“
«Ого! А разве благородные уже не вышли из моды?»
«В таких случаях, говорят, ставят перед ними воды, но только с такой короткой цепью, чтобы не дотянулись...»
«Чего он здесь вынюхивает...»
«А-а... – сказал смотритель. – Знаю. Так он уже на колу, наверное...»
„Ah-aah ...“, sagte der Aufseher. „Ich weiß schon. Der ist wahrscheinlich schon im Verlies ...“
«А-а... – сказал смотритель. – Знаю. Так он уже, наверное, в подземелье...»
А, вот оно!
Na, und da sind Sie ja auch!
Ну, вот Вы и здесь!
Черт побери, мой друг, вы не находите, что здесь очень низкие потолки? Я исцарапал всю макушку...
Hol es der Teufel, mein Freund, finden Sie nicht auch, daß hier der Plafond verdammt niedrig ist? Ich habe mir schon den ganzen Schädel zerkratzt...
Черт побери, мой друг, вы не находите, что здесь очень низкие потолки? Я исцарапал всю черепушку...
(В принципе, переведено все верно, но... Дело в том, что «Plafond» (да и то, только в южно-немецких диалектах) это потолок, но высокий, красивый, облагороженный всякой там лепниной и прочими излишествами. Шикарные темницы, должно быть, в Веселой Башне.)
[Помните? До плафона мы уже дотянулись в бухнерском «Понедельнике».]
«Во Имя Господа!» – запоздало крикнул Румата и потащил через голову перевязь с правым мечом.
„Im Namen des Herrn!“ schrie Rumata ein wenig verspätet und zog seinen Stirnreif über den Kopf.
«Во Имя Господа!» – запоздало крикнул Румата и потянул свой обруч через голову.
[Вот тут бухнеровская «феска» вдруг превратилась в обруч. Обруч, правда, без меча – мечи-то, как мы видели не раз, прикреплены к феске. И теперь, благородные донны и доны, извольте представить себе, как он свой обруч через голову тянет. Откуда? Куда?]
В Институте надо специально ввести курс феодальной интриги. И успеваемость оценивать в рэбах. Лучше, конечно, в децирэбах. Впрочем, куда там...
Im Institut muß man einen Spezialkurs für feudale Intrigen einführen. Und einen andern, um die Fähigkeit zu erwerben, die Rebas richtig einzuschätzen. Noch besser natürlich auch die Dezi-Rebas. Übrigens, wohin sollten denn...
В Институте надо ввести специальный курс феодальной интриги. И еще один другой, чтобы научиться Рэб правильно расценивать. Еще лучше дециРэб. Кстати, куда там должны...
(Похоже, что дон Бух совершенно не понял смысла фразы. Ну, и написал такое, что тоже так сразу и не поймешь.)
[Да ровно ничего он не понял. Несмотря на то, что такие анекдоты, где что-то измеряют в деци-кого-то, давно известны и в Германии. Поговорим о сантибухнерах ...]
(А почему бы и не ввести в обращение такую единицу переводческого мастерства. Или учредить премию имени доктора Бухнера за соответствующие переводческие успехи.)
И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны?
Und mir ist völlig unverständlich, warum ihr, die Bewohner der Wissenschaft und einzigen Träger der hohen Weisheit, so hoffnungslos passiv seid?
И мне совершенно непонятно, почему вы, жители науки и единственные носители высокой мудрости, так безнадежно пассивны?
[А образ-то любопытный. Как представить себе науку, в которой обитает Бухнер? Надеюсь, это жилище мягкое, гибкое, но прочное.]
Продолжение следует...
@темы: Переводы, «Трудно быть богом», Ссылки
Я весьма интересуюсь феноменом краха СССР, который нам довелось пережить, интересуюсь, главным образом, экономическими процессами, приведшими к его кризису и, общаясь с одним пожилым человеком, который в свое время общался по работе с Байбаковым (многолетний глава Госплана СССР), услышал любопытную вещь. Байбаков как-то, в неофициальном разговоре, сказал ему, что энтузиазм народный иссяк, кончился где-то в середине – второй половине 60-х, около 50-летнего юбилея Октября, моральные стимулы почти перестали работать. Я невольно вспомнил, что, по Вашим словам, Вы с братом изначально (по крайней мере, во времена «Страны Багровых туч»
были убежденными коммунистами по взглядам, но со временем разочаровались, а Чехословакия-68 стала последним ударом (извиняюсь, если неточно формулирую). Можно вспомнить и ефремовскую «Туманность Андромеды», которая, по меткому замечанию покойного Всеволода Ревича, в конце 50-х была вполне к месту, а уже в начале 70-х выглядела бы искусственной и надуманной. Есть и факты из жизни – с середины 60-х в стране начинается постоянный рост пьянства, рост преступности по ряду статей (что категорически противоречило официальной теории о пережитках капитализма как главной причине преступности при социализме), снижение рождаемости, рост смертности в трудоспособном возрасте. По-моему, налицо некий психологический надлом (или перелом) в обществе. Некое разочарование в прежних идеалах и отсутствие новых? Извиняюсь за столь длинное вступление, собственно, вопрос у меня к Вам – ощущали ли Вы, что «что-то происходит»? Был ли такой надлом в реальности или я фантазирую (сам я 1971-го года рождения)? В мое время (80-е) построение коммунизма было уже абсолютно формальным лозунгом и не более того. Действительно ли 60-е (и около того) стали временем массового разочарования в идее и чем это было вызвано? Извиняюсь за многословие.
